Текст книги "Миг бесконечности"

Не без труда доделав статью (слава богу, Дудинцев был давним приятелем, полностью ей доверял и не требовал материал на вычитку), она автоматически сбросила ее в папку на четверг и выключила компьютер.

Взглянув на электронные часы, Катя принялась собирать вещи и вдруг поняла, что голодна. Неимоверно. За день, кроме кофе, небольшой шоколадки да яблока, во рту не побывало ни крошки.

«Заехать куда-нибудь поужинать? – подумала она, приблизившись на стоянке к своей тройке «БМВ». – Одной не хочется. А дома пустой холодильник. Загляну лучше в магазин».

Только она завела двигатель, как зазвонил мобильник.

– Ну, привет, соседка, – с несвойственной ей холодностью поздоровалась Лена. – Хотела зайти, поговорить, а тебя дома нет. Между прочим, уже почти девять.

«Тебе бы мои проблемы хоть на денек», – безо всяких обид подумала Проскурина, прекрасно зная, что главной заботой подруги была она сама, любимая.

После того как на последнем курсе иняза Ленка удачно вышла замуж, она ни дня нигде не работала и не собиралась. И без того жизнь ее была расписана буквально по минутам! Салоны красоты, занятия фитнесом, походы по бутикам и выставкам отнимали все силы и время. И надо везде успеть в этой гонке! При этом воспитывать сына (устроить в хорошую школу, найти престижного гувернера!), вести хозяйство (хорошая домработница – большая проблема, попробуй ее сыщи!), следить за гардеробом мужа (даже носки должны подчеркивать его статус!), посещать с ним театральные премьеры, светские вечеринки, сопровождать на банкетах, а иногда и в загранкомандировках. И выглядеть при этом на все сто!

В кругу знакомых Колесниковых большинство жен были заняты тем же – изо всех сил старались соответствовать статусу мужа. Ясное дело, что подруг среди них у Ленки не было. Виной тому все та же эффектная внешность, молодость, отчасти и характер. Она весьма снисходительно относилась ко всем этим клушам, с которыми, по ее словам, можно лишь поговорить о погоде да посплетничать. И не дай бог позволить себе хоть малую толику откровений! Завтра же все они обрастут недвусмысленными подробностями и обернутся против тебя. Именно поэтому ее тянуло к Кате: и умна, и жизнь ведет совершенно другую, и посоветоваться с ней можно, и душевными тайнами поделиться. К тому же Проскурина – почти ровесница и понимает Лену как никто другой.

Познакомились они около семи лет назад в гинекологическом отделении одной из больниц, где одна сохраняла беременность, а другая обследовалась по поводу отсутствия таковой. За три недели пребывания в двухместной палате они так привязались друг к дружке, что до самых Ленкиных родов перезванивались по нескольку раз на день!

После рождения у Колесниковых сына общаться они стали реже: у одной младенец на руках, домашние хлопоты, а у другой – работа. Скорее всего, со временем дружба и вовсе сошла бы на нет, если бы совершенно случайно и Колесниковы, и Проскурины не купили квартиры в одном подъезде нового элитного дома. Конечно же жилплощадь банкира вдвое превышала количество квадратных метров, приобретенных средней руки бизнесменом и акулой пера, но это были уже детали.

Отношения между женщинами вышли на иной уровень. К удивлению, то, что у них был совершенно разный образ жизни, не отдалило, а сблизило. Раскрыв рот Ленка могла часами слушать Катины рассказы о встречах с интересными людьми, о коллегах. Проскурина же из чисто профессионального любопытства имела возможность заглянуть в другой, непонятный ей мир. Мир больших денег, кипящих вокруг них страстей, сплетен, интриг. Но каждый волен выбирать путь, и по-своему каждая из подруг была счастлива: Ленка – как женщина, Катя – скорее по-мужски, потому что не представляла себя без своей работы.

– …Только-только вышла из редакции, – включила стеклоочистители Проскурина. – Работы много, а тут еще Жоржсанд интервью с одной VIР-персоной поручила.

