Текст книги "Пропавшие закорючки"

И, действительно, по истории судебного права в институте он когда-то проходил, что для того, чтобы опозорить своего недруга, в античные времена достаточно было его обвинить в краже мыла из бани – и это уже служило поводом к публичному скандалу!

Сейчас с мылом номер не пройдет, но почему бы ни заменить его книгой из областной библиотеки?

Но не просто библиотечной книгой, что само по себе не вызовет ни малейшего интереса у окружающих, а самого дорогого, антикварного издания, которое имеет также солидную стоимость в долларовом эквиваленте.

Чем не милый скандальчик?

Игорь с жадным интересом начал просматривать как новые, так и старые номера газет, которые имел обыкновение не выбрасывать до тех пор, пока Ирина не делала выборки из наиболее интересных криминальных материалов, которые составляли его особый архив.

Сейчас Игоря больше всего интересовала фигура вице-губернатора Музалева и та информация, которая была связана с его предвыборной кампанией.

Таких материалов оказалось достаточно много: в одной газете Музалев давал интервью на тему дальнейшего благоустройства города, в другом месте во всех подробностях освещалось, как вице-губернатор выступил на открытии нового родильного дома, и подчеркивалось, что это важное для города событие произошло во многом благодаря именно ему, в третьей газете…оказался скандальный, разоблачительный материал о том, как господин Музалев нарочно устроил именно в Тарасове проведение всероссийского экологического съезда, чтобы лишний раз изложить публично перед делегатами свою политическую программу и сделать это за счет экологов.

Статья была написана в таком смелом, даже несколько развязном тоне, что Игорь невольно заинтересовался: кто автор, что за издание?

Ну, конечно – это была тарасовская газета под названием «Голос», которая единственная из всех публиковала оппозиционные материалы о деятельности местного правительства.

И Игорь понял скрытую причину подобной смелости: главный редактор «Голоса» – Федор Зыкин, тоже выдвинул свою кандидатуру на выборы и имел на своей стороне немало шумных и громогласных сторонников, которым импонировала обличительная интонация их лидера.

То, что Федор Зыков является на сегодняшний день наиболее сильным и потому главным политическим противником Музалева, Игорю сделалось понятно из небольшой заметки, где с юмором рассказывалось о том, как встреча сторонников левых сил неожиданно для всех закончилась сильнейшей потасовкой между «зыкинцами» и «музалевцами», и один из участников даже получил легкие увечья.

Внимательно вчитавшись в газетные строки, Игорь уловил также и то, что если господин Музалев во всех воззваниях напирал на свои хозяйственные способности, и даже на большинстве фотографий были нарочно крупно изображены его большие, широкие руки, напоминающие саперные лопатки, то Зыков, наоборот, все больше рассуждал о необходимости духовного возрождения, о возвращении к истокам, восстановлению утраченных традиций и т. д. и т. п…

Игорь задумался: а что, неплохая, в сущности, придумана подковырка!

Только Зыков начнет снова рассуждать где-нибудь про духовность и нравственность, а ему тут же: позвольте, дорогой, но у вас у самого в шкафчике ворованные книги из библиотеки имеются, Может, не стоит строить из себя апостола.

Или что-нибудь в этом роде.

Игорь с неохотой оторвался от газет, когда явился Малышев, экипированный для ресторана в приличный костюм и действительно благоухающим одеколоном.

Ирина оделась в черное вечернее платье, которое ей очень шло, и теперь трогательно прижимала к груди маленькую театральную сумочку в серебристых блестках, которая была неизменным атрибутом ее праздничных выходов в свет.

– А можно я с вами? – попросился Загробницкий. – Прошу вас, мне не надо ничего заказывать, я просто так посижу…

– Конечно, пойдемте, – улыбнулась Ирина. – Что вам тут дома одному скучать?

– Может быть, мы с тобой вдвоем лучше сходим? – пошутил Малышев, разглядывая девушку.

А Игорь подумал о том, что любые, даже самые бредовые фантазии почему-то имеют странное свойство со временем реализовываться, и, по сути дела, сейчас он видит перед собой несколько адаптированный вариант своих вчерашних раздумий.

