Текст книги "Изумрудный маг"

Наталья Патрацкая
Изумрудный маг
Иронический роман

Глава 1
Красная крепость

Маг Ефим лежал на вращающемся ложе, которое крутилось мимо замкнутого, панорамного экрана. Он очень не любил переключать каналы, но любил переключать судьбы человечества. Перед ним проплывали горы и долины, реки и водопады. Он не любил сидеть, но любил лежа рассматривать пейзажи земли. Он лежал и смотрел по сторонам, пока в его голове не возникало нечто неосознанное, которое вскоре превращалось в определенную мысль.

Над экраном с пейзажами стали появляться лица людей, которые, как горы, определяли рельеф населенного пункта. В задачу мага Ефима входило негативно – позитивное развлечение общества. Он прекрасно понимал, что людям надо давать передышку для решения личных дел вместо переживания за общие проблемы человечества. Он дело поставил так, что известные люди откупались от него еще большей популярностью. Они выворачивали свою жизнь наизнанку на экранах, и это их спасало от еще большей кары в жизни.

Мысль о планетах и людях закончилась в голове странной фразой: «Не стоит жить на астероидах прошлого Фаэтона, надо жить на планете настоящего, и не думать всерьез о планете будущего, о Венере». Но не думать он не мог о своей Венере, которую звали Елена.

На экране промелькнул фильм о пиратах, живших в свое время на астероидах, то есть на кораблях. Боцман на деревянной ноге. А, почему бы и нет!? Эта прелестная Елена – Венера его в гости не приглашала, а очень хотелось ее достать. Но как? Изобразить скрипучего боцмана? Почему бы и нет?

Маг Ефим решил стать хромым боцманом, он надел разные по высоте подошвы башмаки. Один башмак стучал. Второй башмак скрипел. На лицо он надел маску пожилого человека. Он был готов нанести свой визит к Елене – Венере. Мини камеру закрепил на лацкане пиджака.

Все было хорошо.

Елена подъехала к своему подъезду. Моложавый человек посмотрел тяжелым, диким взглядом на Елену. Он перевел свой дерзкий взор на закрытую дверь дома, когда она набирала код для входа в подъезд. Он не сводил глаз с ее рук. Она чувствовала этот жуткий взгляд, поэтому ошиблась. Она сбросила код и вновь набрала, прикрывая номер кода замка своего подъезда.

Мужчина ворвался следом за Еленой в светлый холл, к лифту он не подошел. Сильно хромая, он стал подниматься по лестнице. Елена посмотрела вслед хромому с внутренним страхом. Ей показалось, что в его ноге, кроме самой ноги, что-то есть еще. Но что?

Лифт остановился, открыв двери. До нужного этажа она доехала без проблем. Хромого на ее этаже не было, да и не мог он физически преодолеть столько этажей раньше ее. Страх в душе Елены появился от его жуткого взгляда. Она открыла свою входную дверь, торопливо задвинула засов, и немного успокоилась.

Вскоре позвонила в дверь Клава. Они договорились встретиться, чтобы обсудить свои личные проблемы, и просто отвести душу в разговоре.

Клава влетела с круглыми глазами:

– Лена, в вашем лифте света нет! В холле света нет!

– Клава, я недавно приехала, свет был везде.

– А сейчас! Представь подъезд, когда в нем света нет! Не люблю я эти ваши башни до чертиков. Страшно в башнях! Двадцать этажей давят на психику, каждый этаж похож на западню!

– Мы живем.

– Ленка, ты идешь с ключом от дверей между лифтом и площадкой у твоей квартиры. А я выхожу из лифта, и вижу две закрытые на замок двери, да еще четыре двери лифта. Представь: свет выключен. Это же ловушка! Уникальная ловушка.

– Ты, права, Клава. Лестница есть между первым и вторым этажом, выше она перекрыта на каждом этаже. Сегодня видела хромого человека, он шел на второй этаж по лестнице. До нашего этажа ему не подняться, в боковом подъезде закрыты все двери на площадки с квартирами.

– Поэтому не люблю я эти башни.

– Знаешь, у нас ремонт на площадке не делали 18 лет, столько лет мы здесь живем.

