Текст книги "Я тебя искал. Я тебя нашла"

Глава 7

Два отличника – это скучно.

Таня Тобольцева (ТТ)

Он всегда любил быть за рулем сам. Дорога и управление расслабляли, заставляя переключаться мозг.

В последнее время такое случалось редко. Личный водитель прочно вошел в жизнь, что несказанно радовало жену. Илья Юльевич всячески ворчал и выказывал недовольство, но в душе признавался, что не так уж она не права. Вслух признаться он, естественно, не мог.

В этот день от водителя Королёв-старший решил отказаться и доехать до работы сам. Дороги по меркам столицы были свободными, день стоял ясный, осень радовала золотой порой.

Илье Юльевичу хотелось самому проехаться по городу и в одиночестве подумать. Думалось ему тоже лучше за рулем.

В их небольшой семье стало на одного обитателя меньше. Ухода Сатурна ждали. Собака прожила на несколько лет больше отпущенного ей среднестатистического срока. Все всё умом понимали, но сердцем…

Уход собаки – не просто болезненная потеря. Это потеря единственного друга Юни.

Майя что-то говорила про нового знакомого сына, но сколько знакомств перерастают в настоящую дружбу и сколько дружб выдерживают проверку временем? Сколько друзей у самого Ильи Юльевича Королёва? Особенно когда ты годами успешен. Недоброжелателей, завистников, льстецов – этих не пересчитать. Если брать бизнес и мужскую дружбу – это давний партнер Сургут. Многолетние честные надежные отношения. Сколько раз помогали друг другу. А так… главным другом в его жизни была Май.

И Май ходила молчаливая. Переживала за сына. Носила в себе, думая, как Юня перенесет свое одиночество, задумчиво стояла у рояля дома, порой открывала крышку и нажимала на клавиши.

Когда твой единственный ребенок – гений, он рано сталкивается с пониманием того, что его мир сильно отличается от мира окружающих. Найти общий язык с большинством трудно, а недоброжелателей, завистников и льстецов… с этим его ребенок столкнулся тоже слишком рано.

До работы оставалось совсем немного, когда ощутимо закололо в груди. А потом и вовсе перестало хватать воздуха. Илья затормозил у обочины и открыл окно. Как не вовремя. В такой хороший день. Откинулся головой на сиденье и стал медленно дышать. Сейчас все пройдет… сейчас все будет хорошо… лекарства забыл дома.

Воздуха через открытое окно не хватало, и он вышел из машины, остановился со стороны тротуара, опершись руками о боковое стекло.

Так лучше… гораздо… сейчас…

– С вами все в порядке? – послышался молодой голос за спиной.

– Да, – ответил Илья, не оборачиваясь.

Дышать… неторопливо… один… два… три…

– Давайте я вызову врача.

Он отрицательно покачал головой.

– Позвоню родственникам? Жене?

– Нет, – вдох… выдох… – жене точно не надо.

Жене вообще нельзя, она устроит Курскую дугу по поводу отсутствия водителя и забытых лекарств, и еще неизвестно, кто из этого сражения выйдет победителем.

– Сейчас все будет хорошо, – Илья Юльевич повернул голову, и Таня Тобольцева узнала его.

Еще три месяца назад она даже не подозревала о существовании этого человека, а сейчас смотрела и не верила своим глазам.

Его лицо она видела в сети рядом с другим, тем самым, про которое теперь знала все.

«Победитель конкурса Чайковского вместе с родителями».

«Гениальный исполнитель Рахманинова благодарен родителям за поддержку».

«Отец юного дарования – известный бизнесмен Илья Юльевич Королёв».

Некоторое время Таня стояла, застыв.

А мужчина снова отвернулся и почти привалился плечом.

Человеку плохо, и Таня абсолютно точно не может его оставить.

– Ладно, – сказала она, глянув часы.

До эфира время еще оставалось, правда, совсем впритирку. Таня осмотрелась, вдали был ларек, а за ним виднелся зеленый крест.

– Что купить в аптеке?