– Привет, ребята, – сказал Игорь, выходя из кабинета. – А вот и я!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ЗЫКИНСКИЕ КНИЖКИ

Первым, кого Игорь почему-то увидел в ресторане «Русь», был бородатый краевед Иван Иванович, который еще в библиотеке порывался именно выпить, а не просто бестолково пить чай, но так и не был понят американской стороной.

– А вы что тут делаете, Иван Иванович? – удивилась Ирина. – Вы же, кажется, уходили в гости к Дональду?

– Я и есть в гостях, – пояснил краевед сильно заплетающимся языком, но все равно пытаясь передразнивать мистера Кью. – Только спустился сюда горло промочить, а то Дональд угощает всех каким-то грибным квасом или еще какой-то гадостью, которую привез из Монголии. Очьень, очьень интересно, но пить невозможно. Сейчас я подкреплюсь тут маленько по-нашему и снова пойду общаться…

И Иван Иванович сделал неопределенный жест, взмахивая руками так, будто собираясь вознестись на небо.

Но Игорь только теперь догадался, что Дональд Кью занимал с сыном номер «люкс» в этой самой гостинице «Русь», которая считалась в Тарасове самой приличной, а на первом ее этаже располагался как раз одноименный ресторан, куда они пришли.

– А вы там бабушку нашу, случаем, не видели? – спросила Ирина озабоченно. – Как она там? Живая? Ведь с самого утро на ногах. Я, конечно, знала, что она у нас любит поговорить, но все же не до такой степени…

– Молодец старушенция! – подтвердил краевед. – Я скоро новую книжку писать начну, думаю, ее туда тоже включить надо будет. Она сегодня еще научила Дональда, как руками яблоко на четыре ровные четвертинки разламывать, оказывается, они всегда в войну так делали. Он очьень, очьень доволен. А вот сынок у мистера, как будто бы больной совсем. Сказал, что болит голова, и ушел в соседнюю комнату спать. Я так думаю, вся наша молодежь от компьютеров такая замученная сделалась, точно?

Неизвестно, сколько бы еще продолжал болтать всякую чепуху пьяненький краевед, но Игорь почувствовал, что кто-то оттаскивает его за край пиджака в сторону.

Это оказался Малышев.

– Нам с тобой повезло, – прошептал он, кивая куда-то в середину зала. – Сегодня тут отирается Колька, второй внук Анчуткина.

– Но разве ты его не арестовал?

– С какой еще стати? – удивился Малышев.

– Ведь они вместе тогда Загробницкого шантажировали…

– Нет, я все выяснил – с Лисом работал другой паренек, такой же молокосос. Пешка, ровным счетом ничего не знает – рад до смерти, что ему от Лисицына перепали хоть какие-то копейки…А ты, Пижон, хорошо сделал, что на всякий случай взял сюда своего Загробницкого, а то нам временно придется с Ирочкой разделиться.

Игорь незаметно вздохнул: ну, конечно, он его взял…

В ресторане тем временем вовсю шла развлекательная программа, и Ирина протиснулась поближе к эстраде, где знойная парочка исполняла зажигательные танцы.

– Посмотри, а вон и Папаша наш сидит. Ого, сколько знакомых лиц! – сказал Малышев, показывая из-за колонны на другой столик.

– Папаша? Где? – начал озираться Игорь.

– Да вон там – худенький такой, взъерошенный, в красном галстучке, как пионер. И с ним его главные доверенные лица, человек пять – снова о чем-то совещаются.

– Пойдемте за тот столик, – подбежала к друзьям Ирина, у которой радостно блестели глаза. – Чего вы здесь прячетесь? Там встретился один мой хороший знакомый, он очень просит, чтобы мы непременно сели с ним…Александр Иванович уже там сидит.

– Зачем это? Что еще за знакомый? – нахмурился Игорь, вопросительно глядя на девушку.

