Текст книги "Я тебя искал. Я тебя нашла"

Глава 8

Татьяна – прекрасное имя. Пушкинское.

Май

До пятницы дни проходили как во сне. Таня ездила на работу, вела эфиры, болтала с Жекой за чашкой кофе в буфете, о чем-то спорила с братом, целовала в щеку маму, комментировала новые папины фотографии, но все это было словно не с ней. Как будто в определенный момент стало две Тани. Одна отвечала за внешнее общение с миром, и кажется, это получалось у нее неплохо. Только мама все чаще задерживала на дочери свой внимательный взгляд.

А другая Таня, невидимая, жила настоящей, скрытой от всех внутренней жизнью. И жизнь эта была намного важнее и интереснее внешней.

За чуть было не погубленный эфир Таня обошлась очередным последним китайским предупреждением. На следующий день пришлось прыгнуть выше головы и доказать, что лучший диджей радиостанции – ТТ. А лучшая команда – ТТ и Жека Сургучев. Но как только по окончании рабочего дня сняла наушники, сразу вспомнила услышанные накануне слова:

– Выходи за меня замуж.

Таня вспоминала о них в самых разных местах, в самые неподходящие моменты. Она вообще о них не забывала.

Выходи за меня замуж, выходи за меня замуж, выходизаменязамуж…

В тот день они так и не попили чаю, ни черного, ни зеленого, потому что занимались любовью. С привязанными руками. С ума сойти. Но остановиться было невозможно. И не хотелось.

Этот бант Илья повязал ей на запястье во второй раз позже, когда отвез домой и они целовались в машине. Повязал и сказал на ухо:

– Я люблю тебя. Помни.

А у нее мурашки. Так она с бантом домой и пришла. Все уже спали, кроме мамы. Таня быстро завела руку за спину, чмокнула маму в щеку и почти бегом бросилась в свою комнату, снова почувствовала себя шестнадцатилетней девчонкой, прибежавшей со свидания.

Впрочем, именно со свидания она и прибежала.

Дни до пятницы тянулись медленно, наверное, потому, что больше встретиться не получилось. Зато были сообщения, телефонные разговоры и музыка.

Таня слушала его утром, днем, вечером… ей казалось даже, что слышит голос. Она вспоминала рояль и как хотела тогда попросить сыграть, но не попросила, потому что показалось неуместным.

Таня знала, что никогда ни одна, даже самая лучшая и качественная запись не сравнится с живым исполнением и, может быть, однажды Илья сам сыграет для нее. Она подождет.

Выходи за меня замуж…

Ошеломляющие слова. Сумасшедшие. Таня никогда не думала о замужестве. В том плане, чтобы сейчас. Нет, когда-нибудь конечно… когда будет постарше, когда найдется человек…

А если он уже нашелся?

В четверг после эфира Таня поехала по магазинам, она искала платье. Накануне, проинспектировав гардероб, поняла, что идти в театр не в чем. Все не то.

Ей хотелось его восхитить. Некстати всплыло воспоминание о балерине, фото Ильи с которой облетели весь мир. И снова где-то внутри шевельнулась ревность. Изящная полупрозрачная нимфа. Таня никогда такой не была и не будет, зато…

Выходи за меня замуж!

Платье она купила нежно-персикового цвета, приталенное, с прямой юбкой, к нему – серые лодочки и серебристо-серую сумку.

– Очень элегантно, – прокомментировала мама.

И Таня слегка покраснела. Пришлось признаться, что ее пригласили в Большой театр, и попросить помочь красиво уложить волосы.

* * *

– Я не смогу сегодня приехать.

– Что значит – не смогу? А мама? Ты о ней подумал? Четыре дня назад не получилось – была вечерняя репетиция.

Илья очень хотел виновато вздохнуть. Но не стал.

– Была. И закончилась в десять вечера. Ты же знаешь, мы готовились к записи альбома.

– Знаю. Что на этот раз?

А в этот раз, папа, то, что я еще неделю назад не мог предположить в самых смелых фантазиях. Но как это объяснить…

– Пап, я правда не могу.

– Это так важно?

Это важнее всего. Даже важнее ужина у мамы.

