Текст книги "Основы уголовно-правового воздействия"

Институт уголовного права, полагает Т. В. Кленова, представляет собой «элемент системы отрасли уголовного права, сложное образование, объединяющее полностью или частично уголовно-правовые нормы определенного вида, а также повторяемые в них предписания, регулирующие относительно самостоятельную совокупность общественных отношений или какие-либо ее компоненты»[179]179
  Кленова Т. В. Основы теории кодификации уголовно-правовых норм. – Самара, 2001. —С. 195.


[Закрыть]. Автор считает, что институт уголовного права может состоять и из одной уголовно-правовой нормы (институты амнистии или помилования, например), хотя чаще бывает иначе и, как правило, выражается в нормах и Общей, и Особенной частей. Видимо, можно с этим согласиться.

Ф. Р. Сундуров понимает под институтом уголовного права «совокупность тесно взаимосвязанных между собой норм, регулирующих близкие по своему содержанию общественные отношения или какую-то одну сторону отдельно взятого общественного отношения». Он выделяет генеральные институты и образующие их субинституты; любые институты уголовного права составляют нормы как Общей, так и Особенной частей. При этом автор говорит о пяти определяющих систему уголовного права в целом генеральных институтах: 1) уголовном законе; 2) преступлении; 3) обстоятельствах, исключающих преступность деяния; 4) наказании; 5) освобождении от уголовной ответственности и наказания[180]180
  Уголовное право России. Общая часть / Под ред. проф. Ф. Р. Сундурова. – Казань, 2003. – С. 20.


[Закрыть].

По мнению же Ю. И. Ляпунова, генеральных, или интегрированных, институтов в уголовном праве четыре: 1) институт преступления (ст. 14–42 УК); 2) институт наказания (ст. 43–59, 79–83 УК);

3) институт уголовной ответственности (ст. 8, 75–78, 87 УК);

4) институт принудительных мер уголовно-правового характера (ст. 90–91, 97-104 УК). «Более ограниченные по объему правовой регламентации и сфере действия конкретные институты… например институт соучастия, органически входят в содержательную структуру одного из названных интегрированных институтов и должны рассматриваться как их составные части»[181]181
  Уголовное право. Общая часть / Под ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. – М., 1997.– С. 13.


[Закрыть].

Своеобразный взгляд на институт уголовного права у В. П. Коняхина, который полагает, что по крайней мере в отношении Общей части правильнее говорить не об институте уголовного права, а об институте уголовно-правовых предписаний[182]182
  Коняхин В. П. Теоретические основы построения Общей части российского уголовного права. – СПб., 2002. – С. 164.


[Закрыть]. Соответственно институт Общей части уголовного права автор понимает как «закрепленный в рамках отдельной статьи, группы статей, главы или раздела Общей части уголовного закона структурный элемент системы уголовного права, представляющий собой совокупность нормативных предписаний, предназначенных для регулирования обособленной группы отношений, возникающих по поводу или в результате установления наиболее общих условий (признаков) преступности и наказуемости общественно опасных деяний»[183]183
  Там же. – С. 168.


[Закрыть]. Недостатком этого определения является, на мой взгляд, жесткая привязка института уголовного права к структурным подразделениям уголовного закона. Не думаю, что это – определяющая черта института права, однако, как было показано выше, это – принципиальная авторская позиция[184]184
  Указанное определение не вызвало, например, «принципиальных возражений» у В. Д. Филимонова (Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. – СПб., 2004. – С. 127). Однако и его позиция, к сожалению, «грешит» постоянным употреблением терминов «уголовный закон» и «уголовное право» в одном значении.


[Закрыть].

В. П. Коняхин осуществляет и классификацию институтов уголовного права, во многом, на мой взгляд, убедительную и верную (если оставить без внимания его анализировавшуюся выше позицию по понятию уголовно-правовых норм, отличных от понятия правовых предписаний). Так, по степени структурированности содержания института он выделяет: 1) моноинституты (складываются из неделимых юридических норм) и 2) дискретные институты (складываются из корреспондирующих групп относительно обособленных нормативных предписаний); по содержанию доминирующей функции, которую выполняют образующие институт правовые нормы или их большая часть: 1) регулятивные институты (устанавливают позитивные правила поведения) и 2) правоохранительные институты (направлены на охрану общезначимых отношений, на борьбу с негативными социальными явлениями); по отраслевой принадлежности: 1) внутриотраслевые институты и 2) смешанные (комплексные) институты; по степени нормативного обобщения: 1) типовой институт (соответствует объединению нормативных предписаний, закрепленных на уровне раздела УК, имеющего по-главную структуру); 2) родо-типовой институт (соответствует объединению нормативных предписаний, закрепленных на уровне раздела УК, не имеющего поглавной структуры); 3) родовой институт (соответствует объединению нормативных предписаний, закрепленных на уровне главы УК); 4) видовой институт (соответствует объединению нормативных предписаний, закрепленных на уровне группы статей внутри главы УК); 5) основной институт (соответствует объединению нормативных предписаний, закрепленных на уровне отдельной статьи УК)[185]185
  Коняхин В. П. Теоретические основы построения Общей части российского уголовного права. – СПб., 2002. – С. 170–172.