Он пробормотал невнятно. Пришлось подойти ближе и попросить повторить.

– Стойте здесь, я сейчас.

Таня побежала. В аптеке народу не было, поэтому лекарства она купила быстро, там же и воду захватила. Когда добралась обратно, мужчина был уже в машине.

Таня без церемоний открыла переднюю пассажирскую дверь и устроилась рядом.

– Вот, берите.

Он внимательно на нее посмотрел и вдруг улыбнулся. Хотя Таня готова была поспорить, что ничего в лице не изменилось, разве что слегка приподнялись уголки губ.

– Совсем как моя жена, – сказал он.

– Значит, вам повезло.

– Да, – согласился он, выпил лекарство, откинулся затылком на подголовник кресла и закрыл глаза.

– Не всем так везет, – вздохнула Таня. – Моим родителям тоже очень повезло.

– И тебе повезет.

– Не уверена.

– У тебя еще все впереди. В жизни будет много разных встреч.

– Знаете, бывают такие встречи, про которые ты не понимаешь, что это та самая. Потом проходит время, настает осознание, а все – слишком поздно.

Он сидел с закрытыми глазами, и Таня, пользуясь моментом, внимательно разглядывала отца человека… какого? Странного? Талантливого? Саркастичного? Какого?

Важного. Важного для нее человека.

Было очень необычно сидеть сейчас в этой машине и говорить с отцом о сыне. И отец даже ни о чем не догадывался.

– Бывает и так, – согласился он. – А бывает, что только кажется, что поздно. Или, может, это вообще не он, не тот самый.

Мужчина открыл глаза и вставил ключ зажигания.

– Спасибо. Тебя куда подвезти?

– Э-э-э… нет. Вам сейчас за руль нельзя. Давайте меняться местами. Я вас подвезу, куда вам надо, и отправлюсь дальше.

Таня опаздывала на эфир и прекрасно знала об этом, но знала она также и то, что не сможет оставить своего собеседника.

Он ответил не сразу. Заявление было весьма наглым, и Таня это понимала. Готовилась к тому, что ее попросят выйти. Однако через некоторое время услышала:

– Ладно.

Наверное, ему и правда было не очень хорошо.

Они поменялись местами.

– Если честно, – призналась Таня, поворачивая ключ, – я на таких ни разу не ездила, но сейчас попробую…

А если уж совсем честно, она после получения прав вообще всего пару раз садилась за руль автомобиля, но говорить об этом вслух не стала.

– Куда направляемся?

– Москва-Сити.

Точно. Офис его компании там.

Машина аккуратно вырулила на дорогу и встроилась в общий ряд.

– У моего сына умерла собака, – вдруг сказал он.

И сам не понял, зачем сказал. Наверное, потому, что все всегда привык держать в себе. А с незнакомым человеком часто легче говорить о волнующем. Вот она сейчас довезет, выйдет из машины, и они больше никогда не встретятся.

Девушка крепче сжала руль.

– Это потеря, – тихо произнесла она.

– Да. Собака сопровождала его всю жизнь. С пяти лет.

Больше он не сказал ничего. И она молчала. Говорить было не о чем.

Через пять минут «мерседес» припарковался у офиса.

– Вы на месте.

– Спасибо. Я должен за лекарства и воду.

– Нет, вы ничего не должны.

– Тогда возьмите мой телефон, – он протянул визитку. – Жизнь такая штука… может пригодиться.

Она взяла.

А потом звонила Женечке и умоляла прикрыть. Эфир через пять минут, она не на месте, мотоцикл утром сдала в ремонт и надо бежать в метро.

Женечка ругался. У него был хороший день в плане речи, но что, если вдруг случится сбой?

– Поставишь два трека подряд, потом рекламу, – кричала в телефон Таня, спускаясь в метро. – Выручай!

Он вышел в эфир без Тани, а она ехала в метро и думала о собаке и о том, какая это боль – потерять существо, которое знал и любил всю свою жизнь. Потому что человек раньше пяти лет редко себя помнит. Таня забыла про балерину, про ревность, про провальное интервью.