– Ладно, не оправдывайся, – перебила ее соседка и, сделав паузу, как бы невзначай добавила: – Я уж решила, что ты с Ладышевым.

– С чего это ты так решила? – опешила Катя.

«Неужели видела, как мы целовались во дворе?! – похолодело в груди. – Не может быть, Игорь не отпускал ее от себя ни на шаг».

– Не знаю… Ты так подозрительно, по-английски, вчера исчезла. Хорошо хоть Яна подсказала, что уехала в Минск на автобусе. Могла бы предупредить.

– Так я и предупреждала, что в понедельник мне сдавать номер, – стараясь оставаться спокойной, Катя нервно ткнула пальцем прикуриватель. – Что тут подозрительного? Это вам можно хоть каждый вечер в гостях засиживаться, а мне, как только поняла, что раньше двенадцати ночи домой не попаду, пришлось быстренько соображать, как самой добираться.

– Вообще-то ты права: мы только к часу ночи в Минск вернулись, – согласилась Колесникова. – Хотела к тебе сразу заглянуть, но Игорь не пустил.

– Ясное дело! Ты же настоящая жена, должна спеть ему колыбельную. И вообще, что у тебя за тон? Ты меня в чем-то подозреваешь?

– Подозреваю.

– В чем?

Ленка выдержала паузу.

– Уж слишком странно ты вела себя в субботу у Михалыча. Глаза горели. Или перепила, или…

– Именно перепила, – не дожидаясь следующего «или», закрыла скользкую тему Катя. – Еще и сегодня голова болит, на работу едва встала. Слушай, мне в магазин надо заскочить, дома шаром покати. Появлюсь в квартире – дам знать. Зайдешь?

– Нет… Не сегодня. Спать хочу. Игорь вечером в Москву улетел, а я после этих выходных тоже никак в себя прийти не могу. Устала.

– Вот видишь, и ты устала. Ладно, отдыхай. Хотя подожди: а чего это ты вдруг спросила у меня о Ладышеве?

– Есть причина. Все мужики в субботу твои были. Даже Ладышев. Первый раз за тобой такое наблюдала. Кстати, вчера вечером после охоты вся компания завернула к Григорию с Яной, поэтому мы и вернулись поздно. А Вадим и там тобой интересовался: куда пропала?

– И поэтому ты решила, что я сейчас с ним? Хороша подруга!

– Да ничего я не решила! Просто… Он тоже был какой-то смурной, не такой, как накануне: ни шуток тебе, ни прибауток. За столом молчал, молчал, а потом вдруг засобирался и уехал с друзьями.

– Неужели господин Ладышев даже не попрощался с тобой?

– Ну почему же? Со мной как раз попрощался, даже номер телефона оставил. Могу дать.

– Спасибо, мне ни к чему.

– Ну, если так… Ладно, как знаешь. Завтра поговорим.

– Завтра вряд ли получится. Забыла? Виталик прилетает!

– Забыла. Жаль. Игорь только в четверг вернется, могли бы с тобой два вечера проболтать, – вздохнула Ленка. – Ну что ж, подождем возвращения Виталика, – загадочно добавила она.

– Это ты к чему?

– Да так.

– Ясно… Как я понимаю, у тебя переизбыток общения с Полевой.

– Ну, кое в чем она права.

– Например?

– Например, в том, что в тихом омуте черти водятся. Взять хотя бы тебя в субботу.

– Лена, хватит, – решительно оборвала Катя. – Или заходи ко мне через часок, все выясним, или мусоль дальше эту тему с Людмилой!

– Да не злись ты, – сменила тон Лена. – С кем с кем, а уж с ней я точно на личные темы разговаривать не буду!

– И что это за личные темы?

– После расскажу, – напустила туману Колесникова. – Что-то у меня кошка снова дурака валяет: то ли приболела, то ли укол пора делать, – неожиданно переключилась она на другое. – Третью ночь орет.

– Лучше свози ее к коту на свидание.

– Да ты что? Она же у нас породистая, ей через московский клуб кавалера надо искать.

