Текст книги "Станция похищенных душ"

Она вышла на площадку и направилась к лифту, но Иван остановил девушку:

– Ева, давай пешком. Как тогда. В старые времена. Когда лифт не работал. Если тебя не затруднит.

Она поняла его и с улыбкой произнесла:

– Лифт и сейчас ломается. Но тогда он постоянно находился в нерабочем состоянии. Моей маме приходилось очень тяжело.

– А сейчас где она? – спросил Иван из вежливости.

– В Америке, – погрустнела Ева. – Вышла замуж и там живет.

Она словно погасла, даже опустила плечи, будто желала стать ниже и незаметней. Иван понял, что невольно задел тему, которой касаться не стоит.

Ева первой спустилась на четвертый этаж и чуть задержалась возле бывшей квартиры Долговязого.

– Семен Васильевич продал квартиру и куда-то уехал. Вскоре после случившегося. Сейчас тут живет одна семья с ребенком. А баба Поля умерла в позапрошлом году. И в ее квартире поселился уже ее внук, студент. Учится на информатика. Он, кстати, помог мне вскрыть страничку Тины.

Ева сделала паузу и, вновь начав спускаться по лестнице, призналась:

– Знаешь, я до сих пор скучаю по Борису. Или Долговязому, как вы его звали. Это ты ему такую кличку придумал?

– Было дело, – усмехнулся Иван. – Случайно вышло. И я тоже, Ева, по нему скучаю. Оказывается, очень. Оказывается, так же, как и по Вовке. Хотя между их уходами разница в целых пятнадцать лет.

– Вовка? – Ева остановилась и вскинула испуганно на Ивана глаза. – Твой близкий друг? Он что, тоже?.. Володя?!

– Да, Ева. Погиб. Три месяца назад.

– Ох… Не знала. Соболезную! Но как же?..

– Так бывает, Ева. Не все доживают до старости.

– Я ничего не слышала.

– У него в этом поселке никого не осталось. Мать умерла раньше. А отец – когда Вовка был маленьким. Володя в последнее время часто сюда возвращался. Я не понимал, зачем, ведь никого тут у него не было. Но он говорил, что родные места тянут и рыбалка здесь неплохая, – задумчиво проговорил Иван, а потом резко, словно отсекая тему ножом, закончил:

– Но похоронили мы его в столице.

– Как все это печально. И несправедливо, – погрустнела Ева.

Сумасшедшей во дворе, когда они вышли из подъезда, уже не оказалось. Только возле лавочки серел тонкий слой пепла, оставшийся от сожженной палочки. Да еще в воздухе витал легкий запах дыма. Или это в воздухе были разлиты горькие ноты осенних духов, как предвестник ее скорого наступления?

В кафе Ева заказала себе только чай. Иван попросил черный кофе и сдобную плюшку: он так торопился, что не успел позавтракать.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он, видя, что Ева слишком бледна. Удар по голове спокойно мог спровоцировать сотрясение.

– Хорошо, Иван. Насколько это может быть в моем положении, – с грустной улыбкой ответила девушка и налила из белого фаянсового чайничка чаю в чашку. – Что ты хотел мне рассказать?

– Не знаю, насколько это может быть связано с пропажей твоей сестры. Но эти кубики на твоем коврике, которые мы обнаружили вчера… Не думала ли ты, что они могут быть намеком на игру?

– Не понимаю, – заволновалась девушка и даже поставила обратно на столик поднесенную к губам чашку.

– Ну же, Ева, все просто. Связь игральные кости – игра. Мы использовали кубики в «настолках». К тому же, кто их бросил на твой коврик, специально выложил единицами. Не просто так! Яснее не скажешь. Собираются ли сейчас подростки, как мы тогда, за ролевыми играми? Может, и играют, но, к примеру, через Интернет? Не рассматривалась ли как одна из версий исчезновения твоей сестры игра?

– Хочешь сказать, что пропажа моей Тины – это всего лишь игра?

– Не так буквально. Но что если твою сестру направили для преодоления какого-то препятствия, но в какой-то момент все вышло из-под контроля?

– Как у нас тогда?