[Закрыть].

В. Д. Филимонов выделяет следующие группы институтов уголовного права: 1) институты, оказывающие непосредственное воздействие на регулируемые уголовным правом общественные отношения; 2) институты, обеспечивающие осуществление такого воздействия, и 3) институты, не входящие в две указанные категории, но являющиеся их составными частями[186]186
  Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. – СПб., 2004. – С. 132–134.


[Закрыть].

Подробнейшим образом «расписывают» институты уголовного права, отдельно для Общей и для Особенной частей Ю. Е. Пудовочкин и С. С. Пирвагидов[187]187
  Пудовочкин Ю. Е., Пирвагидов С. С. Понятие, принципы и источники уголовного права: сравнительно-правовой анализ законодательства России и стран Содружества Независимых Государств. – СПб., 2003. – С. 43–49.


[Закрыть]. Подсистема институтов Общей части уголовного права включает 15 видов институтов, подсистема Особенной части – 19 видов (по каждой главе УК).

Как видим, единственное, в чем солидарны все писавшие по проблеме уголовно-правового института, – что он представляет собой, как правило, совокупность однородных уголовно-правовых норм, или норм, регулирующих однородные уголовно-правовые отношения. Следует с этим согласиться, отметив необходимость дальнейшего обстоятельного исследования этой темы в науке.

§ 3. Задачи и функции уголовного права[188]188
  В науке есть позиция, согласно которой между функциями и задачами уголовного права нет принципиального различия (Ветров Н. И. Уголовное право. Общая часть. – М., 1999. – С. 11).


[Закрыть]

Задачи уголовного права

Когда говорят о задачах уголовного права, обычно выделяют общие и специальные, или конкретные, задачи[189]189
  См., напр.: Уголовное право Российской Федерации: В 2 т. Т. 1: Общая часть / Под ред. проф. Л. В. Иногамовой-Хегай. – М., 2002. – 6.16.


[Закрыть]. Общей задачей уголовно-правового регулирования, можно согласиться с А. И. Коробеевым, выступает всемерное замедление темпов роста преступности, стабилизация ее уровня, удержание преступности в контролируемых государством рамках[190]190
  Там же.


[Закрыть].

Анализируя специальные задачи, обратимся к ст. 2 Уголовного кодекса РФ, в которой определены его задачи, считая нормативное закрепление задач «одним из достижений отечественной юридической мысли и законодательной техники»[191]191
  Пудовочкин Ю. Е., Пирвагидов С. С. Понятие, принципы и источники уголовного права: сравнительно-правовой анализ законодательства России и стран Содружества Независимых Государств. – СПб., 2003. – С. 59.


[Закрыть]. Согласно названной статье, задачами УК являются: охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений. Для осуществления этих задач настоящий Кодекс устанавливает основание и принципы уголовной ответственности, определяет, какие опасные для личности, общества или государства деяния признаются преступлениями, и устанавливает виды наказаний и иные меры уголовно-правового характера за совершение преступлений.

Исходя из изложенного перед уголовным правом стоят по крайней мере две самостоятельные, хотя и связанные между собой задачи: 1) охрана благ и законных интересов от преступных посягательств и 2) предупреждение преступлений[192]192
  И. Э. Звечаровский полагает, что предупреждение преступлений, скорее функция уголовного закона, чем его задача (Уголовное право России. Общая часть / Под ред. И. Э. Звечаровского. – М., 2004. – С. 13).


[Закрыть]. Исходя из первой задачи, считают уголовное право преимущественно охранительной правовой отраслью[193]193
  Российское уголовное право. Общая часть / Под общей редакцией проф. М. П. Журавлева. – М., 2000. – С. 6–7.


[Закрыть]. А. В. Наумов справедливо указывает: «Охранительная задача уголовного права и есть его основная историческая задача, независимая от политического строя соответствующего государства либо особенностей его экономики»[194]194
  Российское уголовное право. Общая часть/ Под ред. акад. В. Н. Кудрявцева и проф. А. В. Наумова. – М., 2000. – С. 13.


[Закрыть].

Иногда в науке говорят не о двух, а о трех основных задачах, стоящих перед уголовным правом: 1) охране от преступных посягательств; 2) обеспечении мира и безопасности человечества[195]195
  Н. Г. Иванов называет такую задачу обеспечительной, но не выделяет ее в качестве самостоятельной, включая ее в предупредительную задачу (Иванов Н. Г. Уголовное право России. Общая и Особенная части. – М., 2003. – С. 43).


[Закрыть]; и 3) предупреждении преступлений[196]196
  См., напр.: Иванов В. Д. Уголовное право. Общая часть. – Ростов-на-Дону, 2002. – С. 9; Уголовное право. Общая часть / Под ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. – М., 1997.– С. 33.


