Текст книги "Однажды. Сборник стихов и сказочных историй"

Но он попался.

Молча, склонив голову, будто признаваясь в своём поражении, Глеб протянул Борису пресловутую папку.

Борис вынул её содержимое и углубился в чтение.

Глеб не испытал ожидаемого облегчения. Его внутреннее состояние можно было охарактеризовать только одним словом – опустошенность.

Он вдруг ощутил себя облаком, медленно парящим над землёй. Такой чужой и далёкой. С её бесконечными проблемами, заботами, муравьиным копошением… он терял связь с самим собой.

Глеб оставил Бориса наедине с виртуальной подружкой, не желая видеть его реакции: скепсиса, удивления, или скорее всего разочарования, а может и того хуже… вышел на улицу побродить по живописным окрестностям.

Глеб вспомнил французскую пословицу: «Делай, что должен и будь, что будет!» Она была весьма уместна. Пожалуй, так и надо! В голове, словно кубик Рубика стали складываться многочисленные комбинации.

Глеб пытался ответить на вопрос: в чем же всё-таки смысл жизни? Как бы он сам себе мог бы убедительно ответить на этот вопрос вопросов. Под какой из версий он мог бы подписаться? По Спенсеру жизнь – это борьба за существование и смысл в её сохранении. По Юнгу – смысл жизни в решении рефлексивных задач, на которые человек должен сам найти ответ, так что каждому – своё. По Достоевскому – в самосовершенствовании. Но это уже старо как мир. Ещё и до Достоевского стоик Сенека говорил о том же самом. Да и кому говорил-то – ученику своему Нерону, который в своём самосовершенствовании дошёл до высшей точки, почувствовав себя настолько совершенным из всех земных созданий, что, не колеблясь, повелел умертвить собственную мать, а заодно и своего мудрого наставника-просветителя.

Если остановиться на чисто физиологических, биохимических факторах характеризующих полноту человеческого существования, то всё зависит от соотношения энкефалинов и эндорфинов… производных арахидоновой кислоты, биогенных моноаминов. Но это так скучно!!! И Жизнь скорее всего – есть единство рационального и иррационального, логического, чувственного, воли, и инстинктов… Но, что же делать, если обывательский лицемерный реализм был по-прежнему противен его натуре. Тут Глеб вспомнил о Фрейде, который предостерегал: Если вы задумываетесь о смысле жизни, значит, вы больны. Значит в вас что-то не так!!! Болеть не хотелось.

Глеб решил переключить себя на тему контракта. Сейчас он вернётся и ему предстоит разговор с Борисом.

Он думал об отрыве своих современников от заветов традиционной морали, о глубине нравственного ущерба, о необратимости социальных процессов… и их последствиях. Но ведь те же самые вопросы задавали себе люди и две тысячи лет назад, а может и того больше… Аристофан в своих «Облаках» писал о том же самом. Ничто не меняется. Ничто.

Насыщенный ароматами зелени воздух навевал романтическое, философское состояние духа. Глеб шёл, тихонько напевая «Сентиментальную прогулку» Поля Верлена.

«Я шёл печаль свою сопровождая, над озером средь ив плакучих тая, вставал туман, как призрак самого отчаянья. Жалобой его казались диких уток пересвисты друг друга звавших над водой росистой……………чья это музыка? Ах, да – Тухманов. Давид Тухманов. Волшебно!!! С эндорфинами у Давида, по-видимому, было всё в порядке.

Или наоборот? Ведь гений – это отклонение от нормы!!!

А Борис, – думал Глеб, – кто он, всё-таки теперь, какой он? Такой разный. Он не похож на корыстолюбивого, лишенного иллюзий реалиста… Или похож?

В мозгу вспыхнула шутливая вывеска, приколотая кем-то из сотрудников его лаборатории.

«Товарищи! Питайтесь исключительно растительной пищей! Не ешьте друг друга!»

Вернувшись, он застал Бориса за просмотром демонстрационного фильма.

Борис, даже не обернувшись, заговорил с Глебом, как ни в чём не бывало.