– Так ищи. Если честно, мне для полного счастья только забот о твоей кошке не хватает. От информации голова пухнет. Лен, мне пора ехать, – глянула она на приборную доску. – Мотор перегреется.

– Ничего у тебя не перегреется, ты недавно ТО проходила, – обиженно напомнила Колесникова. – Раньше ты и по дороге могла болтать.

– То было раньше. А сегодня последнюю сводку ГАИ почитала и поняла: хватит! Безопасность движения – прежде всего. Кстати, и тебе советую.

– Так я пока без машины, забыла, что ли?.. Ладно. Чувствую, с тобой сегодня каши не сваришь, – тяжело вздохнула Ленка. – Спокойной ночи.

– Спокойной. До встречи.

Опустив телефон на колени. Катя включила фары и толкнула рычаг автоматической коробки передач.

«И все-таки Ленка что-то заподозрила, – выехав со стоянки, с досадой подумала она. – И о Ладышеве напомнила. Целый день старалась забыть и о нем, и о субботе, и об охоте – и вот на тебе! Вернуться, что ли, еще поработать? – подняв голову, посмотрела она на светящиеся окна редакции. – Нет, поздно. За продуктами – и домой. А рублей-то кот наплакал, – вспомнила она. – Придется заехать туда, где есть обменник».

Добравшись до супермаркета на Заславской, Катя обменяла деньги, взяла тележку, набросала в нее всего, что с голодухи показалось вкусным, подъехала к кассе и почувствовала, что сил терпеть голод не осталось. Борясь с угрызениями совести (в такой час есть белый хлеб!), она отломила кусочек багета, украдкой запихнула его в рот и вздохнула: «Нельзя мне ходить в магазин».

С тех пор как врачи прописали ей первый курс гормонов и она стала набирать вес, закупка продуктов легла на плечи Виталика: по выходным он ездил на рынок, после работы, если нужно, заглядывал в супермаркет.

Рассчитавшись, Катя выгрузила содержимое тележки в два пакета, снова отщипнула кусочек багета и, на ходу жуя, направилась к парковке. Рядом с ее маленькой машинкой возвышался большой черный «Range Rover». Что-то знакомое померещилось ей в этом автомобиле.

«Кажется, именно он стоял у дома егеря. Жаль, номер не запомнила. В салоне никого… Кто же его хозяин?» – захлопнув дверцу багажника, с интересом посмотрела она на соседнюю машину.

Прихватив в салон багет, она завела двигатель, но решила подождать. Верх взяло любопытство. Ждать пришлось недолго: сначала слева пискнула и мигнула сигнализация, затем хлопнул багажник, на пассажирское сиденье уселась длинноволосая брюнетка, мужчина закрыл за ней дверцу, обошел машину сзади. Пытаясь его рассмотреть, Катя вытянула голову, но тут же отпрянула назад, вжалась в сиденье и даже слегка сползла под руль: водителем был Вадим Ладышев.

Включив в салоне свет, он снял целлофановую обертку с коробки с диском. Спустя несколько секунд свет погас, салон озарился подсветкой от ЖК-дисплея на панели, и громыхнули колонки. Смеясь, девушка тут же подалась вперед, протянула руку к панели. Стало тише. Затем она повернулась к Вадиму лицом и чмокнула его в щеку.

Наконец машина стала медленно выезжать задним ходом. Посмотрев вслед удалявшимся габаритным огням, Катя выползла из-под руля и закрыла глаза.

«Вот и все, что требовалось доказать. В субботу вечером на моем месте могла оказаться любая другая: та же Ленка, те же деревенские крали. А ведь он честно предупредил, что главное в охоте – понять, кто на кого охотится. Выходит, я была лишь добычей. А сама, дура, поверила, что такая особенная. Спасибо за науку, Вадим Сергеевич! Ну и денечек выдался! – она перевела взгляд влево, где на освободившееся место успела припарковаться другая машина: магазин ударными темпами выполнял поставленную задачу – поить и кормить припозднившийся люд. – Забыть! Ничего не было и нет! – Катя аккуратно собрала с колен крошки багета, высыпала в пепельницу и решительно включила заднюю передачу. – Как нет и не будет прежней Екатерины Александровны Проскуриной…» – почему-то мелькнуло в голове.

