Текст книги "Советская кинофантастика и космическая эра. Незабвенное будущее"

Америка в поисках своего радикально другого, рецепт «классического нф-блокбастера» и десятилетия молчания Восточного блока

Если довоенная космическая кинофантастика была сосредоточена на способах, которыми разные версии космического будущего могли бы расширить горизонты человечества, выведя его за пределы современных политических режимов, то научная фантастика после Второй мировой войны приняла иной вектор развития. Хотя запуск на орбиту первого спутника и первый пилотируемый полет в космос были не за горами, советская киноиндустрия относилась к жанру научной фантастики с прежней опаской – ведь канонизированные в сталинские времена художественные нормы соцреализма никуда не делись. В рамках соцреализма, безраздельно царившего в кинопроизводстве до конца 1950-х годов, научной фантастике предписывалось исследовать потенциально осуществимые варианты «ближайшего будущего». Кроме того, в советской киноиндустрии фантастика не получала отдельного финансирования: как правило, ее относили к категории кино «для детей и юношества». Этими двумя факторами и объясняется как малое количество вышедших картин, так и их ярко выраженный акцент на утопических сценариях будущего: таковы, например, фильмы «Я был спутником Солнца» и «Небо зовет», к анализу которых мы обратимся в главе 3.

Между тем в Голливуде вышел целый ряд ярких (пусть и с антиутопическим оттенком) фильмов – «Когда миры столкнутся», «День, когда остановилась Земля», «Пришельцы с Марса» и «Война миров», ныне причисляемых к, так сказать, «золотому фонду» кинофантастики 1950-х. Несмотря на то что на первый взгляд все это жанровое кино делалось по привычной, испытанной предшественниками рецептуре – щепотка угрозы в чаду надвигающейся опасности, – по духу и посылу послевоенные фильмы были совершенно иными. В то время как советская кинопродукция пропагандировала твердую веру в скорый триумф советской науки в космосе и, как следствие, «власть Советов» по всему миру, голливудская фантастика 1950-х открыто подчеркивала возможность наличия серьезной внешней угрозы привычному укладу и призывала общество сплотиться перед ее лицом.

Весьма распространенной темой американской космической фантастики 1950-х годов была полная и окончательная победа порядка, единства и открытости над неопознанной или смутно опознаваемой угрозой. Как замечает В. Собчак, важную роль в научной фантастике того времени играл образ города как упорядоченного, консолидированного урбанистического пространства (яркий пример – «День, когда остановилась Земля» и прочие фильмы о примирении людей с инопланетной или иной неизвестной силой) [Sobchak 1997: 63].

Легко узнаваемые зарубежные достопримечательности фигурируют во множестве научно-фантастических фильмов, отражая глобальный масштаб разворачивающихся на экране событий. Единое пространство сообщает не столько о переживаниях местного населения, сколько о солидарности народов друг с другом, ибо что станется с одним, будет и со всеми, —

утверждает М. Бэнкс [Banks 2002: 138].

Наряду с подобным интернационалистским подтекстом, голливудская фантастика тех лет в значительной степени опиралась на дихотомию внутреннего – внешнего. Современные исследователи согласны, что расцвет научно-фантастического кино в 1950-е годы был напрямую связан с нараставшими в обществе обеспокоенностью коммунистической угрозой и страхом перед ядерной катастрофой [Hunter 2009: 230]. Так, в расхваленной критиками за внимание к техническим деталям и высокие кассовые сборы ленте 1950 года «Место назначения – Луна» прямо говорилось, что Америке, чтобы в космической гонке одержать верх над Советским Союзом, потребуется частное инвестирование в космическую программу; таким образом земной политический конфликт (начало холодной войны) переносился и в открытый космос [Kirby 2010б: 47]. В фильме генерал заявляет, дословно цитируя В. фон Брауна: «Страна, которая первой разместит ракеты на Луне, будет контролировать всю Землю; это, господа, самое важное военное достижение ХХ века».