– Сама крась стены в подъезде на своем этаже.

– Еще чего, лестничная площадка огромная, здесь четыре больших квартиры. В двух квартирах, никто не живет. В нашей квартире нас двое, да еще в одной, один человек живет.

– А еще пяти этажные дома сносят, в них хоть требования пожарной безопасности сохраняли, и лестница была! А у вас в башнях свет отключи, и все застрянут в своих квартирах навечно.

– Да, башня огромная, и полупустая. А в твоем доме с общей лестницей во всех квартирах перенаселение, сама говорила.

– Это точно. Любят люди безопасность, а не огромные площади.

– Не скажи, башни разные бывают.

– Мы о твоей башне говорим, Елена.

За дверью послышался странный звук. Девушки переглянулись. Свет потух в квартире. Дверь входная открылась. Они вжались в огромные кресла, в которых сидели. Послышался неравномерный скрип обуви.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

Подруги замерли. Свет вспыхнул. Перед ними стоял моложавый человек с пронзительным взглядом черных глаз.

– Девушки, у вас есть одно желание на двоих. У меня есть всего одно желание. У нас на троих есть одно желание, – ледяным голосом проговорил мужчина, словно он робот.

– Что вы от нас хотите? – дрожащим голосом проговорила Елена.

– Вас.

– Вы, что людоед? – хриплым голосом спросила Клава.

– Не складывается ваш пасьянс. Я вас хочу вместе и на этом лежбище, – и он показал на диван, который был из одного комплекта мягкой мебели с гигантскими креслами. Значит, диван был огромный.

– Без вина, на сухую? – переспросила Елена.

– Можно с ликером.

– У меня ликера нет, – ответила Елена.

– А чего спрашиваешь? Раздевайтесь! – неожиданно громко крикнул мужчина.

– Мы не лесбиянки! – возразила Клава.

– И я не янки, – проговорил он с ее интонацией в голосе.

– Был бы янки, не лез бы даром к женщинам, – ответила Клава. – Нашел бы женщин по таксе от ста и выше.

– А мне и надо вас выше колен. Разговорчики в строю! – вспылил мужчина, глаза его зло вращались.

Девушки к блуждающему стриптизу были не готовы. Стали стаскивать с себя одежду.

– Прекратить! – зарычал мужчина, встряхивая длинными волосами.

– Что прекратить? – хором спросили подруги.

– Перестаньте снимать с себя одежду!

– У меня рука сломана в запястье, – заныла Елена.

– Отлично, ты мне и нужна! У меня нога сломана. У тебя рука сломана. Мы будем отличной парой.

– Я могу уйти? – запищала чужим голосом Клава.

– И тебе сломаем, если уйдешь! – назидательно сказал хромой. – Быстро присели обе! Я сказал: обе!

– Я не могу присесть, – сказала Клава. – У меня брюки узкие.

– Сними брюки, приседай без них.

Клава стянула с себя брюки. На девушке остался треугольник с тесемочками. Она присела.

– Фу, голая девчонка, – укоризненно проговорил мужчина. – Ты вся наружу! Ладно, приседай. Приседай, я тебе сказал! – завопил хромой, садясь в кресло.

– Это, что разминка перед сексом? – спросила Елена.

– Я о сексе ничего не говорил.

– А кто нас хотел на диване? – устало спросила Клава, приседая двадцатый раз. – Лучше уж на диване…

– Ложитесь на диван. Обе ложитесь на диван!

Девушки легли рядом на диван: одна в шортах, вторая в трусиках.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

Мужчина вышел из комнаты. Девушки встали. Клава стала натягивать на себя брюки.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

– Почему пресс не качаете? – спросил хромой.

– Приказа не было, господин полковник! – бойко сказала Клава.

– Я не полковник. Я – боцман в отставке.

– Что и покомандовать некем? – жалостливо спросила Клава.

– Молчать!

– Какой голос…

– Разговорчики в строю…

– Мы вам, зачем нужны? – спросила Елена. – Давайте я стол накрою, покормлю вас.

– Накрывай!! – крикнул хромой.