[Закрыть]. Основания для подобного заключения дает несовершенная, на мой взгляд[197]197
  Не могу согласиться с А. И. Коробеевым, полагающим, что задачи, стоящие перед уголовным правом, «достаточно четко и последовательно изложены в ст. 2 УК» (Уголовное право Российской Федерации: В 2 т. Т. 1: Общая часть / Под ред. проф. Л. В. Иногамовой-Хегай. – М., 2002. – С. 16), и с Ю. И. Ляпуновым, говорящим, что они изложены «предельно четко» (Уголовное право. Общая часть / Под ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. – М., 1997. – С. 31).


[Закрыть], редакция ч. 1 ст. 2 УК, в которой, действительно, последовательно упоминается об охране, обеспечении мира и безопасности и предупреждении преступлений. Думаю, однако, что, исходя из здравого смысла, понятно, что не дело уголовного права – обеспечивать мир и безопасность человечества; уголовное право просто не наделено ни средствами, ни методами, способными решить такую задачу. Последняя относится не столько к области правовых, сколько к сфере политических задач. Уголовное право, устанавливая преступное и наказуемое в соответствующей области, способно лишь охранять указанные объекты специфическими способами.

И. Я. Козаченко, рассуждая о задачах уголовного права, выделяет охранительную, профилактическую и воспитательную задачи[198]198
  Уголовное право. Общая часть/ Отв. ред. – проф. И. Я. Козаченко, проф. 3. А. Незнамова. – М., 2001. – С. 18.


[Закрыть]. Представляется, что последняя – воспитательная – задача вполне укладывается в предупредительную, или профилактическую, задачу; предупреждая преступления, уголовное право через уголовное законодательство одновременно воспитывает граждан в духе недопущения отклоняющегося, преступного поведения; воспитание граждан в духе несовершения преступлений – это, скорее, результат уголовно-правового воздействия, а не регулирования.

Анализируя объекты уголовно-правовой охраны, ученые отмечают, что в последнем уголовном законе наконец-то поменялись ее приоритеты: в отличие от ранее действовавшего уголовного закона, выстраивавшего объекты охраны в следующую схему: государство – личность – общество[199]199
  А. В. Наумов полагает, что схема выглядела так: государство – общество – личность (Российское уголовное право. Общая часть / Под ред. акад. В. Н. Кудрявцева и проф. А. В. Наумова. – М., 2000. – С. 13). Однако это не соответствует строению УК РСФСР 1960 г.: посягательства на личность занимали в Кодексе второе место после посягательств на государство.


[Закрыть], ныне уголовный закон охраняет личность, затем – общество, и только потом – государство[200]200
  См., напр.: Игнатов А. Н., Красиков Ю. А. Курс российского уголовного права: В 2 т. Т. 1. Общая часть. – М., 2001. – Сб.


[Закрыть]. Правда, современные исследователи отмечают, что на первом месте ныне должна быть охрана мира и безопасности человечества, а затем – личности, общества и государства [201]201
  Уголовное право России. Общая часть / Под ред. проф. Ф. Р. Сундурова. – Казань, 2003.– С. 12–13.


[Закрыть].

Согласно закону, объектами уголовно-правовой охраны являются: 1) права и свободы человека и гражданина; 2) собственность; 3) общественный порядок и общественная безопасность; 4) окружающая среда; 5) конституционный строй; 6) мир и безопасность человечества. Посягательства на права и свободы человека и гражданина предусмотрены разделом VII уголовного закона; посягательства на собственность – гл. 21 УК, входящей в раздел преступлений в сфере экономики; преступления против общественного порядка и общественной безопасности – разделом IX уголовного закона, в который входят и посягательства на следующий самостоятельный объект уголовно-правовой охраны – окружающую среду (гл. 26 УК); посягательства на конституционный строй сосредоточены в гл. 29 УК; на мир и безопасность человечества – в XII разделе Уголовного кодекса.

Получается, таким образом, парадоксальная ситуация: с одной стороны, среди задач уголовного закона не названа охрана реально охраняемых уголовным правом объектов, с другой – ряд правоохраняемых объектов указаны среди приоритетов охраны дважды[202]202
  Это же отмечает В. В. Мальцев (Мальцев В. В. Принципы уголовного права и их реализация в правоприменительной деятельности. – СПб., 2004. – С. 287).


[Закрыть]. Так, по неизвестным мне причинам в число объектов уголовно-правовой охраны не попали: отношения в сфере экономической деятельности и в сфере нормальной деятельности коммерческих и иных организаций (посягательства на них предусмотрены гл. 22 и 23 УК), интересы государственной службы и службы в органах местного самоуправления (гл. 30 УК), отношения в сфере правосудия (гл. 31 УК), отношения в сфере порядка управления (гл. 32 УК), интересы и отношения в сфере военной службы (раздел XI УК). По сути дела, дважды среди объектов уголовно-правовой охраны названы отношения по охране окружающей среды, поскольку, кроме того, что на них указано особо в ст. 2 УК, они входят составной частью в другой охраняемый объект – общественную безопасность и общественный порядок.

