Текст книги "Психология депривированного ребенка: пособие для психологов и педагогов"

На третьей стадии ребенок обнаруживает свою готовность на короткие промежутки времени расставаться со своей матерью. Он уже не нуждается в ней постоянно. Он готов к встрече с новыми людьми, готов расширять круг близких знакомых, если, конечно, поначалу эти периоды независимости будут не слишком продолжительны и будет открыта возможность возврата к матери. Развитие на этой стадии достигается действием нескольких внутренних факторов. Наиболее важный из них – качественное изменение отношений матери и ребенка, которые перестают полностью определяться детскими потребностями. Теперь мать оценивается не только как источник удовлетворения и комфорта, но и как полноправная личность. Ребенок может сохранять любовное отношение к матери даже в ее отсутствие, даже в ситуациях, в которых она не выполняет его желаний. Он приобретает то, что можно называть внутренним образом матери, который не так просто изменить, который закрепляет отношение к матери на время ее физического отсутствия при условии, что продолжительность этого отсутствия адекватна уровню развития ребенка. В пределах этого лимита времени он может позволить матери уйти, вспоминает ее с добрыми чувствами, без огорчения принимает ее отсутствие, весело встречает ее возвращение.

Шестимесячный младенец в первый месяц разлуки плачет, требует мать и ищет кого-нибудь, кто мог бы ее заменить. Второй месяц разлуки характеризуется возникновением реакции избегания: если кто-нибудь подходит к ребенку, он начинает кричать. Одновременно наблюдаются падение веса и снижение уровня развития. Третий месяц знаменателен тем, что ребенок начинает избегать всяких контактов с миром, у него развиваются апатия и аутизм (замкнутость в себе). На четвертый месяц сепарации исчезает мимическая экспрессия, мимика становится застывшей, ребенок уже не кричит, а лишь жалобно плачет.

Классическое описание таких реакций можно найти у Р. Шпитца: «Хотя им было по 8–9 месяцев от роду, они лежали или сидели с широко раскрытыми, ничего не выражающими, устремленными вдаль глазами, с застывшим, неподвижным лицом, как в оцепенении. Очевидно, они не воспринимали происходящего вокруг них. Это поведение иногда сопровождалось аутоэротической активностью, и устанавливать контакт с детьми, находящимися на этой стадии, было все более трудно, а затем и просто невозможно».

Ребенок, отделенный от матери, может терять ранее приобретенные навыки. Если перед разлукой он мог ходить, то теперь не умеет даже сидеть. Госпитализированные дети, приспосабливаясь, часто забывают мать и даже начинают относиться к ней негативно, уничтожают полученные от нее игрушки, не хотят ее узнавать и т. д. Подростки, потерявшие мать сразу после рождения, отличаются от сверстников, осиротевших в шестимесячном возрасте и позднее. Последние часто становятся правонарушителями, характеризуются ярко выраженным антисоциальным поведением. Дети, оказавшиеся без матери сразу после рождения, не отличаются склонностью к правонарушениям, они просто замкнуты, неконтактны.

Для ребенка важно, чтобы тепло и забота о нем сосредоточивались в одном человеке. Это необязательно должна быть биологическая мать ребенка, но нужно, чтобы оказавшийся на ее месте взрослый был действительно неизменно любящим, эмоционально теплым. Сама по себе физическая сепарация ребенка от родителей и от дома, само по себе длительное пребывание в детском учреждении не должны обязательно приводить к нарушениям его психического развития – все зависит от качества человеческих связей, имеющихся в распоряжении ребенка.

Существуют два непременных условия возникновения у ребенка базового доверия к миру: теплота материнской заботы и ее постоянство.

Отсутствие базового доверия к миру рассматривается многими исследователями как первое, самое тяжелое и самое трудно компенсируемое последствие материнской депривации. Оно порождает страх, агрессивность, недоверие к другим людям и к самому себе, нежелание познавать новое, учиться.