– Как у нас тогда, – сказал Иван. И они оба замолчали, глядя друг на друга и не решаясь нарушить возникшую паузу. Много неразрешенных вопросов таила в себе эта пауза, которая, может, и длилась меньше минуты, но вобрала в себя прошедшие пятнадцать лет.

– Иван, скажи мне честно… Пожалуйста, честно, для меня! Ты ведь знаешь, что случилось с тем парнем, Витей Пономаревым? – решилась первой нарушить молчание Ева.

– Не знаю, – ответил Иван после заминки, все так же глядя девушке в глаза. – Мне бы тоже хотелось знать, что случилось с Пономарем.

– Я боюсь, что с моей Тиной произошло нечто похожее. И что ее вот так же не найдут. Никогда.

Ева отвернулась и закусила нижнюю губу. Иван протянул через стол руку и легонько коснулся запястья девушки:

– Не надо, Ева. Не говори так. Я верю, что ее найдут.

Она вздрогнула. И Ивану показалось, что Ева едва инстинктивно не отдернула руку, словно его прикосновение было ей неприятно.

– Я почти уверена в том, что Тина может быть на старой станции. Вчера ночью я поняла, что могла означать аббревиатура «СтСт». Старая станция. Куда же еще проще! Да и ник «Кассир» говорит сам за себя. К тому же меня привезли именно туда… Все это я и собираюсь рассказать следователю. А потом – куратору поисковой команды Василию. Пусть еще раз хорошо осмотрят станцию: все постройки, посадки, заросли и вагоны. Вдруг?.. Хотя у меня складывается впечатление, что Василий уже сам не верит в то, что Тину можно найти. Живой.

– Не думай об этом, Ева, – снова попросил Иван.

– Как? Как не думать? – спросила она и подняла на него глаза, в которых набирались слезы. – Может, мне это скажешь ты? Может, ты научился не думать о том пропавшем мальчике?.. Вижу, что нет. А ведь он тебе даже не родственник.

– Ева…

Она резко смахнула с щеки слезу и вымученно улыбнулась.

– Прости. Мне не нужно было поднимать эту тему. Не удержалась. Слишком яркие ассоциации. Нервы ни к черту. И да, ты прав. Я тоже думала про эти кубики так, как и ты. Даже додумалась до того, что они во всей этой истории – главное. Наверное, мне и правда было неважно после удара. Даже галлюцинации дважды видела. Тогда, на станции, когда ты меня нашел и спросил, что случилось, я тебе не сказала всего. А ведь меня тогда напугал кто-то. Такой страшный старик. С горящими глазами и темным лицом. Он был так реален, что, клянусь, я почувствовала его прикосновение к плечу! Галлюцинации могут быть такими яркими?

Иван пожал плечами, но не потому, что не придал значение рассказу Евы, а потому, что не знал, что ей ответить.

– Или, может, это был ты? – с надеждой спросила девушка. – Это ты незаметно подошел сзади и похлопал меня по плечу? А я от испуга приняла тебя за страшного старика?

– Зачем мне так делать, Ева? Ночью. На старой станции. Пугать девушку. Так и до инфаркта можно ее довести. Клянусь, что прибежал на помощь, потому что услышал крик.

– Ладно, забудь, – вздохнула она и опустила взгляд в свою чашку, словно в темном чайном омуте пыталась найти ответы на свои вопросы. У Ивана же рассказ Евы про страшного старика с горящими глазами вызвал смутное чувство тревоги, которой неожиданно повеяло из «тех» времен.

– А потом, уже дома, под утро, я увидела в своей комнате девушку. Тину, – продолжила Ева, не поднимая взгляда от чашки. – У нее тоже было темное лицо и белые глаза, только они не блестели так страшно. Она была похожа на… негатив. Когда светлое становится темным и наоборот. А когда я назвала ее Тиной, она ответила, что ее зовут Анит. И попросила меня вытащить оттуда. Откуда – не знаю. После чего она исчезла. Наверное, я просто так много думаю о сестре, что она мне привиделась. Или приснилась. Вот и думай, Иван, что хочешь. Ответ на твой вопрос, как я себя чувствую. Хорошо, но с галлюцинациями. Только не отправляй меня снова к врачу. Если будет хуже, сама обращусь.

