Текст книги "Люблю только тебя"

ВСТРЕЧА

Сью Тэлбот не особенно разбиралась в политике. В России, как она знала, началась «перестройка» и «гласность». Она могла произносить эти слова по-русски, но что они означали, не знала. Даже Берни, живо интересовавшийся политикой, не мог объяснить ей толком их смысл.

– Гласность – это значит, что теперь им можно говорить о том, о чем нельзя было говорить раньше, – не слишком уверенно рассуждал Бернард. – О том, сколько людей погибло во время октябрьского переворота в семнадцатом году, во времена режима Сталина, в последнюю войну. Еще, кажется, теперь им можно говорить о том, что они проиграли войну в Афганистане, как мы проиграли Вьетнам.

– Но почему об этом нельзя было говорить прежде? – недоумевала Сью. – Разве это государственная тайна?

– У каждого государства свои охраняемые тайны. – Бернард пожал плечами. – Я читал кое-какие статьи, перепечатанные из русских газет и журналов. У меня сложилось впечатление, что в силу того, что люди были вынуждены долго молчать, сейчас они говорят слишком много, путая правду с вымыслом, подчас намеренно… Самые беспринципные делают на этом политическую карьеру.

– А что они задумали перестраивать? – расспрашивала Сью.

– Свою систему, насколько я понимаю. Горбачев хочет доказать всему миру, что и с коммунистами можно торговать, обмениваться ноу-хау и так далее. Он думает открыть границы. Знаешь, меня интересует этот человек – он довольно молод, умен, искренне настроен на сотрудничество с Западом. Но менталитет русских, как мне кажется, очень отличается от нашего. По крайней мере так говорит профессор Дорваль, известный русист и в прошлом коммунист. Он глубоко уверен в том, что западный образ жизни способны воспринять лишь немногие русские.

– Ладно, все это так скучно, – говорила Сью, собирая чемодан. – Как-нибудь разберусь на месте. Шубу и сапоги брать не буду – там вроде бы сейчас тоже лето. Я звонила в наше посольство в Москве, и мне посоветовали остановиться в отеле «Интерконтиненталь». Это в центре, рядом с нашим посольством. В Шереметьеве меня встретит Дэн Осборн – он живет в Москве уже полтора года и может пригодиться. Думаю, мне следует прежде всего нанести визит ее бывшему мужу – Дмитрию Павловскому.

Что Сью и сделала. С помощью одного из секретарей американского посольства она узнала служебный и домашний телефоны Димы. Вечером Сью позвонила ему домой.

Он был один и почти трезв. Он говорил на вполне сносном английском, и, когда узнал, что Сью американка, стал вставлять везде, где можно и нельзя, раскатистое и уж слишком русифицированное «р». Как бы там ни было, уже через пять минут он согласился приехать в «Международную», куда Сью пригласила его поужинать.

Она не сказала, по какому поводу хочет встретиться с ним, он не спросил.

Они узнали друг друга сразу.

Дима шел навстречу Сью с открытым от удивления ртом и машинально протягивал руки.

– Я, выходит, похожа на нее? – Сью грустно улыбнулась.

– На нее? На кого?

Он словно был в отключке.

– На вашу жену. Я ее младшая сестра.

Дима покачнулся, и Сью ухватила его за локоть.

– Все в порядке, – сказал он. – Да, это так. Но я понял это… подсознательно и лишь сейчас разумом. Вы не просто на нее похожи – вы такая, какой она была в тот последний год.

– Пошли в зал. Нам нужно кое-что обсудить. – Сью мягко, но решительно взяла его под руку и повела к лифту.

– Она жива? Она просила мне что-то передать? – начал Дима, когда метрдотель усадил их в отдельном кабинете. Сью обратила внимание, что у него дрожат руки. Она чуть помедлила.

– Маша исчезла при загадочных обстоятельствах почти три года тому назад. Полиция считает, что это было самоубийство. Но тела так и не обнаружили. Правда, к вечеру разыгрался шторм.

– Нет! – воскликнул Дима и вскочил, опрокинув бокал с минеральной водой. – Черт, я вас облил, простите, – пробормотал он.