– Это Эдик, руководитель университетского танцевального ансамбля и фольклорной группы – они у нас много раз в библиотеке выступали. Эдик говорит, что ему одному здесь как-то неуютно…

– Любопытно, с какого это времени руководители художественной самодеятельности начали ужинать в ресторане? – заметил Игорь, но на уговоры Ирины все же поддался.

Эдик, который оказался уже не очень молодым, но весьма подтянутым и стройным мужчиной, радостно поприветствовал наших друзей.

– Понимаете, мои ребята согласились здесь поработать, чтобы немного деньжат подкопить перед поездкой в Москву, и сегодня я пришел посмотреть, как они тут – не слишком ли без меня халтурят. А то, знаете ли, все эти выступления в ресторанах порой сильно расхолаживают…

– Это – ваши? – спросил Загробницкий, с нескрываемым удовольствием глядя на танцующих и даже тоже перебирая под столом им в такт своими длинными ногами.

– Мои, – улыбнулся Эдик. – Теперь мне и выпить можно хоть немного, а то одному как-то неудобно.

Но после того как все немного выпили какого-то замысловатого коктейля, который тоже назывался «Русь», а Эдик начал было рассказывать о своих ребятах, по очереди появляющихся на сцене, как Малышев и Игорь тут же начали снова перешептываться между собой.

– Ирина, – сказал затем Игорь на ухо девушке. – Ты должна нам помочь. Сейчас мы с Олегом на время уйдем за отдельный столик – видишь, там есть специальные кабинки для переговоров, а ты вызовешь туда к нам вон того паренька в сером пиджаке, черноволосого. Его зовут Николаем. Понимаешь, Малому нельзя лишний раз засвечиваться – его могут узнать, а мне тоже не желательно рисоваться пред ними раньше времени…

– Хорошо, – сразу же сделалась серьезной Ирина, как будто бы ей сейчас доверили поручение государственной важности. – Я сделаю это.

Игорь обратил внимание, что когда Ирина шла через зал, в ее сторону повернулось сразу несколько мужских голов.

– Здравствуй, братишка, – почти весело поприветствовал Малышев Николая, когда тот появился в комнатке, отгороженной от остального зала китайской шелковой ширмой.

Ширма стояла так, что отсюда хорошо было видно сцену и даже несколько столиков, но те, кто сидел в «нерусском кабинете», как звали эти уголки завсегдатаи ресторана «Русь», могли оставаться незамеченными для остальных посетителей.

– Я тебе не братишка, – буркнул Николай, нехотя присаживаясь за столик. – Чего надо?

Было видно, что он мгновенно узнал Малышева, но на Игоре задержался взглядом надолго – никак не мог припомнить, где он этого человека мог раньше видеть.

Николай перебирал в уме все места, но всякий раз забывал про свой собственный дом, где Игорь несколько часов тому назад побывал с коротким дружественным визитом.

– Знаю, знаю, кто тебе братишка, – продолжал Малышев. – Сейчас твой братишка находится в следственном изоляторе, и дела его очень серьезные – снова ограбление, да плюс нападение с целю убийства.

– А я тут при чем? – нехотя сказал Николай. – Пусть сам отвечает – не маленький, мы с ним за ручку больше не ходим…

– А у меня совсем другие сведения: говорят, как раз вчера вы кое-где были вдвоем, – начал вовсю блефовать Малышев, который хорошо знал, что имеет дело с отчаянным картежным шулером, который никогда не придерживается в игре честных правил.

– Кто это сказал?

– Твой брат, Лис…

– Подонок. Он врет. Мы с ним вчера вообще не виделись, – возмутился Николай. – Во, гаденыш!

– Не исключено, что я тебе начну верить, если ты мне ответишь на следующий вопрос, – плавно продолжал атаку Малышев. – У кого сейчас украденная из библиотеки книга? Что ты про это слышал?

– Ха, с какого это времени наша славная милиция стала охотится за читателями, вовремя не возвращающими книги, – даже приоткрыл от неожиданности рот Николай. – Первый раз про такое слышу. У вас что, другая работа совсем кончилась?