– Погоди, – задумчиво проговорил Иван. – Говоришь, девушка была похожа на негатив? И сказала, что ее зовут Анит? Анит – это Тина наоборот, Ева.

– И что ты хочешь этим сказать? – подняла она на него глаза.

– Пока ничего. Нужно подумать. И ты подумай. Только, наверное, пока следователю не говори по свое видение. Хотя, знаешь, про старика лучше рассказать. Мало ли, кто это может быть. Может, бомж какой. Может, сумасшедший. Но вдруг он имеет отношение к пропаже твоей сестры?

Ответить Ева не успела, потому что у него зазвонил мобильный. Иван увидел номер отца и нажал на кнопку приема в полной уверенности, что родители поздно встали, хватились его и желают знать, придет ли он к завтраку. Словно ему вновь шестнадцать, и ушел он спозаранку вместе с Вовкой ловить карасей в озере.

– Да, пап? – ответил Иван. Но когда услышал, что ему сказал отец, мгновенно переменился в лице.

– Скоро буду!

Под встревоженным взглядом девушки он сунул телефон в карман, достал из бумажника купюру и положил ее на стол.

– Ева, прости. Нужно срочно уйти. Дома проблемы.

– Что-то серьезное?

– М-м, пока не знаю. Вот, – он вытащил визитку и положил ее сверху на деньги. – Возьми на всякий случай.

Ева кивнула и спрятала картонный прямоугольник в карман кардигана. Иван торопливо направился к выходу, даже не зная, что девушка проводила его взглядом до самых дверей.

* * *

Дома Ева не удержалась и сделала то, что раньше запрещала себе делать: набрала в поисковике имя Ивана Селина. Но перед этим сходила на сайт компании, напечатанный на визитке, и с любопытством пролистала все страницы. Она внимательно прочитала историю создания и развития сети магазинов стройматериалов. И пролистала ассортимент товаров. Про эту сеть – отечественную, в отличие от множества популярных магазинов, предлагающих товары для ремонта, Ева раньше слышала: одна сотрудница затеяла дома ремонт и рассказывала коллегам, какую плитку и какой паркет заказала в магазине «НовоСел». Только Ева не знала, что создателями сети, название которой было сложено из двух фамилий – Новорский и Селин, были ее старые приятели Владимир и Иван. Конечно, Иван оставил ей свою визитку не с целью «покрасоваться» и поразить ее воображение, а просто потому, что разговор прервали на середине, и он так торопился, что у него не было времени продиктовать номер. Но, узнав, чем он занимается, Ева невольно испытала к нему уважение. И вот сейчас, вернувшись со встречи со следователем, она сидела за компьютером и в ожидании звонка от Василия рассматривала в Интернете плитку, паркет и доски. Как-то непривычно было думать, что весь этот товар имеет отношение к Ивану – не к этому привлекательному и стильно стриженому мужчине, с которым она встретилась сейчас, а к тому пареньку со взъерошенными волосами, одетому в джинсы и футболку с фотографией рок-группы.

Налюбовавшись до головокружения на ассортимент кафеля и половых досок, Ева закрыла сайт и набрала имя Ивана. Поисковик предложил ей немалое количество ссылок – от рекламных материалов и статей, в которых наряду с названием сети упоминались и имена ее основателей, до пары заметок светского характера. Из последних Ева и узнала, что Иван женат на некой Эльзе – модели и подающей надежды певице. Она пролистала фоторепортажи с каких-то приемов, отметив про себя, что костюмы Ивану хоть и идут, но выглядит он в них скованным. Или это ощущение создавалось просто потому, что ему было на раутах скучно? Зато супруга Ивана выглядела довольной. Ева увеличила фотографию, так, чтобы в деталях рассмотреть Эльзу Селину. Красивая, ничего не скажешь: высокая, с длинными сногсшибательными ногами и соблазнительным декольте. Даже Еве сложно было отвести от нее взгляда, что уж говорить о тех мужчинах, с которыми Эльзе доводилось общаться. Наверняка ей оглядываются вслед, когда она грациозно проходит мимо на высоченных шпильках, отчего ее длинные ноги и вовсе кажутся бесконечными. Но было что-то в облике белокурой красавицы Эльзы знакомым, что-то, что вызывало отторжение и неприязнь. Ева поняла, что именно, когда увидела следующую фотографию супруги Ивана одетой не в дизайнерское вечернее платье, а в джинсы и простую белую рубашку, почти без макияжа и с завязанными в высокий хвост длинными волосами. Ульяна! Эльза была очень похожа на Ульяну, только в разы краше. Может, со временем Иван и научился разбираться в людях – наверняка, раз таким бизнесом ворочает. Только вот вкусы у него остались прежними. Ева закрыла все страницы и выключила компьютер.