– Не имеет значения. – Сью промокнула колени салфеткой. – Мне нравится ваша реакция. Я тоже не верю в то, что моя сестра могла наложить на себя руки.

– У нее была несчастная любовь? – В голосе Димы Сью уловила злорадство.

– Она, как и я, по отцу Ковальская, хотя при рождении мне дали фамилию матери. Ковальские всегда бросают первыми, ясно?

Сью самодовольно улыбнулась. Ей был чем-то симпатичен этот мужчина, который не соответствовал стереотипу советского человека, не скован, вполне прилично, даже модно одет. Правда, судя по всему, выпивает и склонен проводить ночи в чужих постелях…

– Вы так и не женились? – спросила Сью.

– Нет, – коротко ответил Дима. – Не вижу в этом смысла.

– Я расспросила всех людей, общавшихся последнее время с сестрой, – продолжала Сью, – и пришла к выводу, что если отбросить версию самоубийства, остается одно: ее похитили агенты вашего Комитета госбезопасности.

– Но почему они не сделали этого раньше?

– Я тоже задавала себе этот вопрос. И не смогла на него ответить. Я приехала в Россию только для того, чтобы повидать вас и с вашей помощью разыскать сестру.

Дима собрался закурить, уронил зажигалку. Сью достала свою и тоже закурила.

– Обдумайте эту проблему, – сказала Сью. – У вас наверняка есть друзья в КГБ. Вам ведь хочется, чтобы она нашлась?

– Да, – не сразу ответил Дима. – Я не сержусь на нее. Я ее очень любил. Когда она осталась там, я думал, моя жизнь кончена. Но такие, как я, не умирают. – Он горько усмехнулся. – И не кончают жизнь самоубийством, хоть их и посещает эта мысль и в уме они проигрывают всерьез способы ухода из жизни. Но она все равно не вернется ко мне, да я бы и не хотел этого. – Он вздохнул. – Я устал. Мне нужен покой.

– Вы поможете мне найти ее? – тихо спросила Сью.

– Не знаю… Я все еще работаю в МИДе. Конечно, времена сейчас иные.

– Но КГБ еще очень сильная организация, – уловила его мысль Сью, – и в случае чего может помешать вашей карьере?

– Плевать я хотел на карьеру, – заявил Дима. – Я вот уже двадцать лет протираю штаны в этой бездарной конторе под громким названием Министерство иностранных дел, где все до одного помешаны на загранкомандировках. Да провались они! Ну, съездил. Написал отчет. Настучал на кого надо… Я не стучу – я вообще не-вы-езд-ной. И знаете почему? Да потому, что моя любимая женушка сделала ручкой этой стране болванов и ублюдков. Вдруг я захочу воссоединиться с ней? Ведь это же будет такая антисоветская пропаганда.

– А что такое «не-вы-езд-ной»? – Сью глядела на Диму наивными – почти Машиными – глазами.

– Черт, вам все равно этого не понять. Объясняю в двух словах: только для белых. Апартеид, понимаете? В нашей конторе, как и в любом советском учреждении, люди делятся на белых и черных. Белые имеют заграничный паспорт. Черным его не дают. Усекла, красотка?

Сью кивнула.

– У меня есть идея, – внезапно сказал Дима. – Поскольку ты мне родственница и вообще девочка что надо, давай махнем ко мне? Здесь, уверен, стены напичканы всякими игрушками. У меня их нет – мой дедуля сам когда-то в них играл и обучил меня технике безопасности.

– Согласна, – ни секунды не колеблясь кивнула Сью.

В Диминой квартире стоял невыветриваемый запах сигаретных окурков, присущий почти всем холостяцким жилищам. Однако было чисто – раз в неделю приходила домработница – и даже уютно. Совсем недавно Дима, по настоянию своей очередной сожительницы, сделал ремонт и сменил мебель. Дама, сумевшая подвигнуть его на это отнюдь не легкое предприятие, рассчитывала женить Диму на себе, но в самый последний момент он взбрыкнул и дал ей пинка под зад. Сейчас он порадовался тому, что его квартира имеет вполне достойный вид – а ему не хотелось ударить в грязь лицом перед этой шикарной американкой.

