Текст книги "Город изгнанников"

Сергей сделал попытку немного разрядить обстановку.

– Еще одна вилла беженцев, – кивнул он в сторону большого старинного дома на другой стороне улицы. – Как все бесконечно повторяется. В Швейцарию люди бежали и сто и двести лет назад, а может, и более того…

– Ты о чем?

– Вон поместье, в котором жила де Сталь. Ей же пришлось уехать из Парижа. Наполеон счел ее пребывание там нежелательным. Вот она и купила замок в Коппе. Замок – это, конечно, громко сказано.

– А почему в Коппе?

– Ты знаешь, де Сталь на самом деле была швейцаркой. Ее настоящее имя Жермена Неккер. Ее отец – Неккер – был зажиточным буржуа из Женевы, видимо, талантливым, поскольку позже стал министром финансов у Наполеона. А отец ее матери – и вовсе пастор из кантона Во. Де Сталь – это фамилия мужа.

– Надо же!

– Жермена подолгу жила здесь и похоронена в парке. Кстати, Наполеон за ней шпионил вовсю, считал, что она сливает о нем информацию. Все как у нас. Наверное, и анонимки писали на нее. Надо будет завтра об этом Родионовой рассказать. Еще одна вилла беженцев. Может, наш анонимщик про эту виллу писал. Кто знает.

– Ну, это ты уже фантазируешь, – фыркнула Жанна. – Когда ты договорился с ней встретиться?

– С кем? С мадам де Сталь?

– Не паясничай! С этой твоей Родионовой!

– Я обещал позвонить завтра. Думал, что мы можем пообедать втроем в кафетерии.

– Посмотрим. До завтра еще дожить надо, – довольно сухо ответила Жанна.

«Странно, что это со мной? – размышлял Сергей, после того, как, высадив Жанну около ее дома, возвращался домой. – Весь день было такое прекрасное настроение. Да и в ресторане вначале все было хорошо. В чем же дело? Вдруг стало безрадостно и даже тревожно. Да ладно, завтра все пройдет», – решил он и включил в машине радио.

У Арины ее третий рабочий день явно не задался. Она надеялась встретиться с заместителем Батлера по медицинской линии – Лейлой Кирани. Открыв почту, она поняла, что никаких встреч сегодня у нее не предвидится, поскольку все начальство ушло на заседание совета учредителей – руководящего органа комиссии, заседавшего раз в три месяца.

Арина позвонила Сергею и поинтересовалась, когда они смогут встретиться с Жанной Вуалье. Сергей пообещал позвонить, как только он свяжется со своей знакомой. Он перезвонил почти сразу же и предложил пообедать вместе с ним и Жанной. Договорились встретиться в двенадцать часов в кафетерии.

Арина со вздохом открыла папку с материалами о психологической поддержке людям, переживающим сложные жизненные коллизии. Она так заработалась, что спохватилась, когда услышала голоса и разговоры в коридоре. Явно наступило время обеда. Пора было идти в кафетерий.

Арина вышла на улицу. Погода была замечательной. Даже по женевским меркам, для мая было слишком тепло. Пахло хвоей и травами. Арина прошла мимо огромного дерева, прочитала табличку, оказалось, секвойя. Именно от нее исходил хвойный дух. Рядом с этим гигантским деревом вилла Пелуз – и без того небольшая – казалась просто крохотной. Нижние ветки дерева начинались на уровне крыши здания. Арина вышла на основную дорогу, ведущую к новому зданию.

Около входа в кафетерий она увидела Сергея и молодую очень интересную рыжеволосую женщину. Сергей представил их друг другу, и они пошли в кафе. Летом на террасе перед зданием ставили столики, и теперь, выбрав еду, они вышли на улицу с подносами и устроились за одним из столиков прямо перед лужайкой, за которой простирался парк.

Пока они выбирали еду, устраивались за столиком, Арина невольно наблюдала за Жанной и Сергеем. По тому, как Сергей смотрел на Жанну, как она улыбалась, глядя на него, как они шли по залу – каждый отдельно, но при этом их плечи иногда, как будто случайно, соприкасались – она видела подтверждение тому, о чем догадалась уже при первой встрече с Сергеем. Эти двое явно были не просто коллегами по работе.