Случайность ли это? И как можно объяснить такой парадокс? Ведь в ст. 2 УК дан закрытый перечень объектов уголовно-правовой охраны. Ответов на эти вопросы нет, к сожалению[203]203
  Не могут ответить на этот вопрос и заметившие указанный парадокс Ю. Е. Пудовочкин и С. С. Пирвагидов (Пудовочкин Ю. £., Пирвагидов С. С. Понятие, принципы и источники уголовного права: сравнительно-правовой анализ законодательства России и стран Содружества Независимых Государств. – СПб., 2003. – С. 64).


[Закрыть]. Но для меня очевидно одно: неразбериха с охраняемыми уголовным правом объектами не может не сказываться на уровне как законотворчества, так и правоприменения. Очень ярко это проявляется на двух категориях преступлений: преступлениях в сфере экономической деятельности и преступлениях против интересов службы в коммерческих или иных организациях. Не представляя себе, что же, все-таки, подлежит уголовно-правовой (а не, например, гражданско-правовой) охране в отношениях в сфере экономической деятельности, законодатель осуществляет бесконечные эксперименты по установлению преступного и наказуемого в этой области (треть всех изменений Уголовного кодекса за все время его существования коснулись гл. 22 УК, и иногда эти изменения были прямо противоположны друг другу, например, изменения норм о налоговых преступлениях). Между тем метод проб и ошибок в праве, а особенно в уголовном праве, едва ли может считаться не только одним из ведущих, но и вообще допустимым. Что касается посягательств на интересы службы в коммерческих и иных организациях, предусмотренных ныне уголовным законом, они практически остаются нереализованными на практике опять-таки потому, что законодатель, с одной стороны, хотел защитить названные интересы в уголовном порядке, а с другой, видимо, очень боялся вторгнуться в чужое – гражданско-правовое – поле, закрепив в уголовном законе в примечании к ст. 201 УК практически блокирующее действие норм гл. 23 УК положение о возбуждении уголовного преследования по этой главе.

Результат такой, с позволения сказать, уголовно-правовой охраны названных отношений налицо – появилось громадное и благодарное поле для деятельности грамотных адвокатов, играющих на недостатках, противоречиях и несовершенствах законодательного регулирования, есть чрезмерная криминализация в сфере охраны отношений в экономической деятельности и не существует надежной уголовно-правовой защиты действительно в ней нуждающихся и важных для общества и государства отношений.

Парадокс заключается еще и в положениях, предусмотренных ч. 2 ст. 2 УК, согласно которым именно для осуществления задач охраны указанных в ч. 1 ст. 2 УК объектов уголовный закон определяет, какие опасные для личности, общества и государства деяния признаются преступлениями. Получается, что признание преступными посягательств на иные, не указанные в ст. 2 УК, объекты не основано на законе, противоречит ему и совершение таких деяний не может повлечь уголовно-правовые санкции.

И, к сожалению, опять приходится говорить о системном несовершенстве уголовного закона (формы) и уголовного права (содержания), в том числе системном несовершенстве внутри уголовного права и уголовного закона и несовершенстве осуществляемой государством уголовно-правовой политики.

Сложившаяся ситуация требует немедленного вмешательства законодателя. Системный кризис уголовного права и уголовного законодательства должен быть устранен. Ю. Е. Пудовочкин и С. С. Пирвагидов предлагают самый простой путь разрешения сложившейся ситуации: отразить в тексте ст. 2 УК все охраняемые уголовным правом объекты, за исключением интересов военной службы, «поскольку она представляет собой разновидность государственной службы, и интересы военной службы вполне укладываются в понятие государственной власти как объекта охраны»[204]204
  Пудовочкин Ю. Е., Пирвагидов С. С. Понятие, принципы и источники уголовного права: сравнительно-правовой анализ законодательства России и стран Содружества Независимых Государств. – СПб., 2003. – С. 64–65.


[Закрыть]. Думаю, что этот путь действительно не сложен и возможен, только суть-то конфликта, на мой взгляд, не в том, чтобы перечислить все объекты, положенные в основу выделения разделов УК в качестве объектов уголовно-правовой охраны, а в том, чтобы определиться с тем, какие именно объекты должны охраняться уголовно-правовыми средствами. Вопрос этот крайне сложный, не даром и Ю. Е. Пудовочкин С. С. Пирвагидов, предлагая новую редакцию ст. 2 УК, и сами понимают недостаточность простого указания тех объектов, которые ныне лежат в основе существующих разделов уголовного закона, и добавляют – на всякий случай – такой объект, который бы с лихвой объединял все возможные и специально не отмеченные: «Задачами Уголовного кодекса Российской Федерации являются: охрана прав и свобод человека, экономической сферы, общественной безопасности и общественного порядка, государственной власти, мира и безопасности человечества, иных интересов человека, общества и государства от преступных посягательств (выделено мною. – Н. Л), а также предупреждение преступлений»[205]205
  Там же. – С. 71. Новую редакцию ч. 1 ст. 2 УК предлагает и В. В. Мальцев (Мальцев В. В. Принципы уголовного права и их реализация в правоприменительной деятельности. – СПб., 2004. – С. 307).