Пока он сервировал столик, Сью ходила из комнаты в комнату и выглядывала в окна. Она была в Москве третий день. Дэн уже успел свозить ее туда, куда обычно возят туристов. Город произвел на Сью вполне цивилизованное впечатление, его жители не были похожи на дикарей, а тем более угрюмых ублюдков, какими их изображала американская пресса.

«Отец недаром любил эту страну, – думала она. – Отец… интересно, где он сейчас? А что, если это он виноват в том, что исчезла Маша?.. Нет, не может быть – в ФБР сказали, что он уехал в Афганистан в качестве внештатного корреспондента какой-то частной телекомпании и словно растворился. – Ей не хотелось, чтобы он погиб, хоть она его почти не помнила. В последнее время ей казалось, что они с Машей так привязались друг к другу именно благодаря тому, что в их жилах текла эта странная славянская – польская – кровь. – Сьюзен, нет, Сюзанна Ковальски. – Она усмехнулась. – Не исключено, что в один прекрасный момент я возьму и изменю фамилию…»

– Мой сын пропал без вести в Афганистане, – сказал Дима, когда они выпили по рюмке темного армянского коньяка. – В списках погибших его нет. Думаю, он попал в плен.

Он произнес это буднично и вроде равнодушно, но Сью почувствовала, что на самом деле он глубоко переживает эту трагедию.

– Мой племянник… – сказала она. – Сестра всегда боялась, что его отправят в Афганистан. Она очень этого боялась.

– Тогда еще был жив мой дед, – рассказывал Дима, – и его друзья готовы были помочь. Иван мог отслужить положенные два года в Подмосковье. Они с другом сами попросились в Афган. Мы узнали об этом, когда уже ничего нельзя было изменить. Да Иван бы и не позволил. – Дима снова наполнил коньяком крохотные хрустальные рюмки. – Выпьем за то, чтобы он уцелел. Ну а если ему суждено было погибнуть, пусть, как говорится, земля ему будет пухом.

– Он тоже один из Ковальских, – вдруг сказала Сью и поставила на стол рюмку. – Те, в чьих жилах течет кровь Ковальских, избранники судьбы. Я в этом убеждена. Самое странное, что я поняла это окончательно, когда переступила порог этой квартиры. Отчего это?

Она вопросительно смотрела на Диму.

– Как здорово, что мы с тобой встретились, Сью. – Он тоже поставил на столик полную рюмку. – Я, правда, не верю во всю эту белиберду про какую-то там особенную кровь и так далее. Но ты побуждаешь меня к размышлению и действию. – Дима встал, вышел в коридор и, чем-то там громыхнув, вернулся с большой картонной коробкой фотографий и высыпал их на ковер.

Сью опустилась на колени и засунула обе руки в зыбкую шелестящую груду. Машу она узнавала везде – даже на тех фотокарточках, где сестра была совсем ребенком. Про Ивана сказала, что он чем-то похож на ее брата-близнеца Эдварда. Фотографию Яна рассматривала долго и с каким-то особым – неутоляемым – интересом. По скупым Машиным рассказам она представляла его именно таким. Глядя на него, она вспомнила кэпа.

Сью вздохнула, поднялась с колен, не отрывая взгляда от фотографии в руке, и машинально выпила коньяк.

– Это ее так называемый брат, – сказал Дима без тени сарказма. – Выходит, и твой тоже. Мне кажется, он слегка с приветом. Ну а в общем неплохой парень. Только, по-моему, побаивается женщин. Он тоже тю-тю.

Сью обратила внимание, что Диму успело развезти, хоть он и пил наравне с ней. «Слабак, – подумала она, но не с презрением, а с жалостью. – Конечно же, Маша не могла любить такого мужчину».

– Где он сейчас? – спросила Сью, не отрывая глаз от фотографии.

– Кто его знает… Исчез, вроде бы снова появился, потом опять исчез. Я же говорю: у него не все дома.