Звонка все не было, и уровень маяты достиг критической отметки. Ева сняла трубку домашнего телефона и сама по памяти набрала номер мобильного Василия.

– Да, – ответил руководитель поисковой группы. Ева услышала фоном какие-то шумы и голоса, словно мужчина находился в многолюдном месте.

– Мы уже на месте, – продолжил он. – Разбиваем территорию на квадраты, разделяемся на группы и начинаем прочесывание.

Ева невольно улыбнулась: нравился ей этот Василий. Деловой, собранный, отвечает всегда по делу и не разменивается на пустые слова.

– Я тоже приеду, – ответила она, хоть изначально не планировала ехать на станцию. Но внезапно поняла, что не сможет находиться дома в мучительном ожидании маломальских новостей.

Василий ответил, что нет нужды в ее приезде.

– Я не буду мешать. Мне нужно быть там, с вами, понимаешь?

Василий понимал. И потому не стал ее больше отговаривать. Ева сбросила вызов и вызвала такси.

Машина приехала за ней через четверть часа. Этого времени ей хватило, чтобы переодеться в удобную одежду и заплести волосы в косу. Когда Ева открыла дверь, собираясь спуститься на улицу, то едва не споткнулась о стоявшую на коврике сумку, потерянную ею на станции. Внезапно задрожавшими руками она осторожно раздернула молнию и заглянула внутрь. Все оказалось на месте: ее уже почти разряженный телефон, кошелек с деньгами, паспорт и всякая женская мелочевка. Может, кто-то нашел ее сумочку на станции и, прочитав в паспорте адрес владелицы, отнес ей? Эта наивная мысль развеялась, едва Ева вытащила из сумки сложенный вчетверо белый бумажный лист и прочитала напечатанные на компьютере слова:

«Иван-Царевич или Иван-дурак?».

6

Номер был незнакомым, но Иван понял, кто ему звонит еще до того, как нажал на кнопку вызова. Голос Евы в трубке звучал растерянно и так, будто девушка до последнего сомневалась, стоит ли тревожить его звонком. «Мне подбросили сумочку. Ту, которую я потеряла ночью. И в ней лежала записка. Мне кажется, она имеет отношение к тебе», – на последней фразе Ева споткнулась и замолчала, словно не решаясь прочитать по телефону написанное. «Я сейчас приеду. Ты где?» – вырвалось у Ивана прежде, чем он успел обдумать ответ. Впрочем, в том, что он моментально сорвался на старую станцию, была веская причина – ощущение, что вокруг них с Евой начала клокотать болотная жижа.

Сегодня утром, в то время, когда он завтракал с Евой в кафе, его мать обнаружила во дворе дома их собаку отравленной, а рядом – напечатанную на принтере новую записку:

«Кто следующий?»

Мама плакала и причитала, горюя по Ларсу, отец угрюмо смолил сигарету за сигаретой, хоть в последнее время не курил в день больше трех. Иван мысленно посылал проклятия на голову той дряни, которая убила невинное животное. Но сквозь клокочущий гнев и горячую жажду хорошенько вмазать извергу пробивался холодный страх. Страх за близких, ведь угрозу, что в его родной дом придет смерть, исполнили. И Иван опасался, что «игра» на этом не окончилась. Поэтому, едва услышал фразу Еву о новой записке, рванул к девушке не раздумывая.

В дороге ему вновь вспоминались слова Вовки накануне его гибели: «Я, кажется, знаю, что случилось с Пономарем». Да, человек внезапно смертен, да, случаются и не такие фатальные совпадения, но вот только интуиция, заточенная за годы в большом бизнесе до тонкости осиного жала, не давала успокоиться.

