Текст книги "Любовь и смерть на карантине"

Первое совещание на Zoom

С Ивановыми проблем не возникло, Сергей сам был айтишником. Поразмыслив, Люба назначила сбор их «оперативной группы» на шесть часов вечера. И отправила ссылку на почту обоим, и Апельсинчику, и Стасу.

Людмила подключилась без пятнадцати. Люба увидела их просторную, и все равно уютную кухню, ее подруга всегда была замечательной хозяйкой. Стиль прованс, не хай-тек какой-нибудь. Косы из красного и янтарного репчатого лука, свисающие между полками, а на них – глиняные крынки, плетеная хлебница, разделочные доски из дерева, баночки со специями… Обивка дивана в мелкий цветочек, такие же занавески. Словно и не московская квартира, а дом в сельской местности.

Сама Люба невольно застыдилась, она никогда не умела создавать домашний уют. У них с мужем был безликий модерн, в серых и пастельных тонах, чем проще, тем лучше.

– Привет, Градовы! – подмигнула ярко накрашенным глазом Людмила.

Она и на видеоконференцию умудрилась накраситься и сделать прическу!

– Я специально пораньше, – заторопилась она. – Как только узнала, что Самохвалов подключился. А вы ему доверяете?

– Что значит доверяем? – удивилась Люба. – Он бывший опер, поэтому донесет до коллег максимум полезной информации.

– Когда это он был опером? – запетушилась Людмила. – Сколько лет прошло, как мы его отцепили от нашей компании. Сольет он меня. Как пить дать, сольет.

– Статейки гнусные на Дзене писать ты не боишься, – съехидничала Люба. – Подумаешь, налетишь на штраф.

– А если дело заведут? Кстати, Самохвалов еще и тупой. Вот где он? Ты ему ссылку скинула?

– Давно.

– И чего он копается? Леша, что скажешь?

– Я потом скажу. Подождем еще минут пять.

И в это время на экране появился улыбающийся Стас:

– Всем привет, кого не слышал. И не видел. Я не один, – сразу предупредил он и отодвинулся, чтобы в кадре было видно и Марину.

– Здравствуйте, – сдержанно сказала она.

– Мой технический консультант, – пояснил Стас. – Я, честно говоря, не разбираюсь, где тут какая кнопка.

– Внизу в левом углу микрофон, – невозмутимо сказал Алексей Градов. – Если не захочешь, чтобы мы услышали твой комментарий или переговоры с женой, отключи его. Ну что, погнали? Я выполняю роль ведущего. И модератора. Все уже в курсе, что Людмила подверглась нападению неизвестного мужчины. Ей удалось вырваться, поскольку появился неожиданный свидетель. Мужчина с собакой. Второй жертве не повезло. Я выяснил, кто эта женщина.

– А ты, Леша, времени зря не терял, – уважительно сказал Сергей.

– Я же сказал: добуду любую информацию. Нам нужны вводные. Озвучиваю: потерпевшая – Анжелика Маслова, тридцать два года. Работала инструктором в фитнес-клубе…

– Фотка есть? – живо отреагировал Самохвалов.

– Да, есть. Любуйтесь.

На экране появилось фото эффектной блондинки в ярком красном топе и таких же легинсах с черными сетчатыми вставками на бедрах и голени. Глаза у девушки, а выглядела Маслова лет на двадцать пять, были небольшие и узко посаженные, скулы косые и очень уж выдающиеся, но это ее не портило. Напротив, Анжелика была барышней пикантной из-за этого вроде бы дефекта.

– Волосы крашеные, – уверенно сказала Людмила, – и по паре миллилитров филера в каждую скулу закачала. Попа тоже ненастоящая.

– Пощупать бы, – мечтательно сказал Стас, и, покосившись на жену, добавил: – Типа следственный эксперимент.

– Самохвалов, ты некрофил! – возмутилась Апельсинчик. – Она же труп!

– Шуток не понимаете? – обиделся Стас. – Я обстановку пытаюсь разрядить. А то сидите как на поминках.

– Мы расследуем попытку изнасилования и зверское убийство, – напомнила Люба. – Выражение наших лиц вполне уместное. А вот ты напрасно резвишься.

– Я бывший опер, а все менты циники, чтоб ты знала. Блондинка на фото аппетитная. Это факт.

