Текст книги "Королевство белок"

Берет думал, что женится не свой волшебной спутнице. Она спасла его от погони и вылечила рану, он дал ей имя и проворожил к себе. Отец с матерью, конечно, обрадуются возвращению домой старшего сына и дадут согласие на его свадьбу. А уж он сумеет поставить на том, чтобы Ирицу не обижали. Она научится всему по хозяйству, они заживут не хуже других.

– Ирица!

Но она того и гляди отступит в заросли и растворится в них.

– Ирица, что с тобой стало? Ты хоть скажи, чем я перед тобой провинился? – допытывался Берест.

Ирица не отвечала.

Однажды они остановились на ночлег. Берест повесил над костром котелок, сел со своей стороны костра, а Ирица – со своей.

– Ты даже говорить со мной перестала, – пожаловался Берест. – Тебя тянет вернуться в лес, жить, как твои братья и сестры, в дуплах, и танцевать при луне?

Ирица смотрела печально и отчужденно.

– Вернуться? – словно через силу, ответила она. – Не знаю… Там безопасно, спокойно.

«Только танцевать при луне я теперь долго не смогу», – подумала лесовица.

– Почему ты убежала с хутора, не дождалась меня? Почему ты боишься меня: ведь ты говорила, что я не страшный?

«Может быть, сила имени-заклятья, которым я ее зачаровал, кончается?» – в который раз спрашивал себя Берест. Может, завтра или через день он проснется и увидит, что лесовица покинула его и убежала в чащу, на поляну, где растет трава ирица? Как знать, не лучше ли это было бы для нее, чем связывать свою судьбу с непонятной, шальной судьбой человека? Красивых девушек много, думалось Бересту, и если он выживет, то мать найдет ему хорошую невесту. А лесовица пусть идет на волю, как дикая лесная белка, которую он поймал и отпустил. Берест твердилсебе это и не пытался больше приблизиться к Ирице, чтобы ее не испугать. И только непрошеная тоска закрадывалась ему в душу при мысли, что вот и кончаются чары.

Утро в конце лета было холодным и хмурым. Хассем привычно брел в неровном строю кандальников в каменоломни. По этой дороге он мог бы идти и с закрытыми глазами, надо было лишь бросить взгляд на «камень Береста». Хассем привычно глянул сторону валуна и вздрогнул. На месте камня в траве осталась влажная проплешина, а сам камень был отодвинут. Сердце у Хассема так и заколотилось в груди. Весь день молот и клинья, которыми ломают породу, валились у него из рук. Наконец он даже решил, что ему померещилось, как Бересту одно время мерещился лесной дух.

На обратном пути Хассем ожидал, что увидит камень на прежнем месте. Некому было его сдвинуть! Берест утонул! Но глубокая проплешина, которую пролежал в траве валун, никуда не делась.

А на другое утро в этой проплешине оказался пучок какой-то травы с мелкими белыми цветками… Словно кто-то нарочно хотел привлечь внимание Хассема! «Не может быть!» – пробормотал парень, продолжая путь… Но в глубине души уже знал: не просто может быть, а и вправду есть. Эти цветы положил у валуна Берест.

Прошлой ночью Берест вернулся к камню, упал на колени, стал нетерпеливо шарить в траве.

– Что ты ищешь? – спросила Ирица, глядя, как он раздвигает ерник.

Она настороженно следила за ним из ближайших зарослей.

– Хассем должен был оставить знак, – буркнул Берест, не поднимая головы. – Осколок базальта из штольни. Это будет значить: он знает, что я здесь.

– Дай я поищу, – сказала Ирица. – Только отойди.

Берест вздохнул, уступая ей место:

– Ну, попробуй.

Он вспомнил, что Ирица видит в темноте.

Лесовица присела возле валуна. От Береста она слышала, что базальт – черный. Она перебрала каждую травинку, но осколка черного камня не нашла.

– Может, Хассем не заметил, что я сдвинул валун? – начал размышлять Берест. – Проворонил твой Вороненок… Как быть-то? – он в недоумении охватил пальцами свою короткую светлую бородку.

Ирица подумала немного:

– Подожди здесь, я сейчас, – и исчезла в лесу.