При сравнении детей из учреждений в возрасте 6–10 месяцев с их сверстниками из семей выявлялось, что дети из детских учреждений в 7 раз чаще испытывали страх, чем семейные. Особенно страшили их новые игрушки, новые непривычные ситуации.

Чтобы играть, ребенку необходимо одно глобальное условие – рядом должна быть мать, возможность контактов с которой позволяет ребенку при столкновении с новым и неизвестным испытывать не ужас, тревогу и страх, а интерес и любопытство. Активность при этом не тормозится, а развивается.

Психосоциальная депривация

Если отношения привязанности ребенка к матери являются существенной частью нормального развития и если эти отношения формируются через ряд предсказуемых, общих для всех детей ступеней, то необходимо знать, что происходит с ребенком в следующих условиях:

• лишен отношений привязанности или их ход развития нарушается;

• воспитывается в детском доме, и в течение первых лет жизни о нем заботятся многие сменяющие друг друга люди;

• вынужден провести длительное время в больнице;

• начал устанавливать с кем-то тесные отношения и был внезапно разлучен с этим человеком.

Продолжительная госпитализация замедляет развитие когнитивных и сенсорномоторных навыков у младенцев. Еще более негативное действие оказывает на эмоциональное развитие ребенка психосоциальная депривация. В результате психосоциальной депривации возникает так называемое расстройство привязанности (выраженное нарушение общения с окружающими), которое проявляется в двух формах:

1) устойчивое нежелание вступать в контакт или поддерживать общение с окружающими (отсутствие зрительного слежения и реципрокной игры, отсутствие голосового подражания или шаловливости), апатия, снижение или отсутствие спонтанности; в более старшем возрасте отсутствие или недостаточность любопытства или общительности;

2) неразборчивая общительность, например, чрезмерная фамильярность с почти незнакомыми людьми, постоянные просьбы о чем-то и требования повышенного внимания.

Причинами этого служат значительные недостатки в заботе о ребенке:

• постоянное пренебрежение основными эмоциональными потребностями ребенка в комфорте, стимуляции и внимании;

• постоянное игнорирование основных физических потребностей ребенка, включая питание, уборку и защиту от физической опасности и нападения (включая сексуальные оскорбления);

• повторяющаяся смена лиц, осуществляющих уход за ребенком так, что устойчивая привязанность невозможна (частая смена персонала, «отцов» и пр.).

Причинами плохой заботы о ребенке, враждебных действий по отношению к нему или пренебрежения его основными нуждами могут быть: умственная отсталость у родителей, отсутствие у них навыков заботы о ребенке из-за неправильного воспитания, социальная изоляция или депривация, а также преждевременное материнство (во время раннего и среднего подросткового возраста), неспособность отреагировать на потребности ребенка и обеспечить их, доминирование собственных потребностей родителей над потребностями ребенка, слишком частая смена осуществляющих заботу, помещение в детское учреждение, повторные длительные госпитализации или частая смена местожительства. Все это увеличивает вероятность развития у ребенка расстройства реакции привязанности.

По многочисленным свидетельствам врачей и воспитателей детских домов и приютов, последствиями такого отношения к ребенку является его неспособность к благополучию. Часто у этих младенцев бывают гипокинез (малоподвижность), немота, апатия с нарушением спонтанной активности. Они выглядят печальными, несчастными, безрадостными или страдающими, а иногда испуганными и настороженными. У этих детей может быть задержка реакции на стимул (резкий звук, яркий свет), который у нормальных детей вызывает страх или замкнутость.

Из-за постоянного недоедания у большинства этих детей масса тела значительно ниже соответствующей возрасту, окружность головы обычно нормальная для своего возраста, бывает нарушение мышечного тонуса, кожа холоднее и бледнее, чем у нормальных детей, кости обычно недоразвиты. Уровень гормона роста, как правило, нормальный или повышенный, следовательно, нарушение роста у этих детей вторичное по отношению к нарушению питания и нехватке калорий. Такие дети быстро укрепляются физически и набирают массу тела при нормальных условиях жизнедеятельности.