Елена быстро пошла на кухню.

Клава, все никак не могла брюки застегнуть, слишком они были узкие.

– Какая ты несуразная девчонка, – с теплотой сказал мужчина.

– Обижаете, господин боцман.

– Поверишь, нет…

– Поверю, господин адмирал!

– Куда хватила! А звучит красиво, так меня еще не называли.

– И сколько у вас женщин в месяц бывает?

– Ни одной.

– Поподробнее! Вы вторгаетесь в квартиру к женщине, ее не грабите, не насилуете. Зачем она вам? – удивилась Клава.

– Смотрю, какие женщины разные. Вот вас двое, а какие вы разные!

– Я лучше.

– Ты убогая.

– Это еще почему?

– Вторая девушка ушла готовить, а ты пять минут плясала, все брюки пыталась застегнуть.

– Я вам не понравилась?

– А ты мне не нужна.

– Простите, а что с вашей ногой?

– Так, шальная пуля.

– Почему нога не гнется? Ее нет? У вас протез?

– Чего прилипла? Не скажу.

– Покажите, я врач. Ортопед, между прочим.

– Так бы и сказала. Так это ты меня лечить не хотела? Не припомнишь меня?

– Не помню вас, у меня много пациентов.

– Долго я тебя выслеживал, долго. Когда я тебя увидел, решил, что ты мне сможешь помочь с ногой.

– Пришли бы в больницу, или ко мне домой, а то к подруге притащились.

– Вы на врачиху похожи. Я вас раньше видел, хотел на испуг взять.

– Вам это удалось. Не стыдно?

– Ты меня не стыди, ты ногу посмотри.

Хромой посмотрел на Клаву, и стал расстегивать брюки. Клава напряглась, много она видела ног на пляже, но этот человек вызывал у нее смешанные чувства. Брюки упали на пол. Одна нога была обычная, волосатая. Вторая нога оканчивалась механическим протезом… Клава потеряла сознание.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

Приковылял хромой на кухню.

Елена посмотрела на мужчину без брюк, и упала вместе с тарелкой, в глазах у нее поплыло.

Очнулись девушки. Посмотрели друг на друга. Мужчины рядом не было. Скрип не слышался. Они встали, и на цыпочках обошли квартиру. Пусто. Дверь в квартиру закрыта. На кухне все было чисто, посуда помыта, кастрюли пустые. Елена решила проверить кошелек в сумке. Кошелек был пуст. Елена пошла к сейфу в шкафу. Модный сейф зиял пустотой своей раскрытой пасти.

– Вот и стук, скрип, – сказала в сердцах Елена.

– Наживешь. Живы и хорошо. Елена, я одна из твоего подъезда не пойду, проводи до дороги.

– Уговорила, провожу.

Подруги вышли на улицу, они вздохнули прохладный, вечерний воздух.

Клава подняла руку. Третья машина подъехала, остановилась. На них смотрел мужчина, его пронзительные, черные глаза впивались в глаза девушек.

– Обе садитесь! – зычно крикнул хромой человек.

Девушки сели на заднее сиденье машины. Между шофером и подругами медленно поползло вверх стекло. Девушки пожали друг другу руки, начинающие нервно вибрировать от элементарного страха. На боковых стеклах медленно поднялись темные стекла, не пропускающие свет.

Подруги оказались в движущейся машине, в полной темноте. Заднее стекло было наглухо закрыто темной тканью. Легкие подруг почувствовали, что вдыхать им нечего. Неожиданно над ними открылась крыша. Крупные звезды заглянули в машину. Машина резко остановилась. В люке крыши появилось лицо с тяжелым взглядом.

– Как себя чувствуете, подружки? – спросил ехидно хромой.

– Хорошо, господин адмирал, – ответила Клава.

– Мы приехали в красную крепость.

Двери машины открылись.

Девушки оказались в лесу перед красной кирпичной стеной. Дверь отъехала в сторону.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

Рядом с ними шел хромой. Во дворе дачи стоял большой круглый стол. Вокруг стола сидели десять женщин.