Она просто представила Илью и небо, выложенное в инстаграме, и музыку, а в голове звучали слова: «У моего сына умерла собака».

В студию Таня влетела во время песни, которая в последнее время занимала верхние строчки хит-парадов. Легкая, танцевальная, но совершенно без смысла.

– Привет! – запыхавшаяся Таня плюхнулась в кресло. – Тему объявлял?

– Нет, пока только отделался новостями, рекламой и парой песен.

– Отлично! Тему меняем.

– К-к-как? З-з-зачем? – Женечка снова стал заикаться. – В-в-все утвердили уже!

– Не важно. Может, меня после эфира уволят, но…

Больше Таня ничего не стала объяснять. Может, уволят, но если она не попробует, то потом никогда себя не простит.

Как сказал его отец три четверти часа назад? «А бывает, что только кажется, что поздно».

Таня надела наушники и вышла в эфир.

– Добрый день еще раз. С вами Татьяна Тобольцева и Жека Сургучев. Сегодня мы поговорим о том, как важно знать, что рядом кто-то есть. Наша жизнь состоит не только из радостных солнечных моментов, но и из грустных. Неудачи, разочарования, утраты. Это может быть разрыв отношений, ссора с дорогим человеком, потеря собаки. И важно знать, что есть люди, которые рядом, которые протягивают тебе свою руку и говорят: «Я здесь».

На Женечку она не смотрела и даже не подала знака. Музыку поставила сама.

«Скрябин. Op. 42 № 5».

И будь что будет.

* * *

Илья посмотрел на часы. Прошло уже один час и сорок минут. Музыка кончилась, и включился голос. К сожалению, не Танин. Говорил этот… как его… Евгений. Которого все зовут как-то иначе. Почти не заикаясь зачитывал чье-то послание, пришедшее в адрес студии. Что-то про несчастную любовь, точнее, про ее потерю.

Потеря.

В течение своей сознательной жизни Илья Королёв был уверен, что все в этой жизни достигается дисциплиной и трудом. Но точно так же он знал и про другое. Что бывают особые моменты. Моменты прозрений. Так пишется по-настоящему великая музыка. Моменты, в которые что-то происходит, практически не осознаваемое мозгом. То, что меняет жизнь на необратимые ДО и ПОСЛЕ.

Такой момент сегодня случился с ним.

Привычная дорога домой после репетиции с педагогом, привычно оживает радио, привычно там включена привычная радиостанция. А потом вдруг случается НЕ привычное.

За все то время, что Илья слушал радио, – а в последние недели он его слушал совсем иначе, более того, радио стало его наркотиком, – он для себя вывел формулу успешного радио-диджея. Главное – как говорит человек. Голос, интонации, дыхание. Потом – кто говорит. Что за личность стоит за голосом, как строятся фразы, какой словарный запас и уровень интеллекта. И лишь потом, лишь на третьем месте – что именно говорит диджей. Таня была очень хорошим диджеем.

«Это может быть разрыв отношений, ссора с дорогим человеком, потеря собаки».

На последних словах ее голос изменился. Изменился тембр, дыхание, интонация. Стал тепло-оранжевым, как огонек свечи в окне, указывающий путь в темноте, как пламя в камине, готовое согреть того, кто замерз в дороге, как лампа абажура, зовущая присесть в мягкое кресло рядом.

А потом зазвучал Скрябин. Свое исполнение Илья узнал сразу, с первых же нот.

На тормоз он нажал так резко, что сзади отчаянно засигналили. А он сидел и сжимал мгновенно повлажневшими – будто двухчасовой концерт за спиной – руками руль. Рев клаксона сзади звучал уже непрекращающимся крещендо. Илья переместил ногу на педаль газа. И на первом же светофоре развернулся.

И вот он здесь.

Ждет.

Ждет того, кто сказал: «Я рядом».

Ждать ему пришлось два часа и четырнадцать минут.