– Быть может, они с Машей нашли наконец друг друга, – задумчиво сказала Сью и вдруг с ужасом поняла, что фраза получилась двусмысленной. – Нет, не на небесах, конечно, а здесь… Убежала к нему, разыграв самоубийство? – размышляла вслух Сью. – Но это на нее не похоже – она бы обязательно кого-нибудь поставила в известность. Правда, она рассказывала, отец инсценировал самоубийство, чтобы уйти из дома. Понимаю, это жестоко, но бывает, что иного выхода нет.

Сью села на диван с фотографией в руке, но теперь она смотрела не на нее, а на Диму. Он был жалок. Он плакал, кулаками размазывая слезы, и то и дело сморкался в скомканный платок кирпичного цвета.

– Я не хочу, чтобы он нашелся, не хочу, – твердил Дима. – Она любит его. Ради него она готова на все. Даже океан переплыть, только бы увидеться с ним. Она… она ненормальная, когда любит.

– Дима, прошу тебя, обратись к своим друзьям в КГБ, – сказала Сью, положив руку ему на плечо. – Покажи им фотографии. Вот эту. – Она протянула Диме то самое фото Яна, которое все время держала в руке. – И вот эту. – Сью подняла с пола фотографию Маши с распущенными по плечам волосами. – Завтра займешься этим, о'кей? Если понадобятся деньги, скажи мне. Я богатая, слышишь? Очень богатая. И ничего не боюсь. Надеюсь, ты тоже не из трусливых. Да, знаешь, мне вдруг пришло в голову, что я, быть может, смогу помочь тебе разыскать через Красный Крест сына. Не думай, что я этим самым тебя покупаю, – я все равно разыщу его, даже если ты откажешься мне помочь. Но ты ведь не откажешься, правда, Дима?

Он позвонил ей через два дня и сказал, что хочет показать Коломенское.

Она подъехала туда на такси, нарядная и яркая, как тропическая бабочка, обратив на себя внимание гуляющих в парке людей. Он схватил ее за руку и потащил к реке.

– Ты с ума сошла! Эти совки от тебя просто обалдели. Могла бы одеться попроще. За нами следят.

– Пускай. Тем, кто следит, плевать на то, что у меня красные шелковые штаны от Версаччи, – они будут делать свое дело, даже если я обую резиновые сапоги и надену… как это называется? – ват-ник, да? Но мы тоже будем делать свое дело. Тем более что у вас теперь гласность.

– Его сцапали и послали в Афган с какой-то секретной миссией.

– Когда это случилось? – деловито осведомилась Сью.

– Два с половиной года тому назад. Сперва он прошел интенсивный курс английского, американский вариант, освоил кое-какие восточные единоборства. Потом… Через полтора месяца после того, как его заслали туда, их группу взяли в плен моджахеды, хотя предполагалось, что их возьмут наши.

Дима замолчал и с испугом уставился на Сью. Она никак не прореагировала на его слова. Она соображала.

– Мне крепко достанется, если узнают… Это пока еще государственная тайна, хоть Горбачев и поговаривает о выводе наших войск из Афгана, – бормотал Дима.

– От меня никто ничего не узнает, – заверила его Сью. – К тому же я плевать хотела на политику. Ваши, наши… А что ты узнал про нее?

– Пока ничего. Того человека, с кем я хочу поговорить сейчас, нет в Москве. В наших органах ощущается паника по поводу архивов, но, как всегда, копать начинают с того, что лежит глубже. Я почти уверен…

Он оглянулся по сторонам.

– Здесь никого нет, – заверила Сью.

– Они умеют слышать на расстоянии. Тебе могли незаметно подсунуть ручку, зажигалку – да все что угодно.

Сью открыла сумочку и, покопавшись в ней, сказала:

– Все о'кей. Мои вещи слишком необычны, чтобы эти люди смогли их незаметно подменить. Я не пользуюсь ширпотребом… Ты хотел мне что-то сказать?