Расплачиваясь с таксистом у въезда на старую станцию, Иван так и не решил, стоит ли рассказывать Еве о полученных им записках, «ужине воспоминаний» и убитой собаке. С одной стороны, ему не хотелось тревожить девушку, переживающую пропажу сестры, еще больше. С другой – кто предупрежден, тот вооружен. Иван рассудил, что посмотрит по обстановке: вначале надо узнать, что за записку подбросили Еве.

Девушку он узнал издали. Она стояла у края платформы и задумчиво грела в ладонях небольшой стаканчик от термоса. И еще раньше, чем он успел ее окликнуть, оглянулась, словно почувствовала его приближение.

– Привет, – поздоровался Иван. С волосами, заплетенными в толстую растрепанную косу, доходившую ей до лопаток, одетая в неяркую и повседневную одежду Ева очень напоминала ту девочку-подростка, которую он знал шестнадцать лет назад. Она словно опять стала «невидимой». Даже цвет ее волос, который, как утром заметил Иван, при свете солнца отливал платиной, потемнел и поскучнел. Ева улыбнулась, но глаза при этом у нее оставались печальными. Грусть шла ей – к ее синим глазам, пепельно-русым волосам, фарфоровой коже и тонким чертам лица. Печаль придавала ей загадочности, а скорбь еще больше делала Еву похожей на снежную принцессу. Но когда улыбка слегка трогала ее бледно-розовые губы и растапливала в синих озерах льдинки, Ева преображалась. Словно в Северном королевстве наступала весна.

– Как ты? – спросил Иван, останавливаясь напротив нее.

Девушка пожала плечами.

– Как видишь. Тут. Не сидится мне дома.

– Есть какие-то новости о Тине?

– Нет, – качнула Ева головой и отвернулась, всматриваясь вдаль, туда, где обследовала свой квадрат одна из групп волонтеров. – У тебя как? Что-то серьезное случилось дома?

– Нет, – после некоторой заминки произнес Иван. Не сейчас и не здесь. – Так… У отца машина забарахлила. Вызвал меня на подмогу.

Она кивнула, принимая его объяснения, и вновь отвернулась.

– Спасибо за то, что приехал. Мне очень не по себе. Это место, поиски… Кошмарное де жа вю. Не думала, что когда-нибудь все повторится. Очень боюсь того, что Тину не найдут, как того мальчика. Или, наоборот, найдут, но…

Она не договорила, только судорожно вздохнула и залпом допила содержимое стаканчика.

– Не надо так думать, Ева.

– Сложно, Иван.

– Что за записку тебе подкинули вместе с сумкой? – поспешно сменил он тему.

– Ой, прости. Вот, – Ева поставила пустой стаканчик на край платформы и извлекла из кармана сложенный лист. – Чей-то глупый розыгрыш.

В ее голосе вновь послышалось смущение. И когда Иван развернул листок, понял его причину.

– Хм. Иван-Царевич или Иван-дурак?

Он улыбкой постарался приободрить девушку, показать, что записка и в самом деле – чья-то неумная шутка.

– Даже не знаю, что думать. У меня только один знакомый Иван – ты. Поэтому я подумала, что записка имеет какое-то отношение к тебе. И так когда-то тебя при мне назвал Борис, – призналась Ева, покраснев.

– Вот как? Интересно, в связи с чем?

– Уже не помню, – окончательно смутилась она.

– Точно не помнишь, Ева? – сощурился Иван, не поверив. – Вспомни, пожалуйста. Это может оказаться важным. Почему Долговязый так сказал?

– Кажется, потому, что считал, будто ты не разбираешься в людях.

– Ого! Вот это уже интересно, – воскликнул Иван, мысленно пытаясь выстроить между всеми полученными намеками связь.

– Если бы Борис был жив, я бы еще могла подумать, что записка – от него.

– Но Бориса давно нет. Ева, а кто-нибудь тогда еще мог услышать эту фразу?

– Нет. Он сказал ее мне наедине. В тот вечер, когда я опрокинула Ульяне на джинсы чай. Помнишь?

Иван засмеялся, будто припомнил нечто забавное.

– Было дело. Ульяна тогда развизжалась, как сто поросят. Теперь понимаю, почему так сказал Долговязый.