– Знаешь, что больше всего меня подкупает в этой красавице?! Да, это как раз мой любимый женский тип!!! – еще раз взглянув на прилагающееся фото. Но не это. А больше всего привлекает меня тооооооо, – потянул Боря, – что, если в течении пяти минут я не отвечаю на её вопрос, она замолкает до востребования… Мечта!!! За это можно всё отдать…

– Так ты покупаешь?

– Где ты это откопал?

– Жена принесла…

– Да, у тебя не жена, находка… шестикрылый Серафим… одним словом

– и тебя не смущает, что эта девица-робот?

– ничуть! В моей жизни были женщины, появившиеся на свет традиционным способом, что не мешало им быть исчадием ада, хладнокровие, равнодушие и вероломство которых можно сравнить только с героинями античных трагедий. А это даже любопытно!!!

– А цена?

– если всё на самом деле, как заявлено здесь, то эта девочка стоит больших денег. Так что это – почти даром!!! Разумеется, беру!

– А ты случайно не в курсе, что означает название фирмы – «Тосигами»?

– В курсе, случайно. Тосигами – это японское божество Нового года. Или другими словами – обыкновенное чудо!!!

Глеб чувствовал, что в нём произошла какая-то метаморфоза. Он приобрёл какое-то новое качество… он пока не знал хорошо это или плохо, но он становился другим человеком…

– Как у тебя с загранпаспортом? – по-деловому спросил Борис.

– Просрочен.

– Нужно срочно заняться. Купля-продажа, судя, по условиям япошек должна произойти в нейтральной стране. Веве, если не ошибаюсь.

– У нас ВеВе называют Путина.

– Веве – это город.

– А где это?

– Швейцария, мой милый! Город у Женевского озера, где покоится прах великого Чаплина.

– В последний раз за границей я был в Венгрии. Пять лет тому назад.

Серафима была на седьмом небе от счастья. На вопрос – почему не сказала о разговоре с Борисом по телефону, даже не ответила. Лишь криво ухмыльнулась и смешно сморщила носик. Какие мелочи. Сказала – не сказала.

Жена активно взялась самостоятельно решать проблему с загранпаспортом Глеба, заметив при этом:

– заодно начну оформлять свой и Стаса. Всё прекрасно, Глеб! Ты – молодец!

Переговоры с японцами, которые Глебу пришлось вести по телефону на английском языке, не составили особого труда. Всё было предельно лаконично и ясно. Документы готовы. Покупатель найден. Сделка состоится. Место передачи «товара» и время будет оговорено по прибытии представителей японской стороны в Швейцарию.

Через неделю, Глеб прощался с семьёй в аэропорту.

Борис был элегантен и раскрепощен. Серафима явно кокетничала с ним. Стас не выпускал из объятий свою подружку Вику и разговаривал с окружающими весьма небрежно. Глеб был не в своей тарелке, явно волновался и никак не мог скрыть этого волнения. То ронял из рук посадочный талон, то начинал лихорадочно что-то искать в дорожной сумке.

С Серафимой договорились о телефонной связи и стремительном переводе денег после совершения сделки. Она-то уж знала, что с ними нужно делать. Борис предупредил, что Глеб задержится в Европе.

– никуда его не отпущу, пока не покажу свой дом в Баварии. Все расходы беру на себя, – шепнул Серафиме на ушко.

– Конечно, конечно! Глебу нужен отдых, я всё понимаю, – очаровательно улыбнувшись, заморгала ресничками, враз помолодевшая Фимочка.

– Она у тебя прелесть!!! Пламенная Серафима.

– Почему это «пламенная»? – насторожился Глеб.

– Потому что Серафима в переводе с еврейского – пламенная.

Ты не знал?

– Нет.

***

Город Веве оказался очень милым, тихим провинциальным городком. С населением чуть больше 17 тысяч человек… уютные улочки, красные черепичные крыши невысоких домов.

Главной достопримечательностью Веве стала для Глеба русская православная церковь святой великомученицы Варвары, построенная ещё Петром Шуваловым. Глеб отметил про себя тенденцию – вот удивительно, но именно находясь за границей, начинаешь понимать непреходящую ценность понятия Родина и всего, что с этим связано.