[Закрыть].

Со второй задачей, стоящей перед уголовным правом и уголовным законом, – предупреждением преступлений – несколько проще и сложнее одновременно. Проще, если абстрагироваться от первой задачи – охраны благ и законных интересов силами уголовного закона. Тогда все действительно достаточно просто: предусматривая ответственность за конкретные виды преступного поведения, уголовный закон тем самым оказывает устрашающее – предупредительное – воздействие на неустойчивые категории граждан. Применение же уголовного закона к лицу, виновному в конкретном преступлении, выполняет задачи частной превенции в отношении этого лица: показывая ему последствия преступления закона, воспитывает в духе воздержания от дальнейшего совершения преступлений.

Однако если учесть имеющийся системный кризис уголовного права, который выражается в несоответствии объектов уголовно-правовой охраны кругу деяний, признаваемых преступными, с незаконным расширением последнего, следует признать и наличие проблем с предупреждением тех преступлений, законность которых, мягко говоря, вызывает сомнения. Отсутствие оснований для криминализации некоторых разновидностей опасного поведения, а именно, – непризнание уголовным законом объектов, на которые они посягают, объектами уголовно-правовой охраны, не дает оснований и для предупреждения подобных деяний силами и средствами уголовного закона. Соответственно, и для прояснения анализируемой задачи уголовного права требуется внесение корректировок в основную задачу – задачу охраны благ и законных интересов от преступных посягательств.

Функции уголовного права[206]206
  Следует с удовлетворением отметить появление по проблеме функций уголовного права, редко являющейся темой самостоятельных научных исследований, монографии известного специалиста в области уголовного права и криминологии В. Д. Филимонова (Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. – СПб., 2003). Значения работы переоценить нельзя, несмотря на то, что многие ее положения представляются мне дискуссионными, а возможно, с учетом последнего значение работы, наоборот, возрастает.


[Закрыть]

В уголовно-правовой науке ведутся ожесточенные споры по поводу функций уголовного права; иногда их накал несколько снижается в связи с появлением новых поводов для споров, но они никогда не прекращаются. Спорят о количестве функций, о их содержании, даже – о их названии. Большинство копий ломается по поводу наличия или отсутствия у уголовного права такой функции, как регулятивная. В. П. Малков, например, выделяет у уголовного права только указанную функцию[207]207
  Уголовное право России. Часть Общая / Отв. ред. проф. Л. Л. Крутиков. – М., 1999.– С. 8.


[Закрыть] вслед за Б. Т. Разгильдиевым, утверждающим, что уголовно-правовая функция – это «регулятивно-обязывающее воздействие системы уголовно-правовых норм на физических лиц, соответствующих определенным требованиям, для достижения задач, стоящих перед уголовным правом»[208]208
  Разгильдиев Б. Т. Задачи уголовного права Российской Федерации и их реализация. – Саратов, 1993. – С. 27.


[Закрыть].

К функциям уголовного права, существование которых признается многими исследователями, следует отнести охранительную, предупредительную и воспитательную функции[209]209
  См., напр.: Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / Под ред. проф. Б. В. Здравомыслова. – М., 1999. – С. 12; Иванов В. Д. Уголовное право. Общая часть. – Ростов-на-Дону, 2002. – С. 8; Уголовное право. Общая часть / Под ред. проф. А. И. Рарога. – М., 1997. – С. 8.


[Закрыть].

Охранительная функция[210]210
  Ее в качестве самостоятельной функции не выделяет И. Э. Звечаровский. Вернее, он полагает, что задача охраны общественных отношений, стоящая перед уголовным правом, решается посредством следующих функций: регулятивной (или регулятивно– охранительной), предупредительной, восстановительной (Уголовное право России. Общая часть / Под ред. И. Э. Звечаровского. – М., 2004. – С. 15–17).


[Закрыть], по мнению большинства ученых, исходя из задач, стоящих перед уголовным правом, должна быть признана едва ли не главной функцией уголовного права. На мой взгляд, она предполагает защиту правоохраняемых интересов путем установления уголовно-правового запрета.

В науке считают, что охранительная функция реализуется также и в применении уголовно-правовой нормы в случае нарушения уголовно-правового запрета. Так, В. Д. Филимонов, исчерпывая количество уголовно-правовых функций только охранительной функцией, разделяет ее на две составляющие: функцию предупреждения преступлений и их общественно опасных последствий (предупредительная функция) и функцию восстановления порядка общественных отношений, нарушенного совершением преступлений (восстановительная функция, или функция восстановления социальной справедливости)[211]211
  Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. – СПб., 2003. – С. 60 и др.


[Закрыть].

