Текст книги "Встречи продолжаются"

Наталья Незлобина

Встречи продолжаются

1

Из дневника журналиста:

23/05/2016 Суббота

«В другой раз это была случайно организованная кем-то встреча. Как столкновение в фойе отеля или зале ресторана.

Однако это был семинар на тему эмиграции, а в частности тема семинара звучала: «Психологическая помощь и материальная поддержка эмигрантов из Сирии и прилегающих стран.»

Писатель пришел с женой и подругой. Его узнавали в толпе, подходили посетители пожать руку или высказать приветствие, чисто деловой этикет. Мимо него протанцовывали пары почти в бальных платьях, маршировали известные политики, прыгали поклонники, словно желая сфотографироваться на уровне глаз. Одна из пар привлекли мое внимание.

– Именно то, чего не хватает во мне: пышная юбка, высокий рост и врожденная худощавость. – подумала я о молодой девушке, стоявшей в обнимку с небольшого роста, по сравнению с ней, парнем.

А привлекла она внимание своей преувеличенностью: очень высокий рост, слишком сильная худоба, а юбка была так скроена, что если покружиться в вальсе, она могла приподняться выше головы. Узор юбки рябил в глазах и я невольно вспомнила карусель с её несложными напевами и расплывчатой панорамой. Если поставить её отдельно от партнера, в обнимку с писателем или на сцену, ее красота заблестела бы всеми тонами и полутонами. Девушка была непосредственно прелестна, по сравнению с деловым обществом вокруг, красива в манерах, как она пожала писателю руки лишь кончиками длинных пальцев, с поцелуем в щеку, легка. Эта невесомость во всем, в юбке, в манерах и фигуре напоминало безвоздушное пространство космоса. Заметил ли Писатель её? Но юбка была явно пародией на прошлое, хотя я бы не удивилась, если от какого нибудь известного Дома моделей.

Я не решалась подойти, слишком навязчиво, если ты без пары, а он с женой. Я не желала нарушать правила хорошего тона. Со стороны все вели себя, как на большом банкете, хотя еды не предлагали. По углам комнаты стояли столики с напитками. Даже официанты не предполагались, самообслуживание или «Шведский вариант».

Люди общались, но не проявляли оживленности, как во время принятия пищи за одним большим столом, все утихомириваются и заняты своим ртом исключительно для дела отправления еды по назначению. А может быть просто деловой этикет и приличия удерживали всех в рамках посредственности.

Таким образом, я присоединилась к компании зрителей, кто просматривал на большом экране видео в программе Power Point, слайды сменялись картинами баталий, войн и сценами убитых и раненых. Слайды казались живыми, наверное поэтому я приняла их за видео, да и сменялись слишком быстро, так как информации для чтения фактически не было. Похоже, организаторы семинара хотели дать определенный эмоциональный настрой перед предстоящим выступлением докладчиков. Большой конференц зал вмещал около 300 посадочных мест, несколько скамей для выступающих и сцену с микрофоном.

Мне предстояло читать доклад о путях развития финансовой и моральной поддержки в пользу вынужденной эмиграции из стран с военным режимом. Я бы хотела выступать последней, все еще не была уверена в выводах и заключительных формулировках. Сама я оценивала доклад на очень средний уровень: фактически суммировала уже известные методы и пути, не привнесла ничего нового, поэтому чувствовала себя слегка заниженной.

Незаметно для себя, бредя вдоль стены, украшенной напольными комнатными растениями, я оказалась возле стола с бюллетенями, где лежали карточки с бланками-анкетами на оценку предстоящего семинара разных участников, с фотографиями и краткой аннотацией докладов. Невольно я нашла глазами свой строгий профиль, почти для паспорта портрет, и прочла текст о себе: Светлана Чичикова, психолог-консультант, переводчик, журналист газеты «Радио веков». Представление звучало громко и не вызывало сомнения в моей компетентности, затем шло краткое содержание статьи с названием и использованными источниками.

Затем я обнаружила профиль Писателя. Баталин выступал с презентацией новой книги о причинах самоубийств среди людей творческих профессий. Книга была более психологическая, нежели художественная. Я прочла ее накануне и долго еще возвращалась мыслями к тем или иным реальным трагедиям, опираясь на его цитаты в своих статьях и беседах с посетителями для большего эффекта. Он, конечно, этого не заметил, не читал, не был заинтересован.