4

…Ночные сновидения на этот раз слились в один сплошной кошмар. И снова на тему охоты: люди в камуфляжной форме, но почему-то с немецкими автоматами времен войны, непролазные джунгли вместо привычного смешанного леса, выстрелы, собачий лай… При этом четкое понимание, что охотятся на нее, а она пытается спрятаться, убежать… Но стоило ей оторваться от преследователей и облегченно вздохнуть, как прямо перед глазами возникал страшный оскал какого-то неведомого существа…

Молниеносные повороты кошмарного сюжета порою пугали настолько, что приходилось вставать, тащиться в ванную, ополаскивать водой лицо. Не помогало: едва вновь касалась головой подушки, ночные видения моментально наполнялись все теми же странными, пугающими персонажами.

Вскочив в очередной раз в холодном поту, Катя почувствовала, что сил бороться с навязчивыми кошмарами не осталось, и обреченно направилась в душевую кабину. Простояв, а вернее, просидев под дождиком невесть сколько времени, она завернула мокрые волосы в полотенце, набросила махровый халат, села за туалетный столик, склонила голову на плечо и задумалась.

«В следующем году мне исполнится тридцать три… Молодежь, та же Стрельникова, уже давно за глаза теткой Катей кличет. А ведь для них я и вправду «тетка». И дело не только в возрастной разнице: куда-то подевалось, почти иссякло желание перевернуть мир, с которым когда-то поступала на журфак. Что тут лукавить, тогда, конечно, хотелось сделать имя, стать известной. Однако не это все же являлось главной целью. Набраться жизненного опыта и писать книги – вот оно, заветное желание. Только затерялась эта мечта среди бесконечного множества интервью и репортажей, отступила на самый дальний план. И стихи получаются все реже. Еле успеваешь информировать людей о свершившихся фактах в скупых газетных строках. От каждодневной писанины в прямом смысле слова подташнивает, зрение падает. Со стороны посмотреть – известная личность, интересная работа, материальный достаток. Как говорится, все сложилось. А что сложилось? Неужто так и буду до пенсии в корреспондентках за всякими Сосновскими бегать? Нет, надо что-то менять… Скорее бы вернулся Виталик!»

Открыв баночку с кремом, она нанесла на лицо белую полупрозрачную массу, похлопала по коже подушечками пальцев и отправилась на кухню варить кофе. В домах напротив вспыхивали ярким светом окна, на улице увеличивалось количество движущихся людей, машин.

За всем этим, пока нагревалась кофеварка, Катя наблюдала почти удивленно: она и забыла, когда в последний раз вставала в такую рань. Обычно спала до последнего, глотала обжигающий кофе, выскакивала за дверь, неслась в потоке транспорта на работу. Лишней минуты, чтобы задержаться у окна, никогда не было.

Оторвавшись наконец от созерцания картины просыпавшегося города, она поставила в мойку пустую чашку и взглянула на часы. Всего семь утра, а спать совсем не хочется. Вернее, не хочется новой борьбы с изнуряющими сновидениями. И это в тот день, когда на самом высоком уровне разрешено поваляться в постели!

«И все-таки надо немного полежать, иначе на работе свалюсь с ног», – смыв маску, решила Катя, прямо в халате заползла под одеяло и неожиданно уснула спокойным крепким сном.

В редакции Проскурина появилась к окончанию планерки, которую на сей раз проводил Росомахин. Корифей пера, в советские времена известный фельетонист, а ныне автор большинства едких и смешных заголовков в газете был явно не в духе и бубнил себе под нос что-то заунывное. Словно молитву читал. Уловить в его монологе хоть какой-то намек на личное отношение к тем или иным фактам было невозможно. Всех присутствующих это устраивало: большинство мирно дремало в креслах, а кое-кто даже умудрялся похрапывать.