Не менее яркий пример – «День, когда остановилась Земля» [Davis 2013: 552–575]. На Землю прибывает пришелец Клаату (в исполнении Майкла Ренни), дабы предостеречь землян о том, что межзвездное сообщество не желает терпеть их растущую воинственность и неспособность к мирному сосуществованию. Инопланетное общество будущего, в котором живет сам Клаату, напротив, сумело обезопасить себя от вооруженных конфликтов, безоговорочно подчинившись роботам-полицейским. Утопия досталась им дорогой ценой: технически развитая инопланетная раса обрела мир за счет того, что сама же превратила себя в идеальную тюрьму. В фильме предполагалось, что лишь таким образом можно положить предел нескончаемым войнам, ведущим в конечном итоге к полному уничтожению воюющего общества. В этом смысле фильм предлагает комплексный анализ проблематики научно-технического прогресса в связи с вечными и неизменными человеческими вопросами – социальными противостояниями и политическими конфликтами. По словам режиссера картины Р. Уайза, фильм содержит элемент библейской аллегории, а сам Клаату – христоподобный персонаж, чье явление вызвано недавними ужасами Второй мировой войны и текущей холодной войной.

Аналогичный взгляд на будущность современного мира с его безудержным техническим прогрессом представлен в снятом в 1960 году в ГДР фильме «Безмолвная звезда» (см. [Dick 2012: 27]). Действие происходит в 1985 году; обнаружив на Земле следы присутствия пришельцев с Венеры, международное научное сообщество принимает решение отправить туда космический корабль. Прибыв на планету, астронавты обнаруживают, что венерианцы – некогда могущественная раса, вынашивавшая планы по уничтожению человечества с последующим захватом Земли, – сами загадочным образом исчезли. Выясняется, что уничтожили они сами себя в ходе разрушительной атомной войны, и руины их цивилизации оказываются мрачным предостережением землянам. В отличие от многих других картин, таких как «День, когда остановилась Земля», этот фильм – экранизация романа С. Лема – нес куда более отчетливый интернационалистский посыл: экипаж звездолета состоит из ученых разных стран, а их странствование по руинам венерианской цивилизации служит прямой визуальной аллегорией происходящего на Земле после Второй мировой войны. Таким образом, специфика научно-фантастического жанра и сам образ венерианцев были использованы в «Безмолвной звезде», чтобы создать инопланетную аллегорию пагубной человеческой жажды физического, символического и технического господства.

Другие научно-фантастические фильмы на космическую тему не заходили в этом отношении столь далеко: они просто переносили земную холодную войну в открытый космос. Так, сюжет о марсианском вторжении позволил создателям «Войны миров» (1953) погрузить зрителя в атмосферу тревоги, визуально подкрепленную многочисленными эффектами. Фильм рассказывает о том, как человечество, олицетворяемое жителями маленького городка в штате Калифорния, подвергается нападению агрессивно настроенных пришельцев и ищет спасения в любви и молитве. Впрочем, с угрозой успешно разбирается сама природа: марсиане попросту погибают под воздействием микробов и бактерий, присутствующих в земной атмосфере. Несколько дальше пошли создатели фильма «Пришельцы с Марса» (1953), где инопланетная угроза прямо сравнивалась с советской: захватчики с Марса, подобно маккартистской «красной угрозе», подвергали людей идеологической обработке и завладевали их сознанием1818
  Уже вскоре после выхода этих фильмов столь очевидные параллели с политическими лагерями холодной войны стали благодатной почвой и для открытой сатиры, например «План 9 из открытого космоса» («Plan 9 from Outer Space», реж. Э. Вуд-мл., США, 1959. Reynolds Pictures).