– Крашеная! – возразила Апельсинчик. – Она не блондинка, и это тоже факт.

– Вопрос, Люся, в том, что она совершенно на тебя не похожа, – вмешался Сергей Иванов.

– И что? – резко развернулась к нему жена.

– Маньяки реагируют на типаж.

– Не всегда, – заметил Стас. – Их, маньяков, сам черт иной раз не поймет.

– А с чего вы вообще взяли, что этот человек маньяк? – задала вопрос Люба.

– А кто? – встрепенулась Людмила. – Начнем с того, что жертва – я. И мне, как жертве, всяко виднее.

– Алексей… – Самохвалов деликатно кашлянул. Учитывая звание Градова, надо бы обращаться к нему по отчеству. С другой стороны, у них не официоз. – Ее изнасиловали?

– Нет, – спокойно ответил Градов.

– Да он, может, просто не успел! – вскинулась Людмила. – Я же вам говорю: он навалился на меня и попытался раздеть!

– Иванова, не выдавай желаемое за действительное, – кисло сказал Стас.

– Я, как муж, могу принять это на свой счет, – обиделся уже Сергей. – Самохвалов, придержи язык, если не хочешь, чтобы я тебе в глаз засветил.

– Хвала Интернету! – воздел руки Стас. – Я вне досягаемости для твоих огромных кулаков.

– Давайте к делу, – сердито сказала Люба, – хватит ерничать. Леша, как ее убили?

На экране появилось другое фото, уже мертвой Масловой. Все невольно ахнули: некогда красивое лицо было малоузнаваемым. Такое ощущение, что по нему молотили бейсбольной битой.

– Тяжелым тупым предметом, – подтвердил Алексей Градов. – На месте происшествия не найден.

– Я бы точно подумал, что бейсбольной битой, – озвучил общее мнение Самохвалов. – Видел я такие раны. Зверские удары. Люся, у него с собой бита была?

– Н-нет, – поежилась Апельсинчик. На нее эти фото подействовали хуже чем на всех. – Как подумаешь, что он бы и меня так… Какой ужас!

– Хоть что-то у него было? – нажал Стас. – Чем он тебя хотел… Того… Ну, после этого… Серега, прости.

– Ничего, – кивнул Иванов. – Я ему должок верну, когда его вычислят. Вы его только сразу к следователю не ведите. Дайте и мне минут пять.

– В котором часу ее убили? – негромко спросил Стас.

– Точное время установить трудно. Тело всю ночь пролежало на сильном морозе. Ночью температура опустилась ниже двадцати градусов. Все равно что в морозильной камере. Следствие опирается в основном на показания мужа. Который утверждает, что его жена решила прогуляться в парке около девяти часов вечера.

– Прямо как я, – вздохнула Людмила. – В парке в это время никого. Только маньяк этот гуляет.

– Стоп! – поднял руку Стас. – Ты хочешь сказать, что не в первый раз его встретила в тот вечер, когда он на тебя напал?!

– Ну да. Я еще Сереже сказала: таких, как я, человек несколько. В масках и головных уборах с огромными козырьками. Чтобы, если и попасть на камеру, идентифицировать личность было невозможно. Я когда в первый раз пошла гулять, тоже видела этого парня. Высокий, в черной куртке, в бейсболке, несмотря на мороз. В черной маске и черных перчатках.

– Классика жанра, – мрачно сказал Стас. – Если бы не маньяк, я бы подумал, что мужик свою супружницу грохнул. Из ревности. Красивая. Сколько, говоришь, ему лет?

– Маслову? Сорок девять, – ответил Градов.

– Ну вот! А может, нет никакого маньяка? Взять этого Маслова и как следует потрясти.

– А у нас через неделю еще один труп будет, – сердито сказала Людмила. – Нет уж! Ловите маньячилу!

– Людмила права, – поддержала ее Люба. – Поведение этого мужчины типичное для человека с серьезными психическими отклонениями. Полиция, конечно, возьмется за Маслова и вынудит его написать чистосердечное признание. Но толку с того? Одиноким женщинам в парке по вечерам гулять небезопасно.

– И все же я бы не спешил, – вмешался Стас. – Ну, сами подумайте: ему сорок девять, она намного моложе, красотка и инструктор по фитнесу. Зачем ее понесло в парк?

– За водой. У нас родник, – напомнил Сергей Иванов.