«Сейчас начнется!» – улыбнулась Катя, зная по опыту, что к концу планерки Росомахин обязательно войдет в привычный образ балагура и хорошенько встряхнет народ порцией юмора.

Так и случилось.

– И последнее сообщение, на котором следует заострить особое внимание: распределены премии неофициального конкурса «Хит-храп-парад масс-медиа». Единодушным решением жюри Гран-при присужден сотруднику нашей редакции, отцу-героину Вениамину Потюне. Аплодисменты!!! – неожиданно ловко он переместил свое грузное тело ближе к фотографу и постучал того по плечу пальцем-сосиской.

Временно находящийся в разводе, но имеющий за спиной энное количество официальных и неофициальных браков и троих детей (за что и был наречен все тем же Росомахиным отцом-героином) Потюня вздрогнул, разлепил веки и с трудом сфокусировал взгляд на выпускающем редакторе.

– Нам непременно надо сфотографировать победителя – и на первую полосу! Желательно в самом что ни на есть рабочем антураже. И обязательно аплодирующие коллеги на заднем плане, – на полном серьезе принялся описывать задачу Росомахин. – Ну, вы меня понимаете, вы же профи!

Не до конца проснувшийся Венечка быстро-быстро захлопал ресницами, машинально кивнув головой, потянулся к футляру с фотоаппаратом и недоуменно осмотрелся.

– А кого фотографировать? – уточнил он громким шепотом у сидящей рядом Кати.

В следующую секунду взрывная волна хохота пронеслась по редакции, заставив всех непричастных к этому действу с завистью посмотреть на прикрытые жалюзи совещательной комнаты. Похоже, начиналось самое интересное: сейчас Росомахин войдет в образ шоумена и доведет розыгрыш до конца. Но не получилось: в комнату заглянула озабоченная Жоржсанд, сухо поздоровалась, уточнила, есть ли вопросы, а услышав «нет», пригласила к себе Росомахина и Атрощенко.

Имея в виду то ли собственную жену, то ли главного редактора, то ли двух взрослых дочерей, Анатолий Францевич беззлобно пробубнил под нос что-то типа «все мы под женским каблуком» и, тряхнув изрядно поредевшей шевелюрой, пыхтя направился за Камоловой. Выдержав подчеркивающую достоинство паузу, Александр Петрович Атрощенко неторопливо двинулся следом.

Планерка финишировала, и большая часть улыбающихся сотрудников потянулась на крыльцо – перекурить и обсудить очередной прикол Анатолия Францевича. Заодно и индифферентность Камоловой: то ли ей действительно не к чему и не к кому было придраться, то ли мыслями главред была уже в Москве? На работу опоздала, чего за ней отродясь не водилось…

О причинах столь нестандартного поведения Жоржсанд было высказано много догадок, но все сошлись на трех основных: заболела, влюбилась, бережет силы для поездки. И еще одно главное заключение: кто-то обязательно получит по шапке в ближайшие дни. На этой безрадостной ноте и разошлись по рабочим местам.

Заготовив с помощью интернета «рыбу» для статьи о Сосновской, Проскурина взялась за ответы на письма, присланные читателями на конкурс осенних историй. Вообще-то, судя по новым вводным, теперь это не входило в ее обязанности. Да и по старым не входило: крайне редко редакция отвечала на письма читателей. Но уж слишком трогательные порой попадались строки, а потому частенько Катя делала это по собственной инициативе. Особенно если люди писали о любви, далеко не всегда счастливой. Чувствовалось, что им нужна поддержка хотя бы словом.

…В аэропорт Катя с водителем летели на всех парах: опаздывали из-за Венечки. Так как отец-героин сразу и безоговорочно признавал всех своих отпрысков, в бухгалтерии на фамилию Потюня лежала стопка исполнительных листов. Естественно, официальной зарплаты на всех не хватало, а так как папашей он был сознательным, то подрабатывал везде и всюду, фотографировал всех и вся: фотосессии, свадьбы, юбилеи, вечеринки, дни рождения. Профессионал Венечка отменный, так что все клиенты были довольны, рекомендовали его своим друзьям, знакомым. Количество заказов постоянно росло. Сегодня, к примеру, он был заказан в роддом, так как вел фотолетопись семьи известного бизнесмена, а потому не мог проигнорировать выписку первого внука.