Прислуга на вилле, где остановились друзья, тоже вся поголовно говорила по-русски, и Глебу это было особенно приятно.

Рядом с Борисом, перед которым открывались все двери, Глеб чувствовал себя как у Христа за пазухой.

Глеб решил не задавать Борису никаких вопросов относительно его профессиональной деятельности, ограничившись лишь общей формулировкой, брошенной Борей ещё во время их разговора в Москве – финансист.

Масштабы возможностей его приятеля были очевидны и не требовали уточнения.

Через несколько дней после их приезда в Швейцарию, позвонили продавцы.

Борис предложил в качестве места переговоров и совершения сделки – свою виллу. Глеб сделал вид, что не удивился, услышав слово – свою.

– Я думал это съёмное жильё.

– Как правило, так и есть, находясь в других странах, я обычно либо снимаю апартаменты, либо останавливаюсь в гостинице, но этот дом – подарок отца и мне он особенно дорог. Здесь я дома.

Да – отметил про себя Глеб, – подарки бывают разные. Ему вот досталось в наследство от деда целых два раритета. Личный дедов микроскоп и именной Атлас командира рабоче-крестьянской Красной Армии, принадлежащий самому Константину Рокоссовскому.

Глеб ощутил себя предателем, сравнивая их с Борисом наследства, и внутренне вздрогнул от чувства зависти, скользнувшей в душе ядовитой змейкой. Этого ещё не хватало.

– Кстати, Галибин-сан, – Борис прервал самокопания Глеба, – а ты знаешь особенности национальных норм делового этикета? С японцами ведь не всё так просто, как кажется.

– А что такое? Что нужно знать?

– Не отвечай вопросом на вопрос.

– Да, особенного такого я ничего не знаю.

Борис провёл с Глебом курс «молодого бойца» дипломатического фронта. Выяснилась масса нюансов, которые для представителей страны Восходящего Солнца являются азбукой поведения, незнание которой могут повлечь за собой самые непредвиденные последствия.

Оказалось, что особенности японского национального характера с их бесконечными церемониями столь же общеизвестны, как и трудно постижимы людьми других национальностей. Согласно японской морали, основа взаимоотношений людей – это взаимная зависимость. Так что основа мироощущения японца – есть принадлежность к той или иной группе. Отсюда вытекает знаменитая черта японца – фанатичная верность фирме, нации, государству.

– Вот твоя визитка. – Борис протянул Глебу изящно оформленную карточку, в которой на английском и японском языках была написана его фамилия и перечислены все его должности, звания, статусы и регалии.

– Карточка должна находиться при тебе. В нагрудном кармане пиджака. Обмен визитками очень важная процедура при налаживании дел с японцами. Рукопожатия в качестве приветствия мало популярны. Просто поклонись в ответ на поклон. Переговоры начинаются с чаепития. Спешка – признак дурного тона. Если в ответ на твой вопрос японец долго молчит, не торопи его, не перебивай его размышлений. И ещё – избегай разговоров о второй мировой войне.

– Да?! А я хотел как раз начать с разговора о Халхин-Голе. Как мы их там били!!! – съязвил Глеб, задетый менторским тоном Бориса, который тут же спохватился.

– Ой, да, и правда, что это я – много им чести. Деньги сделают своё! Будут как шёлковые, в любом случае. Три миллиона евро на дороге не валяются. Просто я думал тебе интересно.

– Очень интересно! – более миролюбиво закончил разговор Глеб.

Вопреки его опасениям и внутренней тревоге, всё прошло без сучка и задоринки. Японцы рядом с богатым покупателем вели себя словно школьники перед директором учебного заведения. Да и его собственная визитка, он отметил это особо, произвела на гостей виллы, почти, что шокирующее впечатление. Доктор наук, лауреат почётной премии Вольфа, удостоился таких низких поклонов, каких мог ожидать разве что нобелевский лауреат. Не меньшее впечатление на Глеба, равно как и на Бориса произвела девушка-робот. В действительности она оказалась ещё более совершенной, нежели в рекламном фильме. Изысканно одета, с холеной кожей, безупречным телосложением, королевской осанкой. Всё это, равно как и мягкие, плавные, слегка замедленные движения выдавали в ней скорее особу из высшего света, нежели продукт высоких технологий. Она мило улыбалась.