– Была бы она пенсионеркой, я бы это принял безоговорочно. Но Маслова – молодая красивая женщина.

– А может, они поссорились? – предположила Людмила. – Что муж-то говорит? Почему эта Анжелика в парк пошла одна?

– Она же инструктор по фитнесу. Ей форму надо поддерживать, – предположила Люба. – Прогулка перед сном, чтобы сбросить лишний вес. Похоже, Маслова очень за собой следила.

– Допустим, – сердито сказал Стас. – Но, как правильно заметил Серега, они с его женой абсолютно непохожи.

– В парке темно, – напомнила Люба. – И сейчас все ходят в масках.

– Она была в маске, Алексей? – спросил Стас.

– Маска валялась рядом, в снегу, – подтвердил Градов.

– Ну, вот видите! – с торжеством сказала Людмила. – Сейчас не разберешь, красивая женщина или нет. Тем более зимой, когда все в шапках. Мороз был сильный.

– Насиловать женщин в мороз… – вздохнул Стас. – Да, это извращение.

– Я же сказал, что ее не изнасиловали, – напомнил Градов.

– Сейчас Иванова скажет, что у него просто хрен замерз, – хмыкнул Стас.

– Марина, тресни его чем-нибудь, этого пошляка, – попросила Люба. – Уверена: тебе давно уже этого хочется.

– Ай! – до сих пор молчавшая Марина и в самом деле отвесила мужу подзатыльник, сказав при этом Любе:

– Спасибо.

И снова замолчала. Самохвалов же не унялся:

– А рост? Какого роста была эта тренерша?

– Выше среднего, – ответил Градов, заглянув в свои записи.

– Вот видите, видите! А Люська маленькая! Ниже среднего!

– Стас, скажи честно: ты просто не хочешь идти в полицию, – намекнула Люба.

– Да не с чем туда пока идти, – сердито сказал Самохвалов. – Не сходится пасьянс.

– Ты хочешь сказать, что мне это все приснилось?! – взвилась Людмила.

– Хорошо, – сдался Стас. – Как он выглядел? Подробности? Цвет глаз? Особенности какие-нибудь? Ты сорвала с него маску?

– Мне не до этого было!

– Но ведь вы боролись! Я уверен, что ты отчаянно сопротивлялась.

– Самохвалов, он меня душил! В глазах было темно!

– Тогда как же ты собираешься его опознать?

– Здесь может сработать психологический фактор, – вмешалась Люба. – Маньяк знает, что есть свидетель. Женщина, которая выжила. Но не знает, что она помнит, а что нет. И что вообще видела. Он может себя выдать на очной ставке.

– Принимается, – кисло сказал Самохвалов. – Психологическое давление. Особенности поведения были какие-нибудь, Люся? Кроме того, что он тебя душил.

– Он сначала прошел мимо. А я присела на скамейку, воздухом подышать. Целыми днями ведь сижу взаперти. Сумку рядом поставила. Он обернулся и вдруг остановился. Причем резко. Замер как вкопанный, словно привидение увидел. И вдруг зашагал обратно.

– То есть поначалу ты его внимание не привлекла, – задумчиво сказала Люба. – Но потом села. Он обернулся и…

– Буквально рванул ко мне, – подтвердила Апельсинчик. – Я поняла: что-то с ним не то. И встала. Сначала почти побежала. Но потом подумала, что все это глупость. Он просто забыл дома телефон.

– Кстати, про телефон, – напомнила Люба. – А почему ты мужу не позвонила, что тебя преследует подозрительный мужчина?

– Они же партизанят, – напомнил Градов. – Геолокация может выдать.

– Ах, да! Люся, продолжай.

– А все. Я решила пропустить его вперед, замедлила шаги, и он почти тут же меня догнал. Я опомниться не успела, как он схватил меня за шею и поволок к елкам.

– А я что скажу? – жалобно спросил Стас. – Меня-то не волокли! Я вообще не баба!

– Версия такая, – размеренно сказала Люба. – Ты развозил заказы, подрабатывал, как обычно после окончания рабочего дня. Ты ведь появляешься в своем офисе?

– Вчера я был там до обеда.

– Отлично. Потом поехал по курьерским делам?