Арина довольно придирчиво приглядывалась к Жанне – что это за мадам, завоевавшая сердце молодого человека, к которому она сразу же прониклась симпатией? Жанна, видимо, почувствовав это, держалась напряженно и больше молчала. За все время обеда они обменялись лишь несколькими репликами. Сергей, закончивший есть раньше них, сходил за кофе.

– Так, я чувствую, что мне надо начинать рассказывать анекдоты, – вздохнул он. – А то мы сидим здесь, как на похоронах.

– Жанна, не могли бы вы показать мне личные дела сотрудников комиссии? – Арина поняла, что если она не начнет сейчас же разговора на нужную тему, то так и уйдет ни с чем.

– А вы попросите начальника кадров, Кондратовича.

– Я же тебе говорил, что он отказался. – Сергей укоризненно посмотрел на Жанну.

– Но я уже не работаю в кадрах, я теперь в отделе у Чоудхури.

– Но ты же знаешь, что личные дела – там же, где и претензии. И у тебя есть ключ от хранилища, – не унимался Сергей.

Она метнула на него недовольный взгляд и ничего не ответила. Потом вынула из сумки телефон и отошла в сторону.

Арина вопросительно посмотрела на Сергея. Он недоуменно пожал плечами, потом достал сигарету и закурил.

«Что-то между ними произошло, – подумала Арина. – Жанна явно не в духе, а Сергей настроен довольно агрессивно».

В это время вернулась Жанна.

– Давайте пойдем к моей приятельнице, Александре Буренковой. Я сейчас с ней созвонилась.

– Зачем? – хором спросили Арина и Сергей.

– Понимаете, все личные дела хранятся в специальном помещении в подвале этого здания. Там же, где и претензии. Это основной архив комиссии. Предлагаю сделать так: мы отправимся туда, я возьму нужные вам документы, потом мы поднимемся в кабинет к Буренковой. Он на третьем этаже. Мы оставим там дела, а вечером вы придете и поработаете.

– А почему так сложно? Разве мы не можем принести их к вам в кабинет или ко мне?

– Жанна права, – вмешался в разговор Сергей. – На всех виллах комиссии установлены видеокамеры. Знаете, у нас там хранятся претензии на огромные суммы. Представляете, что будет, если какие-то бумаги пропадут или кто-то внесет в них изменения. Особенно, если это произойдет до того, как уже будет вынесено решение о сумме компенсации.

– Как это?

– Пришла претензия на три миллиона долларов, кто-то переправит на девять миллионов и шесть положит потом себе в карман. Я, конечно, утрирую, но даже если к трем миллионам просто добавить несколько сотен тысяч – это тоже неплохой навар.

– Я бы и от ста тысяч не отказалась, – улыбнулась Арина.

– К тому же вечером, после семи часов, дежурный охранник обходит все кабинеты, проверяет, все ли в порядке, а потом запирает основную входную дверь, – добавила Жанна. – Если кто-то остается работать допоздна, должен расписаться и закрыть, уходя, эту дверь. А поскольку нам с вами лучше не светиться, то давайте сделаем, как я предлагаю. Так и удобнее – не надо переносить досье из одного здания в другое. Это, кстати, тоже может кто-то увидеть.

– Хорошо. А вы уверены в своей знакомой?

– Да, я ей вполне доверяю. Она раньше работала в комиссии, а потом устроилась в центральный аппарат ООН, на постоянную работу. Я перешла в отдел к Чоудхури на ее место. Скажу, что вы новая сотрудница и вам нужно ознакомиться со старыми претензиями. Чтобы лучше понять, как работает комиссия. Все очень логично. Так что мы пошли, – обратилась она уже к Сергею.

– Подожди, я что подумал. – Сергей на секунду задумался. – А может, все-таки к ней не стоит обращаться. После вчерашнего… – Сергей вопросительно посмотрел на Жанну.

– А что такого? Я не вижу, почему наши с ней отношения должны были измениться. Мы только что разговаривали, я спросила, удобно ли, если мы зайдем?

– И как?

– Нормально, как всегда. Я думаю, ты ошибался… Ну ты понимаешь, о чем я говорю.

