Текст книги "Каникулы Теши Закроватного. Теша в поисках клада"

Глава третья
Лесные истории

Ещё с вечера небо заволокло плотными, тяжёлыми тучами. А ночью разразилась гроза. От вспышек молнии в комнате периодически становилось светло как днём. Гром грохотал так близко, что порой казалось, что будто здание дрожит и вот-вот обрушится. Ливень за окном стоял сплошной стеной.

Теша Закроватный очень боялся грозы. Обычно он спал, уютно свернувшись клубочком среди Мишиных вещей в открытом чемодане. Однако сейчас он понимал, что привычный чемодан не спасёт его. При каждой вспышке молнии он плотнее оборачивался хвостом и прижимал длинные уши, однако это нисколько не помогало. В конце концов Теша выбрался из-под кровати, огляделся вокруг и подёргал Мишу за рукав пижамы.

– Да не сплю я, – прошептал Миша. – Боишься?

Теша молча забрался на кровать и натянул на себя Мишино одеяло. Миша обнял его одной рукой и почувствовал, как тот крупно вздрагивает.

– Ну ладно тебе, – так же шёпотом попытался утешить друга Миша, – это ведь только гроза…

– Спорим, эта плакса там сейчас рыдает? – вполголоса спросил со своего места Дима Доброхотов.

– Нашёл чем удивить, – зевнул Митя Гроссман.

«Плаксой» была, конечно, Лиза Исакова.

– Да они там щас все поди ревут, – не трудясь понижать голос, объявил Дёма Квасников.

– Ты-то уж помолчал бы, – осадил его Арам. – Из-за тебя все неприятности сегодня.

Похоже, никто в комнате не спал, за исключением разве что Серёжи Сёмочкина, который отчётливо посапывал и, похоже, видел хорошие сны.

В этот момент что-то проскребло по стеклу.

– Ветка, что ли? – Арам обернулся в сторону окна. Миша подумал, что, наверное, Арам сейчас щурится и выглядит немного беспомощным, как всегда, когда снимает очки. Впрочем, за окном всё равно стояла такая темень, что разглядеть что-то было невозможно даже с хорошим зрением. Некстати вспомнилось, что ближайшее дерево – у окна девочек, сюда его ветки вряд ли дотянутся.

В этот момент раздался очередной удар грома, почти сразу вспыхнула молния, и снова послышался грохот, в котором чудились как будто отголоски звериного рёва. Что-то в этой молнии показалось Мише неправильным, однако он не мог сообразить, что именно.

Арам резко сел на кровати.

– Вы тоже слышали?

– Как рычало? – оживлённо переспросил Митя Гроссман. – Похоже, звери какие-то!

– Да нет, – отмахнулся Арам. – Гром! Гром не может быть раньше молнии!

Митя в темноте пожал плечами. «Подумаешь», – в унисон ему решил про себя Миша. Однако Арам, похоже, считал этот странный гром чем-то и впрямь из ряда вон выходящим.

– Скорость света выше, чем скорость звука! – с горячностью пояснил он. – А если гром раньше молнии, значит, это не гром… это… это что-то другое.

– Это кто-то, – совсем тихо сообщил Теша, едва высунув нос из-под одеяла и продолжая крупно дрожать. – Он там… я его давно слышу.

* * *

К утру погода не улучшилась. Гром гремел чуть реже и чуть дальше, однако ливень продолжал хлестать по крыше и стёклам, и было ясно, что запланированный на сегодня поход в лес точно не состоится.

– А вы знаете?! – Вика Незнамова, влетев в комнату мальчиков, как всегда, забыла даже поздороваться. – По лагерю монстры ходят! Мы одного видели!

Дёма Квасников презрительно хмыкнул и открыл было рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, однако наткнулся на тяжёлый взгляд Миши и осёкся.

– Кого видели? Можешь описать? – деловито переспросил Арам.

– Глаза видели! Во – глазищи! И вообще… да почти все девчата видели! Правда!

После умывания все ребята собрались в комнате девочек, чтобы обсудить, кто бродил по лагерю ночью. Квартирный Теша сидел тихонько в уголке на одной из кроватей и слушал.

