Текст книги "Русский Север – прародина индославов"

Эстафета славяно-языческой культуры, складывавшаяся в течение многих тысяч лет и прошедшая русско-языческий этап своего развития, перешла в новое русло, которое можно условно назвать православно-языческим.

О глубокой древности некоторых форм язычества, вошедших в христианство, мы можем, за отсутствием письменных свидетельств, судить по ряду аналогий, сохранившихся в вере и обычаях других народов, и в том числе жителей Индии, каким бы странным это ни казалось.

В славянских землях и в Индии до сих пор ярко и радостно отмечается праздник весеннего солнца – один из самых великих праздников года. Церковные иерархи христианства слили его с учением о воскресении Христа – с днями Пасхи, а в Индии и в наши дни отмечают его во многом так же, как в глубочайшей древности праздновали его наши язычники, приветствуя расцвет летнего солнца. Это тоже можно рассматривать как один из интереснейших признаков древней арья-славянской (или еще более древней общеиндоевропейской) культурной близости.

Нельзя не обратить внимания на то, что в Индии этот праздник, именуемый Холи, носит выраженный «импортный» характер: по всей видимости, он был принесен арьями из более северных стран, потому что в Индии климат таков, что не было явных причин ликовать по поводу вступления солнца в полную летнюю силу, когда оно начинает выжигать траву, иссушает источники влаги, да и саму почву.

Но – празднуют. И характерно при проведении праздника то, что главный его разлив приходится не на южные, а на северо-западные и северные области страны – на первичные земли расселения здесь арьев.

В славянских землях люди, издревле готовившие к этому дню сдобную выпечку, творожные блюда и крашеные яйца (все это – древнейшие жертвенные магически-заклинательные яства), были научены церковью воспринимать эту пищу как разговление после поста и после пения молитвы «Христос воскресе». Сменилось название обрядов, но не изменилась их суть: солнце набирало силу, удлинялся день, близилось время пахоты, появлялась первая трава для выпаса скота, кончался зимне-весенний пост – церковный праздник в полной мере отразил сущность языческого прообраза.

И это лишь один из многих примеров. Ведь не менее ярким предстает и церковный праздник Рождества, приуроченный к дням зимнего солнцеворота. Мы не знаем, к каким глубинам памяти восходит поговорка «солнце на лето, зима на мороз», но по ней ясно видно, как умели наши далекие предки точно учитывать начало прибавления дня.

Эта победа солнца над мраком тоже отмечалась бурным праздничным весельем, приготовлением жертвенно-ритуальной пищи, а также разнообразными проявлениями народного художественного творчества: изготовлением особых игрушек и изображений, плясками, гаданиями, театрализованными представлениями. Здесь уместно вспомнить о том, что и в наше время в некоторых деревнях к дню зимнего солнцеворота выпекают из пресного теста «коровушек», которых затем обычно и раскрашивают, как бы предрекая приход красочной весны; этих мелких тестяных «коровушек» дарили детям, которые ходили по домам с песнями о солнце. Ведь до наших дней дожили святочные действия и игры, часть которых была превращена церковью в христославные хождения из дома в дом. Доныне во многих местах живо и скоморошество, хотя его всегда преследовала церковь как действия, не согласующиеся с религией. (Здесь уместно попросить читателя обратить внимание на приведенные в нашем разделе «Библиография» работы Л.Л. Зарубина, впервые проследившего черты сходства в народной культуре индоарьев и славян и, в частности, в их праздниках.)

Ритуальное северорусское печенье «вьюха», связанное с культом Солнца (Каргополь)

В Индии, с которой мы здесь многое сравниваем, зимний солнцеворот отмечается не так ярко: он не играет там большой роли в хозяйстве. Но ему предшествует целый цикл праздников, связанных с осенним солнцестоянием, что встречает ряд аналогий со славянскими языческими праздничными действиями, ритуалами и обычаями, связанными с завершением полевых работ.

Из числа схождений можно указать и на отношение людей к домашнему скоту, в частности к корове, которая и у русских всегда воспринимается как мать, кормилица всей семьи (в русской литературе можно найти много описаний ритуального прощального поклонения корове, которую надо продавать или отводить на убой), а уж в Индии это полурелигиозное отношение развилось до степени культового почитания – там почти повсеместно по давней традиции запрещен забой коров, их считают матерями человечества и поклоняются им.