– Ульяна ему не нравилась, – кивнула Ева и вновь посмотрела вдаль. Иван проследил за ее взглядом и увидел, что возле домика стрелочника остановилась другая группа людей.

– Может, кто-то намекает тебе, что ты в ком-то ошибаешься? – предположила девушка, поворачиваясь к Ивану. – Только не понимаю, почему в таком случае записку подкинули мне, а не тебе?

– А если этот кто-то знает, что мы с тобой вновь общаемся?

– Тогда он должен находиться тут, в поселке. И видеть нас вместе, – предположила Ева. – Где нас могли видеть? Сегодня утром в кафе. Вполне вероятно. В кафе было многолюдно. Или вчера ночью – тут, на станции.

Она невольно поежилась, будто от внезапно охватившего ее озноба. Или потому, что некое воспоминание заставило ее содрогнуться.

– Вчера тут кто-то еще был. Тот страшный старик, о котором я тебе рассказывала. Я увидела его как раз вон возле той будки. Еще утром я сомневалась в его существовании. Но чем больше думаю о той ночи, тем сильнее верю, что жуткий старик был. Веришь ты мне или нет.

– Верю, Ева, – ответил Иван. – Когда утром ты рассказала мне про старика, мне подумалось, что я тоже с ним встречался. Только не вчера, а пятнадцать-шестнадцать лет назад.

– Да что ты?!

– Однажды мы с Вовкой…

Но продолжить Иван не успел, потому что девушку окликнул рыжий бородач.

– Ева, ты все еще тут? – удивился тот, подходя к ним. – Я думал, ты ушла. Смотри, скоро начнет темнеть. Мы приостановим поиски. Людям нужно отдохнуть. Но как только рассветет, продолжим.

– Значит, без результатов? – выдохнула со смесью сожаления и, одновременно, облегчения Ева.

– Пока без результатов. И, если честно, я не уверен, что девочка здесь. Она может одинаково находиться как тут, так и в другом месте.

– Я чувствую, – мягко, но настойчиво перебила мужчину Ева, и Ивану понравился неожиданно прорезавшийся в ее тихом голосе металл. Он посмотрел на девушку с уважением, а на рыжего верзилу с некой долей неприязни.

– Ну, раз чувствуешь… – то ли усмехнулся, то ли вздохнул бородач и оглянулся на подошедшего к их компании молодого парня.

– Василий! – обратился к рыжему вновь подошедший. – Почему у нас тут посторонние разгуливают? Здесь все же не парк аттракционов.

– Он не посторонний, – бросилась на защиту Ивана Ева. – Иван – мой школьный друг.

Она слегка запнулась, когда произнесла последнюю фразу, словно справлялась с каким-то внутренним препятствием.

– Да я не про него, – улыбнулся молодой человек и махнул куда-то в сторону. – А вон про нее.

Рыжий, Ева и Иван посмотрели туда, куда указывал парень, и увидели женщину в многоярусной юбке и бесформенной вязаной кофте, которая сновала туда-сюда между группками людей. Подходя к каждому встречному, женщина что-то выкрикивала, заставляя людей отпрядывать от нее. Иван присмотрелся к несчастной и узнал в ней ту безумную, которая жгла возле подъезда Ева ароматические палочки. На этот раз женщина ничего не палила, но размахивала руками, как мельница.

– Ненормальная какая-то!

– А что она выкрикивает? – заинтересовался Иван.

– Да что-то про то, что без ее помощи девочку не найдут.

– Очень оптимистично, – пробормотал Иван и, увидев, как переменилась в лице Ева, поспешил сменить тему:

– Василий прав, скоро начнет темнеть. Ева, ты устала и наверняка голодная. Пойдем, провожу тебя домой.

Она вопросительно посмотрела, но не на него, а на Василия, словно ожидая от того разрешения. И после того, как рыжий одобрительно кивнул, сняла с платформы стаканчик и протянула его бородачу:

– Спасибо за чай, Василий. Завтра увидимся. Звони мне в любом случае и в любой час.

– Это понятно, Ева. Спокойной тебе ночи. И постарайся отдохнуть.