Затем на вопрос Бориса – как прошёл полёт. поблагодарила его и ответила, что всё прекрасно перенесла.

При этом на её лице выступил лёгкий румянец выдающий смущение девушки от столь пристального внимания интересного мужчины.

– А чем Вы занимались во время путешествия? – не унимался Борис. Как покупатель он имел право на тестирование с пристрастием.

– Я читала любопытную статью о том, что, оказывается, по результатам статистики, первыми словами маленьких японцев являются такие слова, как еда, банан, чай и молоко, а только потом уже – «мама».

– А «папа»? – занудствовал Борис.

– Слово «папа» занимает восьмое место! – кротко опустив глазки, и немного растягивая слова, ответила чудо-девушка.

– Да, тут есть, над чем поразмыслить… – подытожил вполне удовлетворенный Борис.

Все присутствующие непринужденно засмеялись.

Сделка состоялась. Поверенный в делах Бориса всё оформил должным образом и переслал в Москву Серафиме причитавшиеся Глебу посреднические деньги. За вычетом небольшой суммы, которую Глеб попросил оставить на мелкие расходы и билет домой. От предложения Бориса субсидировать поездку в Москву Глеб категорически отказался.

– Я и так злоупотребляю твоим дружеским расположением и участием.

– Мы же договорились, что ты составишь компанию и посетишь моё пристанище в Баварии? – не унимался Боря.

– Боюсь, у меня не хватит на это средств, – колеблясь, возразил Глеб.

Аргумент в пользу поездки Борис выдвинул убийственный:

– Мы летим на моём частном самолёте, так что никаких средств тебе для это не нужно. Ну, не стал бы ты брать с меня деньги, если бы подвёз на своей машине? Какая разница?

– Действительно – никакой!!! – смущенно ответил Глеб.

– Поверь, это сказочное место, горнолыжный курорт!!! Когда ты ещё выберешься из своей Москвы?

Остаток отпуска Глеб провёл в доме Бориса на юге Баварии. В кольце невероятно прекрасных альпийских гор. Вместе с ними неотлучно находилась Айко, правда Борис переименовал её в Памелу, видимо в честь актрисы сыгравшей андроида в фильме «Черри-2000».

Памела была очаровательна. Рядом с ней было уютно и спокойно. От неё не исходило никаких отрицательных флюидов.

Но, всё же, рассуждая сам с собой предметно, Глеб не представлял себя на месте друга. Влюбиться или даже просто иметь какие бы то ни было отношения с девушкой-электроником, он бы не смог. Он относился к ней только лишь как к любопытному объекту исследования. Как к белой мышке, на которой проводят опыты. Когда у них с Борисом зашёл разговор на эту тему, Боря с присущей ему лаконичностью в формулировках заявил:

– Это женщина моей мечты, старик!!! Она божественна!

– Не кощунствуй!!! – попытался возразить Глеб.

– Отвечаю за каждое слово! Божественна!

Глеб часто видел идиллическую картину веселящихся голубков. Не было сомнения – Борис был счастлив!

В воображении Глеб иногда рисовал картины интимных отношений друга и Памелы. Себя на месте Бориса он представить не мог. Какое-то брезгливое чувство заползало внутрь его существа и перекрывало главное – ЖЕЛАНИЕ.

Немногочисленные разговоры с женой были формальными и давали понять, что Серафима сейчас живёт совсем другими интересами, возвращением Глеба не интересуется. Она была поглощена покупкой и оформлением жилья в Словении. Глеб чувствовал себя средством для достижения Фимой желанной цели. Лишь средством. Глеб сам по себе уже не был ей нужен. Он явственно ощущал, как неумолимо и навсегда они отдалялись друг от друга. Между ними образовалась пропасть леденящей душу пустоты.