Привлекли еще несколько популярных авторов, все выступали по схожей социальной проблеме. Фотографии участников, словно намеренно, выглядели подчеркнуто серьезными, без улыбок и тени заинтересованности. Кто-то был снят в профиль, отведя взгляд, кто-то смотрел слепым немигающим взглядом, кто-то как на паспорт, строго. Однако, какая разница, кто сравнивает эти лица, когда можно всех увидеть напрямую и улыбнуться лично человеку, с кем предполагаешь завести разговор или сотрудничать.

На войне, как на войне. Режим неприкосновенности и порядок в строю.

2

Я взяла программку и поспешила занять место в середине зала, не слишком близко к выступающим и не слишком далеко, чтобы читать слайды при необходимости без очков.

Я еще какое-то время следила глазами за Баталиным и размышляла о его внешности. Мне хотелось найти то, что мы привыкли называть индивидуальность. Такова отсутствовала, ничего примечательного, словно человек боялся выделиться в толпе, возрастная лысоватость, небольшие по размеру глаза, спрятанные за стеклом очков, тонкие губы, отсутствие улыбки или каких-либо привычек. Было ощущение, что в детстве его били по рукам, так как и руки он держал по большей части за спиной. Ни позы, ни просвета эмоции или жеста для запоминания. Встретишь на улице – не узнаешь. Наверное, в общении он асс, раз такая бледность во всем виде. К тому же выглядел больным и усталым, как после операции.

Хотя, он тоже искал кого-то глазами, но несмело и принужденно.

Вот он остановил свой взгляд на коллеге, тоже писателе из Швеции. Русский эмигрант, осевший за границей в ранней молодости и поддерживающий интерес к политике и вопросам развития и воспитания молодого поколения. Баталов приблизился к нему и протянул руку, так, словно знак вежливости, не проявляя энтузиазма.

Они заговорили не более чем о погоде, о чем еще можно было так скучать, затем писатель представил свою супругу, и никто из них двоих даже не улыбнулся или оживился. Заговорила она, внеся разнообразие в их позы. Баталов разогнул спину, и посмотрел вдаль, а его собеседник начал кивать и все как-то безнадежно пытался вставить слово в монолог женщины судьи, словно застывший на полуслове обвиняемый.

Меня начали утомлять наблюдения. Ничего примечательного для меня, ни одного личного знакомого, я задумалась о предстоящем выступлении, раскрыла папку с заготовками и начала медленно скользить по плану, прокручивая в голове все предстоящее выступление. Мне не хотелось сегодня производить впечатление или даже выступать, хотелось отказаться, сославшись на болезнь или чрезвычайное происшествие.

Оглянувшись назад, я обнаружила напряженный взгляд в мою сторону приятного молодого человека с вьющейся шевелюрой равномерно переходящей в бакенбарды и бороду. Я невольно заинтересовалась его именем, найдя его по фотографии в программке. Ник Джой, художник миниатюрист, скульптор, философ, выступает с докладом о Коррекции сознания людей в постэмиграционный период.

Затем я прогуглила его и обнаружила образцы его работ, снимки с картин. Трудно было определить что это больше миниатюрная скульптура, закрепленная картинной рамкой или 3 Д картина под стеклом, или мини дисплей магазинной витрины. Одна из них особенно задержала мое внимание. Объемные буквы Любовь и сидящие на них маленькие человечки, в позах выражающих стремление друг к другу. На заднем фоне просматривалось начало фразы: «Все, что вам нужно – Любовь.» («All you need is LOVE…»)

Я невольно поразилась простоте и необычности жанра. Словно застывший кадр из мультипликации, оживленный волшебной палочкой и помещенный в стеклянный кабинет. Стоимость произведения отсутствовала, но за единичность работ и уникальность я предполагала в районе тысячи английских фунтов. Краткое знакомство с творчеством Ника подстегнуло меня самой первой начать разговор с ним, появилась некая зацепка, как повод к разговору. Я смело приблизилась к новоявленному Нику, заглядывая ему в глаза.

– Здравствуйте, Ник Джой, если не ошибаюсь, – разговор проходил по-английски и в темпе.

– Да, он самый, – А вы кто? Единственная молодая особа в зале, неужели успели проявить себя на творческом уровне?

– Светлана Чичикова, журналист, – скромно представилась я.

– Очень приятно. Мне всегда хотелось пообщаться с профессиональным журналистом, у вас должна быть интересная жизнь, изобилие общения и встреч. Мы, случайно раньше никак не пересекались.