– Хорошо. Тогда прощаемся здесь. Мне надо в банк сбегать.

Жанна с Ариной прошли по парку, вошли в здание со стороны внутреннего двора и оказались там, где находится типография ООН. Напротив нее было несколько дверей, на которые Арина раньше никогда не обращала внимание. Жанна достала ключ, открыла одну из дверей, и они оказались в огромном складском помещении. Вернее, это раньше оно было складом типографии, а теперь использовалось для хранения сотен тысяч претензий и для других документов комиссии. Но, войдя туда, Арина сначала не поняла, где же документы. Вокруг были лишь металлические стены, разделенные на отсеки с номерами на них. Жанна подошла к одному из отсеков и потянула его на себя за рычаг, который Арина вначале не заметила. И эта часть стены вдруг выехала вперед. И оказалась огромным стеллажом с десятью рядами полок. Все хранилище состояло из таких вот стеллажей на колесиках, вплотную прилегавших друг к другу и создававших впечатление единой плоскости. Документы, находясь там, не пылились, не подвергались воздействию солнца и были защищены на случай пожара. Жанна хорошо ориентировалась в этом хранилище. Она показала Арине, где лежат папки с личными делами – вынула несколько штук, положила их на нижнюю полку и задвинула стеллаж обратно. Металлическая махина двигалась легко и бесшумно.

– Когда вы придете сюда, то возьмете вот эти папки, а потом положите их в тот отсек, где я их взяла. Номер отсека я вам сейчас запишу, – сказала Жанна, когда они вышли в коридор.

– Но куда я их там положу?

– Сюда же, на полку. Как я сейчас. Я потом зайду и поставлю, куда надо. Так будет надежнее. Единственная просьба: отнести документы в архив до девяти часов. Потом там включается автоматическая система сигнализации. Если вы откроете дверь, то включится сирена. Если не успеете дочитать, лучше потом еще раз возьмем. Договорились?

– Хорошо, только я сегодня не смогу вечером задержаться. У нас гости. Я завтра это сделаю.

– Без проблем. Когда вам удобно, тогда и придете.

Они поднялись на третий этаж и зашли в небольшой кабинет. За столом сидела молодая женщина.

– Вот, знакомьтесь, это Александра Буренкова, – представила ее Жанна. – Саш, а это Арина Родионова, о которой я тебе говорила.

– Очень приятно. – Женщина улыбнулась и протянула Арине руку. – Александра – это слишком длинно. Меня все зовут Саша. Так это вы будете сегодня здесь хозяйничать?

Она вышла из-за стола и пошла им навстречу. Небольшого роста, полноватая, квадратное лицо, квадратная фигура. Арина узнала ее почти сразу. Именно в машину этой женщины она врезалась в первый день своего выхода на работу. Буренкова ее явно не узнала.

«Хорошо, что она тогда на меня и не смотрела. К тому же я была в очках, – с облегчением подумала Арина. – А то было бы неловко. Она тогда так материлась».

– Если вы позволите. – Арина выдавила из себя улыбку.

– Конечно, без проблем. Вам что-то нужно оставить включенным? Компьютер?

– Нет, спасибо, компьютер не нужен. Когда мне можно прийти?

– Я работаю до половины седьмого. Но вы подходите к половине восьмого. Чтобы никого уже здесь не было.

Александра произносила согласные – особенно «г» – немного с придыханием и сильно растягивала гласные на конце. Вместо «сегодня» у нее получалось «сеходняяя».

– Вы с Украины? – Арина решила, что уходить сразу же неудобно, и завела светскую беседу.

– Да, я из Львова. Хотя мои мать и отец были русскими, просто жили во Львове. Так что теперь я иностранка.

– Я смотрю, здесь в комиссии и русские, и украинцы, и белорусы…

– Каждой твари по паре, – хохотнула Буренкова.

– В комиссии представлены пятьдесят государств, – подхватила Жанна.

– Но все это большая липа, – решительно заявила Александра.

– Почему?