– Женщины, вашему полку прибыло! Есть еще две девушки. Теперь вас двенадцать человек. Живите дружно. Приглашайте нас к столу.

Мужчина сел на стул типа трона, украшенного трезубцем, перед ним по кругу сидело двенадцать женщин. Тринадцать тарелок стояло на столе. Две женщины подали пищу на стол. Оживления за столом не наблюдалось. Чувствовался всеобщий дамский страх.

– Встать! Сесть! Встать! Сесть! – крикнул властно мужчина, и приступил к принятию пищи.

Женщины выполнили его команду, взяли ложки в руки. Острых вилок и ножей на столе не было. Вся посуда была из чистого алюминия.

Елена невольно оглядела постройки из красного кирпича. Ей было и грустно, и любопытно.

– В моем ведомстве тринадцать комнат, всем по одной. Столовая – на улице, кухня, перед вами. Продуктов закуплено на тринадцать дней, тринадцать дней двери крепости не будут открываться. На вашей работе вас не уволят, вы все в отпуске на две недели. Вас двенадцать – я один. Стены под током. Разойтись!

На столе перед каждой девушкой лежала памятка, на ней стоял номер комнаты, был написан распорядок дня, но обязанности девушек расписаны не были. Девушки вышли из-за стола. Две дамы стали собирать грязную посуду. Одной из них была Елена. Она не понимала, что это все реальность, а не шутка. Елена приняла единственной мудрое решение: быть ближе к кухне, готовить, убирать, мыть посуду, молчать и слушать.

«Слух даруй всем, а голос лишь немногим», – вспомнила она слова Шекспира.

На первое утро одно место осталось пустым. Елена готовила еду на 13 человек. Алюминиевый прибор остался пустым, одна девушка не пришла на обед, на ужин. Что это была за девушка, Елена не успела запомнить. Теперь она пыталась всех запомнить: кто, где сидит, в какую комнату идет.

Второй день был дождливым. Мужчина не вышел. Два места за столом оказались свободными. Десять девушек ели под дождем. Кое-кто чихал, одежда на них была та, в которой их сюда привезли.

Клава шепотом подбивала Елену на бунт, она звала посмотреть те комнаты, из которых никто не вышел. Елена решила выжить, и на бунт не соглашалась. В свободное время она подметала двор. Клава нашла себе приятельниц, и они бурно обсуждали ситуацию.

Третий день слепил солнечными лучами. Тепло обволокло девушек с ног до головы. Они думали, где бы им помыться.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

К Елене подошел хромой, посмотрел ей в глаза и ушел.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

Так прошло пять дней.

На шестой день за столом не появилась Клава. Сердце у Елены упало. Спрашивать у мужчины было бессмысленно. За столом стало тихо. Он даже не командовал. Еды становилось меньше, пища исчезала на глазах. Елена решила готовить экономней, с учетом, выбывающих каждый день, девушек.

На восьмой вечер в ее комнате послышались шаги.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

Елена притихла. Прятаться было негде, рядом с комнатой находился совмещенный санузел, но без окон, без ванны. В комнате стояла кровать и больше ничего. Зашел хромой, он тихо подошел к Елене. Скрипа больше не было слышно. Елена лежала и смотрела на мужчину…

Его тяжелый взгляд, неожиданно подобрел.

– Елена… Ты жить хочешь? Ты не боишься моей ноги?

– Я ее не видела, одну видела, вторую нет.

– Ты не спрашиваешь, где семь женщин?

– Они живы?

– Они у себя дома.

– Остальные в страхе или знают, что их отпустят?

– Нет, остальные ничего не знают.

– У меня есть выбор?

– Ты можешь уйти домой, или можешь остаться со мной.

– Девушки ушли домой?

– Хочешь пройти их дорогой?

– Не знаю, через улицу они не проходили.

– И ты на этот двор уже не выйдешь, метла тебе больше не поможет, ты за нее держалась.

– Да, вы правы. Что мне делать?

– Два варианта: полюбить меня или уйти домой.

– Что они выбирали? Они с вами спали?

– Нет. Все ушли домой. Я их не чувствовал. Через них ток не шел, ток идет по проводам, а они были не влюблены в меня, даже под страхом смерти. Я тебя чувствую.