– С вами, пожалуй, закончится, как же, – начал заметно злиться Малышев. – И потом, предупреждаю – сейчас вопросы задаю я! И еще учти, что у братишки твоего уже начинается ломка, и его жизнь во многом зависит теперь и от тебя тоже…

– А на Зыкова всякую ботву от редьки кто у вас собирает? – неожиданно спросил Игорь, пользуясь терминологией Бабуси, и Малышев посмотрел на Игоря с удивлением, но одновременно со скрытым уважением: мол, что он там еще новенького где-то успел «накопать»?

– На Зыкова? – пожал плечами Николай. – Да так, все наши помаленьку. А что? Тут ничего особенного, никакой мокроты…

– Понятно, ничего особенного: просто следите, письма перехватываете, телефонные разговоры подслушиваете…

– Да и он, небось, то же самое делает. Сейчас у всех работа такая, ничего не поделаешь, – рассудительно ответил Николай. – Только я тут ни при чем, да и брательник тоже. Он так, только изредка бывает у Папаши… на побегушках…

– Давай-ка вот что, братишка, – перебил его Малышев. – У тебя есть еще немного времени как следует подумать и восстановить память. Но, сдается мне, что и ты тут сегодня веселишься в последний раз, потому как…

Малышев хотел было еще что-то добавить угрожающее, но тут посмотрел в сторону зала и увидел, что за столиком, где они оставили Ирину, Эдика и Загробницкого начало происходить что-то непонятное.

Столик окружили со всех сторон какие-то верзилы с квадратными плечами, среди которых с трудом, но все же можно было разглядеть щуплого Папашу.

Друзья скорее поспешили туда на выручку.

На сцене между тем на редкость лихо и весело отплясывали ребята в казацких шапках, а девушки отхлопывали им в такт ладонями, громко подпевая:

– Зыко, зыко, любо, любо, – раздавались на весь зал звонкие девичьи голоса, за которыми издалека не слышно было, что за недоразумение возникло за столом.

Игорь протиснулся как можно ближе и только тогда начал что-то понимать.

– Зачем вы напрасно упираетесь? Зачем? – услышал Игорь истеричный голос Папаши – видимо, тот настолько привык в крикливой манере разговаривать во время многочисленных собраний, агитационных мероприятий, митингов, что по-другому уже разучился. – Вы ведь и сами прекрасно слышите, что ваши ученики поют: «Зыков, Зыков, любим, любим», ведь вы же не глухой. А это является скрытой, но зато очень, скажу вам по своему богатому опыту, эффективной формой рекламы и агитации. Я думаю, вам ничего не стоить исключить из репертуара эту песню. Ведь речь идет только о каком-то одном номере.

– Об одном номере! – патетически и горько воскликнул Эдик. – Конечно, именно так всегда говорят непрофессионалы, которые не знают, что за каждым таким «всего одним номером», стоят месяцы напряженной работы – труд и пот многих людей. Но это способны понять только по-настоящему творческие люди, к которым вы, скорее всего, просто не относитесь…

И Эдик гордо взглянул на Ирину, в которой видел сейчас своего творческого союзника, хотя союзник этот сидел, несколько втянув в плечи голову, от ощущения неясной опасности…

– Ну хорошо, – несколько смягчился Папаша. – Допустим. Вы можете оставить весь номер, но тогда нужно будет хотя бы выбросить из песни конкретные слова про Зыкина…

– Да кто вы вообще-то такой, чтобы командовать, что мне оставить, а что убирать? – взвился от возмущения Эдик. – Я даже во времена советской цензуры не слушал ни от кого ценных рекомендаций, а поступал так, как подсказывала мне творческая интуиция. Неужели вы думаете, что я теперь буду кого-то слушаться?

– Будете, – спокойно сказал Папаша. – Сейчас, конечно, не те времена. Но сейчас – эти времена.

– … И потом, я совершенно не понимаю сути ваших претензий, – не унимался Эдик. – Простая шуточная фольклорная песенка, мы с ребятами случайно раскопали ее во время одной из фольклорных экспедиций по области… Что тут особенного, если вместо «хорошо», или «ладушки», в припеве поется «зыко», или «любо»? Ну, и что тут особенного? Я даже из принципа не собираюсь потакать вашим глупостям, потому что потом через пять минут ко мне подойдет другой человек и скажет, что ему не нравится слово «мама», а третий потребует, например, убрать из песни слово «дуб», увидев в нем, извините, намек на свои умственные способности…И так далее. Ребята, прекращайте выступление, уходим отсюда!..