– Очень. У меня свидание. С девушкой.

Отец помолчал. Илья знал – он сейчас думает, привычным жестом трет переносицу, наверное. Думай, папа, думай.

– Ясно. Выкручиваться мне?

– Пап…

– Я все понял. Позвони маме завтра утром. Ты же знаешь, как она…

– Знаю. И… спасибо, пап.

* * *

Майя вошла в кабинет, когда Илья Юльевич задумчиво разглядывал телефон, переваривая услышанное. Вот так дела…

– Ужин готов, домработницу я отпустила, в случае если Юня задержится – подогреем, – бодро возвестила она.

– Май…

– И ты знаешь, я нашла такое интересное забытое произведение Брамса, хочу показать его нашему пианисту, я уверена…

– Май, – Илья поднялся из-за стола и подошел к жене.

– …это абсолютно его по темпераменту.

– Он не придет.

– Что? – по глазам Майи было видно, что она отказывается понимать услышанные слова.

– Наш сын сегодня не придет, – сказал как можно мягче.

– Почему? Снова вечерняя репетиция?

Вопрос был задан спокойным тоном, но разочарование в голосе скрыть не удалось. Она ведь ждала. Илья знал, как ждала…

– Нет, – он обнял жену за плечи и наклонился к самому ее уху, чтобы тихо сказать: – Не поверишь. У него свидание.

– У Юни? – ее голос дрогнул, и Май неосознанно взялась за пуговицу на рубашке мужа.

– Да, – он улыбнулся.

– О боже… Илья…

А он продолжал стоять, смотреть на жену и ждать, пока она до конца осознает услышанную новость. Их сын, их рано повзрослевший ребенок, непростой, необычный, живущий своими категориями и мыслями, наконец-то… Они никогда не высказывали это вслух, но оба боялись, что не сложится, не случится, одаренный в одном, он будет обездолен в другом.

Илья дождался. Глаза Майи заблестели. Его жена, которая ненавидела плакать и предпочитала слезам высоко поднятую голову, не сдержалась. И он прижал ее к себе и обнял крепко-крепко.

– Как ты думаешь, у него все получится? – прошептала Май, шмыгая носом.

– Даже не сомневайся, – уверил ее Илья. – Это ведь твой сын.

И Майя засмеялась.

* * *

Всю пятницу Таня была сама не своя, она жила ожиданием встречи. Как провела эфир – не помнила, два раза перепутала треки. Хорошо, что Женечка подстраховывал. У него был день без заиканий, поэтому и диалог со слушателями он тоже вел активно, а потом поинтересовался:

– Ты влюбилась, что ли?

– Меня замуж зовут.

Он долго молчал, а потом задал вопрос. Видимо, новость для Женечки оказалась сюрпризом и легким стрессом, потому что вопрос он выговаривал старательно. Хорошо, что эфир остался позади.

– В-в-в п-п-первый р-р-раз, что ли?

– Вот так – в первый.

Жека вдруг улыбнулся и сказал:

– Д-д-давно пора.

– Что пора? – не поняла Таня.

– Приструнить тебя.

– Ах ты!

И оба засмеялись.

Выходизаменязамужвыходизаменязамужвыходизаменязамуж…

А дома был Иня. Он вошел в гостиную, когда Таня была уже одета и мама колдовала над прической.

– ТТ, ты ли это? – поинтересовался он. – И куда это мы в таком виде? – Ваня выразительным взглядом окинул платье.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответила Таня.

– В театр, – вздохнула мама.

– Ну ты даешь! – Ванька смеялся, и Тане захотелось попросить его выйти из комнаты.

Но разве брат послушается? Нет. Он покружил вокруг, увидел на столике книжку, да, Таня накануне перечитывала Шекспира – готовилась, и торжественно произнес:

– «Ромео и Джульетта», – книга была у него в руках. – Ты на это идешь?!

– Отдай! – Таня дернулась.

– Стой на месте, сейчас все развалится, – скомандовала мама.

– Танька, ты серьезно на эту муть собралась? – Ваня откровенно смеялся.