– Это всего лишь мои домыслы. Я страдаю бессонницей, как всякий алкоголик с солидным стажем, и последние две ночи перебираю возможные варианты того, что с ней могло случиться в Штатах. Вероятно, это похоже на бред, но ведь в этом треклятом ведомстве не все такие идиоты, какими их изображают в ваших книгах и фильмах. У моего деда, к примеру, мозги работали как компьютер.

– Кто-то знал, что Маше очень дорог Ян и наоборот, и решил…

– Да. Для того чтобы он согласился участвовать в этой странной… игре, ему могли дать понять, что жизнь дорогого ему человека зависит от него. Я немного знаю Яна – крепкий мужик и себе на уме.

– Я так и знала, – прошептала Сью. – Видимо, они следили за ней все эти годы.

– Ее отец был несколько раз в России. Мне говорил об этом дед. В последний раз он прожил здесь несколько лет, был женат на русской женщине…

– Опять! – вырвалось у Сью. – Но ведь он состоит в браке с моей матерью, которая в ту пору еще была жива.

Дима усмехнулся.

– Я тоже все еще состою в браке, хоть дед и сумел сделать чистый паспорт. Законы, которые действуют во всем мире, пробуксовывают у нас.

– Отец тоже пропал в Афганистане, – сказала Сью.

– Не семейка, а детективный роман. – Дима попытался улыбнуться, но вместо этого скривил рот в жалкой гримасе. – И Ванька там же. Дед, сын, внук…

Уголки его губ задергались, и Сью, испугавшись, что у Димы начнется истерика, поспешила сказать:

– Есть идея. Никогда в жизни не была в настоящем русском цирке. Если у тебя нет других планов на вечер, пожалуйста, будь моим спутником.

Она посмотрела на Диму слегка кокетливо, но в то же время не переступая определенной грани. Все-таки он был мужчиной, хоть и приходился ей родственником. Сью хотела сохранить с ним дружеские отношения.

Сейчас она как никогда верила в то, что найдет сестру.

– Она в Ленинграде… Там есть больница… Это психушка, но там отдельные палаты, которые охраняют, – слышала Сью в трубке срывающийся голос Димы. – Ты… ты ее найдешь. Адрес… – Он продиктовал его по-русски, и Сью намертво запомнила незнакомые слова и их последовательность.

– Я к тебе сейчас приеду, – сказала она, вскакивая с постели.

– Нет. Я звоню с вокзала. Я уезжаю. Далеко и надолго. Удачи тебе.

В трубке раздались гудки.

Если бы не они, Сью бы наверняка решила, что это сон. Она взглянула на часы. Четыре двадцать две утра. Синеву неба над городом уже слегка разбавил рассвет. Снова и снова она мысленно повторяла услышанный от Димы адрес, чувствуя интуитивно, что бумаге его доверить нельзя. Нужно позвонить Берни и сообщить о том, что она едет в Ленинград. Рука Сью непроизвольно потянулась к трубке. Нет, она сделает это потом, откуда-нибудь с улицы – наверняка ее люкс оснащен по первому классу всей этой мерзостью. Они не должны знать о ее намерениях.

Она позвонила Дэну Осборну и попросила его немедленно приехать.

– «Вещи не бери – купишь что надо там, – поучал ее Дэн. Они общались при помощи бумаги и шариковой ручки. Вслух произносили изредка «О, darling»[2]2
  Дорогая (англ.).


[Закрыть] или «My baby».[3]3
  Моя малышка (англ.).


[Закрыть] Дэн даже поерзал задницей и несколько раз на ней подпрыгнул, и Сью с трудом удержалась от смеха. – Фирменный поезд отходит через два часа. – На отдельном листке бумаги он написал ей несколько телефонных номеров. – Это на всякий случай. Мои друзья. Портье скажешь, что едешь за город. Заплати за трое суток вперед. Надень джинсы и свитер, – поучал он ее в письменной форме. – Минимум косметики». – О, my sweety![4]4
  О, моя прелесть! (англ.).


[Закрыть] – вдруг воскликнул он, комично скривив лицо. – «Тебя встретит Стив – я ему позвоню. С ним можешь быть откровенной».

…С вокзала они поехали по тому адресу, который сообщил по телефону Дима. Трехэтажное здание утопало в зелени и тополином пуху. Забор производил впечатление – высокий, оштукатуренный, покрашенный в желтый цвет.