– Да. Как раз вечером я мимо Ивановых проезжал. То есть не совсем мимо, но…

– Вполне мог заехать в парк, чтобы воду набрать в роднике. В парке ты его и увидел. Опишешь со слов Людмилы.

– А про нее говорить?

– Скажешь, что у тебя есть давняя знакомая, ты позвонил, чтобы поздравить ее с Рождеством, и она тебе поведала о визите полиции. И ты вспомнил, что был в тот вечер в парке. Решил исполнить свой гражданский долг, поскольку ты бывший сотрудник полиции.

– По-моему, все грамотно, – одобрил Градов.

– Ладно, черти, – вздохнул Стас. – Сделаю, как вы скажете. Но учтите: дело это темное. Интуиция мне подсказывает, что ниточка длинная тянется. И лучше бы нашей звезде самой пойти в полицию. Людмила ведь собирается его опознавать?

– Давай сначала его вычислим, – напомнил Градов. – А с опознанием разберемся как-нибудь. Завтра у нас выходной. В дежурную часть придется идти. Стас, как?

– Справлюсь.

– Тогда до связи?

– Вводных – во! – Самохвалов чиркнул ладонью по горлу. – Если что, Иванова, я тебе позвоню.

– Хорошо.

– До связи.

– До связи.

Первым отвалился Самохвалов. Людмила хотела что-то сказать, но потом махнула рукой и повернулась к мужу, который тут же щелкнул мышкой. И Градовы остались одни.

– Леша, спасибо тебе, – она прижалась к мужу. – Я за Людмилу и в самом деле беспокоюсь. И за крестницу, Любашу. Надо этого негодяя изловить.

– Все нормально, – Алексей погладил ее по руке. – Когда за дело берется ваша команда, маньяки только держись.

– Это ты на что намекаешь? – отстранилась она.

– Вспомнилось, – муж улыбнулся. – Ладно, давай займемся чем-нибудь более приятным.

* * *

Есть дети любви, а есть дети ненависти. Это когда женятся без чувств с одной стороны. А то и сразу с двух. Браки по расчету. У счастливых пар рождаются счастливые дети. Цветы жизни. А у несчастных в браке людей рождаются дети особенные. Умеющие приспосабливаться к любым обстоятельствам. Этакие сорняки, с колючками, цепкими корнями, с мощным стеблем, иногда даже прекрасные, когда сами цветут. Но все равно они – безжалостные сорняки.

Как ни странно, они друг к другу тянутся, когда сами становятся взрослыми, цветы жизни и ее сорняки. Находят общую лужайку и пускают рядом корни. Цветы если не гибнут, то сорняки их душат, навязывая свою волю, и со временем полностью подчиняют себе. И что самое страшное, цветы не могут без своих мучителей. Они ведь и защитники, и умелые приспособленцы, которые прекрасно знают, как выжить в этой убийственной борьбе за место под солнцем. Поэтому цветок и цепляется изо всех сил за свой сорняк, научившись со временем добывать из его колючек живительную силу и для себя. Или просто прячась за эти колючки и комфортно себя чувствуя в тени своего мощного партнера по жизни.

Сорняк плохо уживается с таким же сорняком, у них идет непримиримая борьба за главенство. Типа чья это поляна. Цветок же прекрасно уживается с цветком, но, поскольку их окружают сорняки, они, эти цветки, чахнут и ведут жалкое существование.

…Моя мама меня обожала, я был любимым и долгожданным ребенком. Папу она тоже обожала, и наш маленький дом был буквально залит солнечными лучами этого обожания.

– Иди ко мне, малыш, дай я тебя поцелую, – ласково говорила мама. И я несся в ее объятия, счастливый и светящийся от радости.

В садик я не ходил, поэтому суровая реальность настигла меня уже в школе, где я понял, что жизнь – это не зеленая лужайка, сплошь залитая солнечным светом. А поле боя, где то и дело рвутся снаряды. И кроме таких, как я, есть и другие. Такие, как они. Безжалостные мучители, пока они еще маленькие. А когда повзрослеют – тираны.

Еще в начальном классе я влюбился в красивую девочку и поспешил к ней со своими чувствами, так же, как к маме. За счастьем. И был потрясен, когда мне сказали:

– Ты плакса и дурак.