Она сердито молчала. Тогда он открыл книгу и начал с чувством декламировать:

 
– Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей…
 

– Отдай сюда! – Таня все-таки сделала шаг по направлению, но Иня успел отскочить в сторону.

– Погоди-погоди, тут столько всего интересного, – сказал он, листая книгу. – Так… так… сцена на балконе… ее, наверное, в декорациях лучше читать, да? Ты стой на месте, а то мама прическу испортит.

И с этими словами Ваня выбежал на балкон, а Таня осталась неподвижно стоять, пока мама закрепляла узел лаком. Вскоре из-за приоткрытой двери раздалось высоким, почти женским голосом:

 
– Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!
Отринь отца да имя измени,
А если нет, меня женою сделай,
Чтоб Капулетти больше мне не быть[5]5
  Перевод Б. Пастернака.


[Закрыть].
 

– Ну все, готово! – сказала мама, отступая назад и любуясь результатом.

– Шут! – Таня тут же двинулась в сторону балкона. – Перестань кричать на всю улицу.

– Выходите оба оттуда! Простынете! – раздался вслед материнский голос.

Но брат и сестра Тобольцевы ее не слышали. Оба смотрели вниз и молчали. Там, около высоких раскидистых яблонь, стоял зеленый спортивный «мерседес».

Он приехал. И все не сон. И сердце бьется сильно-сильно.

– Мне пора, – наконец прошептала Таня.

Ваня в ответ лишь присвистнул.

Она на ходу поцеловала в щеку маму, взяла со столика сумочку, схватила с крючка верхнюю одежду, уже обуваясь, поприветствовала отца, который только зашел в дом, и выбежала на лестничную клетку под крик брата: «Передавай привет Ромео!»

– Дурак, – пробормотала Таня, нажимая на кнопку лифта.

– Это она куда? – поинтересовался Тобольцев-старший, провожая взглядом дочь, прежде чем закрыть дверь.

– На свидание.

– В таком виде?

– Ее пригласили на балет в Большой театр, – ответила Дуня, все еще держа в руках лак для волос.

– Однако.

Она смотрела на дверь таким взглядом – завороженным, что вопрос сам слетел с языка:

– Дуня, что случилось?

– Она влюбилась, – последовал ответ, и взгляд наконец переместился на мужа. – Наша дочь влюбилась.

– Нашла в кого, – проворчал Ваня.

– В кого?

Две пары родительских глаз внимательно смотрели на сына в ожидании ответа. И что им сказать? И вообще, с чего он взял, что знает ухажера Таньки, да и мало ли в Москве… зеленых спортивных «мерседесов»?

– В Монтекки! – торжественно произнес Ваня, помахав для наглядности книгой.

А что от него еще можно было ожидать?

Позже, когда сын заперся у себя, а в квартире стал слышен перебор гитарных струн, Дуня повторила свои слова мужу:

– Наша дочь влюбилась.

Он сидел на диване, проверял оптику и ответил, чуть приподняв голову:

– Это нормально, это пройдет, как прыщи.

Дуня некоторое время стояла рядом, наблюдала за его работой, а потом ответила:

– Посмотрим.

* * *

С ним все было не так, как с другими. Совсем не так. К своим двадцати четырем Таня решила, что знает о мужчинах если не все, то многое. Она рано начала нравиться, у нее был большой опыт свиданий, самых разных, и с каждым очередным становилось все скучнее и скучнее. Ничего нового, все одинаковое, предсказуемое, и поклонники быстро надоедали и получали отставку. Ей просто было неинтересно.

С ним все не так. И никогда не знаешь, что дальше. Что сделает, что скажет, как поведет себя. Это интриговало, затягивало и…

Выходи за меня замуж.

Никому из ее бывших поклонников даже в голову не пришло бы пригласить девушку в Большой. По дороге Таня слушала рассказ о том, что балет был написан в 1936 году, а его премьера впервые прошла в Чехии и только через несколько лет – в СССР, и первой Джульеттой стала легендарная Уланова. Он не читал заученную лекцию, не пытался произвести впечатление – просто рассказывал. И Таня слушала. Ей очень нравился тембр его голоса – тоже необычный, обволакивающий.