Иван предложил для обратной дороги другой путь: он помнил, что основной подход к станции сейчас заполнен людьми и палатками. Там многолюдно, шумно и суетно. А Еве нужен отдых. Он знал, что со станции можно выйти, если идти по одному из путей. Получится немного в обход, но зато без шума и суеты. Ева его идею одобрила. Она и правда устала и, может, мечтала поскорей оказаться дома, но еще больше, чем очутиться в родных стенах, желала спокойствия и тишины.

– Что ты хотел рассказать мне про старика? – вернулась к прерванному разговору она по дороге.

– А, да, – вспомнил Иван. – Однажды мы с Володькой забрались на старую станцию. Это было незадолго до того, как ты пришла к нам в компанию…

2000-2001 года

Сейчас уже сложно было сказать, чья это оказалась идея со старой станцией – его или Вовкина. Кажется, все же друга. Тот день запомнился Ивану в виде обрывков, словно некто порезал ножницами цельную кинопленку, оставил на свой произвольный выбор несколько кусков, а остальные выбросил. К примеру, у того дня не оказалось начала – как они попали на станцию, на автобусе ли приехали или пешком добрались? Но зато запомнилось, как они с Вовкой шли по прятавшейся в сухой травой колее: друг – прыгая со шпалы на шпалу, а он – балансируя, словно канатоходец, по одному рельсу. Они что-то оживленно обсуждали, им было весело. Кажется, Володя смешно пошутил, так, что Иван от смеха оступился и едва не промочил ботинки в собравшейся возле рельса луже. Еще он помнил, как они с другом лезли через сетчатые ворота, закрывающие вход в старое депо. Только так и не рискнули обследовать весь ангар из-за сгустившейся в нем темноты. Но зато вдоволь нагулялись в других постройках, открывая для себя каждое помещение с восторгом искателей сокровищ. В складских и технических зданиях было пыльно, грязно, пахло сыростью и мышами. Но это нисколько не умаляло их жадного любопытства. Еще вспоминалось, как они рассматривали замерший навечно непогребенным динозавром старый советский локомотив, выкрашенный в пожарно-красный цвет и с желтым юбилейным посвящением В.В.Ленину на боку. А потом Иван на какое-то время оказался один: то ли внимание друга привлекло что-то другое, то ли Вовка банально отошел по нужде. Иван не стал дожидаться его и решил самостоятельно подняться в расположенную высоко над землей кабину машиниста. Он довольно ловко справился с лесенкой, но вот с дверью пришлось повозиться. Она не была заперта, но проржавевшие петли и замки не позволяли ее легко открыть. Ему бы отступить и спуститься на землю, но им овладело неожиданное упрямство. Одной рукой удерживаясь за поручень, другой Иван надавил на ручку и навалился на дверь плечом. И та поддалась. Иван обрадовано распахнул ее, намереваясь войти в кабину, но обнаружил, что та уже занята худым высоким стариком, который встретил незваного «гостя» жуткой ухмылкой. Пару мгновений Иван оторопело таращился на старика, пока тот вдруг не поднял костлявую руку в обтрепанном рукаве, то ли собираясь коснуться парня, то ли намереваясь втащить его в кабину. Иван испуганно отпрянул назад и выпустил поручень.

Очнулся он от того, что кто-то довольно ощутимо хлопал его по щеке, перемежая свои действия всхлипываниями и причитаниями. Иван открыл глаза и увидел совсем близко жесткую пожухшую траву с рассыпанными в ней мелкими камешками и бурыми проплешинами земли. А затем – обтянутые джинсами коленки и женские ботинки. «Я же просила тебя! Просила не…» – различил он в бормотании присевшей над ним девушки, лица которой так и не разглядел, потому что следом на него обрушилась боль. Она шурупом ввертелась в затылок, разнесла сознание на тысячу мелких осколков, погасила свет и, кажется, опять на какое-то мгновение окунула в беспамятство. Когда Иван вновь открыл глаза, рядом с ним уже был Вовка. Друг испуганно смотрел на него и что-то спрашивал: губы у него быстро шевелились, но Иван не мог различить ни слова. Возвращение в реальность давалось непросто, словно он барахтался в рассердившемся море среди накрывающих его с головой волн боли, едва успевая в коротких перерывах делать поверхностные вдохи-выдохи. Потом Иван, наконец, смог разобрать, что ему говорил друг. Володя испуганно вопрошал, цел ли он и сможет ли встать. Кое-как друг помог Ивану вначале сесть, а затем подняться на ноги. То, что он смог встать, обрадовало. Боль усилилась, но уже не расплывалась болотной жижей по всему телу, затягивая в гибельную трясину, а сконцентрировалась в левой руке.