Лиза Исакова традиционно всхлипывала. Её привычно пытались утешить Катя Величко и Алёна Гасанова, сидевшие рядом на кровати, поджав ноги. Впрочем, глаза были красными у многих девочек – сказывалась очередная бессонная ночь.

– Я оборачиваюсь, а там – глазищи! Вот такие! – Вика бурно жестикулировала, показывая, какими были глазищи. Выходило, что были они размером по меньшей мере с обеденную тарелку. – Жёлтые! Стррррашные!

Можно было бы предположить, что Вика по обыкновению слегка преувеличивает, однако лица остальных девочек говорили о том, что не одна Вика видела за окном огромные глаза. Правда, Маша Куковицкая при этом уверяла, что глаза были красными, но её близняшка Даша соглашалась с Викой.

– Ну хорошо, – спокойно сказал Арам, расхаживая по комнате, скрестив руки на груди, – а кроме глаз, вы что-нибудь видели?

Вика на секунду замерла с открытым ртом, затем пожала плечами.

– Так темно ж было.

– Я вообще ничего не видела, – решительно сообщила рассудительная Эля Мухтиярова. – Может, кошка пробежала…

– Да какая ещё кошка! – с горячностью прервала её Вика. – Ты вечно, пока обернёшься, ничего уже нет… С такими глазищами!

– Гром, – веско напомнил Арам, продолжая расхаживать из угла в угол. – Я поддержал бы версию с кошкой, если бы не гром.

– Оно большое было, – тихо проговорила Алёна Гасанова.

– Насколько большое? – оживился Арам. – Глаза – на какой высоте?

Алёна на секунду задумалась, затем встала на кровати, опираясь на плечо Лизы, приподнялась на цыпочки и вытянула вверх руку, показывая.

– М-да, – Араму определённо не нравилось, что он не может как-то классифицировать загадочного гостя. – Ну а ты что скажешь? – Он обернулся к Теше. – Может, это из ваших кто-нибудь?

Теша отчаянно замотал головой.

– Не из наших это, – сердито буркнул он. – Из лесных!

– Ну я же и имел в виду…

– Из лесных, говорю ж тебе! – с горячностью подтвердил Теша и взмахнул лапкой, как будто отметая само предположение, что он может иметь какое-то отношение к неведомому чудищу. – Мы, домовые и квартирные – да все Разные, кто с людьми живёт, – не ладим с этими дикарями. И говорил я вам, нечего с русалками вон всякими связываться. И с лесными – нечего!

– Погодите-ка, – Эля Мухтиярова, похоже, наконец поверила в то, что ночью и впрямь могло произойти что-то необычное. – Так ведь Семён же, скорее всего, знает, кто это.

– Точно! Наверняка! – загалдели все разом.

Бывший банник Семён, живший здесь с тех времён, когда на месте детского лагеря была большая усадьба, и сам в начале смены немало напугал ребят. Правда, потом оказалось, что масла в огонь специально подливала Вика Незнамова, которая была знакома с Семёном уже не один год.

– Не скажет он ничего, – сообщил Теша. – Я уже спрашивал. Говорит: от леса подальше держитесь, никого хорошего там точно нет. Всё.

– Это Лихо Лесное! – замогильным голосом сообщила Вика. – Мне Семён как-то рассказывал… Лихо клад Настасьин охраняет…

– Да слышали мы уже про твою Настасью! – отмахнулась Эля.

– Ну она же была на самом деле! – обиделась Вика. – Вон портрет даже в главном корпусе висит.

Вика очень любила рассказывать истории про Про́клятую Настасью – дочь богатого помещика, который жил когда-то в усадьбе на месте лагеря. По её рассказам выходило, что Настасья, про́клятая собственным отцом, погибла от несчастной любви. Однако лагерный Семён внёс в историю некоторые поправки. Оказалось, Настасья Белоцерковская просто сбежала из дома, чтобы стать балериной, и блистала многие годы на столичных сценах. Что до её отца, он был не слишком рад такому решению дочери, однако смирился в конце концов и даже нянчил в старости внуков. К слову, знаменитая когда-то балерина Анастасия Белоцерковская, чей портрет висел по сей день в коридоре главного корпуса, приходилась прапрабабушкой нынешней директрисе лагеря – Зое Валерьевне, по прозвищу Нагайна.