«Мерседес» остановился недалеко от театра. Вскоре дверь с ее стороны открылась, Таня увидела перед собой протянутую руку и вспомнила, как давным-давно, в детстве, считала себя всамделишной принцессой. И вот сейчас она снова вдруг почувствовала себя ею.

Элегантное платье, красивая прическа, протянутая мужская рука и впереди – залитый огнями Большой.

Что-то прошлось внутри легкой волной, а потом замерло. Наверное, предвкушение.

Таня вложила свои пальцы в протянутую руку и вышла из машины.

– Знаешь, мне никогда не нравился финал. В юности я даже придумала свой, где Джульетта проснулась вовремя, и оба остались живы.

– А мне всегда было интересно, из-за чего Монтекки и Капулетти оказались по разные стороны. В чем причина?

– Думаешь, причина существует?

– Обязательно.

Таня никогда не была в Большом, и когда вошла туда, держась за руку Ильи, почти задохнулась от восторга. Это был совсем другой мир. Это был ЕГО мир.

Таня поднималась по ступеням, стояла в стороне, ожидая, пока Илья сдаст верхнюю одежду в гардероб, потом они шли в фойе, потом в зрительный зал… сказка. Самая настоящая сказка!

Ровные ряды стульев, красный бархат, нарядные ложи, хотелось остановиться посередине и начать фотографировать – каждую колонну, каждый уголок. А ведь кто-то ходит сюда постоянно. Да, другой мир.

– Какой у нас ряд? – почти прошептала Таня, потому что голос вдруг куда-то делся.

– Первый.

Первый ряд – это совсем рядом с оркестровой ямой. И пусть занавес еще опущен, зато музыканты на местах, и по всему залу раздается приглушенный и нестройный звук музыкальных инструментов. Таня немного замешкалась, остановилась у ямы, рассматривая музыкантов, и в этот момент услышала, как кто-то окликнул Илью. Повернулась на звук. Оказывается, один из музыкантов его узнал, и они обменялись рукопожатиями и парой фраз, которыми обмениваются знакомые люди.

Да, это его мир.

– Моя мама провела там, – кивнул Илья в сторону ямы, когда они уже сели на свои места, – пятнадцать лет своей жизни.

– Ты часто сюда ходил? – спросила Таня.

– Не так часто, как хотелось бы.

– И вот так сидел смотрел, как мама играет?

– Смотрел я на сцену. А маму – слушал. Она была первой скрипкой.

Таня кивнула головой. Она чувствовала себя здесь гостьей. Сидела прямо и вбирала все: слышала гул зрительного зала, звуки скрипок и альтов, листала программку, которую они купили в фойе. Чувство предвкушения усиливалось. Чувство волнения тоже.

А потом все куда-то ушло. Настало время спектакля.

Опомнилась Таня, только когда наступил антракт и Илья повел ее в буфет, угощать кофе и конфетами с ликером. Они почти не разговаривали, но это не было тягостное молчание, просто Таня не очень могла говорить, а он, кажется, это чувствовал.

Она не знала, чем была потрясена больше – самим балетом или музыкой. Конечно, на сцене все это соединялось и становилось единым целым, но все же… совсем недавно Таня думала о том, что ни одна самая идеальная запись никогда не сравнится с живым звучанием. И вот… невероятная музыка! А мама Ильи когда-то сидела в оркестровой яме и эту музыку исполняла. Таня вообще удивлялась, как она умудрялась успевать смотреть балет, если постоянно ловила себя на том, что разглядывает музыкантов. Оказывается, первый ряд – это очень коварное место. Если другие зрители лишены выбора и все их внимание подчинено действию на сцене, то Тане со своего места было видно не менее увлекательное зрелище – оркестр. И дирижер. Как руководит маэстро музыкантами, как малейший его жест становится понятным, как он дает знак вступать одним музыкальным инструментам и умолкать другим.

Все первое отделение, а затем и второе, Таня смотрела то на музыкантов, то на сцену.

Джульетта казалась невесомой, сотканной из воздуха, Ромео изящно и легко зависал в воздухе во время прыжка, Монтекки и Капулетти враждовали кланами, Меркуцио и Тибальд были убиты.