– Потому что на самом деле большая часть сотрудников – американцы. Особенно на профессиональных постах. Возьмите наших адвокатов. Они все по паспорту – кто грек, кто ливанец, кто венгр, есть и аргентинец, и нигериец. А на деле у них один из родителей – американец. В крайнем случае, учились или провели большую часть жизни в Штатах. Так что это только на бумаге мы интернационал. А на деле – англо-саксонское засилье налицо.

– Так, наша Буренкова разошлась, – рассмеялась Жанна. – Хлебом не корми, дай покритиковать кого-то.

– А что, я неправа?

– Права, права, успокойся.

– У вас здесь есть копировальная машина? – Арина осмотрела комнату.

– В коридоре. Я вам запишу код, который надо ввести, – Александра записала цифры на листке бумаге и положила в стол. – Вот, я здесь оставлю.

Арина подошла к столу, чтобы посмотреть, куда Саша кладет записку. Стол Буренковой стоял вплотную к окну, кабинет находился в торце нового здания и оттуда открывался вид на озеро и на французские Альпы. Внизу, напротив здания, находилось небольшое поле, которое было частью территории ООН. За полем виднелось какое-то здание.

– Ой, лиса!

– Это на самом деле лисенок, но он уже подрос немного. Где-то и мама его прячется. А может, уже сбежала.

– Я слышала, повар гендира им еду подкидывает, – вмешалась в разговор Жанна. – Вот та вилла наверху – это вилла Ла Фнэтр, резиденция генерального директора.

– В общем, ООН заботится не только о людях, но и о животных, – рассмеялась Арина.

– А что? Мы с Сашей этой зимой овцу и двух ягнят спасли. Правда, Саш?

– Да, спасли, – подтвердила та.

– Овцу? У вас что, тут и овцы водятся?

– А чего вы удивляетесь? Вы же видели, здесь не везде газон. Есть участки, где трава растет, как в поле. Летом ее иногда косят, – продолжила Жанна, – а осенью запускают овец. Сначала на один участок, потом на другой. В ноябре их сюда загнали. Прямо на это поле. У нас осень была потрясающе теплой. До самого ноября. А потом вдруг как шарахнет – в один день все изменилось. Снег пошел, все занесло. Ты помнишь? – Она посмотрела на Сашу.

– Еще бы. Просто кошмар какой-то. Слушайте, вы пока тут поговорите, а мне к начальству на минутку нужно выскочить.

Буренкова вышла.

– Я в тот день на работу пешком пришла, автобусы не ходили, – продолжила рассказ Жанна. – Работала в подвале, разбирала архивы. А там в этот день такой холод стоял. Я замерзла, поднялась к Саше погреться. Смотрим, приехал фермер, загрузил овец и уехал. А под деревом овца и два малюсеньких ягненочка – беленький и черненький. Они, наверное, в другом конце поля были, вот фермер их и не заметил. Я, когда это увидела, сразу позвонила службе охраны. А они говорят – нас это не касается. А снег все валит и валит. Бедная овца под деревом спряталась, но что толку… А ягнята, те к ней жмутся, под нее залезают. Потом исчезли совсем под снегом. У меня просто сердце разболелось. Вышли мы на улицу – но как помочь? Что можно сделать? Тогда я позвонила начальнику службы безопасности. Хороший мужик оказался. Он сразу все понял, обещал немедленно отыскать телефон фермера. Даже поблагодарил меня. И сдержал слово. Скоро к полю подъехал грузовичок и вышел немолодой такой мужичок с собакой. Подошел к овце, взял одного ягненка и повесил его себе на шею, а второго – хвать под мышку, и пошел. Тут овца тоже двинулась. А собака за ней пристроилась и так ее иногда легонько носом тыкала, когда та останавливалась. Подталкивала: мол, иди вперед. Погрузил он овцу и ягнят на грузовичок и уехал.

– Жанка, ненормальная, в туфлях в снег полезла. – Александра вернулась в кабинет. – Она вам об этом рассказала? – И провалилась по колени. Там уже снегу навалило!

– Да, я ботинок один чуть не потеряла, – рассмеялась Жанна. – Он с ноги соскочил, помнишь?

– Конечно, – подтвердила Саша. – Еще бы не помнить. Ты так завопила. Валяется на снегу и орет. Я думала, тебя кто укусил.