До сих я жил в уверенности, что я – прекрасный принц. Мама дала мне это понять. Я был самым красивым мальчиком на всем белом свете и самым умным. И вдруг: дурак. Да еще и плакса! Да, слезы у меня близко, как и у всех цветов жизни. Мы нежные и чувствительные, как сами думаем. А сорняки презрительно говорят о нас: плаксы.

Это был серьезный удар по психике: любовь не подарок, ее еще надо заслужить. И я стал внимательно приглядываться к девочкам, которые мне нравились, прежде чем сказать им о своих чувствах. Чем больше я приглядывался, тем больше понимал, что мне придется несладко. Они все меня не хотели, все эти девочки, которые мне нравились. Меня, дурака и плаксу.

Мне повезло, что я был рослым и физически сильным. Хотя бы не били и побаивались. Кулаки-то у меня огромные. Несмотря на это, меня всегда обгоняли те, кто ниже ростом. И на беговой дорожке, и на групповых соревнованиях. Потому что я не лидер. Я дурак и плакса. Если мяч на волейбольной площадке вдруг попадал ко мне и все вокруг орали «бей, дурак!», я вместо этого отдавал пас. Потому что мяч был беспроигрышный, а я добрый. Пусть аплодисменты сорвет кто-то другой. Я с любой позиции отдавал пас, и если ударил, то от силы раза три. И – не попал. И, несмотря на высокий рост, с позором был изгнан из школьной волейбольной команды как самый неперспективный игрок.

Поскольку я, верзила, сидел на «камчатке», меня почти не замечали. Я уныло смотрел в затылки своих одноклассников, и у меня постепенно формировались комплексы. К выпускному я был один сплошной комплекс. Весь наш класс гулял до утра, и только я ушел спать, едва пробило полночь.

Когда я подходил к девочке, а потом к девушке, которая мне очень нравилась, у меня внутри все сжималось. Я до коликов в животе, до судорог в ногах боялся, что она меня оттолкнет. И я, как юродивый, упаду, обняв ее колени, и буду биться в припадке отчаяния. От боли, которая выжигает меня изнутри. Из-за того, что я, здоровый парень, которому хочется любви и ласки от женщины, никому из них не нужен.

Потом, спустя много лет, я понял, что нравились мне только сорняки. Я подсознательно искал защиты, и, поскольку мама не могла мне больше ее дать, я искал женщину, которая станет меня защищать. И говорить, что мне делать.

Сам я ничего не мог. Разве что перебраться из нашего провинциального убожества в столицу и найти более или менее приемлемую работу, которая обеспечивала мне сносную жизнь. Хватало на съемную квартиру, еду с одеждой и даже на кое-какие удовольствия.

У меня появились друзья, отличные парни, все – с моей работы, а вместе с ними и типичная жизнь офисного планктона, с ее будничным цинизмом и пятничными загулами. Я стал нормальным с виду мужиком, таким же, как десятки, сотни тысяч подобных мне растений, густо заселивших щедро унавоженную деньгами гигантскую московскую поляну.

Но в душе я оставался цветком. Стыдливо пряча лепестки под панцирем безразличия и здорового столичного цинизма. Называл девушек чиксами, деньги – баблом, а выпивку – бухлом. Хотя внутренне меня от этих слов коробило, я их не переносил.

Цветы боятся всего: сквозняков, холодных дождей, резкой смены температуры. А особенно боятся пересадки. Поэтому я десять лет проработал в одной конторе. И меня стали ценить, как знающего специалиста, хотя знал я не больше других, просто у меня было больше опыта и ко мне уже все привыкли.

К тому, что я тих, покладист, не интригую, не претендую на повышение и никогда не прошу больше того, что мне дают. Так получилось, что мой начальник, человек, в отличие от меня, амбициозный, нашел местечко получше. И меня назначили на его должность, потому что больше на тот момент было некого. А назначив, благополучно обо мне забыли. Что я и. о. И совершенно неожиданно я оказался пусть и небольшим, но начальником. С зарплатой и привилегиями начальника.

А женщины, те, которые сорняки, не пропустят зеленую лужайку, где климат пригоден к размножению. Особенно если у них серьезные проблемы. Любовью они никогда не заморачиваются, можно и потерпеть какое-то время неудобного соседа. Тем более если он – цветок. Нюхом они, что ли, их чуют?