Всей душой переживая за материальное благополучие Вениных отпрысков, Катя с водителем до последнего ждали его у дверей роддома. Однако после того, как увеличившееся на одного члена семейство бизнесмена загрузилось в два «мерседеса», два джипа и отчалило, выяснилось, что ждали зря: заказчик потребовал запечатлеть появление младенца еще и в загородном доме.

Мысленно послав Венечку ко всем чертям, Проскурина нащупала в сумке дорожную цифровую «мыльницу», проверила зарядку и помчалась с водителем в аэропорт. Как и следовало ожидать, к указанному времени они не успели, опоздали минут на двадцать, и ни Сосновской, ни ее свиты уже нигде не наблюдалось.

Расстроенная Катя принялась носиться по длинному коридору аэропорта, совала людям в форме удостоверение прессы и задавала один и тот же вопрос: «Где найти Сосновскую?» Сотрудники с опаской поглядывали на растрепанную, раскрасневшуюся молодую женщину и лишь пожимали плечами.

Сколько бы так продолжалось, неизвестно, но, на свое счастье, в одном из баров она наткнулась на мирно попивавших кофе коллег, а также бригаду телевизионщиков одного из каналов. Как выяснилось, звезда еще даже не вылетела.

В течение получаса к ним присоединились несколько журналистов. Заказали побольше кофе, покурили, проглотили по паре подсохших бутербродов, понося между делом и собственное начальство, и Сосновскую с ее продюсером, и невероятную дороговизну крохотных бутербродов. Заодно обменивались новостями и обсуждали грядущую пресс-конференцию. Скорее всего, соберут всех в одном зале, раздадут свежий пресс-релиз, позволят задать пару-тройку вопросов – и все. До следующих встреч, как говорится. Трудитесь, думайте, как родить наутро в газетах не статьи-близнецы, а нечто непохожее хотя бы заголовками.

В половине пятого с выпученными глазами в бар влетел запыхавшийся Венечка, но не успел и рта раскрыть, как стало понятно: «Прилетели!» Все рванули с места, синхронно шарахнулись сначала вправо, затем влево и, обгоняя друг друга, понеслись в сторону зала прилетов стран СНГ, пока не наткнулись наконец на довольно многочисленную свиту певицы: сопровождающие ее лица получали багаж.

Сама госпожа Сосновская, высвеченная прожектором телекамеры, кардинально сменившая имидж, стояла чуть поодаль, блистательно улыбалась и раздавала автографы столпившимся вокруг поклонникам, среди которых было немало и сотрудников аэропорта. Рядом с ней – два громилы-бодигарда, чуть впереди – продюсер Семен Губерман, отвечавший на вопросы тележурналистки. И вот вся толпа, точно неизвестная науке гусеница, медленно двинулась к залу, предназначенному для встречи VIP-персон. Там, по-видимому, и планировалось провести пресс-конференцию. Н-да… Серьезный подход. С такой помпой далеко не всех поп-звезд мировой величины встречают.

Открылись двери, и на входе появилась крупная рыжеволосая барышня в очках. Черные брюки, тяжелые, почти армейские ботинки, грубой вязки длинный свитер грязно-рыжего цвета, ремень приблизительно в том месте, где у других бывает талия, – все как нельзя лучше гармонировало с выражением ее лица: мисс неприступность. А еще лучше – непреодолимая Китайская стена. Пропустив поп-диву, продюсера и бодигардов, она сделала шаг вперед, плотно забаррикадировала проход своей мощной фигурой и рявкнула:

– Стоять! Первыми заходят телевизионщики. Должны быть три группы, – заглянула она в зажатый в руке список. – Раз, два… Две вижу, где третья?.. Нету третьей? Вычеркиваем… – демонстративно провела она линию на бумажке. – Теперь радио: пять станций… Все здесь? Разверните удостоверение… Так… Так… Так… А такой в списке нет… Отойдите, потом разберемся… Четыре, пять…

Молодая девушка, представлявшая отсутствующую в списке радиостанцию, вытерла навернувшуюся слезу и покорно отошла в сторону.