А потом двери открылись, и она вышла. Одна. Джинсы, ветровка, темные волосы по плечам. Его машина припаркована прямо напротив главного входа в здание, где располагалась радиостанция, и медлить Илья не стал и тут же вышел из машины.

И она его увидела.

Она тоже медлить не стала. Замелькали быстро обтянутые синими джинсами ноги, волосы полетели за плечи. И вот они стоят друг напротив друга. Из не до конца закрытой двери машины слышно играющее радио. Что-то про любовь.

Танины глаза смотрели на него, смотрели пристально, изучающе и немного… так, словно собиралась снова сердиться. А Илья просто смотрел. Ни чувств, ни мыслей. Лишь ощущение, как зыбка под ногами земля. И что вот сейчас все может опрокинуться.

– Откуда ты только такой взялся? – произнесла она, слегка задыхаясь, словно долго бежала. – Из-за тебя я запорола уже второй эфир, и, наверное, завтра меня уволят.

Нет, сердиться не стала. Поцеловала.

И мир опрокинулся.

Ее пальцы обхватили его лицо – как-то не очень по-девичьи, скорее властно, по-хозяйски. Его пальцы примерно так же зарылись в ее волосы. Он знал, он знал точно и заранее, что ее волосы окажутся на ощупь именно такими. Что пальцев от них не отнять.

Спроси Илью, сколько они так стояли, – он бы не ответил. Тогда ему казалось, что он готов простоять так всю жизнь. Чувствовать прикосновение ее губ, как скользят между пальцев тяжелые гладкие пряди, как ходит от прерывистого дыхания спина под его ладонью.

Так ведь можно провести всю жизнь. Что, нет? Нельзя?

Илья провел еще раз по середине спины под курткой самыми кончиками пальцев, чувствуя, как покрывается мурашками кожа, будто нет ткани тонкой футболки. И решил ответить на заданный вопрос. Прямо в маленькое бархатное ухо с крошечной золотой серьгой.

– Ты позвала. Я пришел.

А Таня решила ему ответить.

– Поехали отсюда. Очень много чужих любопытных глаз.

Илья разжал руки и чуть отодвинулся назад. Таня смотрела на него из-под полуопущенных ресниц. Облизнула влажно блестевшие губы.

Да, точно. Очень много людей вокруг. Его рука легла на ручку автомобильной двери и отвела назад. И уже через минуту зеленый спортивный «мерседес» выезжал с парковки.

Радио обрадовало их рекламным блоком, и Илья его выключил.

– Наверное, тебе это все за день надоело.

Таня улыбнулась. После ее сердитых глаз и последовавшего поцелуя улыбка – это то, что доктор прописал. От нее стало тепло совсем. И они так и ехали в полной тишине, нарушаемой лишь едва слышным урчанием мотора.

Ехали к Илье домой. Он не знал другого места, где нет любопытных глаз. А Таня не спрашивала ничего, тоже молчала. Больше не улыбалась. А потом заговорила. Тихо и как-то напряженно.

– Знаешь, ты тогда в самый первый раз очень сильно меня напугал. Откуда ты знаешь, что у меня в детстве был синий бант? Я и сама про него давно забыла. Просто фотография осталась детская, папа делал.

Илья крепче сжал руль. Он уже и сам дошел до этой мысли. Что его поведение было для Тани как минимум шокирующим. Но получить подтверждение тихим и напряженным голосом… Очень захотелось вдруг влепить самому себе подзатыльник. Но вместо этого он взял паузу, чтобы подумать над ответом. Однако слов нашлось немного.

– Я знаю, что напугал. Прости.

Таня молчала. Молчал и он.

Машина остановилась на светофоре. Илья снял руку с руля и коснулся распущенных по девичьим плечам волос. Гладкие, тяжелые, текут сквозь пальцы, как вода. И так же тихо, как Таня, признался:

– Ты меня не запомнила. А я тебя – да. Мы встречались. В детстве. На ледовом шоу «Щелкунчик». Твой брат тогда потерялся, и вы с мамой его искали. А он покупал сладкую вату. Помнишь?[4]4
  Эти события описаны в романе «Синий бант».