Чума на дома ваши оба!

А влюбленные тайно венчались.

Выходи за меня замуж.

Таня чувствовала взгляд Ильи. Он ни разу ее не коснулся за все время спектакля, зато смотрел. Тане даже казалось, что балета Илья не видел. И это было… это кружило голову так же, как музыка, балет, Большой… не покидало ощущение, что Таня стоит на пороге чего-то совершенно нового и грандиозного, чего-то такого, что навсегда изменит ее жизнь.

Когда занавес опустился и зрители встали, чтобы затопить артистов и музыкантов овациями, Таня тоже поднялась, тоже захлопала. Она была опьянена этим вечером.

– Тебе понравилось? – спросил Илья, когда они покинули зал.

– Да, – ответила Таня. – Но вообще, знаешь, есть эмоции, для описания которых трудно найти слова.

– Не страшно. Все видно по глазам.

Двадцать минут спустя, уже на улице, он очень церемонно поинтересовался:

– Могу я пригласить тебя на чай?

И Таня улыбнулась. В прошлый раз с чаем у них явно не получилось.

– На черный или на зеленый? – уточнила она.

– С бергамотом, английский, – торжественно прозвучал ответ.

Таня повернула голову и увидела, что, несмотря на церемонный тон, глаза у Ильи были совершенно бесцеремонные.

Может, для него поход в театр – дело привычное, но для Тани за один вечер было слишком много эмоций, совершенно разных и несочетаемых, все их еще предстояло как-то уложить. Она была совсем не готова для чая с бергамотом. К тому же время позднее, а у нее завтра внеплановый утренний эфир. Заболела коллега, на замену поставили их с Жекой.

– На этот раз придется пить чай в ближайшем кафе, – ответила Таня и через секунду добавила: – Ненавижу ранние эфиры.

Поэтому чай они пили в уютном ресторанчике недалеко от Большого. Без бергамота, зато с чабрецом. И с пирожными.

О чем они говорили, Таня потом помнила смутно, очень много впечатлений за последние несколько часов. Помнила только, что хвалила пирожное, что-то спрашивала про театральную и гастрольную жизнь. Ответы Ильи тоже не помнила. Да почему-то в тот вечер разговор казался неважным. Гораздо важнее было ощущение, как хорошо быть рядом. И запомнила Таня совсем другое.

Запомнила его руку, которая взяла ее ладонь, когда они вышли на улицу.

Запомнила, как жадно целовались в машине около ее подъезда. Запомнила его пальцы на своих щеках и как почти с отчаяньем сказала:

– Мне пора.

И они снова начали целоваться. Надо было все-таки поехать на чай с бергамотом.

– Ты не выспишься, – пробормотал он, добравшись до ее уха.

– Я не усну, – ответила она, гладя его волосы.

И все же следовало прощаться. Илья открыл перед ней дверь автомобиля. Таня вышла. Прекрасный пятничный вечер закончился.

Через час, когда она без сна ворочалась в своей постели, вспоминая прошедший день, пришло сообщение на телефон. Это была фотография. Кухня, чай, две чашки.

Таня улыбнулась. И подумала, что там не хватает пирога. Илья еще не знает, как прекрасно она готовит.

* * *

Илья позвонил. И даже приехал. Вот прямо в воскресенье и приехал – потому что на грядущей неделе будет так же плотно, как и на минувшей. Осень, начало музыкального сезона, репетиции, выступления, записи. И все это должно быть сделано идеально.

А еще – Таня. Теперь у него есть Таня. Танечка.

– Мне вчера звонил Савелий Павлович, – мать накладывает ему рулет и салаты.

– Да? – Илья уже знает, что за этим последует.

– Сказал, что видел тебя в пятницу на «Ромео и Джульетте».

– Да, все верно, – Илья взял тарелку и поставил ее перед собой.

– И? – мама села на свое место и подперла рукой щеку.

– Ты, конечно, была лучшей первой скрипкой, но Савелий Павлович вполне справляется.