– Здесь уже побывала группа правозащитников, – сообщил Стив. – После их визита выписали нескольких человек. Один из них через некоторое время убил молотком собственную жену.

– Забавно. В качестве кого ты собираешься меня туда провести?

Стив с нескрываемым удивлением и даже восхищением посмотрел на эту красивую, выхоленную женщину. Зачем ей это? Богатые американки, насколько ему известно, начинают интересоваться политикой лишь тогда, когда их мужья вступают в предвыборную кампанию.

– Послушай, Стив, – сказала Сью, положив руку на сгиб его локтя. – Это не каприз и не рекламный трюк. Я узнала, что за этим забором держат мою родную сестру. Я вызволю ее оттуда, чего бы мне это ни стоило.

Стив недоверчиво присвистнул.

– Она американская подданная? – поинтересовался он.

– И советская тоже. Думаю, ее никто не лишал гражданства.

– Запутанная история, – прокомментировал Стив, выслушав краткий рассказ Сью. – Имя твоего отца мне известно. Думаю, в КГБ знают, чья ты дочь.

– Черт с ними.

– Вот именно. – Стив задумался на минуту. – Слушай, а что, если ты закупишь партию одноразовых шприцов, катетеров и еще какой-нибудь ерунды и пожелаешь лично передать это в дар клинике? В России это сейчас в моде. Это называется «гуманитарная помощь». Они устроят тебе прием в кабинете главного врача, а ты, в свою очередь, захочешь ознакомиться с условиями, в которых содержатся больные.

– Она в отдельной палате. Под охраной. Думаю, меня к ней не поведут.

– Как сказать… – Стив задумчиво почесал подбородок. – Знаешь, я тут случайно познакомился с одной дамой – гипнотизером. Мы провели с ней прелюбопытнейший эксперимент, а именно: прошли в Смольный – это у них вроде мэрии, разумеется, с коммунистическим уклоном, – не имея на руках ни пропуска, ни даже какого бы то ни было удостоверения, – рассказывал Стив. – У меня создалось впечатление, что охранники – а мы на своем пути прошли через несколько дверей и дошли до покоев самого мэра – нас просто не заметили.

Какое-то время Сью внимательно смотрела на Стива, прищурив свои большие темно-зеленые глаза.

– Вези меня к ней, – потребовала она. – Сию минуту.

Женщина долго и, как показалось Сью, пристрастно рассматривала Машину фотографию. Потом перевела взгляд на посетительницу. Они были в комнате одни.

Стив предупредил Сью, что эта женщина читает мысли и для нее не существует языкового барьера.

– Будь осторожна, – напутствовал он ее. – Я не знаю, что за силы ею руководят. Честно говоря, рядом с ней я чувствую себя не в своей тарелке, но это так интересно.

«Она моя сестра, и я должна ее освободить, – думала Сью. – Я заплачу тебе. Много долларов. Сколько захочешь».

«Она не хочет, чтобы ее освобождали. Она боится, из-за нее может пострадать человек, которого она любит», – приняла Сью мысли гипнотизерши.

«Откуда тебе это известно?» – недоверчиво подумала Сью.

«Ты зря мне не веришь. Мне известно это от человека, которого она любит», – ответила мысленно женщина.

«Он пропал без вести. Возможно, его уже нет в живых».

«Это не так. Я в это не верю».

Сью почувствовала к женщине симпатию – она сама точно так же отказывалась верить в гибель сестры. Она подняла глаза и обратила внимание, что лицо женщины потеплело и на нем появилось некое подобие улыбки.

«Ты мне нравишься, – подумала Сью. – И ты обязательно мне поможешь».

«Да. Я ее освобожу».

«Сколько?..»

«Мне не нужны твои деньги. Ты поможешь мне уехать в Америку».

«Но…»

«Я научу тебя, как это сделать. Я не буду тебе обузой».

«Согласна, – не колеблясь, послала мысленный ответ Сью. – Когда?»

«Завтра. – Женщина встала. – Заезжай за мной в одиннадцать вечера».