Подобно тому, как некогда на Руси волхвы освящали стойла для скота, самих животных и места их выпаса, так стали у нас в деревнях это делать православные священники, что отмечалось местами до середины XX в.

Культ матери земли сохранялся в среде русского крестьянства почти до нашего времени, и православного священника тоже можно было видеть на полях с молебном об урожае, о дожде, о Божьей милости к людям.

По глубокому убеждению православных пастырей, именно Церковь проповедует истину, а поэтому верующие не должны отрицать все доброе и светлое, что было принято в язычестве. Принимая мир как творение Бога, именно землю следует считать Божьим творением, равно как и к труду на ней нужно относиться как к благословенному делу, что сливает воедино религиозные убеждения православных с языческими, а значит, и с древнейшими земледельческими обрядами и магическими действиями. Не являются случайными совпадения дат сельскохозяйственного календаря с узаконенными Церковью праздниками и обрядами. Начало полевых работ освящается днем святого Георгия; священники служили молебны, призывая в Ильин день (и несколько дней после него) пророка Илью одарить землю плодородием и орошать ее в должные сроки дождем; начало посевов было связано с моленьями и крестным ходом, при котором священник символически осыпал землю зерном и орошал ее святой водой, молитвами на поле сопровождалось и начало вспашки; с иконами встречали на поле и первые всходы и т.п. И все это сочеталось с приготовлением особой пищи, что идет от глубочайшей древней магии: накануне сева пекли особые пироги, собирая для них муку от разных хозяев, при созревании плодов и перед севом озимых проводились праздники Спаса и т.д.

Пахота. Миниатюра из «Синодика Вологодской церкви». XVII в.

Из глубины веков через освоение языческих обрядов Церковь почерпнула и обычаи, связанные с погребением покойников. Она узаконила отпевание, тризну-поминки, а также обычай выноса тела ногами вперед (наши предки в неведомой дали времен верили, что при таком выносе покойник как бы заметает свой след волосами, и дух его не сможет найти дорогу обратно к живым), и завешивание отражающих поверхностей (зеркал), чтобы в них не «зацепился» дух, и многое другое, связанное с погребением.

К таким же сохранившимся издревле верованиям следует причислить и культ огня, веру в его очищающую силу. Она от эпохи язычества сохраняется в деревнях до наших дней у многих славян, как и купальские «очищающие» костры, прогон скота между двумя кострами и т.п. Этот культ вошел в церковь не только в виде обычая возжигания огней, свечей и лампад, освящающих всякое обрядовое действие и охраняющих людей от нечистой силы, но и в удивительном обряде «пещного действа». Это действо исполнялось в церкви при конце Рождественских праздников и носило характер мистериального театрализованного представления. Сооруженные из дерева высокие «печи», украшенные резьбой, имелись в некоторых церквах еще в XIX в. Языческая вера в очищение огнем и даже в воскресение через огонь (что связано, видимо, с обычаем древних славян сжигать на кострах тела умерших) отразилась здесь в игровом исполнении одного отрывка из Священного Писания. В этом тексте говорится о том, как халдеи бросили в печь христианских отроков, но те не сгорели, а молились, и ангел вывел их из печи невредимыми. В церковном «действе» участвовали два халдея в особых шапках, вводившие в «печь» трех отроков в белоснежных одеждах, и деревянный ангел, спускаемый на веревке. Отроки поют молитвы и, когда ангел достигает «печи», выходят невредимыми, вслед за чем все действующие лица мистерии участвуют в церковной службе, что и означало принятие «халдеями» христианства.

Три отрока в огненной печи. Роспись в римских катакомбах

Языческий культ воды тоже претворился в христианские обряды: крещение, водосвятия, паломничества к святым источникам.

Акт причастия был издавна знакомым язычникам обрядом, так как «вкушение плоти и крови Господней» воспроизводило распространенное в древности у многих народов вкушение плоти и крови жертвы.

Был этот обычай известен и славянским язычникам, а потому христианское причастие не было ими воспринято как нечто новое и неприемлемое. Равным образом и поклонение изображениям божеств не было новым: в древности молились и поклонялись каменным и деревянным изваяниям богов, с приходом христианства продолжали делать то же самое, но только «адресуя» молитвы скульптурным фигурам или красочным изображениям божеств и святых (иконам).