– А Клава где?

– Врач, что ли? Я думал, что с ней у меня получится, но я ее не захотел. Она ушла.

– Клава ушла из жизни, или домой?

– Для меня это одно и то же.

– Они приведут сюда полицию!

– Нет, никто не приведет.

Внезапно комната окунулась в кромешную тьму. До руки Елены дошло легкое, трепетное прикосновение. Она непроизвольно подтянулась к этой руке. Вспыхнул свет. Рядом лежала серая мышка. Елена осмотрела комнату, ни одной двери она не обнаружила. Четыре ровных стены. Она крикнула, но звук потонул в мягкой ткани стен. Кровать резко дернулась. Елена провалилась в очередную темноту. Она резко вскочила на ноги, почувствовала в одной ноге сильную боль и ладонь у локтя.

– Елена…

– Это все еще вы?! – скрипя зубами от боли, проговорила Елена, гладя в жуткие глаза мужчины.

– Я – негодный.

– Что вы себе позволяете!!? Зачем вы издеваетесь над женщинами? У вас были женщины?

– Я не знаю, что с ними делать, вот собрал гарем, посмотрел на всех и отпустил.

Они стояли в подвальной комнате с красными, кирпичными стенами. Тусклый свет горел в одном углу. Мужчина сел на черный кожаный диван. Елена, прихрамывая, последовала за ним.

– Все девушки пытались со мной что-то сделать. Я не понял, чего они от меня хотели. Я всех женщин выпустил в ту дверь, – и он показал дверь напротив дивана.

– Вы нормальный человек?

– Я пытаюсь вспомнить, зачем мужчине нужна женщина и не могу.

– Откуда у вас эта красная крепость?

– Это моя дача.

– Я могу уйти?

– Дверь открыта.

Маг Ефим, таким образом, двенадцать зайцев убил, то есть он перевоспитал 12 девушек. Укрощенье строптивых девушек было его коньком. Он и так чувствовал, что Елена – Венера самая сильная из девушек в моральном и этическом плане.

Глава 2
Астероиды прошлого

Маг Ефим решил проникнуть в астероиды прошлого Елены – Венеры и поучаствовать в ее настоящем времени. Он узнал, что у Елены есть мама, Мария Владимировна, и бабушка по маминой линии, Ксения Ефимовна, которая не отличалась простотой свой биографии.

Он решил исследовать гены Елены по женской линии.

Он подумал, что в истории первой половины 20 века мало юмора. И войны этого времени еще не превращены в старую русскую сказку. Две большие войны, в которых нет единого героя, вокруг которого можно раскручивать сказку о богатырях, но можно писать былины о героях.

Первая мировая война была по принципу слов: воюют все страны! Это было ужасно. Воевали на четырех морях, во всех странах Европы. Стальные шлемы. Первые танки. Газовые атаки. Первые самолеты – этажерки. Что было! Ужас. Чем кончилось? Мужчины Европы и приближенных к ней стран воевали. Женщины служили сестрами милосердия. С отдаленных мест забирались лошади, продовольствие. Страны нищали.

На фоне войны и тяжелого положения населения стала развиваться партия большевиков. Война стала питательной средой, на которой выросла коммунистическая партия. Война переросла в гражданскую войну внутри страны. Плохо было всем: и белым, и красным.

А кто все это начал? Почти забыли.

В памяти людей останется рождение новой техники: самолетов – разведчиков, первых танков. О технике говорить легче, чем о людских потерях.

Альтернатива первой мировой войне. Вместо первой мировой войны объявили бы спортивную олимпиаду, о которой в то время забыли. В олимпиаде могли бы участвовать все страны, имеющие военную технику. Виды спорта должны были быть чисто военными. Например, гонки на танках по пересеченной местности. Полеты на первых самолетах. Гонки военных кораблей на скорость, на точность попадания…

О, так это были бы просто военные учения, в которых могли участвовать цивилизованные страны. Да!

А революция?