[Закрыть]

Илья смотрел на дорогу, а Таня смотрела на него. Он чувствовал ее взгляд.

– Ты меня запомнил? – услышал Илья недоверчивый вопрос.

– Тебя. Твой синий в белый горох бант. И такое же платье. И твои необыкновенные глаза… Таня.

– А… а… – Недоверчивость в ее голосе сменилась сильнейшим изумлением. Но теперь отступать Илье было уже поздно. Он должен ей рассказать все. Чтобы Таня больше не пугалась. А Таня собралась со словами и выпалила на одном дыхании: – А как же ты меня нашел?

И тут Илья улыбнулся. Он наконец осознал весь комизм ситуации. Хотя со стороны и глазами Тани это было совсем не смешно. Но стоит только вспомнить Ваню Тобольцева – и улыбка появляется сама.

– Это твой брат меня нашел. Случайно. Но я ему очень благодарен за это. За то, что сел в мою машину во время твоего эфира.

Таня сидела, прижавшись затылком к подголовнику и глядя ровно перед собой. Судя по виду – переваривала услышанное. А тут и у Ильи назрел вопрос. Если вдуматься – насущный. Прямо вот – насущнее некуда.

– А теперь можно я задам вопрос?

– Задавай.

Илья медленно выдохнул. Попытался ослабить сильно сжатые на руле пальцы.

– Ты на самом деле собираешься замуж?

– Нет, я наврала.

Желание влепить подзатыльник вернулось. Но сейчас уже не себе. Танька, ну как можно так врать! Да еще о таком! Чему тебя в детстве учили?!

Пришлось еще раз выдыхать, уже не тихонько, получилось шумно. И это успокоило. И прояснило мысли.

– Настолько сильно напугал?

– Честно? Да, – Таня говорила все тем же тихим напряженным голосом. – Представь, что тебе однажды звонит абсолютно незнакомый человек и рассказывает то, что никто не может знать, даже ты сам помнишь это с трудом. А потом добивается встречи. И ты не можешь ничего понять и чувствуешь абсолютную беззащитность.

Меньше всего он бы хотел, чтобы Таня чувствовала себя перед кем-то беззащитной. А уж перед собой… Я никогда не причиню тебя вреда. Никогда не обижу. Нет, он не сказал этого вслух. Но он пообещал себе, а это – важнее.

А еще важно – коснуться. Вот видишь, это моя рука, она не страшная. Она не сделает тебе ничего плохого.

– Теперь не страшно?

– Теперь нет.

Разговор этот – странный, нужный, поучительный – и, наверное, какой-то еще – завершился. Они подъехали к шлагбауму жилого комплекса. Илья искоса смотрел на Таню, пока шлагбаум поднимался. Она смотрела в окно, на деревья и газон. Наверное, это может быть интересным, если видишь в первый раз.

Машина остановилась на своем парковочном месте, Илья заглушил мотор. Ну что, Танюша, ты налюбовалась газоном?

– Это место, где точно нет чужих любопытных глаз.

До квартиры они шли, держась за руки. Точнее, Илья Таню вел. А Таня смотрела куда угодно, только не себе под ноги. Перед ступенями даже пришлось взять девушку под локоток – чтобы не споткнулась. Илья никак не мог понять, почему двор, дом, подъездная дверь – да вообще все, что попадалось им по дороге, вызывает такой пристальный интерес. Вот ему лично гораздо интереснее было смотреть на Таню. Смотреть. Любоваться. И потихоньку убеждать себя, что все случившееся – правда.

Хорошие воспитанные мальчики предлагают пришедшим в гости девочкам чай. Он не знал, откуда в его голове взялась эта жизненная сентенция – девочек в гостях у него отродясь не бывало. Наверное, дала себя знать мамина привычка в любой непонятной ситуации начинать заваривать чай.

Хорошая девочка Таня его вопрос про чай проигнорировала. Здесь не было деревьев, газона, стен дома. Что на этот раз?

Таня замерла прямо напротив арки гостиной, в которой важно поблескивал лаковыми боками Модест Ильич.