В социальном плане у этих детей обычно бывают аспонтанность и выраженное снижение как инициативы для общения, так и/или реакции взаимодействия с осуществляющим заботу. Как это ни парадоксально, ребенок может быть индифферентным к разлуке с матерью. Эти дети часто не проявляют свойственных нормальным детям огорчения, беспокойства или протеста по поводу сепарации от матери. Старшие младенцы выявляют мало интереса к окружающему, не хотят играть с игрушками, даже если их просят. Однако они сразу или постепенно начинают общаться с людьми, ухаживающими за ними в детском учреждении.

Младенцы, за которыми ухаживают постоянно сменяющие друг друга люди, удовлетворяющие лишь их основные физические потребности, просто не в состоянии развить отношения привязанности. Нарушаются согласованность и непрерывность реакций младенца и воспитателя друг на друга; социальная интеракция, которая обеспечивает возможность выражения эмоций, отсутствует. Результатом становятся глубокая апатия, уход в себя и, как правило, угнетение различных функций ребенка, что со временем приводит к развитию неадекватной личности. Невозможность установления дружеской привязанности, особенно при сформированном «безэмоциональном характере», сопровождается у ребенка отсутствием чувства вины, неспособностью подчиняться правилам и формированием потребности во внимании и ласке.

Тщательное психологическое описание одного из случаев социальной депривации и ее последующего преодоления дали в своей знаменитой работе А. Фрейд и С. Дан. Исследователи наблюдали за процессом реабилитации шести 3-летних детей, бывших узников концлагеря, куда те попали в грудном возрасте. Судьба их матерей и время разлуки с матерью были неизвестны. После освобождения дети были помещены в один из детских домов семейного типа в Англии. С самого начала наблюдений бросалось в глаза то, что дети являли собой замкнутую монолитную группу, и это не позволяло относиться к ним как к отдельным индивидам. Между этими детьми не было зависти, ревности, они постоянно помогали и подражали друг другу. Когда появился еще один ребенок (приехавшая позже девочка), ее мгновенно включили в эту группу. И это при том, что ко всему, что выходило за пределы их группы, – заботящимся о них взрослым, животным, игрушкам – дети проявляли явное недоверие и боязнь. Таким образом, отношения внутри маленькой детской группы заменили ее членам нарушенные в концентрационном лагере отношения с окружающим миром людей. Исследования показали, что восстановить отношения с окружающими удалось только через посредство внутригрупповых связей.

Социально гиперактивный тип поведения. Дети вступают в контакт без затруднений и не смущаясь. Они отличаются выраженными тенденциями к действиям напоказ, однако общение бывает поверхностным и непостоянным; чрезвычайно живо интересуются всем происходящим в окружающей их среде, однако сами принимают в этом лишь поверхностное участие.

Социальный интерес явно преобладает над интересом к вещам, игре, решению задач. У детей не отмечалось ни агрессии, ни социальной провокации, которые характерны для детей из закрытых исправительных учреждений. Социально гиперактивные дети пользуются симпатией воспитателей. У своих учителей они вызывают недовольство, так как работают значительно ниже уровня своих интеллектуальных возможностей.

С «чужим» психологом они вступают в контакт спонтанно, без замешательства и внутренних препятствий. Их трудно увлечь коллективной игрой, зато простая социальная игра может их увлечь полностью. Они цепляются за каждого вновь пришедшего, ласкаются к нему, стараются показать себя, однако в более глубокие отношения не вступают и ведут себя с каждым с одинаковой милой поверхностностью. Они с трудом овладевают новыми навыками и новыми знаниями; из-за постоянного рассеянного интереса ко всему окружающему не заботятся о вещах и плохо учатся.