– Да, именно мне бы хотелось взять у вас интервью, но я никак не находила повода связаться с вами напрямую, а тут такая удача, непосредственное живое общение. Может быть, мы начнем интервью сейчас, а потом у вас не будет возможности отказаться от его продолжения после семинара, в конце недели, если вы еще в Городе.

– А у вас чувствуется напор журналиста. Ответа «нет» вы не предполагаете, – пошутил он, нисколько не смутившись или обидевшись. – Давайте, валяйте, посмотрим, каков я собеседник для печати, – как-то фамильярно, с ухмылкой, бросил он.

– Всегда привлекали в людях вежливость и умение вести себя в обществе, так всемирно известные английские манеры. Как вы оцените себя по этой шкале: высокий, средний или низкий уровень?

– Конечно, высокий – в общественных местах, средний – в семье и низкий – с друзьями, как все, я думаю.

– Спасибо! Есть ли в вашей речи так называемый слово-паразит, которое вы повторяете слишком часто, не замечая за собой?

– Есть, безусловно, но назвать не могу, так как не замечаю за собой!

– А какое ваше излюбленное выражение в общении, некая заготовка, которую вы используете, чтобы понравиться?

– Это, я так понял, противоположный вопрос предыдущему? – задумался он на короткое время.

– Возможно…

– Есть такое у нас, не загатовка, но клише, типично английское: «Не желаете выпить?» или вариант: «Позвольте, я оплачу ваш напиток.»

– Это маленькая возможность сэкономить 5 фунтов располагает к себе?

– Это скорее предложение продолжить общение и понравиться без ярко выраженных манер, как вы выражаетесь. А у вас русских, какая фраза для этого предназначена?

– А я уже давно не русская, а британка. А у русских, пожалуй: «Не подскажете сколько сейчас времени? Или вариант: У вас не найдется свободная минутка, мне нужен ваш Совет. Поговорим за чашечкой кофе.»

– Интересно, почему совет незнакомого человека так важен?

– Это намек на родство душ… Но вопросы я должна задавать… Вопрос: кто ваш любимый автор из соотечественников? И жанр заодно…

– Вы, я уверен, его даже не слышали… Фантастика. Роллинг «Гарри Поттер», – он как-то по-детски засмеялся своей шутке.

– Не слышали, но читали и смотрели, – поддержала я тон веселости. – А сейчас серьезный вопрос: Были ли у вас какие призы или награждения за последние 5 лет?

– были, но перечислять не хочется. Самое большое вознаграждение, что меня с моим творчеством заметила моя нынешняя жена, а тогда еще студентка архитектурного университета и призналась мне в любви. Это вы скажете от Бога, а я скажу, благодаря моей привычке рекламировать себя всюду и писать заявки на принятие участие во всех семинарах и конкурсах и выставках молодых художников.

– Как вы красиво ответили на вопрос, я даже потеряла дар речи на время. Мне нужно пару минут, чтобы сосредоточиться. Не желаете чего-нибудь выпить?

– Я принесу пару бокалов. Вы красное или белое вино предпочитаете?

– Я лимонад или воду…

Ник отошел в сторону по направлению к столикам с напитками, двигался он быстро, но походка была на удивление угловатой и скованной. «Нет там никакой жены, – промелькнуло у меня в голове, – Просто боится показаться геем. Так кривит спину только брошенный мужчина или вообще девственник, что редкость для его страны и возраста.»

Внешне я оставалась непоколебимой и даже улыбалась непринужденно. Пока я следила за ним взглядом, на горизонте появился взгляд Баталова. Он остановил его на мне и потом заглянул в программку. «Изучает того, кто помоложе», – невольно провела я параллель с Ником Джоем. Потом он неожиданно отошел от своей скромной компании и направился в мою сторону. У меня задрожали колени. «Как теперь продолжать разговор: по-русски или по-английски, или вообще превратиться в немого слушателя?»– мой внутренний голос задавал мне вопросы, а я не находила ответ. А тем временем оба приближались, не видя друг друга, с одинаковой скоростью. Я оставалась на месте с тупой улыбкой на лице, не зная что дальше. «А может быть познакомить их, быть посредником и помолчать. И задавать вопросы от лица писателя художнику. Наверняка Писатель говорит только на родном языке.»

– Ваша вода! – первым ворвался в разговор английский.