– Это уже попахивает чертовщиной, – изрек Стив, когда Сью рассказала ему о своем свидании с гипнотизершей и их странном разговоре. – Что она забыла в Штатах?

– Думаю, в ее планы не входило сообщать мне это. Но, если она на самом деле освободит сестру, я согласна содержать ее до конца жизни, – сказала Сью.

– Я поеду с тобой. Дэн велел мне…

– Глупости, – решительно заявила Сью.

– Но я не могу пропустить такой восхитительный спектакль! – воскликнул Стив. – Вдруг у этой колдуньи все получится? Я тогда не прощу себе, что тебя послушал.

– Уговорил. Заедешь за мной в половине одиннадцатого, – распорядилась Сью. – А сейчас я должна позвонить Лиз. Она мне снилась сегодня маленькой… – Сью нахмурила брови. – Сестра тоже снилась мне маленькой перед тем, как исчезнуть. Нет, я не верю снам. – Она тряхнула головой. – Я позвоню Лиз тогда, когда Маша будет на свободе.

Они остановились в тени раскидистого дерева за квартал от клиники. На улице было довольно светло, однако ни людей, ни машин не было видно. Похоже, клиника располагалась в тупике.

Сью ни с того ни с сего вдруг захотелось спать. Она удобно вытянула ноги, откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза. Как вдруг услышала голос Стива:

– Нас заметили. Черт бы побрал эти белые ночи! Из ворот клиники вышли двое мужчин в штатском, но с весьма характерными физиономиями. Они направились прямо к машине.

– Черт! – прошептала Сью. – Кажется, влипли. Она обернулась и посмотрела на женщину. На губах гипнотизерши играла улыбка, в то время как лицо оставалось сосредоточенным, а между бровей залегла глубокая складка.

– У меня с собой видеокамера, – сказал Стив. – Эти типы больше всего на свете ненавидят лицезреть свои рожи на экранах телевизоров. Я свалял круглого…

– Они идут в нашу сторону, но смотрят мимо нас. – Сью стиснула локоть Стива. – Они нас не видят!

Мужчины прошли буквально в нескольких дюймах от машины. Сью даже уловила запах пота. Они о чем-то разговаривали между собой.

– О чем они говорят? – шепотом спросила Сью, когда мужчины удалились метров на десять в сторону шоссе.

– Один из них ругает жену президента за то, что она все время меняет наряды, а другой говорит, что она американская шпионка.

Сью прыснула со смеху.

– Я и не знала, что русские так похожи на американцев. Черт, а ведь эта Лидия настоящая колдунья.

Женщина открыла дверцу и вышла из машины.

«Оставайтесь здесь, – велела она им мысленно. – Я скоро вернусь».

«Я пойду с тобой! – Сью выскочила из машины. – И не пытайся мне помешать – у тебя это не выйдет».

Стив глядел вслед женщинам. Вдруг он вспомнил про камеру, выхватил ее из-под сиденья, желая запечатлеть начало этого сенсационного события, но обнаружил, что забыл зарядить кассету.

«Я знаю, где она. И она не спит».

«Почему ты ее не любишь?» – спросила она осторожно.

«Она отняла у меня того, кого я любила».

«Любовь – это болезнь. Люди не могут приказать себе любить или не любить», – возразила Сью.

«Ты можешь. Я уважаю тебя за это».

«Откуда ты знаешь про меня?» – изумилась Сью.

«Я сама еще не поняла, как у меня это получается».

Сью поежилась – по сей день ни одному человеческому существу не удавалось проникнуть так глубоко в ее душу. Впрочем, эту женщину человеческим существом можно назвать с большой натяжкой – она больше похожа на старую хищную птицу.

«Я постарела без любви, – сказала она, и Сью вздрогнула: она забыла, что Лидия ловит ее мысли. – Женщина без любви вянет. Твою сестру всегда любили мужчины. Она осталась молодой».

…Сью пришла в себя, очутившись в небольшой комнате, где горела настольная лампа. В ее ушах все еще стоял лязг отпираемых запоров, скрип тяжелых, обитых железом дверей.