– Да это я хохотала. Никак не могла понять, куда ботинок пропал.

– Да, вы молодцы. – Арина с уважением посмотрела на Жанну и Александру. – Странно одно: столько народа все это видело и наплевать. А главное, почему же служба безопасности отказалась помочь? Если бы не их начальник…

– Да, развели здесь этих дармоедов, – подхватила Саша. – Знаете, борьба с терроризмом и прочее. У нас народ пачками вышвыривают, везде сокращения, а эта служба как на дрожжах растет. Вон, на воротах уже по три, а то и по четыре поставили. А чего, спрашивается, стоят? Если кому надо, все равно нас подорвут за милую душу!

– Ну ладно тебе, Саш, ты уж преувеличиваешь, – возразила Жанна. – Когда въезжаешь, пропуск требуют, на машину разрешение на въезд тоже проверяют.

– Ой, не могу, Жан, ты меня уморила. Проверяют они. Не делайте мне смешно, как говорят в Одессе. Я тут неделю ездила с неправильным пропуском. И ничего!

– Как так? – заинтересовалась Арина.

– Я жила в Швейцарии, а недавно переехала во Францию. Естественно, номера на машине поменяла. Были швейцарские, стали французскими. Они совершенно разные. У меня на машине, на ветровом стекле, был пропуск со швейцарским номером. Первый день ехала, спешила. Думаю, попробую проехать, я опаздывала. Если остановят, поеду менять. Проехала, никто ничего не заметил. Ну, я и стала так ездить, с французским номером на машине, а на пропуске – швейцарский. Ездила недели две. Все смотрели с серьезным видом на пропуск, на номера. И хоть бы один козел заметил! Я даже сама уже изнервничалась. Думаю, долго это безобразие длиться будет! Наконец нашелся один бдительный. Когда он меня остановил и сказал, что не может меня пропустить, я – не поверите – так обрадовалась! Выскочила и давай его целовать! Он обалдел. Даже шарахнулся от меня и за пистолет схватился. Ну, я ему и объяснила. Говорю, хотела проверить, как вы тут бдите, охраняете нас.

– Ты что, сказала ему, сколько ездила с неправильным пропуском?

– Жанн, я похожа на идиотку? Нет, конечно. В общем, поблагодарила его за верную службу и поехала менять пропуск. Да, забыла. Я спросила его, откуда он? Вижу, лицо незнакомое, других уж каждый день видишь, узнаешь. Оказалось, он пару недель только как приехал. Из Ирака. Там служил до Женевы. Так что с ним все понятно. Надо наших почаще в горячие точки посылать. А то сидят здесь годами. Вот и толку от них никакого.

– Ладно, критиканша, ты заведешься, не остановишься, – вмешалась Жанна.

– Мне надо бежать, я сегодня отпросилась пораньше уйти, дочку надо к врачу отвезти. Значит, договорились? Вы все поняли?

– Вроде все. Да, а ключ где? – Арина помнила, что Жанна, когда они вошли в кабинет, держала ключ от подвала в руке.

– Я разве вам не отдала? Где же он? – Жанна беспокойно огляделась. – Ах, вот он. За разговорами положила на стол и забыла. Вот, возьмите, и пойдем.

Когда они спустились вниз, на улицу, Жанна еще раз попросила Арину быть очень осторожной, и они разошлись в разные стороны. Жанна пошла к стоянке машин, а Арина – к себе на работу.

Придя на виллу Пелуз, Арина решила подняться к начальнику комиссии, Батлеру. Он должен был освободиться во второй половине дня. Ей нужно было поговорить с ним. Как оказалось, Батлер по-прежнему сидел на заседании совета директоров. Спустившись в холл, она увидела Сергея Волоченкова. Он стоял около зеркала с каким-то странным выражением лица. Арина остановилась, не зная, окликнуть его или пройти мимо. Но Волоченков, видимо, увидел ее в зеркале и повернулся. Его лицо кривила то ли улыбка, то ли усмешка.

– Сергей, с вами все в порядке? У вас было такое странное выражение лица, когда вы стояли у зеркала.

– Да вот. Похоронку получил.

– Похоронку? – испугалась Арина. – Давайте зайдем ко мне, мой кабинет вон там. Поговорим.