Тип поведения – социальный провокатор. Этот тип поведения проявляется уже в возрасте около 1 года. Дети овладевают вниманием взрослых особым образом – они их провоцируют. Добиваются игрушек злобными вспышками и ни за что их не отдают. Требуют различных преимуществ. В своих отношениях к остальным детям агрессивны и ревнивы. Хотят, чтобы воспитатель был только для них. С ними не удается организовать ни социальной, ни конструктивной игры. Их непрестанные конфликты с другими детьми приводят к тому, что окружающие взрослые просто их наказывают, ограничивают в чем-либо и отказывают им в своей приязни. Такого ребенка педагоги считают просто противным. Однако вскоре они с удивлением обнаруживают, что когда они с этим ребенком одни, вне коллектива, то это словно подмененный ребенок и он до неузнаваемости мил.

В школьном возрасте агрессивность особенно мальчиков еще более возрастает. Они делают все назло, разрушают коллектив до тех пор, пока не попадают в исправительные учреждения как не поддающиеся нормальным воспитательным методам или совершившие серьезное правонарушение. Однако позднее, в исправительном учреждении, попадая в общество старших и боле сильных, они быстро теряют свою агрессивность, сохраняя лишь основные черты личности, которые лучше всего можно выразить словом инфантилизм.

У таких детей преобладают тревожные состояния. В оценках коллектива они выглядят в большинстве случаев как неинтересные трусы.

Подавленный тип поведения. Ребенок явно пассивный и даже апатичный. У многих детей регрессивные тенденции: умственная отсталость, аутизм. На смену привычной обстановки дети реагируют реакцией подавления, которая может быть одной из наиболее распространенных реакций, с помощью которой ребенок приспосабливается к новой обстановке.

В детском коллективе и при общении со взрослыми ребенок явно пассивен. Предлагаемую игрушку он берет лишь после длительных сомнений и играет с ней монотонно, примитивно, хотя иногда и сравнительно стойко. Интерес к вещам обычно преобладает над социальными интересами. Конструктивную игру с такими детьми поэтому организовать легче, чем социальную игру. Так как реакция ребенка на приближение взрослого совершенно невыразительна, то он не привлекает ни его внимания, ни интереса. Так происходит обеднение подкрепляющих стимулов на основном уровне общения: при обычном рутинном уходе, одевании, кормлении и при коллективной игре. На долю этих детей достается значительно меньше стимуляции, меньше возможностей для учения и личного контакта со взрослыми, чем у более активных детей. Тем самым опасность задержки развития только углубляется. Однако если у ребенка с данным типом поведения имеется хотя бы такой набор социальных и эмоциональных стимулов, который предоставляет ему возможность постепенно приспособиться, тяжелые состояния с подавлением, приводящие, например, к регрессии развития, чаще всего не возникают.

В школьном возрасте подавленный тип поведения может превращаться в уравновешенный тип. То, что данный процесс у некоторых детей непомерно длительный, сопровождаемый различными сдвигами, особенно при некоторых новых переменах среды, и то, что в отдельных случаях он не заканчивается удовлетворительно (т. е. подавление превращается в их стойкую характеристику), следует относить не только за счет условий учреждений, но и за счет основной психической конституции, с которой ребенок поступает в среду учреждения.

Хорошо приспособленный тип поведения. В детских домах есть дети, у которых даже при строгой оценке нельзя заметить каких-либо отклонений или странностей в поведении. Они могут быть соотнесенными с пребыванием в учреждении. Среди них имеются дети, конституционно каким-то образом более стойкие в отношении неблагоприятных жизненных условий, и дети, которые благодаря своему эффективному приспособительному поведению могут и в обедненной стимулами среде иметь возможность для нормального развития.

Число хорошо приспособленных детей в интернатных учреждениях уже в школьном возрасте составляет приблизительно четвертую или пятую часть всех детей.