– Здравствуйте, а я вас ищу! – на долю секунд позднее Баталов.

– Да? Спасибо! – как-то неожиданно покраснела я от избытка внимания.

– Чем могу быть полезна? – я залпом пила воду и ожидала реакции.

Ник, как ни в чем не бывало, остановился около меня и с интересом оглянулся на писателя.

– Вы – Чичикова?

– Ну, допустим, – я!

– Вы по очереди выступающих читаете свой доклад прямо передо мной. А я хотел отлучиться на час, мне нужно встретить человека в аэропорту, не могли бы вы одолжить мне ваше время, и выступить после меня. А я тем временем удалился бы сразу после доклада и вернулся бы к концу семинара для подведения итогов.

– Но разве это зависит от меня? Спросите администрацию, внесите поправки в очередность прямо у организаторов семинара. Мне вообще хочется последней выступить, чтобы никто уже не слушал. Я сегодня не слишком хорошо себя чувствую. – разговор шел по-русски, а художник молча глотал красное вино и не понимал и слова, даже по жестам и позам, ожидая продолжения интервью.

– А вы о чем подумали, когда я подошел. У вас такой загнанный вид был, что я забыл что хотел сказать…

– Я продумывала новый вопрос по-английски для Ника Джоя. Вот, познакомьтесь, пожалуйста, – я перешла на английский. – Художник миниатюрист Ник Джой. Писатель детективного жанра Баталов.

Оба собеседника оживились и проявили радушие при рукопожатии. Оказывается, Баталов тоже мог разговаривать по-английски. Более того, он говорил без акцента и начал сам оживленную беседу с незнакомым человеком. Я решила помолчать и послушать.

– Всегда интересовался художественным искусством, сам никогда не умел, не пробовал даже, а художниками восхищаюсь. Один из моих любимых художников Иван Шишкин, далеко не современник, любитель пейзажей, и моя любимая картина: «Утро в сосновом бору» меня просто восхищает! А вы в каком направлении работаете? пейзаж, натюрморт, портрет?

– Да, всего понемножку. В 3Д ракурсе, единственно новое веяние, а мысли просто чьи-то повторяю, ничего своего не создал пока, молод и неопытен.

Он явно хотел понравиться, говоря о неопытности, чтобы расслабить собеседника и даже рассмешить. Но рассмеялась я, похоже невпопад, потому что Ник переключился на меня в твердом намерении продолжить интервью.

– Мы на этапе больших перемен и карьерного роста с помощью Светланы. Она обещала мне повышение и популярность после напечатанного интервью в «Радио веков». Потом, как это принято после такого освещения в газете, приглашают на радио, затем на телепередачу «Доброе утро, страна», а в конечном итоге создают документальный фильм по моему творчеству с некими пикантными фактами из жизни. – Ник зашелся в хохоте, словно его юмор был понят еще до того, как он пошутил.

Баталов оценил его юмор и сказал:

– Все реально, ничего смешного. Главное, раскрутка должна быть настойчивой и продолжительной. Вы сами себя где выставляете?

– А везде! Как рука не найдет по поисковику, любую галерею, онлайн выставку, свой вебсайт, визитки, вот, кстати, примите на заметку, – он протянул визитную карточку мне и Баталову, – Читаю доклады по психологии и философии, я ведь по образованию культуровед и философ.

– Так вы сегодня с докладом выступаете? А я надеялся посмотреть ваши работы на стене, в зале. – удивился Писатель.

– Нет. Сегодня я в роли философа.

– А вы который по очереди? Случайно не в конце, – я еще раз заглянула в брошюру вечера и удивилась, что Ник Джой предпоследний в списке.

– Я не буду меняться ни с кем, я мнительный на этот счет, своим временем не торгую и не обмениваю, – он словно опять шутил, предупреждая мою просьбу поменяться выступлениями, тонко, по-английски.

Я замолчала в нерешительности, как ответить Писателю на его просьбу.

– Ваша просьба все еще актуальна, или это просто начало разговора? – обратилась я к Баталову.

– Актуальна.

– Тогда я согласна, мне все равно, если тем более для вас это вопрос жизни-смерти.

– Именно это для меня и есть.

– Сходите урегулируйте с организаторами семинара, если они это устроят, я не возьму риск на себя.

– Спасибо, мне нужно было ваше заручительство, что вы не против.

– Да, да. Рада была знакомству.