– Можно? – выдохнула она едва слышно, не сводя взгляда с рояля.

Вот этот интерес Илье был понятен. Он выглянул из-за Таниного плеча в арочный проем. После утренней репетиции на подставке и крышке валялся ворох нот – не успел убрать. Но в целом все прилично.

– Иди.

И она пошла.

Остановилась перед роялем, медленно подняла руку, замерла. А потом провела ладонью по крышке, по краю, не касаясь разбросанных нот. В этом было что-то… что-то настолько интимное, что Илья заставил себя перестать подглядывать и пойти и все-таки заварить чай.

А потом все же снова пришлось подглядывать. Когда он вернулся с кухни, Таня все еще, как завороженная, стояла у инструмента.

Ты спрашивала меня, что я представляю, когда играю. Ничего. Музыка – не история, не картина. Музыка – это ноты. И те эмоции, что она рождает в тебе. Это всегда что-то очень интимное – только твое и музыки. А что сейчас видишь ты? Вряд ли дерево, лак, сталь струн и пластик облицовки клавиш. Ты видишь что-то, что рождает в тебе знакомство с роялем.

Хотел бы я знать – что.

– Ты какой чай пьешь – черный или зеленый?

Илья не старался специально идти тихо. Но Таня не заметила, как он подошел, вздрогнула. Обернулась.

– А ты? – Женские руки взметнулись и легли ему на шею. На этом разговор о чае и окончился. Есть много гораздо более интересных дел в месте, где нет лишних глаз.

Например, целоваться. Уже не так, как у радиостудии. Уже совсем иначе. Когда в поцелуе участвуют не только губы. Язык, дыхание, пальцы, руки, плечи. С его плеч пополз и упал на пол пиджак.

И на этом поцелуй кончился.

Таня тихонько охнула, когда Илья подхватил ее на руки. Он, может быть, и не производит впечатления Мистера Олимпии, но если у тебя нет сильных рук и спины – то ты не отыграешь двухчасовой концерт. Поэтому ежедневно утром и вечером полчаса гимнастики – это его минимум, а отжимания и гиперэкстензия – его лучшие друзья. Но Таня этого не знала и вцепилась в его шею, словно боялась, что Илья ее уронит.

Не уронил. А бережно опустил на синие простыни. На пол отправились синие джинсы и белая рубашка. Бирюзовая футболка и серые брюки. Белье у Тани ярко-желтое, цвета кожуры спелого банана.

А потом на зрение опустился занавес. Синий в белый горошек. И остались только ощущения.

Его пальцы, привыкшие к идеальной ровности белых и черных клавиш, познавали теперь изгибы женского тела.

Подбородок, шея, ключицы. Когда палец добрался до ключиц, Танина кожа стала уже заметно влажной.

Дальше – грудь. Крутой взлет и сосок.

Так, стоп, пауза. Пальцем мало, надо на вкус. Таня что-то шептала ему, но он не только ослеп – он еще и оглох.

Оказывается, страсть на вкус сладкая. И дальше уже не оторваться языком, и снова – изгибы. Как будто он из пианиста переквалифицировался в трубача. Они все делают губами и языком. И дыханием. Но его-то как раз и не хватает.

Живот. Нежнее нежного. Ямка пупка. Ниже.

Ой, нет. Сердце бухнуло в горле, и Илья малодушно свернул влево. Глаже гладкого кожа бедра.

И…

Он открыл глаза.

Он прозрел.

На крепком гладком загорелом девичьем бедре красовался рисунок.

Резинка чулка и заткнутый за нее пистолет.

Спасибо тебе, Танечка. Спасибо за то, что я наконец смог соображать, хотя думал – все.

Илья провел пальцем по рисунку, обвел контур. Увидел, как буквально за его пальцем кожа покрывается мурашками – и та, что загорела, и та, что белая.

– Хулиганка… – шепнул он ей в тату.

– Два отличника – это скучно, – хрипло выдохнула Таня, приподнимая бедра.