А ещё Вика рассказывала, что отец Настасьи под старость будто бы сошёл с ума и все свои богатства закопал неподалёку от того места, где якобы утопилась дочь. Ни клада, ни озера с тех пор никто больше не видел. Историю про клад Семён не стал ни подтверждать, ни опровергать. Просто посоветовал ребятам держаться от леса подальше.

– Доброе утро! – Дверь открылась, и в комнату вошла Ксюша, явно отлично выспавшаяся и посвежевшая. На какое-то время все забыли про ужасы прошедшей ночи и сгрудились вокруг вожатой, расспрашивая, как она себя чувствует, и радуясь, что с ней всё в порядке.

– Всё хорошо, ребят, – улыбалась Ксюша. – Просто ногу судорогой свело, зацепилась за что-то… ерунда. Воды только наглоталась. Спасибо вам! Только у меня плохая новость – ну вы догадались уже, наверное. В поход, может быть, завтра пойдём, если распогодится. Сегодня точно не выйдет ничего. Будем в своём корпусе в игры играть. Пойдёмте в холл? Там ещё на территории у нас за ночь ветром пару лавочек снесло и кусок забора, представляете? Завхоз всё чинит сейчас. Кстати, – она строго посмотрела на Арама. – Ты выпустил наконец свою черепаху?

Черепаха Арама была Ксюшиной головной болью. Держать животных воспитанникам лагеря не разрешалось. Сам Арам уверял, что специально взял Че с собой в лагерь, чтобы выпустить его на волю. По информации юного биолога, климат здесь был самый что ни на есть подходящий для европейской болотной черепахи, а на местных озёрах должны обитать родственники Че. Однако каждый день мальчика что-нибудь останавливало. Так что вопрос о черепахе Ксюша повторяла ежедневно, это стало своеобразной традицией.

– Конечно! – с самым честным видом ответил Арам, и Ксюша вздохнула, понимая, что всё бесполезно.

В холле хмурый Константин Алексеевич извлекал с полок книжного шкафа какие-то настольные игры. Посередине комнаты он уже поставил низкий раскладной стол. Пару секунд поразмышляв, Константин Алексеевич развернул на столе игровое поле с надписью: «В поисках сокровищ» в центре.

Митя Гроссман, задумчиво глядя на поле, хмыкнул про себя, а затем обернулся к вожатой:

– Ксюша! А вы не слышали случайно каких-нибудь местных историй про клады?

– Кое-что слышала, – улыбнулась Ксюша. – Есть тут одна легенда. Но вообще-то это лучше меня, наверное, Эля Мухтиярова расскажет. Она же местная.

Все с недоумением обернулись к Эле.

Эля Мухтиярова и в самом деле жила в ближайшем к лагерю городке Солнцеморске и была дочерью тамошнего участкового. Её мама так часто бывала в командировках, что Эля привыкла отвечать не только за себя, но и во многом за своего отца, который был прекрасным полицейским и в то же время совершенно беспомощным человеком, когда дело касалось домашнего хозяйства. Именно поэтому высокая и нескладная Эля всегда считала себя ответственной за всё, что происходит вокруг, и старалась держаться «по-взрослому». Вдобавок, отправляя дочь в лагерь, участковый Алмаз Ибрагимович поручил ей присматривать за всем, что там творится. Так что теперь Эля чувствовала себя ответственной вдвойне и очень расстраивалась, когда что-то шло неправильно.

– Папа мне когда-то рассказывал, – неохотно подтвердила наконец она, пожав плечами. – Но это ерунда, конечно…

– Да рассказывай уже! – нетерпеливо вмешался Дима Доброхотов.

– Ну говорили, что есть клад в лесу, в гражданскую войну, что ли, кто-то зарыл, да я не помню толком! – Эля сердилась. Видно было, что пересказывать местные легенды ей совсем не хочется.

– Я слышала, – страшно смущаясь, сообщила вдруг Алёна Гасанова. Все обернулись к ней, ещё больше удивляясь. – У меня бабушка с дедушкой под Солнцеморском живут, в Богатырёво… бабушка рассказывала. Говорили, что после революции хозяин усадьбы – старый Белоцерковский, он тогда уже очень болел, а всё равно сбежал – собрал свои богатства и зарыл их вроде бы где-то в лесу у озера… ни карты не оставил, ничего. Его самого нашли потом, он в лихорадке всё повторял что-то про сокровище и про «Настино озеро». Потом то озеро искали, все пруды вокруг изрыли… ничего не нашли всё равно.