[Закрыть]. Надо сказать, что советская космофантастика того же периода совсем иначе подходила к коллизиям холодной войны. Как мы увидим в последующих главах, хотя вплоть до 1960-х годов фантастики вообще снималось крайне мало, немногочисленные ленты об освоении космоса трактовали вопрос исключительно в духе интернационализма. Первый же вышедший после запуска «Спутника-1» культовый научно-фантастический (и отчасти научно-популярный) фильм «Дорога к звездам» (1957) П. Клушанцева четко постулировал, что космическая эра – это будущее всего человечества. В то же время этот «документальный» фильм возвеличивал само будущее, встроив его в рассказ об истории освоения космоса. Хотя и история (равно как и будущее) здесь явно привязывалась к советским ярлыкам, изображалась она при этом как всемирный и общечеловеческий подвиг [Barker, Skotak 2018: 214–230]1919
  То же см. в: American Cinematographer. 1994. Vol. 75. № 6. P. 76–83; № 7. P. 77–82.


[Закрыть]. Аналогичным образом и самый популярный советский научно-фантастический фильм 1950-х «Небо зовет» (1959), рассказ о воображаемом чаемом будущем советской космической программы (а именно о полете на Марс), красноречиво указывал на возможность сотрудничества между США и СССР, хотя, конечно же, под эгидой последнего.

В отличие от вышеописанных советских и американских фильмов, западноевропейское фантастическое кино того времени не изображало милитаризацию космоса как следствие текущей политической ситуации и не стремилось метафорически, через инопланетную угрозу, демонизировать политически «другого». Космос скорее рассматривался как фантастическая арена для причудливого смешения жанров, интертекстуальных отсылок и производства откровенно «трэшевых» фильмов [Brooks 2017: 593]. Создатели последних, очевидно, вдохновлялись такими жанрами, как хоррор и сатира, и зачастую сосредотачивали внимание на том, как освоение космоса может вывести на авансцену и поставить под сомнение традиционные дихотомии. Результаты порой оказывались весьма нетривиальными. Яркий пример подобного кино – малобюджетная британская лента 1956 года «Огненные девы из далекого космоса». Экипаж стереотипных, непрестанно дымящих папиросами мачо-астронавтов высаживается на тринадцатый спутник Юпитера с целью изучить недавно зафиксированные там следы жизни. Они видят умирающую цивилизацию, терроризируемую чудовищем со звериной головой; от населения осталось всего шестнадцать дев и пожилой Прасус, почитаемый ими за отца. Предводительница девушек Дуэсса изначально поддерживает план «отца» оставить астронавтов в плену и использовать их как сексуальных партнеров. Но мужчины оказывают им другую услугу: расправляются с монстром, при последнем набеге убившим Прасуса и несколько девушек. В благодарность им даруется свобода: астронавты и влюбленная в одного из них девица покидают негостеприимный спутник Юпитера, на прощание пообещав отправить на заброшенное небесное тело новый корабль, набитый мужчинами. Физическая сила и мужественность сыграли решающую роль в будущем цивилизации, как земной, так и инопланетной. Кроме того, как и во многих других фильмах, населенный инопланетянами далекий космический закуток изображался здесь как место, полное опасностей, куда не стоит отправляться без огнестрельного оружия. При этом даже в таких пародийных лентах первой половины 1950-х освоение космоса и встречи с инопланетной жизнью представали как результат научно-технического прогресса, достигнутый благодаря общественному порядку, установленному и возглавляемому мужчинами. При таком положении дел все освоение космоса сводится к сугубо колониальным устремлениям. Технический прогресс не сочетался с плюралистическим, открытым отношением к новым формам жизни или социального устройства. Как астронавты-земляне, так и инопланетные жители по умолчанию владели смертельным оружием, предназначенным для уничтожения всего, что будет сочтено инородным.