На узкой койке, привинченной к полу или, скорее, росшей из него, сидела худенькая девочка-подросток с огромными сияющими глазами.

Сью сразу узнала в ней Машу.

– Я… я никуда отсюда не пойду, – сказала Маша, вставая и пятясь к зарешеченному окну. – Ты не сможешь меня заставить уйти отсюда.

Сью чуть не разрыдалась. Она вдруг поняла, что все ее усилия были напрасны.

– Пойми, они больше не имеют над ним власти! – воскликнула она, быстро взяв себя в руки. – Он исчез. Пропал. Сгинул. Растворился в воздухе.

– Ты врешь – он жив! – тихо, но с непоколебимой уверенностью произнесла Маша. – Лидия, – обратилась она к гипнотизерше, – он жив, правда?

Женщина улыбнулась, однако уже через секунду ее лицо приобрело сосредоточенное и даже злое выражение.

«Помоги мне увести ее отсюда, – умоляла она Лидию. – Я сделаю для тебя все что угодно».

«Я не могу с ней совладать, – отвечала ей та. – Она не поддается моему гипнозу».

Внезапно Сью сделала шаг вперед, положила руки на Машины плечи и сказала, глядя ей в глаза:

– Мы обязательно его найдем. Но для этого нужно, чтобы ты была свободна. Ты пойдешь сейчас с нами.

И Маша вдруг безропотно повиновалась. В коридорах было темно и пустынно, словно клиника вымерла. Им не встретилось ни одной души.

– Тут околачивались те двое, – сказал Стив, когда они вернулись к машине. – Похоже, запомнили мой номер. Да вон они снова идут.

Оба мужчины были пьяны в стельку. Создавалось впечатление, что они шли не по асфальту, а по голому льду, каким-то чудом сохраняя равновесие.

Стив показал Лидии большой палец, и она самодовольно усмехнулась.

– Вези нас на вокзал, – велела Сью. – Мы едем в Москву.

– Девушку хорошо бы одеть поприличней, – заметил Стив, с любопытством разглядывая Машу. – Жаль, что я забыл зарядить кассету, – оказывается, советские психушки мало чем отличаются от Освенцима или Бухенвальда.

– Я отказывалась от пищи, – сказала Маша. – Мне хотелось умереть. Но они мне не позволили… Да, я его видела, – откликнулась она на безмолвный вопрос Лидии. – Но он меня – нет. В той комнате было стекло, прозрачное с одной стороны. Мне позволили смотреть на него минут двадцать. Я уверена, он что-то чувствовал, хотя и не понял, в чем дело. Он был очень нервный и какой-то рассеянный, и человек в военной форме кричал на него и стучал кулаком по столу. Потом они показали ему мои фотографии, – старые, сделанные еще в России, американские и теперешние. Я не знаю, что они ему сказали – мне надели наушники, в которых звучала музыка. Он повел себя совсем по-другому, когда увидел мои последние фотографии – я на них уже была очень худая. Потом меня увели. Мне сказали, будто его послали с особым заданием в Афган. Они все время твердили, что я вовсе не пленница и это не тюрьма, – просто им очень дорога моя жизнь.

– С Лиз все в порядке. Они с… Берни в настоящий момент на Тенерифе. – Сью с опаской покосилась на сестру, но та никак не прореагировала на ее сообщение. – Мы сходим в наше посольство в Москве, и сам мистер Мэтлок займется твоей отправкой на родину. Пускай они только попробуют…

– Моя родина здесь, – сказала Маша, – и я никуда отсюда не поеду.

– Это безумие! – воскликнула Сью. – Мы еще вернемся к этому разговору – у нас впереди целая ночь.

«Она на самом деле никуда не поедет, – уловила Сью сигналы Лидии. – Она устала, и ей нужен покой».

– Но они не дадут ей покоя! – бушевала Сью. – Они снова схватят ее. Они ее сгноят, уничтожат. Они…

– Они меня не найдут, – тихо сказала Маша. – Я спрячусь и буду ждать своего часа. Я обязательно дождусь своего часа.