– Да это мы так шутить изволим в комиссии, не волнуйтесь, – успокоил ее Волоченков, когда они оказались в ее кабинете. – Письмо об увольнении получил.

Сергею хотелось кому-то рассказать о происшедшем. А тут как раз подвернулась эта Родионова. С малознакомым человеком иногда легче поделиться.

Час назад Волоченкову позвонила секретарша начальника отдела кадров и спросила, не мог бы он зайти к ним в удобное для него время. Сергей сказал, что зайдет сейчас. Он был уверен: кадровик вызывает его, чтобы узнать, не хочет ли Сергей взять в помощники какого-нибудь практиканта. Было начало лета, и комитет осаждали студенты, которым нужно было подыскать место для стажировки.

Разговор с кадровиком начался так, как он и предполагал, а вот закончился…

– Здравствуй, садись. – Кондратович подчеркнуто любезно пододвинул Сергею стул.

– Здравствуй.

– Ты, наверное, знаешь, что в этом месяце мы должны кого-то сократить.

– Догадываюсь.

Сергей не смог сдержать совершенно неуместной улыбки. Он вспомнил прозвище, которое придумал для кадровика. Терминатор. Так звали главного героя одноименного фильма, сыгранного Шварценеггером. Дело в том, что письма, которые Кондратович рассылал тем, чей контракт заканчивался, назывались по-английски “Letter of termination”[14]14
  Письмо об окончании контракта (англ.).


[Закрыть]. Все нашли прозвище очень точным – кадровик приканчивал человека, если не в прямом смысле, то уж точно в переносном, – и оно прижилось. Терминатор, заметивший улыбку Сергея, истолковал ее по-своему.

– Да… Я тебе раньше говорил, что ты нам до конца нужен, и тебе нечего волноваться, – продолжал Кондратович. – Хотели уволить Салема Атвана. Но Салем поплакался всем, кому не лень, вот и разжалобил, решили его оставить. Пока. Дать ему дополнительные месяцы отсрочки. Может, все-таки подыщет новую работу. Хотя в его возрасте это будет непросто.

Кондратович замолчал.

– А ты как относишься к перспективе возвращения на родину? – Он отвел взгляд от Сергея.

– Вы мне напомнили один анекдот, – рассмеялся Сергей. – Вызывают Абрама Семеновича в отдел кадров и спрашивают: как вы относитесь к Родине? Он отвечает: как к своей жене. Кадровик не понял, попросил уточнить. Абрам Семенович объясняет: немножко люблю, немножко боюсь, а немножко на других смотрю.

Кондратович тоже рассмеялся.

– Это хорошо, что ты все-таки немножко любишь. Боюсь, что теперь уже будет поздно на других смотреть. Нам же надо по плану одну должность сократить в этом месяце. Выход только один – уволить тебя.

– Понятно, – только и смог выдавить из себя Сергей.

– Единственное, что мы можем для тебя сделать, это дать тебе два месяца на сборы, а не две недели, как положено. Благодари Гилмора. Он сказал, что ты должен какую-то работу закончить. Мол, важное дело начато. Уж не знаю, правда или просто он к тебе благоволит.

Когда через полчаса, выйдя из кабинета Кондратовича, Сергей случайно увидел свое отражение в зеркале, висящем на стене, он невольно замедлил шаг. Он не узнал себя, настолько необычным было выражение его лица. Оно было страдальческим. Но не вызывало сочувствия. В нем было что-то скорее трагикомическое, чем трагическое. И вообще оно напоминало классическую маску, изображающую страдание, которую вы можете купить в любом магазинчике в Венеции.