Возвращение в Москву казалось теперь Глебу погружением в эту пустоту.

До возвращения оставались считанные дни.

Борис по-прежнему был предупредителен и заботлив.

Глеб удивлялся, как при постоянной занятости и жёстком расписании, когда день вмещает в себя массу деловых встреч и переговоров, Борис умудряется быть всегда в спокойном и благостном расположении духа. Наверное, у него есть какие-то таинственные способы восстановления жизненных сил и энергии.

Борис не замедлил поделиться секретной информацией.

– Как ты относишься к Глюку?

– к какому Глюку, композитору?

– именно!

– да никак, я не меломан…

– напрасно. Так вот, однажды, полушутя Глюк заявил своему другу, – повествовал Борис, – «Больше всего я люблю три вещи: деньги, вино и славу». – «А почему слава на последнем месте?» – спросил друг. «Вполне естественно, – ответил Глюк. – За деньги я покупаю себе вино, вино приносит мне вдохновение, а из вдохновения, наконец, вырастает моя слава».

– и что? Что из этого следует?

– а то, что у меня как у Глюка, есть три причины любить жизнь!

Это здоровый образ жизни. Движение вместо вина!!! А в остальном я похож на Глюка. Люблю деньги и славу. Способность зарабатывать деньги меня вдохновляет!

– Каким же образом ты собираешься прославиться???

– со временем узнаешь. Но помни, я работаю на неё, добиваюсь, и слава обязательно придёт!

– А теперь, ребята! – обратился Борис к Глебу и Памеле. – Внимание! Сегодня вечером мы идём кутить в честь моего бесценного друга. Я закатываю фантастическую пирушку и приглашаю вас в бар «Ной-шванштайн».

– Детка, надень, пожалуйста, своё красное платьице с глубоким декольте, ты в нём такая очаровашка! – Борис подмигнул Памеле, и она кокетливо улыбнулась, на секунду изменив, привычно блаженное выражение своего кукольного личика.

Со стороны могло показаться, что перед вами просто глупенькая красотка.

Бар «Нойшванштайн» находился невдалеке от знаменитого на весь мир замка Людвига Баварского. Окрестности погружались в ночную мглу, но с террасы бара был потрясающий вид на подсвеченные башни этого архитектурного чуда. Впечатление от созерцания шедевра усиливалось звучавшей в баре проникновенной, волшебной музыкой Вагнера из его знаменитого «Лоэнгрина». Вся атмосфера вечера – воздух, декорации, свет и звук были пронизаны таинственным образом установленной связью между днём нынешним и далёким средневековьем – легендарным временем рыцарей священного Грааля.

Плавно перешли к разговору о необходимости Глебу возвращаться в Москву.

– Ты шутишь? У меня там масса незаконченных дел… – соврал Глеб. Отсутствие спонсорского участия и игнорирование дотирования проекта по исследованию нанорепликаторов со стороны государства, давно уже поставило под угрозу срыва работу, которой он занимался в последнее время… но жаловаться на эти обстоятельства другу своей далёкой юности он не хотел.

– А я слышал, что у тебя там не так уж всё гладко… поэтому, не вижу смысла в твоём упорном нежелании смотреть на вещи трезво – настаивал Борис.

Глеб понял, кто мог быть источником данной информации.

Пламенная Серафима, кто же ещё? Только жена была в курсе всех его дел. Он почувствовал себя волком обложенным со всех сторон охотниками, загнанным в угол зверем. Чтобы заглушить чувство безысходности и нахлынувшей тоски, Глеб налил себе ещё вина, решив при этом отшутиться:

– не уместно говорить о трезвости человеку, увидевшему дно третьего бокала? Хорош проповедник. И потом, кроме дел, науки, существует ещё и семья, долг, дом, Родина…

– ты снова заводишь речь об окружающих нас призраках Бэкона.

– причем здесь призраки? Мой отец, дед, их беззаветное служение Отечественной науке, жертвы, на которые шли они и их современники обязывают меня… продолжать их дело. Во имя чего тогда они жили?