Фильм «Запретная планета» вышел на экраны в 1956 году – спустя год после того, как США и Советский Союз заявили о намерениях в ближайшем будущем запустить на орбиту Земли искусственный спутник, что и дало старт их обоюдному участию в космической гонке. Пользуясь мотивами и образами из уже упомянутых фильмов-предшественников, «Запретная планета» предложила и ряд собственных находок, успешно перенятых затем продолжателями жанра, в частности, полностью электронный саундтрек, написанный для фильма Л. и Б. Барронами. Как и в фильме «Место назначения – Луна», в «Запретной планете» прославлялись технические достижения человечества, гораздо более высокоразвитого, чем инопланетные формы жизни. Время действия – XXIII век. Экипаж землян, отправившийся на поиски предыдущей экспедиции на Альтаир IV, бороздит космические просторы на корабле, летящем со сверхсветовой скоростью. По прибытии астронавтов на планету их сопровождает первый в истории научно-фантастического кино своевольный антропоморфный робот Робби. Как выясняется, вся предыдущая команда пала жертвой «монстров из Ида», созданных подсознанием живущего на планете ученого Эдварда Морбиуса (актер Уолтер Пиджон) и выпущенных им в реальный мир с помощью древней машины, некогда созданной местной цивилизацией креллов2020
  В фильме речь идет именно о «подсознании», а не «бессознательном».


[Закрыть]. Чудовищ Морбиусова «Ида» удается одолеть лишь тогда, когда сам доктор сознается в том, что он повинен в гибели первой экспедиции на Альтаир. Цена же, которую ему в итоге приходится заплатить за свою власть, – его собственная жизнь.

В целом ряде аспектов «Запретная планета» задала вектор развития космической фантастики на несколько последующих десятилетий. Во-первых, космос изображается своего рода перекрестком, где угрозы и вызовы «извне» смешиваются с опасностями, таящимися «внутри», – теми, что чаще всего представляют собой воплощение человеческого бессознательного и подпадают под категорию, которую Фрейд классифицировал как «жуткое»2121
  Так принято переводить фрейдовский термин Unheimlichkeit. Согласно Фрейду, жутко становится не от встречи с неведомым и инородным, но, напротив, известным или даже родным. – Прим. перев.


[Закрыть]. Космос, как предполагается в фильме, вполне может обмануть наши ожидания, а его освоение чревато событиями, результат которых человеку не дано предугадать. Согласно содержащейся в фильме социальной аллегории, достижения науки, не повлекшие изменений и в человеческой душе (и психике), способны погубить целую цивилизацию.

Во-вторых, модель отношения к женщине на «Запретной планете» нередко воспроизводилась и в последующих фильмах жанра. Да и в целом нф-универсум ХХ столетия был явным образом фаллоцентричен, что видно на примере уже упомянутых «Огненных дев из далекого космоса» или более поздней «Барбареллы» (1968), и даже советских фильмов для юношества, таких как «Большое космическое путешествие» или «Через тернии к звездам», о которых пойдет речь в главе 5. Конкретно в «Запретной планете» весь прибывший экипаж состоит исключительно из мужчин, позволяющих себе соблазнять Альтаиру, юную дочь доктора Морбиуса (актриса Энни Фрэнсис), у которой, по сути, не остается иного выбора, кроме как лететь с астронавтами на Землю. Женское амплуа сводилось, как правило, к пассивности и подчинению, материнству или же инаковости. Космос был местом для мужчин, которые должны были сражаться со всем инопланетным и инородным, вставшим на пути, какого бы пола оно ни было.

Таким образом, западная космофантастика 1950-х годов явным образом отражала основные общественные заботы того времени, функционируя в качестве критической аллегории, подававшейся при этом в форме развлекательной продукции, за что многие тогдашние критики относили ее к «бульварщине» (pulp). Космос был связан с представлениями о надвигающемся конце света. Однако помимо простого сигнала об угрозе возможного перерастания идеологических конфликтов в горячую фазу вооруженных столкновений на Земле и за ее пределами, фильмы наподобие «Запретной планеты» также сатирически подчеркивали роль общественных установлений и законов в нагнетании этих серьезных и разрушительных раздоров. «Запретная планета» и «Огненные девы из далекого космоса» косвенно говорят о том, что, даже если все политико-идеологических споры на Земле разрешатся, душевного равновесия это не принесет, поскольку в демократических сообществах найдутся новые проблемы, например гендерные. Как мы увидим далее в главах 4 и 6, немного позже эти вопросы будут подхвачены и весьма оригинальным образом переосмыслены и в советской киноиндустрии, к развлекательному сегменту которой власти с конца 1950-х годов стали относиться намного снисходительнее, что способствовало развитию нф-кинематографа.