Короче, до меня снизошли. Популярная у других мужчин женщина, условно, порядочная. Условно, потому что деньги она за это не брала и спала не со всеми, а избирательно. По своему желанию. Сходилась тоже далеко не со всеми. Просто у нее возникли проблемы с невыплаченным кредитом за машину, подруга, она же соседка по квартире, вышла замуж, а надо было где-то жить и платить проценты по займу. Тогда я во все это не вник, а зря. Не был бы так жестоко избит и не валялся бы месяц в больнице.

Я был так счастлив, что на меня наконец-то обратили внимание, что расцвел. И какое-то время мне казалось, что мы на небе. Седьмом или около того, не знаю…

…До нее у меня была лишь одна-единственная отдушина.

Стоп! При чем здесь воющая собака? Зачем я убил ее хозяйку?

А я ее убил…

Бойтесь своих желаний

После того как к расследованию подключились ее друзья, Людмила почти успокоилась.

– Толку-то от этого помпона? Я хотела сказать – от полиции, – быстро поправилась она, поймав осуждающий взгляд мужа. – Завтра Самохвалов туда пойдет и хорошенько их встряхнет. А нам остается только ждать, – она тяжело вздохнула. – Надеюсь, до того как нас снимут с карантина, этого маньячилу поймают.

– Теперь ты даже радуешься, что оказалась на самоизоляции, – подмигнул ей Сергей. – Все случается вовремя, правда?

– А что? – встрепенулась она. – Вот и тема для новой статьи. Ты глянь, Серый, как «Хроники»-то зашли! Куча комментариев! Ого! Да я становлюсь популярным блогером! Инфлюенсером! Тем, кто формирует общественное мнение. Еще бы! Я ведь журналистка! И с телевидения они меня напрасно выперли! Пожалеют еще!

– Остынь, – поморщился муж. – Почитай лучше, что тебе пишут в комментах. «Зачем подписали согласие на мониторинг?» «Есть же на свете такие дураки». Сочувствующих мало. Это ведь только в Москве такая приблуда: Большой Брат, который требует отсылки селфи три раза за день. Вот народ и радуется, что хоть в чем-то москвичам не повезло. Ты посмотри, сколько ненависти и злорадства! А сколько неадекватов?

– Да и пусть, – она подвинула гаджет. – Лишь бы читали.

– И чего ты этим добиваешься? – тихо спросил Сергей. – Своими статьями? Надо тебе чего?

– Денег и славы!

– Ну, были они у тебя. Счастлива ты была? Вон, на таблетках сидела успокоительных. А не то рюмочку-другую пропускала. А иногда и бутылку вина по вечерам выпивала.

– Это от нервов.

– А работа блогера – одни сплошные нервы. И доход нестабильный. Я тебе честно скажу: мне не нравится то, чем ты занимаешься.

– А куда? В домохозяйки? Я и так уже. Сидим дома, как два сыча. Так и до развода недалеко. Мне на работу надо, Сережа. Или тебе. Не онлайн, а на нормальную работу, вне дома. А Любке в школу. Мы должны вернуться к нормальной жизни. А пока… Статью буду писать.

– О чем?

– Бойтесь своих желаний.

Она ее так и озаглавила:

Хроники ковидного заточения: бойтесь своих желаний!

День пятый: Я поняла, почему это с нами случилось. Почему мы теперь сидим взаперти. Это ведь исполнение наших желаний. О, нет, не тех, которые мы с мужем загадали под бой курантов, провожая уходящий год. С ними все было в порядке, с этими желаниями: я загадала всем моим близким отменного здоровья в наступающем году, а муж – удачи дочери и сыну в делах, учебе и в личной жизни.

Но я вдруг вспомнила фильм Тарковского «Сталкер». Муж его очень любит, а я раньше не понимала. Но сегодня мы пересмотрели «Сталкера» вместе. И тут я прониклась. В точку! Все, кто идет в зону, ищут комнату, где исполняются заветные желания. Путь к ней невероятно труден, но люди рискуют всем в надежде на счастье. Только исполняет комната совсем не те желания, которые человек озвучивает. А те, которые моделирует его подсознание. Вспомните Дикобраза. Он ползал на коленях, брата вымаливал. А получил кучу денег. Потому что Дикобразу – дикобразово.

Каждому из нас выпадает в жизни шанс, просто мы получаем то, чего на самом деле хотим и в чем боимся себе признаться. Глупо желать стать великим актером, если человек подсознательно боится публичности. И неисполнение этого его желания как раз таки и есть его счастье.