Есть и точка зрения, согласно которой охранительная функция разделяется на две составляющие: статическую и динамическую. «Статическая охранительная функция выражается в установлении уголовно-правового запрета, утверждении неприкосновенности охраняемых уголовным правом наиболее важных общественных отношений. Охранительная динамическая функция уголовного права проявляется в реализации норм уголовного права в случае совершения преступления»[212]212
  Фефелов П. А. Уголовно-правовая концепция борьбы с преступностью: Основы общей теории. – Екатеринбург, 1999. – С. 76–77. Он же. Механизм уголовно-правовой охраны (основные методологические проблемы). – М., 1992. – С. 53 и др.


[Закрыть].

Думаю, что применение уголовно-правовой нормы к лицу, преступившему ее запрет, выходит за рамки охранительной функции; это проявление вовне функции регулятивной.

Предупредительная функция достаточно близка по смыслу к охранительной; ее также связывают с наличием уголовно-правового запрета, поскольку сам факт существования круга преступных и наказуемых деяний позитивно воздействует на неустойчивых граждан, воздерживая их от совершения преступлений. На мой взгляд, поэтому разделение функций уголовного права на охранительную и предупредительную – принципиально неверно, искусственно. Отрадно, что к такому же мнению приходят и некоторые молодые исследователи, утверждающие, что «функция предупреждения преступлений реализуется в конечном итоге в рамках функции охраны»[213]213
  Гафурова Г. Д. Предупредительные начала российского уголовного права. – Казань, 2004. – С. 11.


[Закрыть].

Исходя из изложенного, правильнее было бы говорить не об охранительной, а о предупредительно-охранительной (или охранительно-предупредительной) функции.

Наконец, воспитательная функция[214]214
  Ее не выделяет, например, А. И. Коробеев (Уголовное право Российской Федерации: В 2 т. Т. 1: Общая часть / Под ред. проф. Л. В. Иногамовой-Хегай. – М., 2002. – С. 15).


[Закрыть] уголовного права, неразрывно связываемая исследователями с ранее рассмотренными функциями, состоит в позитивном воздействии уголовно-правового запрета на правосознание граждан, в воспитании у них самим фактом существования уголовного права и фактами привлечения виновных к уголовной ответственности убежденности в необходимости соблюдения уголовно-правовых норм. Думаю, что выделение воспитательной функции едва ли верно, поскольку, как совершенно справедливо отмечает И. Э. Звечаровский, «в данном случае отсутствует специально организованный и управляемый процесс формирования личности уголовно-правовыми средствами, осуществляемый специальными субъектами (педагогами) в особых учебно-воспитательных формах и учреждениях»[215]215
  Уголовное право России. Общая часть/ Под ред. И. Э. Звечаровского. – М., 2004. – С. 17.


[Закрыть], хотя, разумеется, позитивное воздействие на правосознание уголовного права нельзя отрицать. Интересно, что существование воспитательной функции отрицал и один из первых исследователей функций уголовного права В. Г. Смирнов[216]216
  Смирнов В. Г. Функции советского уголовного права. —Л., 1965. – С. 8–9.


[Закрыть].

К функциям уголовного права некоторые исследователи относят поощрительную[217]217
  Против ее выделения выступает И. Э. Звечаровский. Он пишет: «…поощрение и наказание – всего лишь средства уголовно-правового регулирования… В противном случае, следуя правилам логики, наряду с поощрительной, необходимо выделить и наказательную функцию уголовного права» (Уголовное право России. Общая часть / Под ред. И. Э. Звечаровского. – М., 2004. – С. 16–17).


[Закрыть] и восстановительную функции[218]218
  В литературе иногда предполагают наличие совсем уж экзотических функций уголовного права: социально-интегративной (или функции социального примирения) и функции усиления моральных запретов (Коняхин В. П. Теоретические основы построения Общей части российского уголовного права. – СПб., 2002. – С. 146). Думаю, можно говорить о том, что уголовное право оказывает подобное правовое воздействие, однако едва ли это воздействие вырастает до самостоятельного направления его реализации.


[Закрыть]. Под Б. В. Здравомыслов понимал такую функцию, которая «с одной стороны, стимулирует граждан к участию в пресечении преступных проявлений, к защите своих интересов и интересов общества (необходимая оборона, крайняя необходимость, задержание преступника). С другой стороны, эта функция дает основания в соответствующих случаях не нести ответственности за причиненный охраняемым законом интересам вред при обоснованном риске, за выполнение обязательного приказа или распоряжение либо быть освобожденными от уголовной ответственности при совершении действий, свидетельствующих о добровольном отказе от преступления или о деятельном раскаянии»[219]219
  Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / Под ред. проф. Б. В. Здравомыслова. – М., 1999. – С. 12.


[Закрыть].