Революции в сытых обществах не бывают. А если бы не было революции, не было бы и сплоченной партии большевиков. Кем бы работала партийная бабушка Ксения? Инженером на заводе, естественно на военном заводе или заводе радиодеталей. Гражданская война родила народного героя гражданской войны, героя анекдотов и книги – великого и незабываемого Василия Ивановича Чапаева. И прожил он всего 32 года, а по анекдотам он старый человек и ему все Петька помогал по части женщин.

Чем Василий Иванович близок Елене?

Ее дед был большевиком и был избран председателем колхоза, за что был избит прикладами на глазах у людей. Против большевиков выступали белоказаки. Оказалось, что Василий Иванович воевал против белоказаков на Урале! Сошлись биографии.

А в чем альтернатива может помочь истории? Деда Елены не избили бы, и он не умер бы в 1936 году. А Василий Иванович? Пусть бы его не ранили 5 сентября 1919 года на реке Урал, тогда бы он возглавлял дивизию, имени своего имени, или бы не был народным героем.

Вторая мировая война. Историю второй мировой войны многие знают наизусть. Чего не хватало великому Ефрейтору? Победы над всеми людьми континента. Да, Наполеон со временем стал сказочной личностью в истории. Что их объединяет? Наполеоновские планы захвата, блицкриг, шествие по Европе, нападение на Великую Россию, почти в одно и то же время года. Приближение к Москве столице.

Альтернативная история второй мировой войны. Не было второй мировой войны! Атомные бомбы были бы запрещены при их разработке. Страна, расположенная на восточных островах не пострадала бы от атомной бомбардировки. Все были бы живы, все были бы заняты творческим процессом и обработкой полей и огородов.

Сероглазая Ксения родилась в сентябре 1907 года. Она росла в трудные для страны годы. Она была энергичной и способной девочкой, которая всегда хотела учиться в школе. Мать не разрешала ей учиться, но Ксения в школу ходила, училась хорошо, учительница ее любила. Ксения окончила 4 класса. С 13 лет она работала на железной дороге вместе с другими подростками. Они пропалывали железнодорожные пути и убирали вокруг рельсов, деньги она отдавала матери. Позже она работала на мельнице.

В 16 лет Ксения уехала в город Челябинск, где через райком комсомола устроилась на работу. С первой получки она купила платье и хромовые ботики, и так была рада покупкам, что и не передать словами.

Ксения в 1920 году вступила в комсомол, а в 1928 году комсомольская ячейка передала ее в партию. Она была членом бюро комсомольской ячейки, и женским организатором. Комсомольцы ставили спектакли, и показывали их в деревнях. После спектаклей комсомольцы организовывали молодежные вечера с участием деревенской молодежи.

На одном из вечеров Ксения познакомилась с учителем Николаем Гавриловичем. Они полюбили друг друга. Через некоторое время Николай Гаврилович приехал и сделал Ксении предложение. Ксения не отказала, она его очень любила. Он был добрый человек, культурный и с хорошей душой. Своей маме Ксения ничего о предложении Николая Гавриловича не сказала. Ксения была комсомолкой, выполняла много общественной работы, – все это ее матери не нравилось.

Мать считала Ксению непослушной дочкой. Она хотела отдать ее замуж за другого человека. Пришли сваты и выдали Ксению замуж. Счастья не было. Родилась дочь, Мария. Муж стал вести нетактичный образ жизни. Ксения решила от него уйти. Так началась ее жизнь матери одиночки, ей помогала ее мать.

Николай Гаврилович не женился два года после ее замужества, ждал с ней встречи, но встреча не состоялась. Женился он без любви, счастлив не был.

Ксения вступила в партию большевиков. А куда еще вступать красивой и интересной девушке? Братья Ксении всю ВОВ были на этой войне. Она видела разрушенные дома Ленинграда, окопы под Москвой и землянки партизан в брянских лесах. Она была ранена в Кронштадте, где была комиссаром…

Ксения была выдвинута на работу в райком партии. Годы для страны были тяжелые: восстановление народного хозяйства, коллективизация. За свою жизнь она работала в райкоме, в парткоме, в политотделе МТС и в совхозе. Окончила она партийную школу. Работала там, куда ее партия посылала. Была исполнительна и аккуратна.