Появилась она с пучком белой ирицы и робко протянула его Бересту.

– Моя трава… Она все лето цветет.

– Диво ты лесное! – обрадовался Берест. – Да ведь это ирица!

Лесовица быстро убрала руку, когда он бережно взял на ладонь крохотные белые цветки. Берест ничего больше не сказал, положил лесную траву на проплешину от валуна.

Утром Хассем уже не сомневался, что его друг вернулся за ним на каменоломни, и в тот же день ответил условным знаком.

Каменоломни под Анварденом существовали уже лет сто. Большого размаха добыча базальта никогда не достигала, но несколько поколений каменотесов глубоко вгрызлись в предгорья, в скальные породы по берегу Эанвандайна.

Широкая река стремила за спиной Береста волны. Была ночь. Ирица светила факелом, а Берест работал киркой. Кирку он купил еще в селе, где взял верх на празднике в кулачном бою. Он заранее знал, что она пригодится. Однажды заполночь в моровом бараке Берест рассказал Хассему свою задумку. Тогда он придумал и условный знак с придорожным камнем, и многое наперед.

Ирица, высоко держа факел, пыталась представить себе ходы под землей. У Береста от работы взмокла рубашка, а Ирица закуталась в плащ. Ночь была свежей, с реки дул ветер.

– Давай веревку, – сказал Берест. – Попробую спуститься в штольню.

Старые, отработанные штольни не охранялись. Многие из них осыпались, а сами работы передвинулись далеко, в другое место. В глубине души Берест не был уверен, сумеет ли он добраться до новых галерей, где сейчас работали невольники.

Ирица нашла веревку и протянула Бересту.

– Там темно, – вздохнула она. – Как ты найдешь путь?

– Не знаю, как, Ирица, – сказал Берест, обвязывая веревку вокруг огромного валуна. – Наугад. Буду искать понемножку, разбирать завалы… Может, даже месяц провозимся или больше.

Ирица по-прежнему боялась его и не подпускала близко, а веревку передала, далеко вытянув руку, точно готова была при всяком неосторожном движении Береста отскочить. Но она не покинула его и не позабыла человеческую речь.

Старые штольни не охранялись, но уйти через них до сих пор не удавалось никому. Галереи под землей обвалились во множестве мест, перекрытия сгнили, выходы на поверхность были нарочно завалены уже давно. На каменоломнях изредка находились сорвиголовы, готовые бежать наудачу, вслепую. Но этих скоро ловили. Среди рабов, которые под землей надзирали за работой, несколько человек давно научились выслеживать беглецов. Они были на хорошем счету у начальства и пользовались многими поблажками в остроге. В случае надобности ловцов расковывали и выдавали оружие, а они и рады бывали охоте в подземных ходах – мрачной потехе в бессмысленной каторжной жизни.

Ирица протянула Бересту факел. Чувство беспомощности перед чужим ей миром камня и гор, перед темными подземными путями, не оставляло лесовицу с тех пор, как Берест начал разрывать осыпь. А когда он спустился по веревке и, светя себе факелом, исчез в черном проеме, у Ирицы совсем упало сердце. Она села неподалеку, поплотнее закуталась в плащ и приготовилась ждать.

Хассем видел, что камень у обочины вернулся на прежнее место. Это означало: жди. С тех пор Хассем с тревогой, которая просто разъедала ему сердце, каждыйразотмечал положение валуна.

«На месте. Все еще на месте…» Побег представлялся Хассему бродом через темную реку. Ему нужно шагнуть в воду, и неизвестно – достигнет он другого берега или нет? Может быть, вода сомкнется выше его головы, и он исчезнет, а может, выйдет на другой берег. Если Творец сохранит ему жизнь, значит, у него есть предназначение к свободе.

Спустя почти три недели камень на обочине снова сдвинулся со старой проплешины! Смуглое лицо Хассема побледнело. Завтра… Нет, уже с этой минуты он был беглецом. Хассему казалось, другие невольники оглядываются на него, а надсмотрщики вот-вот закричат: «Не уйдешь!». Юноша опустил голову и шел, глядя под ноги. Ему стало холодно, как будто он в самом деле переходил вброд реку. В штольне Хассем подобрал осколок базальта и незаметно кинул его в траву возле валуна.