Но художественному руководителю не позволили даже вскочить, чтобы сделать «отмашку», потому что как только Эдик привстал со стула, один из амбалов грубо толкнул его на прежнее место.

– Да как вы смеете? – побледнела Ирина. – Что…что вы себе позволяете?

– А ты, телка, заткнись, не лезь не в свое дело, – нехотя, через губу, ответил один из свиты Папаши. – И шла бы ты лучше отсюда подобру-поздорову…

Скорее всего, в намерения Папаши вовсе не входило устраивать в ресторане драку.

Да что там – точно, не входило!

Один из его главных, негласных принципов во время предвыборного марафона гласил: «Все, что угодно, но только без морбодоя».

Но, как оказалось, «музалевцы» не рассчитали, что привычное у них в обиходе слово «телка» такому человеку, как Александр Иванович Загробницкий, может показаться совершенно оскорбительным.

И уж тем более никто не был готов к тому, что Загробницкий, желая защитить Ирину, тут же набросится на того, кто сболтнул про «телку», с кулаками.

Один из помощников Папаши попытался было Загробницкого остановить, но тут на помощь к историку пришла целая толпа казаков, которые с криками «Эда бьют!» и издавая воинственное улюлюканье, начали прямо со сцены спрыгивать в зал.

Вокруг столика началась самая настоящая потасовка, замельками кулаки, послышались крики, и Игорь едва успел вытащить оттуда за руку Ирину, как сам получил от кого-то со спины удар по шее и, развернувшись, тоже заехал в скулу своему обидчику.

– Ребята! Немедленно прекратите! Не надо! Нельзя! – надрывался во все горло Папаша, видя, что драка настолько уже набрала обороты, что в ход вовсю пошли стулья, начали опрокидываться столы, а посетители ресторана – разумеется, разбегаться. – Что вы делаете? Это же скандал! Скандал!

Но стихийную силу взаимной ненависти быстро остановить было сложно.

– Срочно вызывайте милицию! – закричал бармен кому-то из своих. – Они здесь сейчас все разнесут!

Но с этими словами Малышев, который тоже от кого-то на ходу вовсю отбивался, вдруг хищно оскалился, вынул из-за пояса пистолет, и насколько раз выстрелил в воздух.

– Здесь уже есть милиция, – гаркнул он звонко, в такт зазвеневшим где-то окнам. – Всем оставаться на своих местах! Буду стрелять без предупреждения…

В зале сразу же повисла тишина, а потом началось медленное движение в обратную сторону: сначала один, потом другой из драчунов начали ставить на свои места стулья, садиться за столы, убирать руки в карманы…

Сцена, которая происходила потом, была слишком знакомой для работников ресторанов, ночных клубов и казино города Тарасова, чтобы казаться им интересной.

В ресторан очень скоро прибыл дежурный отряд милиции, начался нудный опрос свидетелей, пересчет причиненного материального ущерба, составление протоколов.

– Фу, какая мерзость, – сказала Ирина, выходя на улицу. – Никогда в эти рестораны не ходила и больше ни за что не пойду. Сплошное жлобье.

Пользуясь положением Малышева, их четверку отпустили из «Руси» первыми, и Ирина была рада больше всех, что всем удалось выбраться из увеселительного заведения целыми и невредимыми.

– Нет, все-таки лучше дома выпить, если вдруг захочется, – продолжала она. – Правда ведь, Александр Иванович? Но Эдика я тоже понимаю, нечего всяким потакать…

– Я знаю, у кого точно может быть книга, – сказал Игорь Малышеву, немного отставая от возмущенной Ирины. – У Зыкова. Надо отправить Ирину с Загробницким на такси, а самим проверить…

– Да? А что, это мысль…Ты думаешь, ему могли подбросить? – сразу сообразил Малышев. – Молодец, Пижон, голова у тебя иногда варит. Сейчас я позвоню своим, узнаю адресок Зыкова, и можно с ним повидаться…

И друзья со значением переглянулись, понимая, что приключения сегодняшнего вечера для них двоих пока еще не закончились.