В отношении обстоятельств, исключающих преступность деяния, думаю, уголовное право выполняет предупредительно-охранительную функцию. С одной стороны, в отдельных случаях оно передает право на охрану благ и законных интересов частному лицу, делегирует ему это право, с другой – охраняет вновь возникшие и соответствующие условиям правомерности отношения от нарушения. Что же касается регулирования уголовным правом обстоятельств, при которых возможно освобождение лица от уголовной ответственности, действительно, здесь можно говорить о специфической функции уголовного права. Я бы назвала эту функцию не поощрительной, а стимулирующей[220]220
  Так называет ее, например, В. П. Ревин, употребляющий это название, как синоним термина «поощрительная функция» (Уголовное право России: Общая и Особенная части / Под ред. проф. В. П. Ревина. – М., 2000. – С. 6).


[Закрыть], поскольку уголовное право не просто «награждает» виновное лицо за какое-то его позитивное поведение, а, как правило, требует от него этого позитивного, чаще – постпреступного – поведения. Собственно и сам Б. В. Здравомыслов говорит о стимулировании, а не о поощрении, раскрывая содержание названной функции. Хотя примеров проявления указанной функции не так уж и много, и вполне можно «уложить» указанную функцию в границы регулятивной функции.

А. И. Коробеев, признающий существование восстановительной функции уголовного права[221]221
  Наличие этой функции уголовного права признает также В. В. Похмелкин (Похмелкин В. В. О восстановительной функции советского уголовного права // Правоведение. 1990. № 2. – С. 46 и др.). Т. В. Кленова признает существование самостоятельных восстановительных уголовно-правовых отношений (Кленова Т. В. Основы теории кодификации уголовно-правовых норм. – Самара, 2001. – С. 17–20).


[Закрыть], полагает, что она предназначена для восстановления нарушаемых преступлениями общественных отношений[222]222
  Уголовное право Российской Федерации: В 2 т. Т. 1: Общая часть / Под ред. проф. Л. В. Иногамовой-Хегай. – М., 2002. – С. 15.


[Закрыть]. С наличием подобной функции у уголовного права сложно согласиться; думаю, что такого характера функции более присущи, например, гражданскому праву. Примечательно, что и сам А. И. Коробеев не приводит каких-либо примеров или даже обоснования существования восстановительной функции.

Это частично делает также выделяющий ее И. Э. Звечаровский. Он пишет: «Включая в свое содержание целый комплекс мер, направленных на восстановление нарушенного преступлением общественного отношения (таких, например, как примирение с потерпевшим, заглаживание вреда, причиненного потерпевшему, возмещение имущественного ущерба и морального вреда, причиненных в результате преступления, наказаний в виде штрафа, конфискации имущества), оно (уголовное право. – Н. Л) тем самым вполне реально выполняет восстановительную функцию»[223]223
  См.: Уголовное право России. Общая часть / Под ред. И. Э. Звечаровского. – М., 2004.– С. 16.


[Закрыть]. Следует, однако, заметить, что приведение в качестве примера восстановления нарушенных отношений уголовных наказаний (даже с учетом того, что конфискация ныне ушла из Уголовного кодекса) совершенно неверно, поскольку взыскиваемые суммы (имущество) идут в доход государства, а отнюдь не потерпевшему на возрождение нарушенных отношений. Точно так же все остальные обстоятельства, перечисленные И. Э. Звечаровским, едва ли могут свидетельствовать о наличии у уголовного права самостоятельной восстановительной функции, т. е. специального направления уголовно-правового воздействия.

Действительно, можно в определенной степени говорить, что иногда происходит некоторое подобие восстановления нарушенных отношений (на мой взгляд, нарушенные преступлением отношения в принципе не могут быть восстановлены; могут возникнуть новые, однородные с нарушенными, отношения, в этом специфика уголовно-правовых отношений), но оно остается за рамками публичных уголовно-правовых отношений, субъектами в которых выступают лицо, совершившее преступное деяние, и государство. Лишь в рамках действия такого метода уголовно-правового регулирования, как дифференциация и индивидуализация ответственности, государство может принять во внимание отношения по восстановлению нарушенного блага, т. е. отношения, носящие частно-правовой характер и регулируемые, преимущественно, гражданским правом.

В. В. Мальцев выделяет и такую функцию, как функция обеспечения справедливости, под которой он понимает сохранение соответствия, поддержание адекватности уголовного права системе социальной справедливости существующего общества[224]224
  Мальцев В. В. Принципы уголовного права и их реализация в правоприменительной деятельности. – СПб., 2004. – С. 294, 301 и др.; Он же. Введение в уголовное право. – Волгоград, 2000. – С. 134 и др.


[Закрыть]. Едва ли с этим можно согласиться; справедливость – принцип права, в том числе уголовного. Низведение ее до уровня функции, по-моему, неверно методологически.

Наличие у уголовного права регулятивной функции признается не всеми учеными. Так, о такой функции не говорил, например, Б. В. Здравомыслов[225]225
  Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / Под ред. проф. Б. В. Здравомыслова. – М., 1999.– С. 12–13.


[Закрыть], не упоминает ее ныне и В. Д. Филимонов[226]226
  Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. – СПб., 2003.