Это описано в книге Л. Прозорова в главе «Деревенские боги православной Руси». По его словам, «русский крещеный землепашец упорно, из века в век именовал богами тех, кого церковь велела называть святыми. Вот вкратце список этих божеств, чье почитание продолжалось до XIX, а местами и до XX века: Власий – коровий бог, Мамант – овечий бог, Зосима и Савватий – пчелиные боги, Василий Кесарийский – свиной бог, Флор и Лавр – конские боги, Козьма и Демьян – куриные боги» [135, с. 269].

Религиеведы изредка писали о том, что принявшие крещение русские до самых недавних пор именовали иконы изображениями своих бывших языческих богов, за что Церковь налагала на них кары. Более того, к иконам приносили (тайно) те жертвенные предметы, которые традиция повелевала приносить соответствующим богам.

Преимущества языческой веры и связанных с ней политических и хозяйственных устоев кратко и четко сформулировал историк A.M. Членов, посвятивший свою книгу «По следам Добрыни» анализу былины о Добрыне. Последовательно изложив все обстоятельства жизни славяно-русского населения «земель», постепенно объединявшихся вокруг Киева в X в. и в связи с этим привносивших в Киевский пантеон своих территориальных богов-покровителей, автор подчеркивает важнейшую роль возникшего шестибожия. Принцип «все боги истинные» исключал религиозную нетерпимость по отношению к объектам поклонения, что появилось на Руси лишь после принятия христианства. А такая свойственная язычеству веротерпимость объединяла «земли» на основе равных прав. И в этой системе, указывает автор, «поддавались выражению сложнейшие политические понятия и программы», что и было «закреплено через фигуры земельных богов». И, по его убеждению, это были итоговые, постепенно выработанные к этому времени, такие институты, как: «Суверенитет. Коалиция земель... Вассалитет и сюзеренитет. Привилегии земель и их порядок... Борьба за народные права.... Конституционная монархия... и даже, как мы убедились, федеральный парламент державы... Подобного совершенства не знали ни деспотическая Византия, ни весь тогдашний христианский и мусульманский мир». И дальше он утверждает, что «выросшая на этой почве языческая русская культура оказала глубокое влияние и на характер русской культуры после крещения страны» [14, с. 233—235]. И действительно, многие исследователи приходят к выявлению следов языческого влияния на культуру ранних христиан Руси. Известно, что и система наречения имен по христианскому предписанию была до XIII в. номинальной, как и приверженность к христианской вере. Ведь и князь новгород-северский Игорь («Слово о полку Игореве») уходил на битву с половцами в 1185 году как «внук Дажьбога» [140, с. 13]. Двоеверие в значительной мере сохраняется в среде русских до наших дней, и все отмечают языческие календарные праздники и проводят дохристианские обряды.

Крещение Руси, приведшее к воцарению Христа над богами коалиции русских земель, было результатом длительной борьбы славянской власти с варяжской династией, владевшей Киевом. И в дальнейшем традиции славянства упрочивались, судя по тому, что русские князья, получившие в крещении библейские или греческие имена, упоминаются в былинах и летописях под славянско-языческими именами. Двоеверие исчерпывающе описано Б.А. Рыбаковым в его книгах «Древняя Русь» и «Язычество Древней Руси». В глубоко аналитических тезисах этих книг читателю предлагается обширный пласт оценки материала былин и показ их противоречий с данными летописей, всегда несущими на себе отпечаток угождения в той или иной мере правящим властям, т.е. читателю предлагаются неправдивые сведения о том «как это было».