К счастью, редактор газеты «Голос» Федор Зыков оказался дома. Так же, как и все его семейство – жена и трое маленьких детей, которые тоже бросились к двери.

– Федор, иди, снова к тебе какие-то бездельники, – привычно крикнула мужу в глубину комнаты замотанного вида женщина, и тут же удалилась на кухню.

– Мы пока не знакомы, друзья? – поинтересовался Зыков, впуская гостей в дом.

– Нет, – сказал Малышев. – Но думаю, что вы не пожалеете, что наше знакомство состоялось.

И, действительно, услышав даже в очень сокращенном варианте историю про пропавшую книгу, Зыков пришел в сильное волнение.

– Вы правы – я чувствую, это они, – воскликнул он взолнованно. – Как раз скоро у меня по плану встреча со своими избирателями в библиотеке, и я уверен, что они нарочно подготовили мне новую бомбу. Да-да, очевидно, это так…

И Зыков принялся рассказывать, сколько мелких и больших пакостей ему уже пришлось пережить за время избирательной кампании, которая только-только еще началась. Его враги даже подкупили врача, который нарочно поставил одному из зыкинских детей в детском саду диагноз «олигофрения», и потом долго пытал родителей, есть ли у них в роду сумасшедшие.

Разумеется, чтобы опять-таки потом добытые сведения где-нибудь ловко использовать против него, Зыкова.

– Значит, вы хотите сказать, что книгу мне уже могли незаметно подложить в квартиру, засунув куда-нибудь на полку или в книжный шкаф? – переспросил Зыков задумчиво. – Что же, я не могу этого исключить. Уверяю вас – я уже готов абсолютно ко всему.

И, повернувшись к двери, Зыков громко крикнул в пространство:

– Лена! Леночка! Скажи, к нам вчера домой не заходил кто-нибудь из незнакомых?

– У нас здесь каждый день – настоящий проходной двор! – донесся из кухни сердитый голос жены. – Наверное, человек сто всяких приходило, если не больше – и знакомых, и не знакомых. А думаешь этих, которые у тебя сейчас сидят, я знаю? Их как считать – знакомыми или незнакомыми?

– Не обижайтесь, – вздохнул Зыков. – Она слишком устала с детьми, с нашими сорванцами, и к тому же весь день сегодня убиралась. Кстати, как раз завтра у меня дома будет проходить съемка телевизионной программы «Герой дня и его семья»… Черт, наверняка мне специально перед съемками и подложили бомбу…

– Бомбу? – переспросил маленький мальчик, который ни под каким видом не соглашался покидать комнату, где разговаривали взрослые, и продолжал заниматься рисованием. – Чеченцы?

По всему было видно, что ребенок рос перед экраном телевизора и был в курсе всех основных событий.

– Попомните мое слово – журналистом будет. Весь в меня, – с гордостью заметил Зыков.

– Только через мой труп! – донеслось громогласное эхо из кухни.

– Но, по крайней мере, книгу еще можно попробовать отыскать, – сделал заключение Зыков. – Дети! Сейчас мы будем играть в сыщиков. Тот, кто первый найдет в доме книгу, получит большую шоколадку! Еще раз опишите, как книга выглядит?

Игорь, насколько сумел, снова описал внешний вид похищенного антикварного издания.

И уже в следующую минуту трое детей со скоростью заправских ищеек начали проверять каждый уголок небольшой двухкомнатной квартиры, выволакивая на свет божий все, что годами хранилось под диваном, кроватями, на пыльных антресолях, стаскивать вниз коробки с шифоньера, вытряхивать из ящиков свои игрушки.

Сам же хозяин квартиры тем временем подробно просматривал свои книжные шкафы и полки, выставляя наружу стопки книг, и попутно откладывая в сторону те, которые, по его мнению, могли бы ему вскоре пригодиться для работы.