Ночью он долго прислушивался к храпу соседей по бараку и ждал рассвета. Под утро провалился в сон. Хассему снилось, он идет по узкому ходу в каменоломнях. Он знал, что это и есть путь на свободу.

Хассема догоняют, останавливает угрюмый мужик из его барака. С ним Хассем наяву едва ли перемолвился и тремя словами. А во сне он говорит:

– Не ходи туда. Ты же видишь, что туда никто не ходит! Если бы все было так просто, все бы давно ушли через этот ход.

– А что там? – спрашивает Хассем.

– Там Демон. Демона вовсе не убили, он теперь живет в глубине каменоломен. Никто не ходит этим путем – все боятся.

Хассем понимает, что ему говорят о сторожевом псе, полуволке, которым раньше травили неудачливых беглецов.

Тени факелов пляшут на стенах. Хассем идет вперед. Почему-то он оказывается в подвале старого господского дома, где жил до продажи на каменоломни, и проходит мимо чуланов, куда в детстве бегал за крупой для кухни…

Снова и снова Хассем блуждает по переходам, спрашивает себя: откуда я знаю, куда идти? Он различает: дорогу указывает проросшая сквозь базальттрава. Та самая, с белыми цветами…

И вдруг впереди, во тьме коридора – два огня. Это Демон – огромный пес, во сне – черный, а не серый, каким был при жизни. Пес устремляет на беглеца взгляд желтых горящих глаз без зрачков. Его взгляд приковывает Хассема к месту, лишает воли. Юноша знает: пес теперь убивает взглядом, он стал только сильнее с тех пор, как Берест сломал ему шею.

Но Хассем тоже смотрит Демону в глаза. В душе поднимается боевая ярость. Два взгляда встречаются в поединке.

«Тебя нет!» – думает Хассем. – «Берест убил тебя! Ты никогда больше не будешь стоять на пути живых». Под взглядом Хассема Демона охватывает огонь, пес ярко вспыхивает и становится оранжево-красным, как пламя. Переливающийся призрак прыгает, оскалив клыки. Во сне полет собаки в прыжке длится дольше, чем это было бы наяву. Но Хассем не отводит взгляда.

Уже просыпаясь от колокольного боя побудки, ворчания и ругани в бараке, Хассем вспомнил последнее, что было во сне. Пес не долетел до него – сожженный, рассыпался пеплом. И первая мысль Хассема была: «Выход свободен!».

В полумраке чадили факелы, голова гудела от грохота молотов и кирок, треска выламываемой породы и шелеста осыпающегося щебня. Воздуха не хватало. Хассем уже не первый раз оглядывался в сторону перехода, который вел к отработанной штольне. Наконец юноша сказал себе: «Ну, все, он уже ждет», и, оставив работу, прикинулся, что у него схватило живот. Старая штольня служила каменотесам за отхожее место. Выходы из нее тоже были завалены.

Хассем добрел до штольни, настороженно прислушиваясь: не принесло бы еще кого-то. Никого нет… Подобрав с пола камень, Хассем стал стучать в стену: трижды быстро, трижды медленно. В ответ за одним из завалов метнулось пламя. Завал был почти разобран, через миг в нем возник проход. Высокая фигура, факел в руке…

– Ух ты! – зазвенев цепью, Хассем неуклюже кинулся на свет. – Берест?!

– Ну, пошли! – торопил его Берест, таща за собой за руку.

Хассем перелез через завал.

– Иди прямо по галерее, вот напильник, а я сейчас! – велел Берест, отрывая от земли тяжелый обломок. Он поспешно закладывал проход.

Хассем отошел немного и, присев, начал спиливать кандалы. Рядом с ним опять возник с факелом Берест:

– Давай я.

Он сунул Хассему факел, а сам обхватил ручку напильника подолом рубашки, чтобы не скользила, стиснув зубы, стал быстро водить по железу.

Хассем сидел у стены и светил Бересту факелом. Когда кандалы были спилены, он вскочил. Вслед за ним вскочил на ноги Берест и без лишних слов обнял его.