Одно из древнейших в Индии мест священных омовений – воды Ганга у г. Варнаси

Язычники поклонялись всем сезонным переменам в природе, что было связано с моленьями об успехе в хозяйстве, и молились о желательной погоде каждого календарного хозяйственного дня. Это вошло в православие путем придания церковью каждому дню года покровителей-святых (или связывания с каждым днем какого-либо события житийного характера). Это еще один факт двоеверия в православии. Приведем лишь несколько примеров, имеющих хозяйственное значение «дней именин»: лошадей – в день Флора и Лавра, всего скота – в день святого Власия (Власьев день), птиц – в день Благовещения, пчел – в день Зосимы-Савватия, красной ягоды – в день Акулины и т.п. Православие многое почерпнуло из доброго и заботливого отношения язычников к природе. С этим связано и весеннее вербосвятие, и украшение в Троицын день церквей и домов ветками березы и других деревьев (лиственных пород) и травами, а на Рождество хвойными деревьями, – это след культового почитания божеств растительного царства. Примирительный шаг церкви навстречу язычеству явно видится и в том, что на время созревания яблок и откачки меда был «назначен» Духов день, не один «день Спаса».

С поклонением природе и двоеверием связан и местами сохраняющийся в деревнях обычай постегивания веткой вербы скота, впервые выгоняемого весной на пастбище, а также троекратный обнос этого стада решетом с житом и иконой Георгия.

Празднику Купалы – дню летнего солнцестояния, так сказать, серединного стояния солнца, было придано имя Иоанна Крестителя, и этот день стал называться праздником Ивана Купалы.

Праздник середины лета вошел в христианство во многих своих языческих проявлениях. Вера в целебную силу трав, собранных в эти сутки, опиралась на известное издревле знание целебности тех или иных растений, и если поначалу церковники запрещали пользование ими, объявляя это колдовскими чарами, то впоследствии именно церковь признала их полезность и ввела их в обиход прихожан, утвердив обряд благословения трав. Равно и окуривание дымом от сжигаемых растений, лечебную силу которого народ признавал всегда и упорно не отказывался от этого обычая, нашел свое прочное место в церковных службах в форме широкого применения воскурения ладана.

Характерной чертой слияния христианства с язычеством служит и то, что считающиеся колдовскими заговоры и заклинания, которые до наших дней живут в ритуальной народной практике русских, постепенно включили в себя молитвы (или их отрывки) и церковные возгласы. Автору этих строк приходилось видеть, как женщины, которым молва приписывала владение силами волшебства, начинали свои заговоры со слов «во имя Отца и Сына и Святого Духа», а заканчивали или возгласом «аминь», или словами «да поможет Пречистая» либо «да расточатся враги Божьи». Наиболее эффективными обычно считаются заговоры, произносимые в дни некоторых больших церковных (бывших языческих) праздников, в дни Святок и под Рождество.

Все здесь сказанное, понятно, вовсе не направлено к осуждению самого факта впитывания христианством древних народных верований и обычаев. Единая религия была необходима объединившейся к концу X в. Руси, и следует признать, что великую мудрость проявили русские христианские вероучители, не отталкивая от церкви все, что было близко, дорого и привычно народу, в жизнь которого внедряли новую религию, хотя и вспыхивали иногда острые конфликты между церковнослужителями и волхвами. Волхование существовало отдельно от церкви много веков – оно было известно еще во времена Ивана Грозного, но постепенно перешло в руки гадателей и колдунов, скрывшись в народной толще.

Здесь уместно вспомнить и о таких живущих в народе фактах язычества, как вера в приметы, стремление отчураться и оградиться от сглаза и нечистой силы («чур меня!», «тьфу-тьфу через левое плечо» и т.п.), как привычное нам «постучим по дереву» или заклинательный показ молодому месяцу серебряной монеты в надежде на его помощь в обретении богатства, да и многое-многое другое в этом же роде.

ПРОШЛОЕ – КЛЮЧ К НАСТОЯЩЕМУ

И память о Деве-Птице

Долетит до иных столетий.

Н. Гумилев

Прилегла на берег размытый

Голова русалки больной.

А. Блок

В современной нашей жизни механическое возвращение к язычеству, как это пытаются сделать некоторые сектанты, выдающие себя за ревнителей славянского прошлого, абсолютно исключено. Как указывается выше, кое-где сохраняются еще пережитки язычества, но многое вошло в практику православия, закрепилось в сознании православных людей и вне православия уже немыслимо.

Давайте же как можно пристальнее вчитаемся в слова Б.А. Рыбакова, этого великого русского ученого, обратившись к его широко известной книге «Язычество древних славян», выдержавшей неоднократные переиздания (мы будем отсылать читателя к изданию 1981 г.).