Бесславные астронавты, непростые космонавты и замыкание после прилунения

1950-е – начало 1960-х годов можно условно назвать «золотым веком» космической фантастики, на смену которому после высадки экипажа «Аполлона-11» на Луну пришла совсем иная кинематографическая атмосфера. Наглядным примером этой перемены являются фильмы итальянского режиссера А. Маргерити, в частности «Космонавты» (1960)2222
  А. Маргерити (1930–2002) был крупнейшим итальянским режиссером нф-кино, см. [Fischer 2011: 422–426; Hartwell 2017: 181].


[Закрыть]. Действие развертывается примерно в тех же нарративных рамках, что и «Запретная планета», однако персонажи выписаны куда детальнее и тоньше; таким образом дается понять, что человеческое восприятие космоса определяется не только тем, что он темен, пуст и полон скрытых опасностей, не только тем, что это место, способное пробудить наши глубочайшие страхи, но также и личностными качествами оказавшихся в нем людей. Астронавты на борту космической станции уже не идеальные герои, как в предшествующих фильмах: им не чужды ссоры, любовные иллюзии и опрометчивые решения. Они уже не готовы слепо жертвовать собственной гордостью или благополучием ради светлого будущего человечества. Их нельзя однозначно назвать «положительными» или «отрицательными» персонажами: это просто эмоциональные и несовершенные люди, которым подчас не так легко отличить собственные желания от блага всего человечества2323
  Такой подход был характерен скорее для европейского, чем для американского или советского научно-фантастического кинематографа. Причины этого различия, вероятно, отчасти заключаются в том, что в Европе традиционно уделялось куда меньше внимания военному аспекту космической эры.


[Закрыть].

Проблематика, связанная с неоднозначной и иррациональной природой самого человека, чающего освоить космические пространства, вновь выплыла на поверхность в многочисленных фантастических лентах 1960-х – 1970-х годов. Интересно, что после высадки на Луну в западной космофантастике наметился явный спад. Как в голливудском, так и в западноевропейском кино произошел некий поворот к «внутреннему космосу» человека, проявившийся в подъеме жанра хоррора, а чуть позже – к киберпространству. Фильмы о космосе, конечно, снимать не перестали, однако космос в них стал чаще использоваться как декорация для политической сатиры, исследования глубин человеческой психики или того и другого вместе. Статистика советской кинопромышленности свидетельствует о том, что на СССР эта тенденция не распространилась, а идея освоения космоса была превращена в один из краеугольных камней государственной мифологии. Так или иначе, и там и там создатели фильмов, вышедших после запуска «Спутника-1» и первых космических полетов, гораздо меньше, чем их предшественники, интересовались именно возможностью таких полетов и изображали космос в максимально жутком, комичном или политически-аллегорическом свете.