– Юня! – мама теперь редко называла его детским прозвищем. И сейчас это звучало почти сердито. – Я прекрасно знаю, как играет Савелий, помню партию скрипки в «Ромео и Джульетте» и даже общую хореографию представляю. Не трудись пересказывать! Меня интересует – кто она?

Илья повозил вилкой по листьям салата. Поднял глаза на отца. Да, папа, ты прав. Что-то рассказать надо.

– Итак? – медоточиво спросила мама.

– Итак, – вздохнул сын. – Она звалась Татьяна.

– Татьяна, – мама с глубоким вздохом откинулась на стуле. – Прекрасное имя. Пушкинское.

– Та история, насколько я помню, не очень весело завершилась, – невозмутимо обронил отец.

– Ай, это было двести лет назад! – к маме снова вернулось ее обычное расположение духа. – Ну что же мы не едим? Остывает же.

* * *

Таня летала, Таня парила, ей казалось, что за спиной выросли крылья.

Разве у простых смертных крылья бывают? Оказывается, да.

На нее теперь странно поглядывала не только мама, но и брат. Странно и подозрительно.

– Я смотрю, ты в Большой удачно сходила, – сказал он как-то, присоединившись на кухне, где Таня пила чай. – Что теперь на очереди? Третьяковская галерея?

– Ты что-то имеешь против? – она слегка приподняла бровь.

– Я-то? Нет, конечно. Тут где-то читал в интернете по поводу Политехнического института. Там, говорят, начинают курс интересных лекций, что-то про будущее астрономических открытий. Тебя туда еще не приглашали?

– Шут, – Таня встала и покинула кухню.

Ваня проводил ее долгим задумчивым взглядом.

* * *

Привычное плотное расписание сделалось теперь еще плотнее. В нем появилась Таня. И заполнила собой все свободные минуты, секунды. Правда, заполняла большей частью словами на экране телефона и голосом. Встречаться получалось мало. Он ей сказал тогда – нам надо привыкнуть друг к другу. Привыкали. Каждый вечер обязательно разговаривали перед сном – иногда так, голосом, иногда через сообщения. Тот поход в театр словно ответил на какой-то очень важный Танин вопрос. Она словно что-то решила для себя внутри, такое… особое. И когда в машине обнаружила свеженький диск, который только через неделю поступит в продажу, – у Ильи не было иного выбора, кроме как подарить его Тане. Она стала вдруг невероятно жадной до всего, что касалось его профессиональной жизни. Задавала много-много вопросов, интересовалась всем, любыми деталями. Иногда Илье казалось даже, что он говорит с Антоном. А иногда – что с мамой. В общем, процесс привыкания друг к другу протекал интересно.

А спустя четыре дня после похода в Большой еще один человек внес свою лепту в этот процесс.

Илье Королёву позвонил Иван Тобольцев.

– Привет. Как дела? – голос Ивана звучал бодро. Слишком бодро.

– Отлично, – Илья снял очки и потер переносицу. – У тебя как? Учебный год начался успешно?

– Да как-то… – бодрость из голоса собеседника пропала. А потом Ваня выпалил: – Слушай, а ты в котировках ценных бумаг разбираешься?

– Стабильный рост при отсутствии контроля означает качество актива.

– А-а-а… – глубокомысленно изрек Тобольцев. Дальше последовала не менее глубокомысленная пауза. И дальше скороговоркой: – Ты сегодня вечером очень занят?

Илья улыбнулся. Ваня такой деликатный. Даже пару фраз вводных выдал, прежде чем приступить непосредственно к делу.

– Приезжай после семи. Только пива не бери. Модест Ильич после него фальшивит.

– Понял! – в низкий голос снова вернулась бодрость.

Ваня приехал к семи и с тортом и вручил его Илье со словами:

– Говорят, от сладкого мозги работают лучше, – и добавил, вытаскивая из рюкзака последовательно упаковку с чаем, учебники и конспекты: – Тебе сейчас это очень надо будет!

Илья взял чай и махнул рукой в сторону кухни.

– Пошли. Хоть с тобой чаю попью.

Потому что с Ваниной сестрой чаепитие не сложилось, вместо него – сумасшествие на синих простынях. Так, стоп. Про это не думать. Мы идем пить чай с Ваней. И, судя по всему, решать очередные задачи.