«Я в ее годы была зубастей», – прокомментировала про себя Катя.

– Теперь пресса. Пока войдут только журналисты, фотографы подождут. Для них будут особые инструкции.

Обменявшись с Венечкой многозначительным взглядом, Проскурина протянула грозной даме удостоверение, протиснулась мимо нее в дверь и тут же бросилась устанавливать на столике, рядом с которым припудривали и причесывали звезду, диктофон. Так как свободного пространства было немного, а всякого рода техники предостаточно, пришлось побороться за место под солнцем, а заодно и за место, где можно было «приземлиться»: пустыми оставались лишь последние ряды.

«И все-таки зря не настояла, чтобы отправили Стрельникову, – с иронией наблюдала за происходящим Катя. – Вот кому бы весь этот цирк был за счастье, я им уже сыта по горло!»

Пресс-конференция заняла от силы двадцать минут и прошла в таком темпе, словно для Сосновской и ее продюсера это был очередной прогон изрядно надоевшего мини-спектакля: с намертво приклеенной лучезарной улыбкой звезда пару раз что-то невнятно мяукнула, ответственный за нее завернул нечто пафосное. Затем в зал допустили фотографов, позволили пять минут пощелкать затворами и вспышками фотокамер и тут же объявили об окончании мероприятия – поп-дива опаздывала на съемки ток-шоу. Едва начавшееся действо закончилось.

Язвительно посмеиваясь, ругаясь, а то и чертыхаясь почем зря, раздосадованный народ стал неторопливо расходиться. Спешили только телевизионщики: времени у них всегда в обрез – нужно успеть на ходу смонтировать материал и дать в ближайший выпуск новостей. Пресса особо не торопилась: у кого-то впереди были вечер, ночь и утро, у кого-то (к примеру, у еженедельников) и того больше. К тому же Сосновская планировала задержаться в Минске как минимум на сутки: а вдруг выпадет шанс еще пересечься?

На выходе из здания журналисты устроили перекур, где и сошлись во мнениях. Первое: судя по времени, звезда прилетела регулярным рейсом, так что, скорее всего, личный самолет в подарок – обычный пиар-трюк. Второе: отсутствие собратьев по перу из некоторых госизданий навело на подозрение, что те приглашены непосредственно на ток-шоу.

Энтузиазма это не прибавило: что бы там ни говорили, каждый был патриотом своей газеты. Но и обижаться в данном случае не стоило, да и не на кого. Зато можно устроить мелкую пакость: к примеру, в итоговом релизе новостей дать информацию о прилете звезды одной строкой. Но, но, но… Этих «но» целая куча. Главное, с учетом покровительства Аркадия Снежкина, а также его хороших отношений с властями, сверху было спущено негласное указание освещать творческий путь Сосновской всеми доступными средствами и только в позитивном ключе. Во всяком случае, на сегодняшний день невнимание к ее приезду на родину могло обернуться неприятностями.

Попросив Венечку подождать в редакционной машине. Катя задержалась с бывшей однокурсницей, Галей Снопковой, ныне Алисой Селезневой. Она работала в глянцевом журнале, издатели которого старательно копировали московские издания и освещали тусовочную жизнь местных небожителей. Подача материала там была яркой и эпатажной, журналисты умели сделать из мухи слона, пропиарить на пустом месте как начинающих звезд, так и тех, кому вдруг захотелось «зазвездиться». Ничего невозможного нет, главное, чтобы заказчики платили деньги.

Еще на стадии организации журнала туда приглашали и Катю как человека с именем. Слов нет, в плане большого интервью журнал конечно же выигрывает: в газете могут оборвать статью на самом интересном месте или сократить до неузнаваемости. Но ни одна большая статья раз в месяц не идет в сравнение с ежедневным живым делом! К тому же, судя по разговору с приглашенным из Москвы главным редактором, большой журналистикой там и не пахло. Вот тогда Катя и сосватала в журнал бывшую однокурсницу, у которой как раз возникли жизненные проблемы.