Конец 1960-х и 1970-е годы подарили многочисленным кинолюбителям важнейшие экранные исследования просторов вселенной и космических полетов; целый ряд фильмов этого периода впоследствии приобрел среди поклонников жанра статус культовых. Пожалуй, первыми на ум приходят здесь «Космическая одиссея 2001 года», «Солярис» и «Человек, который упал на Землю». Эти ленты ознаменовали крутой перелом в жанре космической фантастики. В этих фильмах центральное место занимал уже не космос как неизведанная, полная угроз территория, которую необходимо обезопасить, а сами люди, прибывшие из космоса или там пребывающие. Во всех трех картинах космическое пространство служило средством, при помощи которого герои, оказавшись в непредвиденных обстоятельствах, исследуют глубины своей души. Истинная опасность космоса в том, что там можно встретить самого себя, – вот о чем заявлял теперь кинематограф, отражая положения Договора о космосе, заключенного в 1967 году между США, СССР и Великобританией. Так, если Договор призывал к «использованию космического пространства в мирных целях», то «Космическая одиссея», «Солярис» и «Человек, который упал на Землю» уточняли, что милитаризация космоса, то есть попытка спасти человечество, разместив там оружие или даже технику слежения и наблюдения, к ощутимым результатам не приведет и накопившиеся проблемы решить не поможет.

Кроме того, во всех трех фильмах отчетливо отразилась новая жанровая черта, появившаяся в космической фантастике после управляемых полетов, а именно нетипичная для предшественников высокая осведомленность о космосе. В годы после запуска на орбиту «Спутника-1» новых поджанров научной фантастики практически не появилось. С другой стороны, уже существующие поджанры развивались в сторону увеличения нарративной, визуальной и в целом кинематографической сложности. Так, опираясь на опыт «Дня, когда остановилась Земля» и «Безмолвной звезды», С. Кубрик в «Космической одиссее» обращается непосредственно к вопросу о появлении в космическую эру субъектности нового типа. В качестве таковой выступает порождение техники – суперкомпьютер HAL 9000, с одной стороны, надкультурный и внеисторический в своей рационалистической логике, с другой – несущий в себе интеллектуальный багаж европейского Просвещения. Совершенно в иной традиции рождался «Солярис» (к которому в контексте истории советской кинофантастики мы еще обратимся в главе 3): у его истоков лежит богатейшее наследие восточноевропейской научно-фантастической литературы, равно как и чаяние самого Тарковского превратить кинематограф в средство «ваяния из времени», при котором «из глыбы времени» кинематографист, «отсекая и отбрасывая все ненужное», высвобождает надвременные хронотопы универсального значения [Tarkovsky, Hunter-Blair 1987]. В контексте проблематики космического насилия оба фильма – и «Солярис», и «Одиссея» – проводят одну и ту же мысль: жестокость (олицетворением которой у Кубрика выступает рукотворный компьютер-дозорный HAL 9000) изначально присуща мысли, языку и культуре и потому неотвратима при освоении космоса человеком.

В обеих этих картинах присутствует характерное для космической фантастики «послеспутникового» периода разграничение насилия и милитаризации. В таких фильмах, как «Человек, который упал на Землю», тоже подчеркивалось, что нарастающая милитаризация общества – это еще не самое страшное, чем чреват технический прогресс, установивший границы и горизонты освоения космоса. «Человек, который упал на Землю», отзвуки которого слышатся в советском фантастическом фильме для юношества «Через тернии к звездам», повествует о судьбе интеллектуально превосходящего землян гуманоида-инопланетянина по имени Томас Джером Ньютон. «Упавший» на Землю пришелец (актер Дэвид Боуи) пытается найти способ доставить воду на свою родную планету, истощенную катастрофической засухой. Однако несмотря на незатейливый сюжет фильм говорит также о парадоксальной природе главных человеческих ценностей, вокруг которых и строится вся земная жизнь. Ньютон разрывается между возложенной на него миссией и долгом перед родной планетой, с одной стороны, и своей теперешней, захватывающей жизнью на Земле, с другой. Спустя некоторое время его секрет раскрывает доктор Натан Брайс (Рип Торн), жаждущий воспользоваться инопланетными знаниями, и пришелец оказывается пленником в роскошных гостиничных апартаментах. История Ньютона показана как постижение земной жизни одновременно с двух точек зрения, инопланетной и человеческой: мимолетные эмоции, вызванные сиюминутным состоянием вроде сексуального влечения, алкогольного или наркотического опьянения, либо волнующим событием, таким как путешествие или вечеринка, – противопоставлены фундаментальным экзистенциальным проблемам. Подобный прием способствовал выстраиванию своего рода иерархии, в которой частное душевное переживание оказывалось совершенно неуместным перед лицом столь глобальных проблем, как засуха. Покуда человеческая психология подчиняется императиву сиюминутного наслаждения, она оказывается безоружной, столкнувшись с серьезными испытаниями, которые, как это ни парадоксально, в конечном счете и возникнут вследствие человеческого небрежения порядком как в собственным обществе, так и в окружающей среде. Земной мир, в который «падает» стремящийся спасти родную планету Ньютон, полон соблазнительных благ, доступных лишь богатым, но не ведущих к каким-либо откровениям и не побуждающих потребителя к действию. Напротив, минутные удовольствия лишь парализуют личность, так что социальный порядок остается незыблемым за счет благополучия Земли.