– ты законченный идеалист! Призраки, о которых ты только что говорил, уже не существуют в мире реальном. Мы живём в совершенно иное время, и отрицать это бессмысленно!

– не называй моих близких – призраками!

– Ты прекрасно всё понимаешь, это всего лишь бэконовская метафора, и не притворяйся идиотом. Жертвы, уроки истории, кого это останавливает? Или вдохновляет? Назови мне хоть один убедительный пример!!!! Призраки рода, эти генетические атавизмы, навязывающие тебе правила, по которым жили ушедшие в никуда предки – это всего лишь кандалы, от которых нужно освобождаться… и идти в ногу со временем, в котором живёшь ТЫ, сегодняшний…

– «Времена не выбирают, в них живут и умирают!»

– Вот именно!

– Но тогда, если вооружиться твоей же, ссылкой на бэконовскую теорию четырёх призраков, меня, как индивида, тянет в другую сторону, теми же кандалами прикованный ко мне призрак толпы – современным языком называемой социумом. И ты, как часть этого социума призываешь меня служить новым идолам, чтобы не оказаться за пределами социального круга. Значит и от этих цепей я должен освободиться, чтобы остаться в итоге самим собой?!…

– а ты попробуй! – с сомнением в голосе предложил Борис.

– И тогда я останусь совсем один… – пропев себе под нос, сказал Глеб. «Колыбель качается над вечностью!»

– Ты сегодня поэтически настроен! Это хорошо! А у тебя нет предчувствия, что к нам приближается настоящее волшебство? Сейчас мы отправимся в замок сказочного короля.

– А он, что открыт для посетителей ночью? – искренне удивился Глеб, забыв, с кем имеет дело.

– Для нас он открыт всегда! – победоносно ответил Борис.

Глеб встал из-за стола и отправился к барной стойке.

Барменом был крепкий старичок лет семидесяти, одетый в национальный костюм. Любезный, ненавязчивый, по-хозяйски приветливый, без тени лакейской угодливости, старик как-то по-отечески стал ухаживать за Глебом.

Перед ним возникли замысловато оформленные канапе и виски в красивой гранёной стопке с причудливым металлическим оттиском на одной из граней.

Неподалёку от Глеба на высоком барном стуле сидела молодая брюнетка. Она что-то сосредоточенно слушала, предназначенное только для неё, так как была в наушниках. Выпитое Глебом за вечер видимо расслабило его настолько, что ему взбрело в голову пошалить, что было для человека пятидесятилетнего возраста и его положения вовсе не характерным явлением.

Он пододвинулся поближе к девушке и заглянул ей в лицо. Оно было весьма приятным. Сосредоточенно-благостное выражение женского лика сменилось на строгое.

Глеб сам не любил навязчивого обращения, но проказы Бахуса сделали своё дело.

– Простите, – сказал Глеб по-английски, – Вам не нравится Вагнер, и вы слушаете свою музыку?! А что именно?! – при этом Глеб бесцеремонно вынул крошечный белый наушник незнакомки и попытался воткнуть себе в ухо.

– Какое нахальство! – выругалась брюнетка, дёрнув наушник в свою сторону. Я позову полицию.

– Ну, уж так сразу и полицию! – беспомощно заморгал Глеб.

– Как маленький! – надула губки брюнетка, и надела лежавшие рядом на стойке очки.

– А может я и есть маленький! – смущенно проговорил Глеб.

– Для маленького вы слишком старенький! – вынесла неутешительный вердикт высоконравственная особа.

– Я – старенький?! – ну, уж это слишком! Стареньким меня называют в первый раз!

– Что очень неприятно?

– Да, приятного мало!!! Даже как-то обидно! – скуксился Глеб.

– Да ладно уж, я это так! Никакой вы не старик!

– Правда?! Или вы это просто из вежливости ретируетесь?

– Да, нет же, правда-правда!!! Простите. Я не хотела вас обижать.

– Я вас тоже! Ну, тогда откройте свой секрет и скажите, какую вы всё-таки слушали музыку? Мой сын, например, любит рок! И вы тоже роковая девица?