Уже на исходе первого года жизни они находят свое место и своих людей. Хотя персонал в учреждении может непрестанно меняться, ребенок умеет сосредоточиться на какой-либо воспитательнице и снискать ее расположение. Это так называемые любимчики, на которых сосредоточивается внимание всех или большинства тех, кто вступает в контакт с детской группой, причем это необязательно лишь воспитатели. Такие дети не провоцируют чужих посетителей и не пристают к ним, желая показать себя, не кокетничают (как дети социально сверхактивного типа), а спокойно и сдержанно вступают в контакт. Они, например, кладут посетителям головки на колени и мило улыбаются – понятно, что в качестве ответа их спокойно и нежно гладят. Таким образом они вызывают у взрослых спокойное, уравновешенное, эмоционально теплое отношение. Опасность для них представляет смена среды учреждения вследствие разрыва сформировавшихся ранее эмоциональных связей. Так как попытки удовлетворить эмоциональные и социальные потребности в новой среде у данных детей осуществляются так же, как правило, с использованием соответствующих и приемлемых средств, есть благоприятный прогноз, что они снова приспособятся в новых условиях.

Однако хорошее приспособление действует только в жизненной среде, в которой оно возникло. Причем среда детского учреждения, несомненно, в целом более бедна стимулами, отличается более простой структурой и предъявляет меньше требований, чем обычная семейная среда. То, что дети умеют в дошкольном возрасте хорошо играть, могут удовлетворительно учиться и заканчивают школу и свое пребывание в учреждении без каких-либо больших отклонений, еще не значит, что они способны хорошо приспособиться к условиям жизни вне учреждения.

Тип поведения с замещающим удовлетворением аффективных и социальных потребностей. Для этого типа характерен ряд совместных, несколько разнородных признаков. Они не встречаются во всех случаях, все вместе в один и тот же период развития, как у предшествующих типов поведения, а, скорее, следуют один за другим в соответствии с отдельными этапами развития. В этих признаках можно усматривать определенные проявления компенсации за неудовлетворение эмоциональных и социальных потребностей. Например, для детей, воспитываемых с грудного возраста в детских учреждениях, характерно то, что они лучше едят и отличаются большим весом тела, чем дети, которые поступили в учреждения позднее из семей. А некоторые из них едят явно много, с жадностью, просто объедаются. Так они возмещают то, что у них нет собственной матери.

Другие дети только при приеме пищи находятся в покое, так как при этом не ощущают потребности защищаться от конкуренции других или добиваться своих прав.

Детей, длительно содержащихся в учреждениях, весьма часто характеризуют в школьном возрасте как ябедников, тогда как дети, поступившие в учреждения позднее и покинувшие его раньше, отличаются более открытой агрессивностью. Ябедничество является определенной формой замещающего удовлетворения потребностей, когда детям не представилось возможности получать удовлетворение при непосредственном социальном включении в группу и когда они сами неспособны обеспечить для себя подобное место в группе.

Почти все замещающие виды активности соответствуют, как правило, более низкому уровню, приближаясь больше к биологическим потребностям (еда, мастурбация, сексуальная активность, манипулирование с вещами вместо контакта с людьми, ябедничество вместо активного стремления проникнуть в группу, позднее чрезмерное любование собственной персоной, главным образом в физическом отношении, злорадство при боли других, вместо положительного чувства дружбы и сочувствия и т. д.).

Чаще всего речь идет о направленности активности на самого себя в раннем возрасте, о преждевременном и чрезмерном сексуальном любопытстве, что в детском коллективе учреждения вызывает затруднения, о проявлениях садизма, позднее о склонностях к гомосексуализму и т. п.

Склонность к замещающему удовлетворению потребностей обнаруживается чаще всего у детей, поступающих в учреждение только на третьем году жизни, когда предшествующие периоды развития были в семейной среде, где у них не было в достаточной мере индивидуальной заботы и внимания, так что их жизнь, по-видимому, лишь незначительно отличалась от жизни в среде учреждений.