Итак, если в послевоенном кинематографе космической экспансии человечества неизменно сопутствовала милитаризация, то есть осваивать космос можно было только вооружившись до зубов, чтобы защитить землян от внешних угроз, то в космической фантастике конца 1960-х и 1970-х годов отчетливо просматривался поворот «внутрь». При таком повороте человек как космический первопроходец сам оказывался и источником насилия, и катализатором милитаризации. Теперь освоение космоса изображалось насильственным и жестоким, так как само было порождено человеческой культурой, выросшей на кровавой почве военных конфликтов, порабощения и подавления чуждых форм жизни и стихий2424
  Подробнее на эту тему см. [Geppert 2018: 3–26].


[Закрыть].

Но наряду с «Космической одиссеей», «Солярисом», «Человеком, упавшим на Землю» и другими фильмами, содержавшими вдумчивые размышлениями о природе человеческой души, основных координатах социокультурных отношений на Земле и их значении в космическую эру, в 1960-е – 1970-е годы развивался и радикально отличный подход к космической фантастике2525
  См., например, советско-польскую ленту «Дознание пилота Пиркса» (1979).


[Закрыть]. В отличие от лент, подчеркивающих жестокость как свойство, неотъемлемо присущее человеку, философски непритязательное кино, заряженное впечатляющими спецэффектами и остросюжетными сценарными поворотами, развивалось в направлении, указанном еще «Пришельцами с Марса» и подобными фильмами прошлых лет. По сравнению с фантастикой 1950-х, в новых фильмах значительно усилился наднациональный посыл. В 1970-е космос и инопланетные миры служили многим кинематографистам удобным фоном для разыгрывания весьма незатейливых сюжетов – зачастую использовались традиционные повествовательные формы, такие как хоррор, триллер, мелодрама, историческая драма и другие, возведенные в «галактическую» степень, благодаря чему появлялась возможность насытить картинку красочными спецэффектами2626
  Например, «Ужас в космосе» («Terrore nello spazio», Италия, 1965), «Космический линкор “Ямато”» («Space Battleship Yamato», Япония, 1977).


[Закрыть]; как мы увидим далее в главах 4, 5 и 6, советская киноиндустрия тех лет двигалась именно в этом направлении, всячески стараясь «догнать и перегнать» западных коллег. Образ военизированного космоса, как правило, преподносившийся в виде скрытой, «тихой» угрозы, требующей многочисленных предосторожностей, таким образом, связан с общепринятыми представлениями о том, что международная и тем более межпланетная политика ведется с целью предотвращения военных конфликтов. Космические войны, цитируя знаменитый афоризм К. фон Клаузевица (1780–1831), такое же «продолжение политики иными средствами». Согласно же логике этих фильмов, угроза космической войны возрастала, во-первых, ввиду того, что договориться с потенциально населяющими космос расами «по-земному» крайне трудно, а во-вторых, в силу всевозможных катаклизмов, порождаемых суровыми условиями самого космического пространства.