Буквально через пять минут в квартире Зыковых все выглядело так, как будто здесь только что произошел «еврейский» погром или что-то в этом роде.

По крайней мере супруга Зыкова, как только снова вышла из кухни и заглянула в комнату, молча схватилась за сердце и даже не смогла произнести ни слова.

– Нет, ничего, – растерянно проговорил Зыков, оглядываясь вокруг. – Кажется, все просмотрели – нет, ничего. Но вот будет неприятно, если в самый неожиданный момент…Конечно, в случае чего, вы сможете подтвердить, что мне таким странным образом враги снова пытаются подставить подножку. Но ведь еще есть пресса, общественное мнение…Я хорошо знаю, весь этот механизм: сначала история громко разносится повсюду в скандальном виде, а лишь потом, единицы, те, кому надо, узнают правду. Что же делать?

– Папа, а почему ты не показал, где прячешь свои секретные книжки? – вдруг напомнил один из мальчуганов.

– Какие еще секретные книжки, Вовочка? – очнулся от задумчивости Зыков.

– Сейчас принесу про «так не расскажешь», – пояснил малыш, и тут же сам залез в тумбочку в спальной комнате, где только что копался Зыкин, и достал оттуда целую стопку порнографических журналов. – Вот эти, которые вы с мамой все время смотрите, а от нас прячете.

– Обратите внимание – и этого ребенка чуть было не назвали олигофреном, – смущенно улыбаясь, заметил Зыкин. – Нет, сынок, мы ищем совсем другую книжку…

– А что, такие еще где-нибудь есть? – удивился мальчик.

Неожиданно из кухни послышался женский крик, который означал, что Леночка все-таки пришла в себя…

– Знаешь, что мне больше всего хочется? – задумчиво спросил Малышев, когда они вышли с Игорем на ночную тарасовскую улицу, залитую светом фонарей.

– Чтобы сейчас у тебя под ногами, вот в этой самой луже, валялась библиотечная книга, – предположил Игорь.

– Нет, Пижон, не угадал. Почему-то мне больше всего сейчас хочется сильно напиться, – признался Малышев.

– Наверное, на тебя такое сильное впечатление произвели радости семейной жизни? Но, заметь, тут еще не самый худший вариант.

– То-то и оно, – вздохнул Малышев. – Повеситься можно. Но для начала все же лучше напиться. Представляешь, как мне обидно: два вечера подряд торчу в лучших ресторанах города, и ни в одном глазу. Сплошные драки.

– Правильно Ирина говорит: нечего зря по ресторанам таскаться, пить лучше всего дома, – сказал Игорь. – Пошли ко мне и тяпнем спокойно на троих. Честно говоря, я и сам пока не представляю, где дальше искать эту чертову книгу.

– Почему – на троих? Ирина же водку не пьет?

– А у меня там теперь постоянно Загробницкий живет, – пояснил Игорь, улыбнувшись. – Решили его усыновить, или взять для опытов. Ты же сам советовал!

Компания из трех мужиков со всеми удобствами устроилась с тремя бутылками водки в так называемом офисе детективного агентства «Икс».

И, действительно, водка помогала достаточно быстро снять неприятное напряжение, которое не покидало каждого из участников поисков.

У Загробницкого сразу несколько поутихли угрызения совести, и он наконец-то повеселел.

Малышев балдел уже только от того, что ему не нужно было сосредоточенно наблюдать за жующими и глотающими ртами, а можно было нормально выпить самому.

Ирина от компании отказалось – после сцены в «Руси» у нее начала сильно болеть голова, а Бабуся сидела почему-то запершись в своей комнате, скорее всего, готовясь ко сну.

После первой же выпитой бутылки на Игоря нашел кураж, и он позвонил домой Анчуткиным.

Представившись начальником уголовного розыска – предварительно Игорь узнал у Малышева его фамилию – он строгим, отрывистым басом поинтересовался, как идут дела по трудоустройству товарища Загробницкого.