Автор неоднократно обращался к поиску аналогий с другими вероисповеданиями и даже к слабо еще изученной мифологии индуизма. Он анализировал с известной долей осуждения то обстоятельство, что «христианская Церковь подавила языческие представления как враждебные новому вероучению». В результате этого до нас могло не дойти значительное количество древнейших традиций, обычаев и верований, которые могли бы помочь современным исследователям составить более точные представления о многих процессах, протекавших некогда в истории человечества в целом и славян в частности.

Так, на первых же страницах своей книги он говорит: «Славянское язычество – часть огромного общечеловеческого комплекса первобытных воззрений, верований, обрядов, идущих из глубин тысячелетий и послуживших основой позднейших мировых религий».

И далее поясняет тут же: «Нет более туманного и неопределенного термина, чем язычество; возникнув в церковной среде, он первоначально означал всё дохристианское и нехристианское; им покрывалась и ведическая гимнография Индии...

Резкое противопоставление язычества христианству ведет нас к церковной проповеднической литературе и не имеет ничего общего с истинным положением вещей, с наукой о религии» [141, с. 3]. Автор указывает, что «нужно отрешиться от его узкого церковного понимания и помнить о его полной условности».

Настоятельно напоминая о роли древности, автор пишет: «...Мировоззрение и религиозные представления славян начали формироваться в весьма отдаленные времена, что неизбежно требует экскурсов в глубины первобытных эпох» [141, с. 4].

Нам необходимо здесь подчеркнуть, что мы приводим столь много цитат из ценнейшего исследования Б.А. Рыбакова для того, чтобы ознакомить читателя с достоверными данными об этой форме верований, с данными, собранными и систематизированными нашим крупнейшим специалистом. Это необходимо сделать, так как все мы почти ничего не знаем об этих верованиях. После крещения Руси столько авторов стало писать о язычестве и так по-разному его оценивать, что наши представления о нем далеко отошли от истинных знаний о верованиях наших предков. И следует сказать, что в этих описаниях и в выводах столь многих авторов царила разногласица, и их споры часто носили чисто схоластический, отвлеченный характер, на что и обращаетБ.А. Рыбаковвнимание читателей:

«...Проблема эволюции языческого мировоззрения на протяжении тех тысячелетий, которые предшествовали принятию христианства, почти не ставилась. Отмечалось лишь выветривание, ослабление язычества, переходившего в “двоеверие”.

А между тем уже древнерусские книжники XI—XII вв., писавших о язычестве, окружавшем их, пытались заглянуть в историю славянских верований и показать различные стадии их в глубокой древности. В русских источниках времен Киевской Руси трижды ставился вопрос о периодизации язычества.

Первое рассуждение, предваряющее пересказ Библии, но созданное самостоятельно и даже противоречащее ей, мы находим в так называемой “речи философа” греческого миссионера, приехавшего в Киев для того, чтобы склонить князя Владимира к крещению. “Речь философа”, известная нам по “Повести временных лет” (под 986 г.), написана в форме диалога князя и проповедника: философ сжато и деловито изложил Ветхий и Новый Завет и основные принципы христианства. По его словам, люди впали в язычество после разрушения богом Вавилонской башни, когда они “разидошася по странам и кождо своя норовы прияша”. Первая стадия воззрений – культ природы... [141, с. 8]

...Вторая стадия связана с изготовлением идолов и человеческими жертвоприношениями, чем занимались отец и дед библейского Авраама» (с. 9).

Далее академик пишет, что эти стадии или этапы освещались по-разному в разных источниках, и указывает, что «они получились у летописцев и при рассмотрении русской истории», так что в VI в. н.э. еще ничего не говорится об идолах, однако: «...по археологическим данным мы знаем, что идолы у полян и “прочих поганых” (например, у бужан) существовали уже в III—IV вв. до н.э., но летописец, говоря о далекой от него славянской старине, решил привести древние верования своих предков к той схеме, которая изложена в “речи философа”.