Дима и Митя Грохотовы многозначительно переглянулись.

«Не к добру это всё», – подумал Миша, но предпочёл промолчать. Пусть уж всё идёт как идёт.

* * *

В этот день Арам бродил по лагерю, потерянный, как никогда: исчезла его черепаха. С утра он решил, что Че по обыкновению забрался в какой-то укромный угол и спит, но найти его не удалось ни к обеду, ни позже. Истории о желтоглазом чудище, которое бродит вокруг и топчет скамейки, не прибавляли оптимизма.

– Может, он просто сам ушёл в лес? – предположил Миша, но Арам лишь покачал головой. Он изучил следы, оставшиеся вокруг корпуса, и пришёл к единственно несомненному выводу: Че был похищен. А вот кем и с какой целью – предстояло выяснить.

Глава четвертая
Рич-рач, или Ещё раз о любви

Арам сидел на кровати Мити Гроссмана и увлечённо водил пальцем по большой нарисованной от руки карте. Как пояснил Митя, карту – подробный план леса в окрестностях лагеря, нарисованный кем-то из их предшественников, – они с Димой Доброхотовым обнаружили в Красном уголке. И, конечно, предпочли, не сообщая о находке никому из старших, незаметно вынести её под одеждой.

Правда, рассказывая историю своей «случайной» находки, оба Дмитрия как-то странно отводили глаза. А Мише вдруг припомнилось, что они так и не признались, что именно им понадобилось в кабинете директрисы.

Первым делом Дима и Митя почему-то решили показать карту Араму. И теперь Арам со своим обычным слегка насмешливым видом подробно объяснял Грохотовым, почему никакого загадочного озера с зарытым возле него кладом существовать не может.

– Чисто гипотетически, – рассуждал он, поправляя очки, – озеро должно располагаться достаточно близко к лагерю – предполагается же, что и Настасья, и её папаша добрались от усадьбы до этого озера пешком и наткнулись на него случайно. План очень подробный, и в условной пешей доступности – всего три озера. На Русалочьем – база отдыха, когда её строили, наверняка всё перерыли. У Сонного – рельеф берега неподходящий. Там скалы кругом, зарыть ничего невозможно. Есть ещё Синее, но вы же понимаете, что там кладоискатели до вас всё перерыли. Хотя вообще-то я считаю, что за прошедшее время очертания берегов могли существенно измениться, так что клад вполне мог уйти и под воду…

Отвлекшись от карты и поправив на носу очки, Арам вдруг уставился куда-то отсутствующим взглядом и забормотал себе под нос:

– Европейские болотные черепахи обитают в пресноводных водоёмах, встречаются…

– Ладно-ладно, мы поняли! – Митя Гроссман, переглянувшись со своим приятелем Доброхотовым, потянул карту на себя. В этот момент дверь неожиданно без стука распахнулась, привлекая к себе всеобщее внимание.

– Вот! – Катя Величко, влетев в комнату мальчиков, плюхнула на ближайшую кровать толстую тетрадь с разрисованной цветами и сердечками обложкой. Следом за Катей в дверь несмело заглянула Алёна. – Это анкета! Всем надо её заполнить. Если не хотите открывать свои тайны, – тут она хихикнула, – можно подписываться ненастоящими именами. Или буквами!

– Инициалами[4]4
  Инициалы – первые буквы имени, отчества и фамилии. Или имени и отчества. Например, Миша Славин – М.С. Или: Константин Алексеевич Прохоров – К.А. Прохоров.


[Закрыть], – негромко подсказал Арам, подняв голову от карты, – или псевдонимами.

– В общем, заполняйте! – распорядилась Катя и почему-то посмотрела на Мишу. – Только, чур, отвечать на вопросы честно! Если захотите, можно и наши ответы почитать, мы уже всё заполнили. И Теше тоже обязательно дайте заполнить!

– Я писать не умею, – буркнул голос из-под Мишиной кровати.

– Значит, будешь диктовать кому-нибудь! – не терпящим возражений голосом заключила девочка.