– Нет, рок я слушала лет пять назад. Теперь уже переболела. А это, – девушка кивнула на плейер, – аудиолекция про замок Людвига второго. Всё равно не успела побывать внутри. Поздно добралась.

Они познакомились. Анн Доминик оказалась француженкой. Аспиранткой Сорбонны. Везёт же мне на это место – снова Сорбонна. Прямо провидение какое-то. Глеб познакомил с Анн Бориса и Памелу. Борис предложил Анн выпить вина.

– Нет, благодарю! Я – член Белого Креста.

– Даже так, – рассмеялся Борис.

– А что это за масонская ложа такая? Красный Крест – понятное дело, а вот про Белый я ничего не слышал – удивился Глеб одновременно и неведомому названию, и осведомленности Бориса. Всё-то он знает!

– Никакого отношения к масонской ложе Белый Крест не имеет, – приняла независимый вид Анн, – это французское католическое антиалкогольное общество, основанное в 1899 году в городе Лилле.

– А Михаил Горбачёв в членах вашей секты не состоит? – зло пошутил Глеб. И тут же не дожидаясь ответа, заметил: – А вам, как трезвеннице не возбраняется посещение злачных мест?

– Вовсе нет! А пиво я пью. Иногда. Это разрешено нашим уставом!

Глеб с Борисом переглянулись.

– я же тебе говорил, что все в этом мире живут по уставу. Иначе нельзя. Ведь так, Анн?

– Пожалуй! Мы же люди!

Борис выразил свою искреннюю радость по поводу того, что их ряды пополнились новой прекрасной спутницей и предложил всем продолжить трапезу уже непосредственно в самом замке.

– Сегодня – 13 июня – особенный день – годовщина гибели Сказочного короля Баварии – заговорщически проговорил Борис. И в довершении поведал о том, что в связи с этим к ним на ужин приглашён ДУХ самого Людвига, также как в своё время юный Людвиг любил приглашать к себе на обед дух короля Людовика 14-го.

– Это фантастика!!! – обожаю фантастические вещи!!! – восторженно захлопала в ладоши молодая аспирантка.

Глеб чувствовал себя алхимиком в предвкушении положительного результата перед опытом с участием философского камня. Отдающим себе отчёт в том, что в случае удачи, он вознесётся на вершину мира!!! Тем более, что налицо были все признаки симпатии к нему, истончающей свежесть и непосредственность, юной особы.

Борис как всегда был на высоте положения, любезно предлагая другу разделить с ним место под солнцем.

Благодаря аудио гиду, Анн была подкована информацией о замке, и не хуже заправского экскурсовода поведала о семнадцатилетней истории строительства Замка, об исполненном романтизма самом короле Баварии, о его покровительстве композитору Вагнеру, который потряс короля своей великой оперой о рыцарском братстве. Замок был заполнен светом и во всем замке они были одни! Шаг за шагом они прошли все его великолепные залы. Убранство залов являло собой смесь различных архитектурных стилей, сочетание мавританских, готических и барочных элементов. Тут были и колонны – сталактиты, и тронный зал в декадентско-византийском духе, и певческий зал с изысканным освещением, предназначенный для постановок вагнеровских опер, по-другому этот зал ещё назывался залом певцов и был центральным местом Замка. Самый большой и высокий, богато убранный зал с бесчисленными деталями росписей, посвященных главному здешнему герою – Парсифалю.

Анн, как историк искусства и археологии, вдохновенно рассказала своим спутникам легенду о Парсифале – сыне знатного, благородного рыцаря Гамурета погибшего в бою. Мать Парсифаля – красавица Герцелойда решила сделать всё, чтобы их сын не стал рыцарем и не повторил трагическую судьбу своего отца. Она скрыла его от глаз людей и воспитывала в лесу. Парсифаль вёл беззаботную, спокойную жизнь и однажды случайно встретился с двумя рыцарями в смешных блестящих доспехах…, но вместе с тем в них было что-то удивительно знакомое, что-то необъяснимое и влекущее.

– Это были призраки рода, – чуть слышно шепнул Борис в самое ухо Глеба.