Хассем глубоко вздохнул, обхватил Береста за плечи. Потом отпустил, заглянул ему в лицо и только махнул рукой:

– Все-таки пришел! А я думал – утонул!

– Я обещание давал, – подтвердил Берест. – Стало быть, выполняю… Ну, пошли скорей! – он показал туда, куда уводил узкий ход.

Берест освещал дорогу, Хассем шел позади.

– Там, дальше, перекрытия едва держатся, – сквозь зубы обронил Берест. – Одни завалы. Ты думаешь, что я так долго? Дорогу сюда искал. Постой…

Впереди была развилка. Получше осветив факелом столбы перекрытия, Берест скоро отыскал глубокую крестообразную зарубку, сделанную ножом:

– Это моя метка. Нам туда, – он махнул рукой. – Погоди-ка, подержи факел.

Передав факел Хассему, Берест сделал зарубку и на столбе напротив:

– А вот это для погони. Тебя ведь, брат, скоро хватятся.

Хассем глянул на новую, только что сделанную метку, понял и усмехнулся.

Берест еще несколько раз останавливался, чтобы поставить ложный значок. Они шли долго, снова и снова перебираясь через завалы, на каждой новой развилке выбирая путь по берестовским крестикам.

В нескольких местах пришлось ползти.

– Это я ход расчистил, – объяснил Берест. – Совсем было глухо. Ну, если я пролез – ты тем более пролезешь.

Хассем потерял счет коридорам и развилкам. Он боялся погони, оглядывался назад, прислушиваясь к звукам и эху. В полумраке были слышны только их собственные шаги и прерывистоедыхание. Вконец измучившись, оба присели отдохнуть у стены. Впереди был еще порядочный кусок дороги.

– Тебя, верно, уже хватились, – сказал Берест. – Слышь, Хассем? Может быть, выслали уже ловцов!

Хассем начал подниматься, держась за стену:

– Пойдем скорее… Еще тебе не хватало попасться из-за меня. Сам знаешь, они со следа не собьются. Пойдем!

– А у меня собьются, – упрямо отвечал Берест. – Зря я, что ли, почти месяц по этим каменоломням рыскал, дорогу разведывал?

Хассем стоял, прислонившись к стене:

– Знаешь же, кто у ловцов за главного. От Крота еще никто не уходил. Говорят, сквозь камень беглых видит. Вцепится в след – все, смерть. И сильный, как тот Демон. Нагонит – мало не покажется. Пошли, а, Берест?

Берест, хмурясь, поднялся:

– Демона я голыми руками задушил – и Кроту то же будет.

Свое прозвище Крот получил за то, что не раз ловил беглецов под землей, всегда безошибочно отыскивая дорогу в каменоломнях. Рабы боялись его, за глаза ненавидели, в глаза заискивали, и не только из-за его дружбы с начальством, но и из-за нечеловеческой силы, с которой тот казался неуязвимым. Крот, как Берест, был пленником, взятым на войне, но почти двадцать лет провел в рабстве и не помнил уже другой жизни. Хассем посмотрел на Береста и мрачно покачал головой.

– Может, он сильней тебя…

– Не каркай, – отмахнулся Берест и добавил. – Конечно, не с руки нам с этими ловцами встречаться. Без них веселее.

Снова начался путь через переходы и завалы, по-прежнему у развилок Берест высвечивал факелом крестики на столбах, ставил ложные и уверенно сворачивал во тьму переходов. Хассем шел за ним, уже давно ни о чем не думая. Ему казалось, что они идут целый год. Радовало одно: чем дольше идут, тем ближе выход.

Шестерых ловцов расковали и выдали им ножи. Приземистый, широкоплечий Крот без суеты осмотрелся в отработанной штольне и заметил, что завал здесь был недавно разобран.

У поворотов он догадался осветить стены и перекрытия и почти сразу обнаружил метки. Но Бересту впрямь удалось запутать ловцов: из-за ложных знаков им пришлось часто делиться, направляясь по разным коридорам, расходиться и сходиться снова, чтобы не потерять след.