Ещё раз хихикнув, Катя окинула взглядом комнату, по очереди посмотрев на всех мальчиков и снова задержав взгляд на Мише, и вышла вместе с Алёной, жавшейся всё это время у двери.

Миша взял тетрадь в руку и раскрыл её на первой странице. «Анкета „Искателей”», – было написано в середине страницы крупным округлым почерком с завитушками. Вокруг надписи была нарисована фломастерами такая широкая разноцветная рамка из цветочков и веточек, что она занимала почти всю страницу.

На второй странице всё теми же разноцветными фломастерами в сопровождении бесчисленных рисунков шёл пронумерованный список вопросов, начиная с «Как тебя зовут?» и «Из какого ты города?». Здесь были вопросы об увлечениях, просьбы нарисовать картинку и написать стишок и даже загадочный вопрос «Есть ли у тебя парень/девушка?». Миша слегка задумался. До сих пор ему как-то вовсе не приходило в голову задаваться таким вопросом, да и «девушка» в его представлении – это была уж точно не его ровесница, а как минимум старшеклассница. Тем не менее он честно обдумал вопрос и даже вспомнил о своей дружбе с соседской девочкой Любой. Впрочем, по некотором размышлении он всё-таки пришёл к выводу, что Люба – его друг, а вовсе никакая не «его девушка».

– Дай-ка ручку!

Оказывается, Арам заглядывал Мише через плечо. Миша слегка удивился: он ни за то бы не подумал, что Араму может быть интересно заполнять девчоночью анкету. Но ручку, оставленную Катей вместе с тетрадкой, он другу протянул.

В этот момент дверь снова без стука приоткрылась, и в неё заглянул вожатый Константин Алексеевич. Не обращая внимания на вопросительные взгляды ребят, он нашёл глазами Мишу и поманил его пальцем, тут же снова скрывшись в коридоре. Заинтригованный, Миша поднялся со своего места и вышел из комнаты.

Константин Алексеевич стоял, переминаясь с ноги на ногу, и сжимал в руке свёрнутый в трубочку лист бумаги. Мальчик сразу живо вспомнил, что Котенька – настоящий поэт, и на прошлой неделе именно ему, Мише, досталась роль посыльного, когда влюблённый вожатый посвятил свои стихи морской русалке. «Неужели опять?» – подумал Миша. Да нет, вроде бы вожатый теперь русалку недолюбливает.

– Я могу тебе доверять? – очень серьёзно спросил вожатый, и Миша неопределённо пожал плечами. Константин пристально посмотрел на него, затем как-то безнадёжно вздохнул и наконец протянул свою бумажную трубочку.

– Вот, – сказал он, и Миша машинально развернул листок.

Ясно было, что это снова стихи. Сразу бросилось в глаза выведенное зелёной ручкой название: «Прекрасной К.» и размашисто поставленная подпись «К. П.». «Прекрасная К.! Наверняка…», – Миша успел прочитать только первые две строчки, когда вожатый отнял у него листок и обиженно заметил:

– Не надо читать. Надо передать. Из рук в руки!

– Ага, – кивнул Миша. – А кому?

– Ксюше, конечно! – сообщил Константин с таким видом, как будто это само собой разумелось. – И обязательно тайно…

– Ой, – Миша поморгал. – Хорошо.

Он снова взял листок и собрался было вернуться в свою комнату, но вожатый продолжал переминаться с ноги на ногу.

– Это послание, – выдавил он наконец, – оно должно остаться анонимным!

– Анонимным? – переспросил Миша.

– Это значит – без подписи.

– Но вы же его подписали.

– Но она же должна догадаться, от кого письмо! – раздражённо пояснил Константин. – Не сразу, конечно… Просто ничего ей не говори!

«Легко сказать – не говори», – подумал при этом Миша. А если она спросит? Проще всего было бы, конечно, незаметно подкинуть записку вожатой. Тогда и задавать вопросы будет некому!

Миша знал, что Ксюша сейчас в главном корпусе – рисует стенгазету. Кстати, там же находится и её тётушка, она же соседка по комнате Клавдия Аркадьевна – репетирует что-то с младшим отрядом. У Миши появилась идея. Выходит, что в их комнате сейчас никого нет! А потому мальчик отважно прокрался вокруг своего корпуса и заглянул в окно вожатых. Оно, по случаю жаркой погоды, было открыто, и Миша, убедившись, что вокруг никого нет, недолго думая, подтянулся на руках и сел на подоконник.