Чем старше дети, тем в более мягких формах проявляется социальная депривация и тем быстрее и успешнее происходит компенсация в случае специальной педагогической или психологической работы. Однако практически никогда не удается устранить последствия социальной депривации на уровне некоторых глубинных личностных структур. Люди, перенесшие в детстве социальную изоляцию, продолжают испытывать недоверие ко всем, за исключением членов своей микрогруппы, перенесших то же самое. Они бывают завистливыми, чрезмерно критичными к другим, неблагодарными, все время словно ждут подвоха со стороны других людей.

Сравнение развития детей из семей и из детских домов и интернатов почти всегда подтверждает более замедленное развитие интеллекта, чувств и характера у детей из детских учреждений. Неблагоприятная среда учреждений затрагивает в особенности детей самого раннего возраста – до 3 или, возможно, до 6 лет. Дети, воспитывавшиеся в учреждениях от рождения, глубже испытывают последствия депривации, чем дети, которые поступают в учреждение только в школьном возрасте.

Тот факт, что у детей, вырастающих в тождественных депривационных условиях, также устанавливаются различные формы депривационных последствий, указывает на то, что следует серьезно считаться с индивидуальными факторами, вносимыми самим ребенком в депривационную ситуацию (свойства конституции, пол, возраст, возможно, и патологические признаки и др.). Как соотносятся основные индивидуальные предпосылки и определенные депривационные условия или сумма условий, пока неизвестно.

У детей, растущих в детских учреждениях, наблюдается не просто отставание или недоразвитие личностных образований, а интенсивное формирование некоторых принципиально иных механизмов, позволяющих ребенку приспособиться к жизни в особых условиях, заменяющих ему личность. Несоответствие этих механизмов социальным нормам, предъявляемым реальным обществом, и приводит к отклонениям в поведении детей из школ-интернатов.

Обратимы ли последствия депривации? По этому вопросу существуют следующие мнения.

1. Если рассматривать внешние проявления, то реабилитация после одного короткого переживания депривации представляется весьма быстрой и полной. Некоторые данные, однако, свидетельствуют о повышенной чувствительности к угрозам будущих разлук, т. е. существует, по крайней мере, одно нарушение испугом, что не позволяет считать реабилитацию полной.

2. Прекращение длительной депривации в раннем младенчестве приводит к быстрой и очевидной нормализации во внешнем поведении и в общих интеллектуальных функциях. Развитие речи, однако, может быть задержано, даже если избавление от депривации произошло в возрасте до двенадцати месяцев. Влияние изоляции на другие специфические аспекты интеллектуальных и личностных функций не может быть установлено точно до тех пор, пока не будут проведены специальные исследования.

3. Длительная и жесткая депривация, начавшаяся на первом году жизни и продолжающаяся около трех лет, обычно имеет тяжелые последствия для интеллектуальных и личностных функций, практически не поддающихся исправлению.

4. Длительная и жесткая депривация со второго года жизни ведет к печальным последствиям для личности ребенка, не поддающимся исправлению, хотя общее интеллектуальное развитие, по всей видимости, достаточно полно нормализуется.

5. Возраст, в котором началась и закончилась депривация, без сомнения, является важным фактором, определяющим обратимость негативных процессов, но детали еще не ясны и нельзя пока установить точные границы «сензитивных фаз» для развития отдельных процессов.

6. Чем раньше младенца до года избавят от депривации (а следовательно, и чем менее продолжительной она будет), тем нормальнее будет его последующее развитие. Чем старше ребенок после года жизни, тем легче и полнее будет проходить реабилитация после депривации одинаковой продолжительности.

7. Определенные нарушения трудно поддаются исправлению. Это нарушения в речи, абстракции и способности к сильным и продолжительным межличностным привязанностям.

8. Интенсивное медицинское, дефектологическое и психологическое терапевтическое воздействие, особенно в очень раннем возрасте, может привести к значительному восстановлению некоторых особо тяжелых нарушений, что невозможно сделать только снятием депривации.