К последней развилке вышли трое, внимательно осмотрели столбы с двумя похожими крестиками, и Крот велел, кивком указывая на темный проход:

– Вы двое туда, я – сюда.

Он не сомневался, что догонит Хассема – и что Хассем ему не соперник: юноша, почти подросток, без оружия и в цепях. Торопясь с преследованием, Крот не нашел спиленных кандалов, которые были присыпаны щебнем.

Метки на столбах перекрытий насторожили Крота: он догадался, что у Хассема есть помощник с ножом. Но ловца это не остановило. Он был уверен, что справится и с двумя.

Крот знал каменоломни. Переход, выбранный им, оказался короче, чем у двух других ловцов. Посветив факелом по столбам и увидев только одну метку, он на миг остановился, соображая. Крот понял: ему повезло, сюда беглецы еще не дошли и не успели вырезать ложную. Но они обязательно пройдут здесь. Крот развернулся и уверенно направился по коридору навстречу.

Про него недаром говорили, что он чует беглых сквозь камень. Хассем и Берест остановились у очередной развилки, когда перед ними бесшумно, как призрак, появился человек. Факел ярко освещал лицо ловца, которое казалось коричнево-красным. Хассем сразу узнал его, отшатнулся к стене, а потом одним прыжком догнал Береста и оказался за его плечом: проход был слишком узким, чтобы встать рядом.

– Гляди! – первым воскликнул Берест. – Кажись, встреча у нас!

– Встреча так встреча, – подтвердил Крот. – Шел я за одним беглым рабом, а поймал двоих.

– Точно как в сказке, – оскалил зубы Берест. – Мужик кричит: «Я медведя поймал!» – «Так тащи его сюда!» – «А он меня не пускает!»

Крот слегка нагнув голову на бычьей шее, обронил:

– Шутник! – и в его руке блеснул нож.

– Отойди, Хассем! – велел Берест, доставая свой.

Хассем отступил во мрак перехода. Стиснув зубы, он смотрел, как два почти равных по силе врага схватились в нескольких шагах от него. В темноте ему было видно только, как пляшут и резко дергаются вверх-вниз их факелы, которыми они дрались, как оружием, да иногда – блеск лезвий. Хассем держался руками за стену, чувствуя, что в нем медленно, но неотвратимо поднимается уже знакомая ярость.

Берест теснил своего врага, и поэтому казалось, что побеждает он. Хассем не поверил собственным глазам, когда Берест, тихо вскрикнув, оступился. Он выронил нож, потом – факел и схватился за грудь, силясь вытащить нож Крота, вонзившийся между ребер.

Берест схватил ловца за руку, потому что и тот тоже не отпускал рукояти.

– Ты хвастун, северянин, – произнес Крот и вырвал нож сам.

Берест со стоном осел на землю.

Хассем, смотревший из темноты, дернулся. Только что Берест побеждал – и вот он убит? Переход от надежды к полному краху был таким резким, что нахлынувшее отчаяние сделало Хассема спокойным. Ни горя, ни страха он не почувствовал.

Крот огляделся, светя факелом. Хассем вжался в стену возле столба перекрытия, и ловец не увидел его. Решив, что мальчишка улизнул во время драки, Крот оставил поиски на потом – никуда не денется! – а сам наклонился над Берестом. Вот это была настоящая добыча: раб, бежавший пару месяцев назад, считавшийся опасным!

Хассем оторвался от стены и поднял нож Береста. Крот не слышал, не обернулся. Тогда Хассем прыгнул на Крота сзади и изо всех сил полоснул по толстой бычьей шее. Ловец захрипел, а Хассем отскочил, пока тот с валился набок, роняя факел.

Хассем стоял и смотрел. Он не верил своим глазам. Два тела у его ног, и он совсем один в темных галереях. Ни друга, ни врага… Юноша перешагнул через Крота и упал на колени около Береста.

– Берест, – Хассем готов был завыть от горя, вглядываясь при слабом свете чадящего рядом на полу факела в его лицо. – Берест, ты живой? Ты слышишь? Берест!

Хассем с трудом приподнял его за плечи. Голова северянина свесилась на грудь. Живого или мертвого, Хассем твердо решил вытащить его на поверхность.