Раньше он видел эту комнату только мельком, когда весь шестой отряд искал пропавшего Серёжу Сёмочкина. Впрочем, и теперь у Миши не было никакого желания что-то здесь разглядывать, ведь в любой момент кто-нибудь мог его заметить. Его задача – оставить послание на Ксюшиной подушке и исчезнуть. Оставалось только определить, которая из двух кроватей Ксюшина… Если послание попадёт в руки Тромбона, может получиться неловко.

Эх, был бы здесь Арам, он бы наверняка по каким-нибудь ему одному заметным признакам путём логических умозаключений определил, где чья кровать! И добавил бы снисходительно, что всё элементарно.

«Надо думать, как Арам!» – велел себе Миша и внимательно изучил сначала одну кровать вместе с тумбочкой, а потом другую.

Аккуратно застеленные кровати практически ничем не отличались друг от друга. На обеих тумбочках теснились какие-то тюбики и флакончики. Единственное заметное отличие заключалось в том, что на одной из них стояли ещё чашка с недопитым остывшим чаем и блюдце с какими-то крошками, а на другой лежали забытые серёжки, длинные, с крупными красными камушками.

«Ага! – радостно подумал мальчик. – Крошки – это наверняка от тромбоновых пирожков… а серёжки Ксюшины. Конечно!» Нужная кровать как раз стояла возле окна, так что Миша, больше не сомневаясь, свесился с подоконника и сунул письмо под подушку – так, чтобы краешек всё-таки оставался заметен тому, кто вздумал бы сесть на матрас.

В свою комнату он вернулся совершенно довольный собой.

Картина здесь изменилась мало. Арам, сидя на своей кровати, склонился над девчачьей анкетой. Миша подошёл поближе, чтобы посмотреть, что он там пишет, и тут же изумлённо хмыкнул. Арам, похоже, вовсе не собирался отвечать на вопросы. Он задумчиво листал страницы – почему-то от конца к началу – и время от времени что-то вычёркивал и вписывал. Дойдя наконец до списка вопросов, он внимательно просмотрел его, ткнул ручкой в вопрос номер пятнадцать: «Кто из мальчиков/девочек в нашем отряде тебе нравиться?» – и решительно зачеркнул мягкий знак в последнем слове. После этого он пробежался по остальным пунктам, всё так же что-то зачёркивая и вписывая, а затем удовлетворённо кивнул и вернул Мише анкету, потеряв к ней, похоже, всякий интерес.

Миша забрался с ногами на свою кровать и принялся задумчиво перелистывать тетрадь. Усевшись рядом, Митя Гроссман и Дима Доброхотов стали с любопытством заглядывать ему через плечо и время от времени даже переворачивать страницы. Первой на вопросы ответила, как оказалось, сама Катя, а следом, похоже, и все девочки отряда. Некоторые из ответов вместо имён действительно были подписаны инициалами.

Самой большой неожиданностью для Миши стала именно Катина страничка. Потому что в пятнадцатой строчке её ответов оказалось совершенно ясно и чётко вписано его собственное имя. Мальчик несколько раз перелистывал страничку назад, чтобы убедиться, что это тот самый вопрос. Выходило, что он, Миша, нравится первой красавице отряда!

Рядом дружно захихикали Дима и Митя. Похоже, они увидели то же, что и он.

– Вы теперь будете типа парочкой? – в лоб спросил Дима, гримасничая и переглядываясь со своим неразлучным приятелем Митей.

Миша неопределённо пожал плечами. Раньше он, правда, как-то особенно не задумывался о том, нравится ли ему Катя. Но теперь, кажется, приходилось принимать осознанное, взвешенное, взрослое решение. Цветов, что ли, ей подарить? Возле их корпуса как раз росли какие-то на клумбе, можно нарвать, думал Миша. Или не стоит всё же? Грохотовы, наверное, засмеют, а уж про Дёму Квасникова и говорить нечего…

В задумчивости Миша перелистнул страницу. Второй заполнившей анкету оказалась, как ни странно, Эля Мухтиярова. На большинство вопросов она отвечала подробно и обстоятельно. Например, на двадцатый вопрос, «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», Эля ответила: «Я собираюсь поступить в кадетское училище, закончить его с красным дипломом, потом пойду учиться в юридическом, а работать буду полицейским, как папа». А вот на тот самый пятнадцатый вопрос Эля ответила коротко: «Глупости!» К слову, Катя на двадцатый вопрос ответила, что «ещё не решила до конца – быть знаменитой актрисой или супермоделью».