Другого приглашения ему не потребовалось.

Илья знал, как это бывает. В современном мире невозможно остаться несведущим об этой стороне жизни. И он точно знал, что его первый половой акт будет коротким. Но точно так же он знал еще две вещи. Первое – Таня не должна догадаться, что у него этот раз будет первым. И второе – она должна получить удовольствие.

А следовательно…

Нарисованный на бедре пистолет произвел выстрел точно в цель. Илья не помнил, как он это сделал и чем – чуткими пальцами пианиста или жадными влюбленными губами. Он знал одно: когда он взял ее – Таня еще дрожала от наслаждения.

А ему бы… ох, хотя бы десять. Нет, двадцать. Или, может быть… Он улетел в нирвану на сороковом.

Потом они лежали и молчали. И дышали – шумно, но уже успокаиваясь. Чуть позже, когда дыхание совсем вернулось в норму, Илья протянул руку и открыл прикроватную тумбочку. Таня покосилась на его действия с явным любопытством.

А он достал из тумбочки ленту – синюю в белый горошек. И очень ловко – пальцы-то тренированы, но зубами пришлось помогать – завязал вполне пристойный бант, соединивший два запястья – его и ее. Посмотрел в глаза.

– Я тебя люблю. Выходи за меня замуж.

В первые секунды ему показалось, что Таня сейчас… потеряет сознание. С криком подскочит. Или сделает что-то еще. Столько изумления в глазах просто так никуда не денутся.

Да, наверняка так люди себя после секса не ведут. А он – гений, если верить газетам, ему позволительно. Он просто иначе не может.

Сейчас был не просто секс. Ладно, скажем откровенно, для Ильи только что открылся какой-то новый мир. Но там, в нем, возможно быть только с ней. С Таней. И сказанное им – просто констатация данного факта.

Бант наконец-то завязан.

А Таня все смотрела и смотрела. В обморок не падала, с кровати не подскакивала. Смотрела. То на бант, то на него.

– Так сразу? – спросила тихо. Кажется, не вполне осознавая, что говорит.

Илья наклонился и подергал зубами бант. Завязан крепко.

– Замуж можно не сразу. Я могу подождать.

И правда, куда им теперь торопиться – когда они нашли друг друга.

– А вдруг я не та, которую ты себе придумал? – Таня решила сесть. Садиться, когда ты одной рукой привязан к другому человеку, не очень удобно. Илье тоже пришлось садиться, а Тане – ловить одеяло. В девушке проснулась стыдливость, и она натянула одеяло почти до подбородка. Илья ее примеру следовать не стал. – Замуж, это же на всю жизнь, понимаешь? У меня такая семья, мама с папой до сих пор очень любят друг друга. Многие говорят, что любви нет, что есть только влюбленность или физиология. Послушаешь, покиваешь, а потом приходишь домой – там папа и мама. Он ведь до сих пор любит ее фотографировать. У нас дома столько маминых портретов хранится. И когда они женились, то точно знали, что половинки друг друга.

Таня все разглядывала завязанный бант. Красиво получилось, да. Но Илья предпочел разглядывать ее. Он сказал все, что считал важным. И теперь слушал. Тане сейчас нужно проговорить все свои сомнения. А у него их нет.

– Иногда мне кажется, я тебя знаю, – негромко продолжала между тем Таня. – Через твой редкий инстаграм, через музыку, которую слушала, даже через то дурацкое интервью на радио. Но знаешь ли меня ты? – она повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Я ведь давно не та маленькая девочка с синим в белый горох бантом. И, может быть, ты меня просто выдумал.

Нет, ты все же маленькая девочка, Таня. Илья вдруг остро почувствовал, что паспорт врет, и он – старше. Потому что уже сейчас знает и понимает то, что ей только предстоит понять.

Они смотрели друг другу в глаза.

– Я тебя не выдумал. Я тебя нашел. – Его палец погладил девичье запястье под бантом. – Но нам и правда предстоит еще многое узнать друг о друге. Приглашаю тебя в пятницу в Большой.