[Закрыть]. Напротив, многие современные исследователи полагают, что регулятивная функция в полной мере принадлежит уголовному праву. К ним следует отнести В. Д. Иванова, А. В. Наумова, А. Н. Игнатова, И. Я. Козаченко, А. И. Коробеева, А. И. Бойко, и др. Однако, одинаково называя эту функцию регулятивной, перечисленные и другие авторы наполняют ее принципиально разным содержанием.

Так, по мнению В. Д. Иванова, регулятивная функция уголовного права состоит «в регулировании поведения граждан, стимулируя при этом их законопослушное поведение и обеспечивая в связи с этим нормальное функционирование позитивных общественных отношений»[227]227
  Иванов В. Д. Уголовное право. Общая часть. – Ростов-на-Дону, 2002. – С. 8.


[Закрыть]. В данном определении не прослеживается специфика регуляции общественных отношений именно уголовным правом: оно в равной степени может быть адресовано любой правовой отрасли.

Думаю, что очень узкой является и дефиниция регулятивной функции, предложенная А. И. Бойко. Он считает, что она выражается, во-первых, в том, что уголовное право отграничивает преступное поведение от непреступного, и, во-вторых, «дает руководство для различения схожих преступлений друг от друга»[228]228
  Уголовное право. Общая часть/ Под ред. В. Н. Петрашова. – М., 1999. – С. 17.


[Закрыть]. Если исходить из этой позиции, получается, что уголовное право не регулирует отношений, возникающих из факта совершения лицом преступления, что, разумеется, неверно.

Отказывая уголовному праву в регулировании позитивных отношений, Ю. И. Ляпунов наделяет его в то же время, противореча себе, регулятивной функцией, под которой понимает не только «регулирование негативных общественных отношений, возникающих при совершении преступлений», но и «обеспечение нормального функционирования наиболее ценных позитивных общественных отношений, регулируемых другими отраслями права (гражданского, государственного и др.)»[229]229
  Уголовное право. Общая часть / Под ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. – М., 1997.– С. 32.


[Закрыть].

О регулятивной функции уголовного права А. В. Наумов совершенно справедливо, на мой взгляд, пишет: «Поскольку право диктует исходящие от государства общеобязательные правила, оно есть регулятор поведения людей в обществе. В этом смысле не является исключением и право уголовное»[230]230
  Российское уголовное право. Общая часть/ Под ред. акад. В. Н. Кудрявцева и проф. А. В. Наумова. – М., 2000. – С. 4.


[Закрыть]. Однако далее он замечает: «Уголовное право регулирует общественные отношения, направленные на охрану личности, ее прав и свобод, общества и государства от преступных посягательств. Как всякое право, оно может выполнить свою задачу только путем регулирования соответствующих отношений. В уголовном праве регулятивная функция есть проявление его охранительной функции, есть форма и способ ее осуществления»[231]231
  Российское уголовное право. Общая часть/ Под ред. акад. В. Н. Кудрявцева и проф. А. В. Наумова. – М., 2000. – С. 5. В науке есть и другая точка зрения на соотношение охранительной и регулятивной функций уголовного права. И. Я. Козаченко, например, полагает, что регулятивная функция при определенных обстоятельствах трансформируется в охранительную. «…Регулятивная функция есть активная (деятельная) форма охраны субъектов общественных отношений, необходимо проявляющаяся в экстремальных (преступных) ситуациях» (Уголовное право. Общая часть / Отв. ред. проф. И. Я. Козаченко, проф. 3. А. Незнамова. – М., 2001. – С. 13).


[Закрыть]. Здесь можно согласиться с тем, что в любых своих проявлениях, в том числе и при осуществлении охранительной функции, уголовное право в определенной степени регулирует общественные отношения. Но сводить регулятивную функцию к охранительной, по-моему, неверно. Это – совершенно разные функции (направления реализации уголовного права), хотя и связанные между собой.

А. Н. Игнатов, также наделяющий уголовное право регулятивной функцией, разделяет все регулируемые уголовным правом отношения на две большие группы: 1) «отношения, регулируемые другими отраслями права, когда уголовно-правовой запрет закрепляет, обеспечивает реализацию правил поведения и взаимоотношения людей в общественной жизни, установленных другими отраслями права»; 2) отношения, непосредственно регулируемые уголовным правом. К этой группе А. Н. Игнатов относит не только, например, право граждан на необходимую оборону, но предусмотренный преимущественно в уголовном праве запрет лишать жизни другого человека[232]232
  Игнатов А. Н., Красиков Ю. А. Курс российского уголовного права: В 2 т. Т. 1. Общая часть. – М., 2001. – С. 2–3.


[Закрыть]. Думаю, с этим согласиться нельзя. Все отношения, выделенные автором, реализуются посредством предупредительно-охранительной функции. Разумеется, и в отношении указанных отношений осуществляется правовое регулирование, однако если вести речь о функциях уголовного права, то следует признать, что регулятивная функция, или активная, динамическая, осуществляется не в отношении названных А. Н. Игнатовым отношений, а по другим отношениям, вытекающим из факта совершения лицом преступления.