Ксения следила за учебой младших братьев Миши и Володи, и за первыми их шагами на работе. На работе о них хорошо отзывались. Ксения работала и училась в Ленинграде до войны, но братьев из виду не упускала, посылала им посылки и деньги на жизнь и одежду.

В мирное время Ксения любила ездить в санаторий, расположенный на берегу моря, вероятно потому, что в войну она была комиссаром на флоте. Представьте на корабле комиссар – женщина. Ксения была ростом 165, с хорошей партийной подготовкой, что касается личных связей с моряками, они были исключены. Стрелять Ксения умела из пистолета, который был всегда при ней.

В городе – острове моряков она жила и работала за два года до войны. Ей приходилось присутствовать при первом погружении подводной лодки. Конструктор подводной лодки, Николай Павлович, часто просил ее помочь достать что-нибудь необходимое для подводной лодки. Капитаном подлодки был назначен капитан с ее крейсера, где она была комиссаром, – это незримо связывало их всех троих. Женщину на подводную лодку комиссаром не брали. Капитан был тайной любовью комиссара Ксении.

Ксении было немного за тридцать лет. Женщина с партийным стажем и карьерой, с неудачной семейной жизнью, ценила хорошее отношение капитана к ней. Конструктор Николай Павлович ей просто нравился, и она ему помогала, как партийный работник. Подводная лодка встретила войну в плаванье, ей надо было вернуться в порт города-острова, и она вернулась. Команде корабля пришлось участвовать в наземных военных действиях, пока лодку ремонтировали после плавания. Ксения с капитаном встретилась раз, но в качестве медсестры. Ей пришлось стать медсестрой и пройти военные курсы подготовки.

Комиссаром Ксения была на линии фронта, на любовь время не оставалось, время было на военные действия корабля, и военные действия моряков в прибрежных районах. В результате сильных боев моряков с противником, Ксения была тяжело ранена, и ее отправили в блокадный Ленинград. Позже Ксению переправили по дороге жизни на Урал. Ее отправили лечиться в тыл.

Елена ходила по комнате и не знала, что здесь вообще можно делать. Все казалось чужим, особенно доставали запахи залежалых лекарств. Да еще ее бабушку Ксению похоронили как-то странно: поставили гроб рядом с глыбами глины, а в могилу не опустили.

Несколько старушек и пару стариков плакали и сморкались в платочки. Из молодого поколения на похоронах была только она. Старушки поминки организовали где-то у себя и в комнату бабки Ксении даже не зашли. Елена к ним не пошла, потому что брезгливо относилась к их бедности и затхлости.

У девушки была еще двоюродная бабка по линии матери, но у нее она не могла даже есть, горло сжималось от спазм брезгливости, скверное на первый взгляд чувство спасало ее неизвестно от чего. Она вообще была странно устроена: не любила рестораны и не любила столовые. В ресторанах слишком много вычурности и посуды, а в столовых ложки и вилки излишне примитивные. Елена любила белый фарфор и нержавеющие вилки.

Итак, Елена находилась в комнате умершей бабки Ксении, которая не брезговала собирать в парке бутылки. Елена жила далеко от бабушки и богатой не считалась. У бабки Ксении была более близкая внучатая племянница Клава. А вот ее на похоронах и не было. У бабки Ксении была одна дочь, Мария.

Мать Клавы, жила в деревне, и бабка Ксения иногда воспитывала Клаву вместо ее матери. Естественно основной наследницей бабки – была Клава, и немного Елена. Интересная картина получалась, а почему на Елену взвалили похороны? Да она на них истратила часть наследства, переданного ей перед смертью бабкой Ксенией наличными. Елена ни с чем приехала к ней перед ее смертью с тем и осталась. Ее вообще вызвала соседка бабки Ксении, сказав, что одинокая бабка при смерти.

Приехала Елена к бабке Ксении, она еще жива была и лежала в этой комнате на железной кровати с периной. Запах стоял жуткий. Бабка Ксения достала пачку денег из-под подушки и отдала концы, только и успела улыбнуться сухими губами.