Выросшая в многодетной семье, Галочка еще в детстве поставила себе задачу во что бы то ни стало вырваться из маленького провинциального городка. Надо сказать, путь ее к намеченной цели не был гладким, но девушка обладала большим упорством. Пусть с третьей попытки, но поступила-таки в университет, заполучив перед этим направление местной газеты, где два года трудилась на нетворческих специальностях.

Следующим пунктом жизненного плана значилась прописка в столице, и здесь был единственный выход – выйти замуж за минчанина. Молодая, красивая, стройная, она всеми правдами и неправдами попыталась сойтись с компанией отпрысков местной элиты. Однако золотая молодежь не приняла: жила девушка в общежитии, одевалась не по последней моде, никуда не ездила, ничего не видела. Да и разговаривала смешно – гыкала, рыкала.

В общем, первая попытка для Гали закончилась полным провалом. Более того, еще и аборт пришлось сделать. Отдавать в деканат справку с соответствующим диагнозом Снопковой совсем не хотелось, вот и пришлось поплакаться старосте – Кате Евсеевой, которая конечно же ее пожалела и прикрыла.

Отстрадав и отрыдав, Галя решила предпринять вторую попытку и поискать жениха постарше. Желательно в творческих кругах, из богемы. Теперь она интересовалась жизнью известных мира сего, не пропускала ни одной премьеры в театрах, ни одной выставки, тщательно следила за речью, нашла где-то хорошую портниху и одевалась пусть недорого, но модно и со вкусом. При этом умудрялась неплохо учиться.

На пятом курсе она все-таки добилась своего и неожиданно для всех вышла замуж за известного киносценариста, правда, весьма преклонных лет, у которого скоропостижно скончалась жена. Сменив фамилию на Селезневу, она надолго исчезла из поля зрения бывших однокурсников, так как самозабвенно посвятила себя супругу: пекла, варила, убирала, сопровождала его на кинофестивалях, куда по старой памяти его все еще приглашали, следила, чтобы не переработался, выспался, вовремя принял лекарство.

Положа руку на сердце, она знала, на что шла ради жилья, прописки и законного открепления, а потому честно выполняла роль домохозяйки и сиделки в одном лице. Это устраивало также двоих взрослых детей и многочисленных родственников престарелого супруга, который оказался никому не нужным: кино пришло в упадок, новые сценарии драматурга оставались невостребованными, и деньги, соответственно, у него уже не водились. Их не хватало просто катастрофически.

И тогда Галочка устроилась дворником неподалеку от помпезного дома на главном проспекте столицы. Просыпалась ни свет ни заря, проезжала три остановки на метро, чистила, выгребала грязь из подъездов и пулей неслась к супругу – готовить ему завтрак, варить обед, обихаживать, сдувать пылинки.

Драматург же, совершенно не имея отдачи от плодов своего творчества, совсем захандрил, одна за другой стали обостряться старые болячки, которые в конце концов и довели до инсульта. Еще год он провел в инвалидном кресле, а Галя все это время крутилась как белка в колесе – работала, заботилась, обстирывала, обмывала, возила к докторам.

Со смертью супруга все рухнуло. Вернувшись с кладбища, она элементарно не смогла попасть в квартиру: за пару часов ее отсутствия родственники сменили замки, собрали вещи и выставили за дверь. Начались разборки с наследниками, суды, дележка имущества. На кону стояли давно не видевшая ремонта четырехкомнатная квартира в центре города, заброшенная дача в Зеленом и проржавевшая «Волга». Плюс творческое наследие, которое, по сути, было продано еще в советские времена.

Как ни обидно, но коллеги драматурга встали на сторону его первой семьи, мотивируя это тем, что все имущество было нажито в счастливом первом браке, когда ныне почивший и написал самые значимые свои произведения.