На третьей странице вместо имени и фамилии девочки, заполнившей анкету, красовался замысловатый вензель. Взгляд снова поневоле скользнул на пятнадцатую строчку, однако и здесь не оказалось никакого имени. Вместо него посередине строки были старательно вписаны две большие буквы: «Д. Д.»

– Дэ Дээ, – задумчиво протянул Миша, прокручивая в голове фамилии всех товарищей по отряду. – Это же… – Он обернулся к Диме Доброхотову. Тот насупился и покраснел, как помидор, а Митя, давясь от смеха, дружески подтолкнул его в плечо.

– Да это пошутил кто-то, вон, даже имени нет, – угрюмо предположил Дима.

– Ну так они же и сказали – можно под псевдонимом, – резонно заметил Арам, подходя поближе и заглядывая в анкету. – Можно провести графологическую экспертизу… ну то есть почерки сличить. Попросить всех девчат что-нибудь написать, ну, расписаться…

– Чепуха, – проворчал Теша, выбираясь из-под кровати. – Дай-ка мне…

Он протянул лапку к тетрадке, без всяких сомнений взял её и поднёс к самому носу. «Он же читать не умеет», – вспомнил Миша. Впрочем, Теша, похоже, и не собирался ничего читать. Он поводил носом над страницей, затем ещё провёл по ней пухленькой лапкой, после чего уверенно сообщил:

– Гасанова.

– Вот дура! – досадливо прицокнул языком Доброхотов и поморщился. А его неразлучный друг Митя Гроссман неожиданно резко развернулся и отвесил приятелю подзатыльник.

– Ты чего?! – Дима обалдело смотрел на закадычного друга. Похоже, он так изумился, что даже не обиделся.

– А ничего, – Митя отвернулся, – нечего обзываться.

Потом он отошёл к своей кровати и зашелестел страницами какого-то журнала, делая вид, что его совершенно не интересуют все эти глупости с девчоночьей анкетой.

Миша и Дима Доброхотов синхронно пожали плечами в недоумении.

* * *

В столовую Миша и Катя Величко шли рядом. Взять девочку за руку Миша так и не решился, идею с цветами с ближайшей клумбы тоже решил пока отложить до лучших времён. Впрочем, Катя и без того выглядела совершенно довольной и сияла, как новенькая монетка. Она без умолку рассказывала что-то про свою школу, о том, как она пела на каких-то соревнованиях, и о том, какой планшет ей подарили родители на прошлый день рождения. Миша оживился было на словах о планшете, однако сразу за ним последовало длинное повествование о других подарках, и мальчик постепенно практически перестал слушать. «Странные они всё-таки – девчонки, – думал он. – Хотя вот Люба из соседней квартиры, например, нормальный человек. И Тоха тоже».

В столовой Катя тоже села рядом с Мишей. При этом Арам переглянулся с Тохой, которая притормозила на пути к столу своего отряда. Тоха посмотрела на Арама насмешливо, а он в ответ приподнял брови и негромко произнёс:

– Теряем человека.

Тоха, продолжая усмехаться, только пожала плечами. С Мишей она всё ещё не разговаривала.

– Слушай, – Миша склонился к Араму, – вот если бы ты увидел на одной тумбочке блюдце с крошками, а на другой – серёжки с красными камушками… И ты бы знал, что одна тумбочка Тромбона, а вторая Ксюшина. Ты бы определил, которая из них чья?

– Разумеется, – усмехнулся Арам, казалось, вовсе не удивившись вопросу. – Элементарно. Тромбон вечно всех пытается накормить, значит, блюдце Ксюшино… а серёжки Тромбона, само собой. У Ксюши даже уши не проколоты.

Миша в ужасе уставился на стол, за которым обедали вожатые. Ушей Ксюши отсюда видно не было, но он уже понимал, что произошло нечто непоправимое.