До пандемии муж зашивался на работе. Ехать ему в офис не меньше часа, и то если без пробок, значит, вставать в семь. А возвращался он в девять. Поесть – и спать, чтобы завтра снова на работу, вот и все, на что его хватало. И было у моего супруга подсознательно одно только желание: отдохнуть и выспаться. Чтобы его с месяцок никто не трогал. Забыли бы о нем все.

У меня еще хуже. Надо же было зациклиться на ерунде! Переживала, что мой блог на Дзене тонет. Статьи не показывают в ленте, и все потихонечку загибается. А времени серьезно заняться этим нет. Так чтобы каждый день писать и отвечать на все подряд комментарии.

Та-там! У мужа находят коронавирус и запирают нас на две недели! Муж целыми днями отдыхает, спит сколько влезет. Температура сегодня нормальная, ни кашля, ни насморка. На работе относятся с пониманием: как же! Корона! Даже не трогают. Не звонят, не кричат в трубку: «Срочно! Сергей! Надо!»

Я от скуки каждый день пишу статьи на Дзене. А что еще делать?

Популярность блога с каждым днем растет.

А теперь докажите мне, что Деда Мороза нет. Просто надо поднимать последний в году бокал шампанского с определенным настроем. Потому что полýчите вы в итоге то, чего на самом деле подсознательно хотите. Теперь каждая моя статья собирает тысячи дочитываний, а мне оно надо? Глупость это, тщеславие. И уж точно того не стоит.

Так что следует поработать над собой. Над своими эмоциями. Наука мне на будущее.

Вот так на пятый день заточения вдруг тянет на философию. Я не удивляюсь теперь, почему граф Монте-Кристо столько всего постиг, пока был узником замка Иф. А еще у Чехова есть замечательный рассказ на эту тему. «Пари» называется.

Что-то будет со мной через две недели?

Читайте мой блог, и вы все узнаете.

Комментаторам спасибо, кроме совсем уж наглых хейтеров. Я теперь на страже, учтите. Вся оскорбительная грязь будет вычищена, а вы идете прямиком в бан. Я не то чтобы озверела, находясь под санкциями, но стала понимать истинную ценность многих вещей.

– Неплохо, – прокомментировал Сергей. – Особенно про комнату. Дикобразу – дикобразово. Любе понравится.

– Любе, не Любе? Ты какую из Люб имел в виду?

– Конечно, подругу твою. Дочка ведь твой блог не читает.

– Я тебя сейчас убью!

– Спокойно, спокойно, – муж шутливо поднял кулаки, защищаясь. – На правду грех обижаться. Ты ведь подсознательно хочешь, чтобы это и в самом деле был маньяк. Серию статей на эту тему написать, а то и книгу, а?

– Ничего я не хочу, – сердито сказала она, а сама подумала: «О господи! Неужели Дед Мороз и в самом деле решил сыграть со мной в исполнение желаний? А скорее злой джинн, потому что Дед Мороз, он добрый. А тут – изуродованные трупы».

Она аж передернулась.

«Бойтесь своих желаний», – философствовал Стас Самохвалов, пробираясь по сугробам к замерзшей речушке. «Вот зачем я туда потащился, в дежурную часть? Знал ведь, что будет. И все равно пошел на поводу у этих баб, в особенности у Ивановой. Она ведь инициатор. Генератор беспокойства. И я, дурак, поперся! Ничего там, в полиции, не изменилось, только хуже стало. Одна сплошная бюрократия. А тут я: здрасьте, у вас на участке маньяк. Правильно мне сказали: гражданин, не лезьте не в свое дело. Один женский труп, пусть и изуродованный, – это еще ни о чем не говорит. Предположительно убийство на бытовой почве. И они на сто процентов правы! Да я и сам сказал: трясите Маслова. Муж – главный подозреваемый. И что я теперь делаю в этом парке, будь он трижды проклят?!»

А заело! Завели в протокольную, где пришлось сидеть почти час, дожидаясь, когда дежурный снизойдет. Отчитали, как мальчишку. Зачем, мол, пришел? Ах, свидетель! Что же мало вас, таких сознательных? Один ты нашелся. А ведь по домам ходили, всех подряд опрашивали.