В фильме, который Сергей видел недавно, именно с таким выражением лица Казанова уходил на заседание комиссии, которая неминуемо должна была изобличить в нем симулянта. Сергей не помнил названия фильма, но сцены из него последнее время все чаще и чаще всплывали в памяти. Казалось бы, этот фильм не имел ничего общего с его нынешней действительностью. Речь шла о французской революции, о периоде террора. Действие происходило в сумасшедшем доме, расположенном в одном из глухих уголков Франции. И вот там, среди больных, прятались нормальные люди – аристократы, пытавшиеся выдать себя за умалишенных и тем самым уйти от карающего меча революции. Среди них был и Казанова. Раз в месяц из Парижа приезжали специально назначенные комиссары, в задачу которых входило выявлять мнимых больных. И вот тогда все они вели себя одинаково: утром, затаившись за дверьми своих комнат, со страхом ждали, к кому же постучат сегодня и пригласят на заседание комиссии. А потом из окон своих комнат наблюдали, как очередного разоблаченного и обреченного увозят на телеге в Париж. И в этот момент всех их объединяло одно чувство – облегчение. Уф, пронесло, на сей раз не я.

Когда пришли за Казановой, он испытал страх. Он пытался скрыть его, но, пожалуй, впервые в жизни лицо, привыкшее к игре, отказывалось повиноваться своему хозяину, и на нем появлялись гримасы. Они были нелепы и вызывали не сочувствие, а смех. Человек боролся со своим лицом и оказывался побежденным. Это была самая сильная сцена фильма.

И вот сейчас Сергей увидел ее повторение в зеркале. Вокруг были люди, и он не хотел, чтобы кто-то понял, как ему плохо. И он в прямом смысле этого слова пытался сохранить лицо. Впервые он понял буквальное значение этого выражения. Ведь его лицо тоже не повиновалось ему.

Закончив рассказ, Сергей еще некоторое время продолжал сидеть молча, о чем-то думая.

– Вот видите, как получается, вы на корабль, а я с корабля. – Он, наконец, прервал молчание.

– Может быть, поговорить с Батлером? Вы ведь за этим к нему шли?

– Батлер в курсе. Именно он и принял это решение. Я просто хотел обсудить с ним, кому передавать дела. Боюсь, Салем не потянет. Загубит проект. Я надеюсь узнать у Батлера, кто еще будет несколько лет работать в комиссии, чтобы тому и передать дела.

– Что вы думаете делать: искать работу здесь или возвращаться на родину? – спросила Арина.

– Еще не знаю, – не задумываясь, ответил он. – Океанология, к сожалению, не очень-то у нас востребована. Хотя и здесь сейчас тоже кризис, с работой не просто. Посмотрим.

– Я могу вам помочь? Как-никак, вы мой первый клиент, меня ведь за этим сюда звали.

– Спасибо, может быть, позже мы и поговорим. Но сначала я сам должен решить, чего я хочу. У меня два месяца. Этого, конечно, маловато, чтобы подыскать работу. Зато для раздумий – это очень даже много. Вполне достаточно, чтобы сделать выбор: уезжать или остаться здесь.

Когда Арина приехала вечером домой, то на двери увидела записку, не предвещавшую ничего хорошего: «Позвоните, пожалуйста, как только вернетесь, по этому телефону». Записку написала соседка с верхнего этажа. Они жили в этом доме уже два года и не имели никаких контактов с соседями сверху, а тут вдруг надо срочно звонить. С чего бы это? Набрав нужный номер, Арина выяснила, в чем дело. Слышимость в доме была катастрофической. Ее утреннее просыпание часто проходило под звук, сравнимый с падением воды в одном из горных водопадов средней величины: это справлял малую нужду сосед с верхнего этажа. А когда их сынуля носился по квартире, то сравнение с ситуацией в горах становилось еще более угрожающим: казалось, сверху на вас вот-вот сойдет лавина или же не миновать камнепада. Соседка спросила Арину, не устроили ли они дома приют для бездомных животных и не проводят ли там вивисекцию: весь сегодняшний день они прожили под аккомпанемент повизгиваний, стонов, тявканья. Она возмущенно заявила: одно дело – бесконечные арии, которые она терпит уже столько лет, что выучила большинство партий – не только женских, но и мужских – наизусть, а другое – звуки, раздававшиеся из квартиры снизу сегодня. Арина объяснила, что они взяли щенка и, видимо, эти звуки издает он. Выслушав извинения, соседка весьма категорическим тоном призвала Арину найти решение проблемы. И как можно скорее. Иначе она пожалуется в общество защитников животных и сообщит о своих подозрениях. «Вот послушайте! Уж лучше Паваротти! Или на худой конец – Кауффман! Но вообще-то я предпочитаю баритоны, а у вас явный уклон в сторону теноров!» – Соседка негодующе взглянула на Арину. «Ну что, слышите?» Арина прислушалась, но ничего не услышала. Соседка вышла на балкон, Арина последовала за ней. На сей раз услышала: Типи тихонько скулила. Арина извинилась и обещала что-то придумать.