Хассем закинул руку Береста себе на плечо, повернулся, стараясь взвалить его на спину. Он сразу ощутил, как промокла от крови его собственная рубашка. Берест был слишком тяжел и высок ростом. Хассем понял, что не сможет его нести. Он снова опустил северянина на землю, подхватил под мышки и, пятясь, поволок по галерее, пахнущей сыростью и гнильем от деревянных перекрытий.

Факел пришлось оставить. Хассем не представлял, как будет искать дорогу в полной темноте. Обеими руками, выбиваясь из сил, он тащил раненого – или умирающего – или уже мертвого спутника к выходу, в который сам не очень-то верил. Берест в беспамятстве застонал. Хассем остановился, наклонился к нему. Тот пошевелился.

– Берест! – уложив на землю, Хассем стал трясти его за плечо. – Слышишь?! Ну!..

Берест в самом деле пришел в себя.

– Плохи дела… – зашептал он. – Ловец-то… Ловец?..

– Берест… – твердил Хассем, стоя около него на коленях. По лицу текли слезы, которые он вытирал грязным рукавом рубашки.

– Нет ловца! – повторил несколько раз Хассем. – Его нет, он там лежит, – кивнул через плечо туда, где остались факелы и тело. – Он умер. Я его убил… А ты не умирай. Я тебя вытащу. Мы вместе выберемся! Я тебя не брошу…

Хассем снова попытался приподнять друга.

– Ох, не трогай… – вырвалось у Береста. – Погоди, слушай… Я, брат, свалял дурака, а ты – молодец, не дал себя прирезать… Теперь вот что… – голос у него прерывался. – Возьми факел. Я сам пойду…

Хассем слушал, наклонившись ближе к нему.

– Поспеши, – продолжал Берест. – Раз Крот на нас вышел, то и остальные где-то тут кружатся… Смогу идти – пойдем вместе. Нет – уходи один. Иди прямо, тут уже недалеко. Дойдешь до выхода… там кликнешь Ирицу. Лесовица, лесная пряха… Помнишь, я говорил тебе, что видел ее? Я ее заворожил: дал ей человечье имя. Мы вместе сюда пришли. Ты окликнешь ее – она тебе бросит веревку. Все понял?

– Без тебя не пойду, – Хассем вытер остатки слез и глубоко вздохнул. «Опять ему, как тогда, лесовица мерещится. Может, у него уже бред начинается? Неужели умрет?»

– Я сейчас, Берест… Факел – и пойдем…

Хассем побежал туда, где валялся еще не потухший факел, взял его, стараясь не смотреть на тело Крота.

Одной рукой держась за стену, другую перекинув Хассему через плечо, Берест встал на ноги. Они двинулись вместе дальше. По дороге несколько раз у Береста подгибались колени, и он рухнул бы на землю, но Хассем умудрялся удержать его, прислонив к стене.

– Ничего… стою… Пойдем… – бормотал тот в полубеспамятстве, и при свете факела Хассем видел, как на лице у него блестят капельки пота.

Они вышли в почти круглый зал, потолок в котором когда-то обвалился, и под ногами лежали груды камней и остатки перекрытий. Хассем посмотрел вверх. Над ним темнел клочок ночного неба с отчетливым, ярким серпом луны.

– Выход!.. Мы пришли?! – Он стоял, как будто еще не понимая, почему месяц и небо видны отсюда, из-под земли. Берест тоже поднял голову.

– Ирица!.. Мы!.. – крикнул он и схватился за грудь: дыхание оборвалось.

«Да что с ним, кого он зовет?» – думал Хассем.

Ирица неподвижно сидела над черным провалом, ведущим в штольни, прислушиваясь к каждому звуку, то и дело заглядывая за край. Если бы она могла слышать камень, как слышит лес, и видеть сквозь землю!.. Вокруг ночной ветер шевелил кусты и бурьян. Ирица слилась с ними, растворилась в сухом шелесте ветвей и стеблей. Ей казалось, она просидит так всю осень, всю зиму, ожидая, пока вернется Берест.