Анн не обратила внимания на эту реплику и продолжала.

– И в то время, когда его разум отказывался признать саму возможность существования увиденных им рыцарей, сердце подсказало, что он наконец-то нашел то, что так долго искал. И Парсифаль доверился знанию сердца, гораздо более сильному, чем просто предчувствие. Эта встреча – лишь небольшой эпизод легенды, а главному герою еще предстоит пройти через победы и значительные разочарования.

Однако, как говорит легенда, и, обратите внимание, ей вторят картины, которые мы с вами видим, – мало просто узнать свой путь. Недостаточно даже решиться идти к цели, вместо того чтобы плыть по течению жизни. Эту решимость еще надо подтвердить.

Глеб даже не догадывался, что легенда эта является почти точным сценарием его жизни, он просто любовался Анн …ему захотелось остаться с ней наедине. Взять на руки, прижать к себе и не отпускать больше никогда. Так и произошло. Сказочный вечер. Сказочная ночь. Сказочное утро.

Глеб с Анн стояли, обнявшись у балконного окна королевской спальни, откуда открывался фантастический вид ущелья, в который низвергал свои воды сорока пяти метровый водопад.

Утро следующего дня стало началом нового отсчёта времени для Глеба. Он теперь не представлял своей жизни вдали от очаровательной Аннушки. Нежная, трепетная, трогательная она стала ему так близка, что он принял твёрдое решение расстаться с Серафимой.

На предложение Глеба уехать с ним в Россию, Анн только рассмеялась. Она ещё не закончила учёбу, да и Россия для неё – это что-то слишком пугающее. Представление о русских у неё сложилось в связи с тем, что несколько студентов её курса были соотечественниками Глеба. Умные, перспективные, но слишком заносчивые, с весьма специфической ментальностью.

– Нет, Россия – это не для меня, – Анн была непреклонна. Она не шла на уступки даже временно пожить в Москве.

Глеб встал перед проблемой выбора.

– Боря, я схожу с ума! Я влюблен как мальчишка.

– Но, это же здорово! Я за тебя так рад! Всё к лучшему!

– Ты думаешь? А как же Серафима, Стас?

– Мы все стоим перед проблемой выбора. Стас взрослый, у него своя жизнь, а с Серафимой ты бы расстался в любом случае… Раз твоё сердце было свободным для другой. Разве не так?

– Пожалуй, да! Но всё так стремительно произошло… я давно не чувствовал себя таким счастливым.

Судя по всему, друзья расставались ненадолго. Борис ещё раз предложил свою помощь в обустройстве Глеба здесь на Западе. В конце концов, можно было продолжить научно-исследовательскую работу, которой он так дорожил. Глеб обещал подумать. Но ведь это означало, что одну за другой он сдаёт свои принципиальные позиции, которыми так гордился когда-то, которые составляли его духовный стержень.

Глеб улетал домой один. В Москве его никто не встречал по одной простой причине – он не сообщил о прилёте, оттягивая, таким образом, непростой разговор о разводе.

Московская квартира оказалось пуста.

Серафима на телефонные звонки не отвечала. Оператор связи долдонил о её недоступности. Стас тоже, словно сквозь землю провалился. Глеб начал поиски подружки Стаса, благо её телефон был записан в блокноте домашней трубки.

За Вику ответила её мама.

– Простите, это отец Глеба вас беспокоит, можно пригласить Викторию к телефону?!

– Как, а вы разве не в курсе? Они все к морю уехали.

– Когда? К какому морю?

– Сразу после сессии. Они сдали экзамены. Серафима Викторовна купила на всех билеты. И наша Вика вместе с вашим Стасиком и Серафимой Викторовной улетели.

– А куда, если не секрет?

– Да какой же от вас может быть секрет? ….потом трубка повременила с раскрытием секрета… и промямлила, – хотя, если сама Серафима Викторовна не посчитала нужным вас посвящать в свои планы, я, наверное, не вправе брать на себя такую ответственность…

– Логично. Тогда может быть, вы скажете, когда они возвращаются?