Так оно и вышло. Пока Иван – уже почти по-хозяйски – занимался чаем, Илья просмотрел задачи, полистал конспекты и учебник. Так, базовую формулу он не помнит, надо найти, а остальное – элементарно.

– Я, Ваня, даже на одну розочку на этом торте не заработал, – Илья осторожно пригубил ароматный чай, листая оглавление. Ага, вот нужный раздел.

– Почему? Не можешь решить? Слушай… – Иван привычно взъерошил чуб. – Вот я подозревал, что эта задача про акции – полная засада!

Ну как ребенок.

– Режь торт, акула финансового рынка, – Илья открыл учебник на нужной станице и стал записывать решение.

– Ага, я сейчас, где у тебя тут нож? – Ваня полез открывать все подряд дверцы шкафов. – О! У тебя есть точно такой же чай! Слушай, я чай вообще редко пью, но вкусы у нас сходятся.

Илья даже на несколько секунд оторвался от задачи. Ваня прав. При всей внешней несхожести их что-то объединяет. Кроме Тани.

– Ух ты! – Ваня, оказывается, уже нарезал торт и пододвинул Илье тарелку с куском, на котором красовалась шоколадная розочка. И теперь заглядывал через плечо на готовое решение. – А еще вот эту посмотри, а? Там совсем хана, – Иван перевернул страницу и ткнул пальцем.

– Ну, эта, пожалуй, на розочку тянет.

Илья отломил кусок торта.

– Вкусно.

Так вот тихо и мирно они провели примерно минут двадцать. Ваня уминал торт, запивая его чаем, Илья методично решал задачи из серии «хана», «полная хана», «это две розочки», «а тут две розочки и ягодка», тоже время от времени прикладываясь к чаю и торту.

– Ну ты вообще! – Ваня с благоговением смотрел на листки с решенными задачами. И принялся складывать их обратно в рюкзак. – А ты на учебу-то к нам поступил?

– Да, – теперь можно расслабить плечи и заодно подлить себе горячего чаю. – Но я пока не был в институте у вас.

– А-а-а… ясно… – Иван снова потеребил многострадальный чуб. Вздохнул отчего-то. – Я тут чего хотел спросить… Танька недавно на свидание ходила, – теперь Иван принялся ковырять ложкой остатки торта в тарелке. – Ну… в общем, приехала за ней такая же машина, как у тебя… нет, я понимаю, что в Москве спортивных «мерседесов» до… много, короче. Но пригласить на свидание девушку в Большой театр… это надо быть… Кроме тебя, я таких людей не знаю.

Ванино… смущение?.. неловкость… напряженность – были Илье совершенно непонятны.

– Наверное, таких больше и нет, – он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди. – Это я приглашал твою сестру в Большой.

– А-а-а, – снова протянул Иван. Отложил ложку, почесал в затылке. – Ну я так и подозревал. – Пальцы вернулись к ложке и принялись ее вертеть.

Илья оторвался от спинки стула и сел ровно. Ваня выглядел и вел себя так, как ему было совершенно несвойственно. Что-то случилось?

– Ну, в общем… нет, если все так, я рад… – продолжил Иван сбивчиво. – Ты парень… умный, не какой-нибудь оболтус. – Ложка снова принялась доламывать торт. – Нет, я понимаю, Танька не подарок, временами вредная, но она моя сестра. Не обижай ее.

Ванька и в самом деле деликатный. И порядочный. И просто славный. И его можно понять. Правда, можно.

Поэтому ответил Илья негромко, серьезно и глядя в глаза:

– Она как раз подарок. Мне. И обижать ее я не буду, обещаю.

Иван кивнул. И, посчитав тему исчерпанной, принялся уничтожать то, что наломал у себя в тарелке. А потом совсем другим, бодрым и довольным голосом произнес:

– Ну пошли, покажешь, чего ты там разучиваешь сейчас.

На сегодня с репетициями Илья уже закончил. Но с удовольствием сыграл Ивану одну из прелюдий Скрябина.