Я не претендовала на длительный или полезный разговор, рада была окончанию их диалога с Ником, хотелось внимания художника.

– А знаете что! – воспрянул Баталов, – Давайте продолжим разговор после семинара, в баре поблизости за чашкой кофе!

Ник многозначительно улыбнулся, давая мне понять, что типичная русская фраза уже прозвучала, и она имеет значение «родства душ», как я уже упоминала.

Я в свою очередь внимательно с вопросом в глазах посмотрела на Ника, как бы спрашивая его мнения о посидеть в кафе. Ситуацию спасли жена и друг Баталова, которые позвали его и помахали рукой.

– Ну раз согласны, то я вас встречу в фойе по окончании всех докладов и подведении итогов – сказал он второпях.

– Вы присоединитесь к нам, для продолжения интервью? – спросила я Ника.

– Да, да я не против.

– Ну и порешили, – Баталов откланялся и ушел своей опущенной походкой.

Мне уже расхотелось вести беседу, я думала о стечении обстоятельств. Я мысленно предствила себе, что всех участников семинара распределили по степени важности, начиная с менее важных и заканчивая наиболее ценными докладами. Эту мысль мне навела популярная передача «Британия имеет таланты», и мое утверждение, что я хочу выступать последней, было неким бахвальством, что мол, я самая важная персона, а предложение Баталова выступить передо мной было скромной уступкой с его стороны. А полная уверенность встретиться после семинара было вообще что-то вроде комплимента. Ник думал о своем, наверное, о визитке, которую он сможет утвердить через более дружеское общение.

3

В баре под названием «Вести Шекспира» стояла духота раннего весеннего лета. Никто не отравлял воздух никотином, но дым и испарения витали и клубились под высокими потолками. Я придерживая Ника за локоть, словно боясь потеряться в толкотне, двигалась к барной стойке. Он все той же неуверенной походкой с искривленной спиной и львиной шевелюрой вокруг лица, с довольно редкими усами, напоминал наполовину усыпленного, дрессированного зверя. Мне было страшно общение с Баталовым напрямую. Но у меня был защитник или прикрытие в виде Ника Джоя. Все еще недовольная своим выступлением, я пребывала в приступе самоанализа и самобичевания, словно от моего выступления на семинаре зависела вся политическая обстановка в мире. Доклад Ника был очень интересным и живым, словно он не читал, а показывал видео, или как минимум – слайды. Он выглядел и серьезным и веселым одновременно, неизвестно, как это ему удавалось. Я все еще наблюдала его неуверенность в позах, хотя можно сослаться на типичную привычку высоких людей сутулиться, чтобы сравняться с общей массой. Мне же, наоборот, приходилось выпрямляться в полную силу, чтобы казаться чуть выше. Как ни крути, а со стороны выглядело, будто молодая дрессировщица вела льва на поводке.

Баталов с женой и писателем из Швеции, наверное, уже заняли места, предупредив нас около гардероба о своем выборе места для кофе, ибо я должна была выстоять приличную очередь, а Ник сопровождал меня. Интервью не клеилось, я забыла о своей затее, и уже подумывала пригласить его в редакцию. Зато Джой шутил, не переставая, его фамилия говорила сама за себя. (Веселый – Joy)

– Так вы «торговец мертвыми душами», – проявил он свою осведомленность в области русской литературы. Не иначе, как прогуглил меня. – А меня вы с кем сравниваете? Наверное, Ноздрев, с его страстью продать что-нибудь или надуть, но уверяю, я не игрок, рулетку обхожу стороной.

– Совсем не обязательно ставить себя в один ряд с ними, оставайтесь живой душой, хоть у вас и нет своих мыслей…

– Я философ по мотивам популярных шлягеров современного поколения. Слежу за музыкальными хитами, выписываю наиболее понравившиеся фразы, строчки, или просто слова, затем претворяю их в маленькие театральные миниатюры и помещаю под стекло атмосферы. А вы сами знаете, что атмосфера давит на нас силой притяжения земли. Из последних моих работ под названием Детство, за основу взята фраза из песни Адель: «Это было, как кино, а звучало, как песня». Хочу посвятить Вам это детство, вы ассоциируетесь с одним детским воспоминанием.

– Комплимент за шуткой, поэзия за приятными детскими воспоминаниями, где-то я уже это читала, – я тоже хотела не ударить в грязь лицом.