Дверь в квартиру перед приходом Елены была открыта, то есть двери не были закрыты на замок. Вскоре пришла старушка соседка, да как завыла, узнав, что бабка Ксения скончалась. Она вскоре выть прекратила и спросила у Елены, мол, есть ли у нее деньги на похороны. Елена показала деньги, переданные ей бабкой перед смертью. Соседка довольно улыбнулась, и помогла организовать похороны.

Гроб с телом бабки Ксении не дали опустить в могилу, подошедшие к гробу два мужчины весьма странной внешности. Они показали документы, из которых Елена ничего не поняла, но вместе со старушками отошла от могилы. Два старичка подошли к двум мужчинам, они поговорили. Старички повели старушек на выход. Елена была вынуждена пойти с ними.

Бабка Ксения была человеком социалистической закалки и попов не признавала, поэтому ее не отпевали. Елену догнали два крепких мужика с лопатами, за работу им было оплачено. Они ей сказали, что все сделают, как только им разрешат захоронить покойную, тем более что она еще при жизни купила себе мраморную плиту.

На сердце у Елены остался неприятный осадок от непонятных похорон, и теперь она бродила по квартире, как неприкаянная. Она попыталась открыть окна, но они были крепко заперты. Рамы окон были покрыты несколькими слоями старой краски, украшены ватой между рамами. Квартира находилась на первом этаже четырех этажного кирпичного дома, этим можно было объяснить нелюбовь бабки к чистому воздуху в квартире.

Или она чего-то боялась? Но чего могла бояться старая женщина? Елена осмотрела убогое жилье с мебелью весьма примитивной: шкаф из фанеры, металлическая кровать, круглый стол и один стул. Она встала на стул и посмотрела на то, что лежало на фанерном шкафу: там лежали с десяток сберегательных книжек.

Елена подумала, что бабка хранила старые книжки. Она и подумать не могла, что сберегательные книжки с деньгами! Брезгливо взяла Елена одну книжку, открыла, и глаза ее полезли вверх: денег в сберегательной книжке бедной бабки было очень много! Она открыла еще шесть книжек, во всех лежали вклады внушительных размеров.

Семь сберегательных книжек были оформлены на предъявителя. Елена знала, что квартира достанется Клаве, на нее все бумаги были оформлены бабкой Ксенией, но о сберегательных книжках речь нигде не шла. А если Елена сберегательные книжки нашла на семейной территории, то они принадлежат ей, и государственной пошлиной не облагаются.

Елена собрала все сберегательные книжки, чихнув от пыли. Пыльное облачко поднялось над крышкой шкафа, и она увидела плоский браунинг, покрытый крутой пылью. Оп – па! Бабка – женщина больная, она пыль не вытирала на шкафу, и сбоку за верхней кромкой шкафа складывала свои сберкнижки. Когда она туда браунинг закинула?

За окном стояла поздняя осень. В сумке Елены лежали легкие кожаные перчатки, в них она и взяла браунинг в руки. Он оказался именным! На нем было выгравировано имя бабки Ксении! Елена сняла с головы шелковый, черный платок, положила в него сберегательные книжки и браунинг. Черный сверток она засунула в отдел своей новой, большой сумки.

В это время позвонили в дверь. На пороге стояли два мужчины с кладбища, которые не дали сразу захоронить бабушку Ксению.

– Не волнуйтесь, девушка, вашу бабушку захоронили. Завтра можете проверить, а сегодня вам придется ответить на наши вопросы, – сказал первый из мужчин, и сел на единственный стул.

– Вы нам не объясните, кто была ваша бабушка? – спросил второй мужчина.

Елена посмотрела на весьма интересных мужчин и поджала губы в знак незнания.

– Так дело не пойдет, мы люди серьезные, нам нужны официальные ответы, – сказал первый мужчина.

– Я ее внучка. Бабушка Ксения Ефимовна с моей мамой Марией Владимировной практически не общалась. Мать моя о ней ничего не говорила. Бабушку я видела раз десять в разное время. Больше мне сказать нечего. Да вы посмотреть на бедность ее! Это же ужас какой-то! – воскликнула Елена в подтверждение своих слов.