Дорога домой утонула в густом тумане без возможности восстановить в памяти подробности. Но с помощью Вовки он как-то добрался. Следующие воспоминания Ивана начинались с того момента, как он копался в домашней аптечке в поисках анальгина или какого-нибудь обезболивающего, потому что предплечье простреливало так, что меркло в глазах, а голова, наоборот, ныла тупой болью. Но вот выпил ли он анальгетик или так ничего и не нашел – вспомнить уже не смог. Родители в тот день куда-то уехали и еще не успели вернуться. Иван лег в свою кровать одетым, потому что раздеться не смог: рука мало того, что адски болела, так еще совершенно его не слушалась, а помочь ему было некому. А потом он то ли уснул, то ли провалился в забытье.

Очнулся Иван поздним, судя по чернильной темноте за окном, вечером. Привели его в чувство сухость во рту и сильная жажда. Но когда он, нащупав выключатель настольной лампы, зажег свет, потолок вдруг качнулся, а кровать завертелась под ним, словно поставленная на карусель. Иван непроизвольно вжался в матрас. Такое противное ощущение, подкрепленное жаждой и тошнотой, он испытал лишь однажды, когда, напившись в первый и единственный раз, проснулся следующим утром в дичайшем похмелье. Парень с большим трудом сумел подняться, но когда оказался на ногах, пол вдруг под ним повернулся и встал ребром, словно кто-то резко выдернул его из-под ног, как коврик. Иван потерял равновесие и рухнул. Так его и обнаружили вернувшиеся вскоре родители – лежащим рядом с кроватью, и, смертельно напуганные, вызвали «скорую».

В больнице выяснилось, что у него сотрясение мозга и двойной перелом со смещением. Переломы вправили, руку загипсовали, прописали анальгетики и покой. Иван пролежал в постели несколько дней. В тот период все смешалось в сводящем с ума коктейле из изнуряющей боли и схожего с дурным похмельем самочувствия. Наконец, ему стало легче, и он смог выйти на прогулку. Был уже вечер, в тот день выпал первый снег, который к ночи немного подтаял. Иван шел осторожно, придерживая через куртку покоящуюся под ней на перевязи поломанную руку. Но постепенно напряжение и боязнь поскользнуться и упасть стали его отпускать. Воздух после недельного заточения показался ему таким вкусным, как никогда в жизни. В нем отчетливо проступили мандариновые ноты, и Иван с радостью подумал о том, что скоро – новый год. Если родители уйдут в гости, можно будет устроить грандиозную вечеринку, пригласить Долговязого и компанию и устроить настоящее пиршество. В мыслях о Борисе, по которому, оказывается, он сильно соскучился, Иван незаметно дошел до его дома и поднялся на четвертый этаж.

Открыл ему сам Долговязый и прямо с порога обрушил град беспокойных вопросов. Оказывается, он дважды навещал Ивана, только каждый раз попадал в моменты, когда тот спал. На вопрос, что с ним случилось, Иван отделался расплывчатым ответом. Почему-то не захотелось вспоминать подробности неприятного дня. Одни мысли о старой станции вызывали желчную горечь. К счастью, Долговязого не столько интересовало, где и как Иван травмировался, сколько, как себя чувствует.

В тот вечер они проговорили почти до ночи. Так откровенно, легко и свободно Иван не говорил еще ни с кем. Даже с Володей разговоры были другого содержания и другой формы. Внезапно оказалось, что о музыке можно говорить по-другому. И о книгах – не скучно. И о девушках – без пошлости и смущения. Долговязый не учил жизни, не давал советов, но как-то незаметно для Ивана направлял его, подталкивал на нужный путь. Иван откровенничал с ним все смелее и задавал вопросы все активней, понимая, что тот разговор останется между ними.