– Я серьезно, миниатюра должна быть в виде девочки-балерины, ведь вы знаете лучше меня, что все девочки проходят через стадию балерин или попытки к этому. А мальчик, непременно, солдатик с оружием в руках…

– А почему не пират и принцесса? – перебила я его мысль.

– Ну, я же классик, а не сказочник, – поправил он. – Я представляю их стоящих на фразе, а именно слове КИНО, а остальные слова, как фон вдали, а другая фраза, вернее слово ПЕСНЯ в полете, ибо каждая буква с крылышками.

– А размер картины? – заинтересовал он меня.

– Миниатюрный. Не более 30 инчей в длину и 50 инчей в ширину.

«Он ответил на математический вопрос вполне серьезно, поэтому не фантазирует, не клеит и не выпрашивает денег», – промелькнуло у меня в голове.

– Что вы думаете по этому поводу?

– Что я ассоциируюсь с детством только у вас. На самом деле я профессионал со взрослым типом мышления и поведения. – и это была я с заниженной самооценкой после семинара. Не видел он меня в приподнятом настроении.

– Никаких намеков, – он тоже несколько смутился. Манеры подводят художников.

Я начала думать, что он наверняка женатый человек, если так свободно со мной треплется ни о чем, рассказывает свои творческие задумки без страха быть обворованным, и плетется как зверь, уверенный в моей правоте, а не бахвалится, как девственник. Иногда мои психологические наблюдения по походке человека не помогают совсем.

Минута молчания затянулась, и я начала понимать, что нас связывают какие-то узы творчества и я захочу приводить его в пример на своих психологических беседах-тренингах или цитировать его доклад в статьях. А он выглядит даже моложе меня.

Наверняка он думал, что судьба его ведет в этом направлении, нужно подчиниться и пройти до конца. Но, как мужчина, он не интересовал меня, я все пребывала под впечатлением, будто он гей.

– Вот и бар, «Вести Шекспира», – бросила я второпях.

– У вас есть визитки? – спросил он, – пока я не забыл.

Я протянула ему пачку визиток и сказала, что если он имеет проблемных друзей скульпторов, то сможет раздать эти карточки для приглашения на мои тренинги. Я быстро вылечу.

– В первую очередь, прежде чем предлагать друзьям, я сам должен испытать на себе это лекарство. Никогда ранее не проверялся у психолога. Дантисты были на моей практике, участковые доктора, даже хирургов видел однажды, но чтобы душу подлечить, это впервые. Наверное, я типичный пациент, любопытный и безбашенный!

– Наверное, – мне не хотелось разговаривать, я уже устала смеяться внутри, демонстрируя «взрослость».

Итак, мы приблизились к стойке бара, я заказала красное вино, Ник – лимонад. Поменялись местами. Затем мы стали оборачиваться в твердой уверенности найти Баталова со своей компанией. Их нигде не было видно. Я даже успокоилась немного, что продолжу интервью спокойно, без эксцессов. Мы присела на крайний столик, поближе к окну и уже поставили свои напитки, как я услышала крик несколько сверху:

– Чичикова! Ник! Мы здесь!

Я покраснела от подобной фамильярности и поспешила наверх, взяв только напиток, Ник остался без поводка. Но он довольно быстро сориентировался и засеменил за мной мелкой дрожью в ногах.

– Миссис Чичикова, – бросила я Баталову в лицо. – А к вам как обращаться? Вы не представились.

– Мистер Икс, – пошутил он, но только на сегодняшний вечер.

Я улыбнулась, хотя мне показалось это невежливо. Но я имела самое стойкое намерение именно так его и называть, пусть даже его жена и Шведский друг лопнут.

Мы поднялись на второй этаж бара, присели за общим столом на мягкие полукресла, полудиваны и приютили свои напитки на маленьком и низком столе.

Баталов начал представлять нас своему окружению, а затем представил нам жену и друга. Писателя из Швеции звали Николаем Саровым. Я не прочла по программке о нем ничего, просто мы ранее пересекались, но так как я по молодости лишь ассистировала опытного журналиста во время интервью, Саров меня сегодня и не заметил, и не узнал.

– Рады знакомству! – пропела его жена по-английски. – Какая чудесная пара. Вы так дополняете друг друга!

Я потупила взор, но Ник Джой нашелся:

– Мы сплоченная команда. Сразу заметно.

Все остальные тихо промолчали, каждый думая о своем. Баталов даже заулыбался всем лицом. Ожил.