Другая периодизация, сделанная по византийским образцам, приведена в Ипатьевской летописи под 1114 годом и принадлежит летописцу князя Мстислава Владимировича, посетившему Ладогу во время постройки там новой крепостной стены» (с. 9). «Автор (летописи. – Н.Г.) выписал фантастическую генеалогию древних царей-богов (приуроченных к Египту, хотя там действует и греческий Гефест). Эта генеалогия богов важна для нас тем, что летописец снабдил их имена славянскими параллелями. Третьим царем после всемирного потопа был “Феофаст” (Гефест) иже и Съварога нарекоша егуптяне». Сварог, очевидно, божество неба, так как индийское «svarga» означает небо; в русских источниках известен и сын Сварога – огонь-Сварожич. В соответствии с этой огненно-небесной сущностью Сварог одарил людей умением ковать металл...

После Гефеста-Сварога два десятка лет царствовал его сын “именемъ Солнце, его же наречють Дажьбогъ”. В этих выписках с комментариями мы видим своеобразную попытку периодизации всей человеческой культуры.

1 я стадия. Люди живут в каменном веке, воюют палицами и камнями, знают лишь групповой брак (“бяху акы скот блудяще”) и до появления Сварога, очевидно, не знают единого бога.

2 я стадия. Эра Сварога. Появилось божество неба и огня – Сварог. Люди познали металл. Устанавливается моногамия и жестокая казнь (сожжение) за нарушение ее.

3 я стадия. Эра Дажьбога. Установилось классовое общество, люди начали платить дань царям, появились богатые и сановитые люди. И, по всей вероятности, в это время в связи с культом Солнца старый счет по лунным месяцам был заменен солнечным календарем из 12 месяцев (“двою бо на десять месяцю число потомъ уведоша”).

Совершенно исключительный интерес представляет третье рассуждение о стадиях языческих верований. Оно важнее двух приведенных выше потому, что построено не на греко-египетских параллелях, а непосредственно относится к славянам» [141,с. 10—11].

«Это – знаменитое “Слово святого Григория (Богословца) изобретено в толцех о том, како първое погани суще языци кланялися идолом и требы им клали; то и ныне творят”. Заменим громоздкое название поучения-трактата кратким условным “Слово об идолах”»...

«Григорий Назианзин (329 —390 гг.), константинопольский патриарх при императоре Феодосии I, более известный под именем Григория Богослова, писал в то время, когда христианство со всех сторон было еще окружено разнообразными языческими культами; в этом окружении переплетались греческие античные культы с малоазийскими, египетскими и иранскими (митраизм).

Григорий, как опытный полемист, отобрал наиболее кровавые и мракобесные примеры и противопоставил им бескровность и логичность (с его точки зрения) христианского вероучения» (с. 13).

«Наш автор прослеживает историю того славянского культа, который доставлял наибольшее беспокойство русским церковникам, разоблачению и бичеванию которого писателями XI—XII вв. посвящены специальные поучения, “культа Рода и рожаниц, по отношению к этому культу распределяются остальные, более ранние и более поздние”» (с. 14).

Мы приводим столь обширные цитаты, касающиеся «Слова об идолах», в силу тех соображений, которые не могут не возникать при сравнении славянского язычества с индуизмом. Дело сводится к тому, что в науке до сих пор с точностью не определено время начала изготовления изображений богов как у славян, так и у арьев и других индоевропейцев, и споры по этому вопросу не затихают. Почти все сходятся во мнении, что поклонение, например, «священным» камням в их естественных формах продолжает встречаться и в наши дни, так как их обработка была затруднительна, тогда как дерево было более легким материалом, а поэтому, по всей видимости, наиболее древними идолами были именно деревянные.

В силу того, что этот материал недолговечен, археологи находят лишь небольшое их количество. Полагают, что и арьи могли в своих кочевых кибитках перевозить только легкие деревянные изображения, и в Ригведе говорится о том, что один арья «одолжил» своего Индру другому, прося вернуть его, когда он поможет победить врагов (Ригведа, IV, 24).

Обратимся снова к цитируемой книге Б.А. Рыбакова:

«...Расставим этапы славянского язычества, как они обрисованы в “Слове об идолах”, в хронологическом порядке.

1. Славяне первоначально “клали требы упырям и берегиням” (с. 15).

2. Под влиянием средиземноморских культов славяне “начали трапезу ставити Роду и рожаницам”.

3. Выдвинулся культ Перуна (возглавившего список других богов).