Наконец снизу до нее донесся оклик. Ирица безмолвно, с часто бьющимся сердцем наклонилась над провалом. В темноте лесовица видела, как и при свете. Она сразу разглядела внизу двоих: Вороненка и Береста, которого тот усадил на пол возле стены.

– Берест! – позвала лесовица и потянулась рукой в черный проем.

Хассем вздрогнул. Между ним и небом кто-то был. Он попятился.

– Берест! – окликал сверху звенящий девичий голос.

«Неужели и правда Берест кого-то с собой привел?» – мелькнуло у Хассема.

– Его ножом ударили! Дай веревку!

Девушка на миг исчезла, и почти сразу Хассема чуть не хлестнула по лицу брошенная ею веревка.

– Ну, видишь? – сдавленно сказал Берест. – Это Ирица. Лесовица, я же говорил…

Хассем присел возле него.

– Берест, слушай меня. Сначала я вылезу, а потом брошу тебе веревку. Обвяжешься, и мы вдвоем тебя вытащим. Понимаешь?

– Угу, – сквозь зубы отвечал Берест.

Хассем поймал конец веревки и оттолкнулся от земли. Он не лазил по веревке никогда прежде, но был ловок и легок. Поднимаясь к отдушине в потолке, он увидел, как над ним сверкнули в темноте зеленые глаза лесовицы. Хассем чуть не выпустил веревку! У самого края проема девушка протянула ему руку. Промедлив миг и крепко ухватившись за ее узкую ладонь, он выбрался на поверхность.

– Теперь его, – сказал Хассем, поднявшись на ноги и наклоняясь над дырой рядом с Ирицей. Он искоса глянул на свою неожиданную помощницу. При свете луны ее длинные волосы казались совсем белыми. Лесной дух, о котором постоянно бредил Берест!

– Ты кто?… – выдавил он.

Но Ирица стояла на коленях над проемом и напряженно смотрела вниз. Хассем вытянул за собой веревку и сделал скользящую петлю.

– Берест, лови веревку! – крикнул он.

Тот не дотянулся до петли, и Хассему пришлось кидать веревку еще раз.

– Поймал! – наконец хрипло откликнулся Берест.

Он продел в петлю руки, затянул ее под мышками.

Ирица и Хассем вместе взялись за веревку. В глубине души он никак не мог надивиться на невесть откуда взявшуюся лесовицу.

– Ты крепко держишься? Тяни! – велел Хассем.

Вдвоем, перехватывая веревку, они стали медленно поднимать Береста из штольни.

Наконец Хассем и Ирица подняли раненого настолько, что его голова показалась в проеме. Хассем крикнул Ирице:

– Я держу, а ты вытащи его!

Ирица, выпустив веревку, схватила Береста за рубашку. Вдвоем они подтащили его к краю, и Хассем подхватил Береста под мышки. Тот остался лежать на краю, хватая ртом воздух. Сдавившая грудь веревка мешала дышать, кровь хлынула из раны сильнее.

Хассем взял нож, которым убил Крота, и перерезал петлю. У Береста текла по подбородку струйка крови, глаза были закрыты.

Ирица, стоя рядом на коленях, подняла окровавленную рубашку на его груди, положила ладонь на лоб. Хассем не понимал, что она делает. Лицо Береста перестало быть напряженным и стало спокойным, точно у спящего. Тогда Ирица обеими руками накрыла рану, ее глаза ярко засветились в темноте. Хассем чуть не вскрикнул от изумления. Лесовица долго сидела неподвижно, не отнимая от раны рук. Неожиданно Берест глубоко вздохнул. Хассем опомнился. Отыскав баклажку с водой в Берестовом дорожном мешке, он смочил подол своей рубахи. Берест молчал, обессилев, а Ирица гладила его по голове. Хассем начал обмывать ему грудь и вдруг ахнул: края раны уже слегка затянулись, невозможно было поверить, что Берест только что истекал кровью.

Берест открыл глаза. Он увидел склонившуюся над ним лесовицу, ее горящий в темноте взгляд, и тихо спросил:

– Диво ты лесное… что, не боишься больше меня?

– Нет, не боюсь, – сказала Ирица и горячо повторила, – никогда не буду бояться!