– Я уже работаю над этим вопросом, – испуганно пролепетал в трубку Анчуткин. – Да, сейчас прорабатываются разные варианты, и уже есть хорошие результаты…

– Работайте, Модест Матвеевич, работайте, – солидно пророкотал в трубку Игорь. – Но учтите, нас устроит только полная реабилитация Александра Ивановича, вы понимаете, о чем я говорю…

– Боже, ну что за детский сад, Игорь Анатольевич! – замахал руками Загробницкий, когда Игорь закончил представление и Малышев с вдумчивым видом снова начал разливать по рюмкам чисто российский элексир – для поддержания внутренней энергии. – Зачем вы это? Я ведь и сам пока представить не могу, с какими глазами покажусь пред студентами. Преподаватель – вор? Как вы себе это представляете?

– Но ведь про это никто не знает? – пьяненько улыбаясь, напомнил Малышев.

– Достаточно того, что про это я знаю, – снова помрачнел Загробницкий.

А Игорь, проглотив очередную порцию водки, подумал: ну вот, всегда так, стоит сделать человеку что-нибудь хорошее, а он тут же начинает выкобениваться.

Подумаешь!

И вообще, Игорь начал даже склоняться к мысли, что – черт с ней, с украденной книгой, и особенно – с предвыборными склоками и подлогами…

Настолько ли ему нужна вся эта канитель, если положить руку на сердце?

Ирина сказала, что Дональд Кью на встрече за «открытым столом» про книгу ничего не спросил, а, значит, Раиса Дмитриевна тоже умерит свой пыл.

Наверняка, следы пропавшей книги в самое ближайшее время и так отыщутся: может быть, Лис или его напарник расколется? Или, к примеру, Малышеву удастся что-то узнать нового от Николая, Анчуткина, того же Папаши, или от кого-то из тарасовских коллекционеров?

В конце концов, обстоятельства пока складываются таким образом, что Игорю в поисках можно сделать вполне законную паузу, пустить на какое-то время дело на самотек, чтобы посмотреть, куда все же несет течение…

Но Игорь не успел до конца насладиться посетившими его приятными ленивыми мыслями, как в дверь кто-то многократно, тревожно позвонил.

На пороге квартиры Костиковых стояли Дональд Кью и его сын-вундеркинд.

«Вот допился,» – первое, что подумал про себя Игорь.

Но потом понял, что явление американцев – все же не галлюцинация, потому что для приведений они выглядели слишком оживленными и беспокойными.

– О, снова здравствуйте! – воскликнул Дональд, радостно потрясая своими белыми паклями. – Как интересно, очень интересно! Мы пришли к вам по адресу, по записке…Мы не знали даже, что это вы, или – не вы…

– Я…наверное. Или – не я. Вообще-то нас трое, – пробормотал Игорь, размышляя, как лучше переиначить поговорку, что незваный американец – еще хуже татарина, или что-то вроде того, но, разумеется, впуская гостей в дом.

– О, я этот русский обычай знаю – на троих? – сразу сообразил Дональд, окинув картину пьяного разброда в кабинете Игоря. – Но мы очень быстро, мы пришли по вашей записке, вот тут есть адрес…

– По какой записке? – снова глупо переспросил Игорь, и Дональд протянул ему клочок бумаги.

«О том, где книшку, можно узнать по адрису…», – начал читать Игорь, чувствуя, что у него все эти кривые каракули разбегаются перед глазами в разные стороны.

Мало того, что в записке были сплошные грамматически ошибки, но спьяну Игорь и вовсе не мог толком разобрать, о чем в ней говорится.

– А, видать это ко мне гости пришли, – появилась неожиданно на пороге кабинета Бабуся. – Ну надо же, не лень вам было ночью, в темени блукать…

Вид у бабы Дуси был совершенно недовольный, если ни сказать, что злой.

– Погодите, так это вы написали записку? – спросил Игорь.

– Ну я, а что, – пожала плечами Бабуся, протягивая Игорю книгу. – Возьмите назад книжку, отдашь утром Иринке, чтобы она в библиотеку снесла, а у меня все равно в этих закорючках разобраться ничего не получается.