4. По принятии христианства “Перуна отринуша”, но “отай” молились как комплексу богов, возглавляемому Перуном, так и более древним Роду и рожаницам».

Славянские двуглавые идолы

Предложенная в «Слове об идолах» периодизация несравненно важнее и интереснее, чем в «речи философа» или в летописной заметке 1114 г. Она важнее прежде всего тем, что совершенно самостоятельна и не приноровлена ни к библейским, ни к византийским сказаниям; не было периодизации античного язычества и у Григория Богослова. Хронологическая система «Слова об идолах» оригинальна и независима от других источников. Какие же эпохи в развитии славянских религиозных представлений выделяет эта периодизация?

Первая эпоха – поклонение и принесение жертв упырям (упирям) и берегиням. И те и другие поставлены во множественном числе, следовательно, это еще не персонифицированные божества.

«А друзии к кладязем приходяще моляться и в воду мечють велеару жертву приносяще. А друзии огневи (молятся) и камению и рекам и источником и берегыням» (с. 15—16).

Здесь мы снова должны вспомнить о возможности сравнения приводимых Б.А. Рыбаковым примеров славянского язычества с верованиями арьев, принесенными ими в Индию со своих исходных земель и утвердившихся в индуизме.

Если в Ригведе содержатся главным образом гимны, обращенные к богам арийского пантеона, то в 4 й Веде – Атхарваведе, которую называют Ведой заговоров и заклинаний, – сохранены древнейшие формы магических представлений и вера в то, что на духов природы, невидимых, но существующих, можно повлиять словом, несущим в себе силу активного воздействия. Ригведа была «Ведой жрецов», а Атхарваведа в значительной своей части создавалась народом и содержит, кроме гимнов богам, также формулы, выработанные ведунами, колдунами и знахарями.

Эти заговоры и заклинания создавались, видимо, в дорелигиозный период, и этот процесс не прекращался и в эпоху утверждения власти богов – таким образом, есть основания полагать, что содержащийся в памятнике подобный материал во многом древнее Ригведы и начал возникать во времена, когда арьи жили родовыми коллективами и в их религии большую роль играл тотемизм.

Обратим снова внимание на слова Б.А. Рыбакова: «У нас нет данных о внешнем облике берегинь и упырей. Позднейшие сирены с птичьим или рыбьим обличием, вероятно, являются уже некоторым видоизменением первоначальных представлений; об этом говорит и двойственность образа (девушка-птица и девушка-рыба), что являлось попыткой выразить, с одной стороны, родство со стихиями воды и воздуха, а с другой – родство с самим человеком...

Едва ли нам следует создавать научный “словесный портрет” первобытных сверхъестественных сил – обилие теорий по этому вопросу убеждает нас не в непознаваемости явления, а в трудности изложения на современном языке расплывчатой сущности явления. Может быть, следует ограничиться неопределенным (а потому и менее ошибочным) упоминанием “волшебных сил”, неразрывно связанных с магическим отношением к природе... (с. 17—18).

Дива-птица (Индия)

Славянский фольклор отразил в себе множество сведений о том, как надо было обращаться ко всему множеству этих разнообразных духов – но, к великому сожалению всех исследователей, да и поэтов и писателей, эти магические заклинания утрачены в ходе подавления Церковью первобытных веропредставлений народа. В Индии же, где индуизм вобрал в себя все многообразие древних молений, сохраняются разные формы заговоров и словесных обращений к неземным силам».

Подобные заклинания или гимны отражают представления о тех же персонажах, которые причисляются к древнейшим в ряду объектов почитания славян-язычников. В числе таких заклинаний многие направлены против болезней и других бед и в них часто содержатся обращения к необъясняемым в текстах силам (или существам?) с просьбой о помощи и оберегании от зла, которое причиняют силы (или существа?), насылающие несчастья и смерть. Этим же злым существам, выпивающим здоровье и жизнь, даже приносили жертвы, моля их уйти. Их называли общим именем «пишачи».

К злым существам древние арьи относили и вил, что более подробно будет разъяснено ниже при сопоставлении славянских и индусских культовых терминов. Духам всех явлений и фактов природы (воды, огня, деревьев, камней, гор) издревле приносят жертвы, моля их то о плодородии, то об отвращении зла, то о здоровье.