* * *

Дуня не узнавала дочь. Ей было удивительно, что муж ничего не замечает. Ваня, посмотри внимательно! Приглядись! Ведь ты же фотограф, ты всегда подмечаешь в своих портретах мельчайшие движения души, а это – наша Таня.

Наверное, правду говорят – родители слепы и обо всем узнают последними. Таня была оживлена, весела, прекрасно вела эфиры, не страдала отсутствием аппетита, шутила. Что еще нужно, чтобы отец был спокоен?

А Дуня видела другое – возбуждение после долгих телефонных разговоров, поздние свидания, даже ставшие редкими поездки на мотоцикле. Потому что до дома ее подвозили на машине. Дуня, ожидая дочь, часто стояла у окна.

– Мама! – влетала в квартиру Таня. – Ты еще не спишь? Чаю хочу! Будешь со мной?

И глаза блестели восторгом.

Ты влюбилась, девочка. Влюбилась впервые в жизни.

А потом Дуня увидела диск. Она убиралась, зашла в комнату дочери, там на столе лежали планшет, книги, блокноты, ручки, косметичка и диск. Глаза сразу выхватили имя. Илья Королёв. Это уже потом она увидела фото молодого человека, рояль, название альбома.

Сначала было имя. Забытое, из прошлого.

Того прошлого, в котором Дуня была молода, смешлива и влюблена в Илью Королёва. Правда, тот Илья не был музыкантом, он занимался строительным бизнесом. И отношения их долгое время казались Дуне прочными, как хорошо построенный дом. Рано или поздно все должно было окончиться браком. Но появился Ваня. Правильно и хорошо размеченная жизнь разрушилась. Дуня полюбила, осознав разницу между влюбленностью с запланированным счастьем и сильным всепоглощающим чувством, когда без человека просто не можешь существовать. Без Вани существовать она не могла. Решение надо было принимать ей. Трудное, болезненное, но единственно верное. Илья Королёв стал прошлым, а Иван Тобольцев – настоящим и будущим.

За все прошедшие годы Дуня ни разу не пожалела о своем выборе. Они с Иваном создали настоящую дружную семью, вырастили двух совершенно разных и очень любимых детей, сумели сохранить свои отношения. Про Илью Дуня не вспоминала. Было несколько раз давно, когда думала: «Как он там?» А потом узнала, что встретил девушку, полюбил, женился, стал отцом… и сидевшее где-то глубоко внутри чувство вины исчезло.

С Ваней они никогда не обсуждали прошлое. Вспоминали только забавную встречу на дороге, а потом уже воссоединение. Дуня знала, как болезненно Иван относился к Илье. Просто его не переносил. Да, наверное, невозможно спокойно относиться к сопернику. Поэтому имя «Илья Королёв» никогда не звучало в их доме.

Зато с этим именем появился вдруг музыкальный альбом.

Надо же…

Дуня взяла в руки диск, повертела его… Шопен, Первый концерт и прелюдии… Дуня не помнила, чтобы Таня увлекалась классической музыкой… А тут что? Дарственная надпись.

«Моей будущей жене. С любовью».

С любовью… с любовью… Будущей жене?!

Дуню бросило в жар. Все настолько серьезно?! Она поднесла ладонь ко лбу. Ваня, как ты слеп. Наша дочь собирается замуж.

Шопен, свидание в Большом, «с любовью»… Все встало на свои места, создав общую картину. А на фото он – мальчик, который хочет сделать Таню своей женой.

Дуня поймала себя на том, что вглядывается в его лицо, пытаясь понять, какой он – добрый, щедрый, великодушный, терпеливый? Какой? А потом вдруг что-то словно ударило – резко. Неожиданная мысль.

Илья женился на скрипачке. В музыкальной среде принято передавать детям свое мастерство, воспитывать преемственность поколений… Нет, ерунда, не может быть… Но она уже искала свой телефон, чтобы забить в поиске «Илья Королёв, музыкант».

Через десять минут Дуня, оглушенная, потрясенная, бессильно опустилась на стул.

Википедия не подвела. Полная информация о гениальном пианисте, завоеванных им наградах, выпущенных альбомах и родителях.

Что теперь будет?