– Мистер Икс, – начала я подчеркнуто громко, чтобы услышали все присутствующие, – вы уже заказали напитки? Вы предупредили всех, что разговор должен быть исключительно на английском языке?

– Предупредил, раз английская речь в ходу. – сказал спокойно Баталов. – Кстати, как вы нашли окончание семинара полезным для себя лично и для своего саморазвития?

– Мне понравился доклад Ника Джоя, такой открытый и познавательный. Как интересно он предлагает заняться медитацией на какой-нибудь посильной физической работе, ведь любой труд в почете. Почему бы бывшему учителю не побыть библиотекарем или полотером, если он вынужден эмигрировать в страну, где не знает даже языка толком. Многие в вынужденной эмиграции становятся художниками или массажистами, почтальонами или водителями, опять же работают руками всю оставшуюся жизнь. Вы, Мистер Икс, как лично относитесь к людям физического труда?

– Я прежде всего к ним не отношусь. Но не возражаю, каждый сам решает свою судьбу. Я сам работал в студенческие годы клерком в суде. А попросту говоря, «шестеркой», отнеси-принеси документ, подай на подпись, привези-увези, по общественному транспорту, если это Вам говорит о чем-нибудь.

Ник Джой не понял и намека о том, что общественный транспорт может быть в прямом смысле опасен для жизни. Переполнен, набит больными и работающими людьми, и, как минимум, включает одного карманника. Все остальные улыбнулись и все поняли. Все прожили свою часть жизни в Советскую и пост-Советскую эпоху.

– Мне не пришлось работать в студенческие годы, – поддержал тему Саров. – А сразу после студенческой скамьи я эмигрировал. Работал переводчиком большую часть жизни, пробовал журналистом. Писателем, опять же таки я чувствовал себя всю жизнь. Так что я избежал участи физического труда, просто не приспособлен ни к чему, тяжелее ручки-карандаша ничего поднимал.

Все заулыбались, вспоминая давно ушедшие в историю, рукописи. У Ника Джоя они вообще ассоциировались только с начальной школой. Все работы с шестого класса в английской школе выполняются в печатном виде, на компьютере. Но он оценил юмор. Смеялся громче всех.

– Мы, философы, тоже далеки от домашнего хозяйства и ручной работы, тяжелее кисти и бутылочки клея, мы тоже не поднимали, – решился он на свой вариант шутки.

Похоже, я выглядела полной дурой, держа такой аргумент из его доклада для обсуждения, но именно в таких случаях я себя прощаю, ссылаясь на свой возраст. Все они лет 10–15 старше меня и менее эмоциональны в силу синдрома эмоционального выгорания (СЭВ) к старости. Поэтому я посмеялась на шутку Джоя и доверительно посмотрела ему в глаза.

– А мне ваш доклад понравился, – похвалил меня Баталов. – Учитывая ваш возраст, так хорошо проработать финансы и возможности частных и пожертвований со стороны коммерческих организаций, без напряжения правительственных и международных организаций. Эта мысль очень ясная, я вас поздравляю, вы увидели золотое зерно.

– А вы же не слышали моего доклада! – хотела я поймать его на лжи. – Вы были в аэропорту! Вы же специально изменили время моего выступления, чтобы уехать.

– А я нашел себе замену, другой человек, а именно мой шофер, поехал встречать по фотографии. Я не был уверен, что это сработает в срок, но сумел делегировать, так сказать, ответственность. Разочаровал Вас?

– Нет, просто я не думала о том, что доклад был сильным, я не внесла ничего нового в финансирование и поддержку пострадавших стран. Мне то хотелось кричать о сокращении производства оружия, но мой редактор сократил доклад до 15 минут, сказав, что после того, как меня все внимательно рассмотрят и изучат манеру говорить, потеряют интерес к содержанию. Поэтому каждый докладчик читает максимум 20 минут. Последние 5 минут при этом никто не слушает, а зевают.

Мой откровенный монолог показался интересным, так как никто даже не улыбнулся, а жена Баталова кивнула с серьезным видом и добавила:

– Арсений тоже читал 15–17 минут не больше, – она посмотрела мужа очень сосредоточенно, словно от его согласия зависело продолжение беседы.

Саров подумал и добавил:

– А я, по-моему, переборщил, взял на себя все 25 минут. Так что половина зала спали на последних пяти минутах.

Я поняла, что сболтнула что-то лишнее, и никто не хочет меня в этом упрекать.»