* * *

После обеда ребятам предстоял «музыкальный час», о чём их с самого утра предупредила Ксюша. Ничего хорошего от этого мероприятия они не ожидали, поскольку все помнили, что художественным руководителем в «Солнышке» была всё та же Клавдия Аркадьевна – Тромбон. Эта удивительная дама отличалась монументальной фигурой, огромным ростом, а также совершенно не вязавшейся с остальным обликом причёской – взъерошенным «ёжиком» волос, выкрашенных в два цвета – чёрный и красный. Наряды она предпочитала носить исключительно броских и сочных цветов, а её звучный голос и утробный смех моментально заполняли собой любое помещение. Тромбон была знаменита ещё и тем, что своих подопечных, к которым она относила не только воспитанников, но и вожатых лагеря, она называла исключительно уменьшительно-ласкательными именами и прозвищами. Именно с её лёгкой руки строгий Константин Алексеевич в своё время превратился в Котеньку – надо сказать, этим прозвищем Клавдия Аркадьевна регулярно доводила его до белого каления. Впрочем, в глаза его так называть осмеливалась только она. Ходили слухи, что даже суровую директрису Зою-Нагайну в приватных беседах Тромбон величала «Заинькой».

Сейчас Тромбон восседала за большим пианино, установленным на сцене актового зала. Она старательно ударяла по клавишам, извлекая из несчастного инструмента какие-то болезненные стонущие звуки.

– Проходите, проходите, мои зайчаточки! – обрадованно воскликнула она, заметив, что ребята из отряда «Искателей», открыв дверь в актовый зал, неуверенно топчутся за рядами пустых сейчас зрительских кресел, не решаясь войти. – Я тут как раз настраивала инструмэээнт!

Арам болезненно поморщился, как будто по тарелке провели ножом. Похоже было, что звуки, извлекаемые Тромбоном из несчастного пианино, причиняют ему почти физические страдания.

«Искатели» потянулись по проходу между зрительских кресел к сцене. Ксюша, заглянув в зал и убедившись, что всё в порядке, кивнула Тромбону и исчезла. А вот Константин Алексеевич зашёл следом за ребятами и уселся в одном из кресел в зрительном зале – в первом ряду.

Завидев вожатого, Клавдия Аркадьевна радостно заухала:

– Кстати, в нашем лагере мы находим применение всем талантам без исключения. Вот вы, Котичка, могли бы написать что-нибудь эдакое к родительскому дню…

– Эдакое? – удивился Константин.

– Поэтическое! – радостно пояснила Тромбон и без перехода вновь ударила по клавишам.

– Прррррекрасная Кааааааааа! – запела она трубным голосом на мотив какой-то народной песни. – На-вер-ня-кааааааа!

Константин Алексеевич позеленел и вскочил, сжимая кулаки. Взглядом он сверлил Мишу. Тот, пожав плечами, развёл руки – мол, понятия не имеет, как так вышло, что секретное послание попало не в те руки.

– Впрочем, мы отвлеклись, – Тромбон поднялась из-за пианино. Арам при этом с нескрываемым облегчением вздохнул. Константин Алексеевич медленно сел. – Итак, мои котяточки, сегодня мы с вами будем разучивать за-ме-чательный танец, – торжественно провозгласила Клавдия Аркадьевна, когда все наконец собрались на сцене, выложенной крашеными досками. Сделав эффектную паузу, худрук радостно завершила: – Рич-рач-рум-бим-бум!

Кто-то в рядах «Искателей» захихикал, однако Клавдию Аркадьевну не могли смутить такие мелочи.

– Этот танец мы с вами продемонстрируем на родительском дне, так что стоит постараться – нельзя же ударить в грязь лицом! Итак, сейчас мы с вами все разобьёмся на пары… Нет-нет, погодите, я сама вас расставлю…

Спустя несколько минут неразберихи почти все ребята отряда оказались разбиты в два ряда. Мишу поставили в пару с Катей, а изо всех сил краснеющую Алёну Гасанову – с Димой Доброхотовым. Как Тромбону удалось угадать симпатии девочек, оставалось загадкой. В самом центре сцены в первом ряду она поставила отчаянно и молча упирающегося Арама и беспрекословно выполняющую все её команды Элю Мухтиярову.