Соседка сильно преувеличила шум, производимый Типи. Но стало ясно другое: Типи страдает, оставаясь дома одна. Арина взяла ее на руки, села на диван и задумалась.

И тут ей пришла в голову одна мысль. Решившись, она взяла большую сумку, с которой ездила в путешествия, постелила на дно старый плед, посадила туда Типи – щенок туда прекрасно уместился.

Когда вернулся Олег, Арина изложила ему свой план: она возьмет Типи завтра на работу, в ООН. Кабинет у нее отдельный, на первом этаже, даже выгуливать можно собаку прямо около виллы – там полно укромных уголков. Олег с сомнением воспринял идею жены, он был уверен, что собаку не пропустят на территорию ООН. К тому же было неясно, как отнесется к этому начальство. Но другого выхода пока не было. На предложение Олега отдавать Типи в дневное время в приют Арина лишь замахала руками и заявила, что лучше уж она уйдет с работы, чем согласится на это. Тем более что через несколько недель должна была приехать дочь на каникулы. Вот она и будет сидеть днем с собакой.

– Ну а как дела в комиссии? – поинтересовался Олег, когда они обсудили проблему Типи.

– Как сажа бела, – вздохнула Арина. – Вот все говорят, что ООН – это тихая заводь, богадельня. А там, оказывается, уже не только страсти, но и мордасти. Хм… – задумалась она. – Действительно и страсти, и шпионские мордасти.

– Не говори загадками, что там такое? Про страсти ты мне излагала, а что за мордасти такие? Ты вчера сама меня убеждала, что ничего страшного там не происходит! Говорила или нет?

– Говорила, но теперь все оказывается гораздо сложнее, чем я думала. Меня нанимали для чего? Говорили о сокращениях и сложностях, с ними связанных. О помощи тем, кого увольняют. Потом появились анонимки, угрозы и даже, возможно, казнокрадство. Казнокрадство не в прямом смысле слова, а то ли продажа информации на сторону, то ли использование этой информации для личного обогащения. А теперь выясняется, что есть уже покушения на жизнь сотрудника. Как тебе такие мордасти?

– Ты что, серьезно?

– А я любитель шутить? Чоудхури мне на днях рассказал, что на одного из сотрудников – Атвана Салема, я тебе о нем уже говорила – наехала машина. Он уверен, что его пытались сбить.

Арина рассказала Олегу обо всем, произошедшем за последние три дня.

– Послушай, мне все это не нравится! – заявил Олег, когда она закончила. – Знаешь, что я предлагаю? Я завтра позвоню Кришнамурти, скажу ему, что у нас семейные обстоятельства изменились, дочь раньше приезжает на каникулы или что-то в этом роде. Я найду, что сказать. И попрошу его переговорить с Батлером, чтобы он тебя отпустил. Ты же еще не подписала контракт?

– Нет, не подписала. Завтра будет готов.

– Ну вот. Тогда вообще нет никаких проблем. – Олег вздохнул с облегчением. – Пошли спать, я устал. Да и тебе пора. Хочешь, чтобы опять голова заболела?

– Нет, не хочу, спать действительно пора. Мне завтра рано вставать.

Олег, уже направившийся к выходу из кабинета, остановился.

– Так… Мы же, кажется, договорились.

– Ни о чем мы не договаривались. Ты предложил, но я считаю это неудобным.

– Неудобно штаны через голову снимать! А здесь ничего неудобного нет! Тем более, что и контракта еще нет.

– Но я обещала… – не очень уверенно произнесла Арина.

– Ты никому ничего не обещала. Лучше скажи, что тебе интересно. Будто я тебя не знаю! – Олег явно начинал злиться.

– Олежек, не сердись. Там ничего страшного нет, я уверена. Просто надо разобраться. Это какое-то недоразумение.