«Не могу же я сказать, что маньяк напал на меня и хотел изнасиловать, – зло подумал он. – Ну, Иванова! Припомню я тебе!»

Он и поехал в парк, чтобы самому осмотреть место происшествия. Ведь был же он когда-то классным опером, и были у него смекалка и чутье. Сейчас не только профи работают, а и матерые бюрократы. Которые зарылись в свои базы данных и роют Инет. На одного из таких Стас сегодня и нарвался. А надо по земле походить, пощупать, понюхать. Стас и пытался понять, кто прав, полиция или Люська Иванова, которая описывает нападавшего как «натурального маньячилу». Ее эмоции надо делить на два, а то и на три. Но что-то там было, раз Сергей это подтверждает. Жена пришла поздно, шуба без пуговиц, сумку потеряла. Люська хоть и безбашенная, но слишком уж любит мужа, чтобы так жестоко его разыгрывать.

«А я вот возьму, да и найду!» – разгорячился он.

Что именно он хочет найти, Стас и сам не знал. Возможно, орудие преступления. Но он, поскольку был опером с большим стажем, знал, как тщательно собирают улики, когда в общественном месте найден криминальный труп. Это ведь ЧП! Здесь, в парке, дети гуляют! А если он девочку несовершеннолетнюю изнасилует и убьет? И работала здесь опытная бригада, несколько экспертов, и собака была. Они тут все облазили и обнюхали. Все, что можно, собрали.

Снег и лютый мороз – вот главные препятствия к установлению истины. Никаких отпечатков, разумеется, нет. ДНК преступника? Его еще найти надо, чтобы сравнить.

Стас знал, где нашли труп, ему показали место в парке, обозначенное крестиком. И спросили при этом, где он видел подозрительного мужчину высокого роста и в бейсболке, несмотря на лютый мороз. Стас наугад ткнул пальцем в одну из дорожек. Иванова шла по парку, двигаясь по часовой стрелке, маньяк шел навстречу, значит, двигался против нее.

«Есть еще как минимум три выхода из этого парка. Мама дорогая, сколько же домов им придется обойти! Убийца шел навстречу, а значит, и это скорее всего, он живет не в том же доме, где Ивановы. Полиция наткнулась на нее по чистой случайности. Опрос проводила молодая женщина, сотрудник, скорее всего, неопытный, которого бросили на рутину. На авось. Авось и сработал», – рассуждал Стас, осматривая примятые кусты и обломанные снизу елки. Искали тщательно.

Ничего там, разумеется, уже не было. Никаких улик. Поэтому Стас решил спуститься к роднику. Хоть водички набрать. И канистра в машине нашлась. Мороз немного ослабел, и в парке появились люди. Даже дети, которые с визгом катались на ватрушках. Это был первый более или менее теплый день после сильных, двадцатиградусных, морозов, когда немногие родители рисковали прогулять в парке своих чад.

Стас поморщился, вспомнив, что дома его ждет такой же сумасшедший детский визг, и решил уйти подальше от «пингвинятника», как он тут же окрестил горку, с которой орущие от восторга дети спускались на санках и ватрушках в овраг.

И Стас свернул на родник, который был в низине. Туда вела довольно крутая лестница, ступеньки и перила которой обледенели, а поскольку были праздники, то коммунальщики не спешили везти сюда речной песок и посыпать дорогу к роднику, чтобы народ, главным образом пенсионеры, тут не покалечился.

Этим и объяснялось относительное безлюдье в уютном уголке парка: очень уж скользко. Вода, проливаясь из канистр, которые люди наполняли доверху, тут же застывала, образуя ледяную корку. Стас и сам пару раз поскользнулся и чуть не упал.

На роднике было несколько человек, все они спешили набрать воду и уйти. Мороз еще был ощутимым, градусов пятнадцать. Но Стас решил прогуляться. Парк был огромный, вода с горы, в недрах которой и был родник, лилась в речушку, где, несмотря на мороз, плавали утки, просто-таки в немыслимом количестве. Стас какое-то время смотрел на прикольных уток, некоторые аж примерзли ко льду, им оставалась лишь небольших размеров полынья. Похоже, все утки, оставшиеся зимовать в этом парке, слетелись к одной-единственной полынье, образовавшейся благодаря впадающему в нее роднику. Бившая из-под земли вода не замерзала никогда.