Текст книги "Преданность Вере и Отечеству"

С чего началась «Крымская весна»

Прокурор Крыма Наталья Поклонская в эксклюзивном интервью РИА Новости рассказала, что стало отправной точкой «Крымской весны» два года назад и где теперь «вежливые люди».

Прокурор Крыма Наталья Поклонская рассказала, что стало отправной точкой крымской весны, которая привела крымчан в российскую семью, где сейчас «вежливые люди» и почему Украина не спешит делать выводы после потери Крыма, а ее солдаты продолжают искать спасение на российской земле. Прокурор не обошла стороной международную политику, назвала условие, при котором возможно проведение фестиваля «Казантип», а также рассказала, кому выставят счет за ущерб от энергоблокады и для каких целей создавался меджлис крымских татар.

– Наталья Владимировна, с чего началась крымская весна?

– Отправная точка тех событий – героизм бойцов крымского «Беркута», которые живым щитом стояли на киевском Майдане под пулями и коктейлями Молотова. Именно они заставили крымчан поверить в себя, расправить плечи и дать отпор фашизму, стремительно расползавшемуся по всей стране. Бойцы «Беркута» – это символ несломленности крымского духа, ведь они остались верны своим принципам до конца и в трудную минуту были рядом с крымским народом.

– Сохранилось ли что-нибудь на память с тех времен?

– Украинский прокурорский мундир, в котором меня представлял в качестве прокурора Республики глава Крымского правительства Сергей Аксенов.

– Угрожала ли тогда вам опасность?

– На тот момент некогда было бояться. Волков бояться – в лес не ходить. Мы делаем свое дело, несем службу, мы защищаем свою родину, поэтому пусть боятся нас.

– Где сегодня находятся символы перемен – «вежливые люди»? Были ли вы лично с ними знакомы?

– Я была с ними знакома, а вот где именно они находятся, не могу сказать. Родину защищают.

– Насколько Крым приблизился к международному признанию за последние два года?

– Крым и город-герой Севастополь всегда были российскими. Их давно уже признали, просто стесняются об этом сказать вслух.

Полуостров после воссоединения с Россией посетили сотни иностранных делегаций и миссий. Едут – значит, признают.

Все они видели, что крымчане живут в мире, никакой войны или оккупированного полуострова нет, но, уезжая, говорят, что пока нельзя говорить правду о Крыме. Кто-то не разрешает. Меня поражает, что Запад в лице своих властей упорно отказывается замечать очевидные вещи. Может, просто не хватает смелости…

– Крым часто упрекают в нарушении прав человека?

– Правозащитникам стоит обратить свой «справедливый» взор в другую сторону и поехать за океан. Думаю, что там есть чем заняться и не придется больше сочинять заказные выдумки в отношении полуострова.

– Неоднократно звучат предложения, в том числе от Запада, о проведении повторного референдума. Допускаете ли вы такую возможность?

– Крымчане сделали свой выбор, сказали: «Мы – Россия». Поэтому повторно доказывать кому-то нет необходимости. Проведем второй раз референдум, третий, и опять не понравится результат, тем более что крымчане снова безоговорочно выберут свой отчий дом, свою Россию. Где гарантия того, что кто-то признает такие итоги референдума?

Поэтому незачем снова будоражить людей, которые однажды уже сделали свой выбор в сложное время, не побоявшись различных угроз.

– Сделала ли Украина выводы после потери Крыма?

– Если бы хотели сделать выводы, то не развязали бы войну на Юго-востоке, сознательно обрекая мирное население на верную смерть. Это же до чего надо не любить свой народ, чтобы жертвовать даже детьми во имя прагматичных целей и желания удержать власть такой ценой.

Власти Украины не делают выводов, да и не стремятся к этому, методично выполняя цель по уничтожению своего народа, загоняя государство в хаос и разруху, вознося на пьедестал Бандеру и его приспешников, тем самым растаптывая память миллионов людей, чьи родные и близкие отдали жизни в войне с фашистами. Мне очень грустно видеть, во что превратили замечательную Украину с ее красивыми песнями и трудолюбивым народом.

– Почему военнослужащие бегут из украинской армии?

– Их можно понять, ведь мы все видим, как киевские власти заставляют военнослужащих истреблять свой же народ на Юго-востоке. Поэтому украинские военные ищут спасения в России и правильно делают.

– Как за последние два года изменилась работа Крымской прокуратуры?

– Мы получили колоссальные полномочия по линии надзора за соблюдением федерального законодательства, в сфере защиты малого и среднего бизнеса. Можем участвовать в нормотворческой жизни Республики, внося законопроекты в парламент Республики. Особо себя проявили отделы противодействия экстремизму и терроризму. Они работают на полную мощность, можно сказать, на 200 процентов.

– Какова криминогенная обстановка?

– Роста преступности за последние два года нет. Что касается тяжких и особо тяжких преступлений, то, наоборот, идет снижение. Правда, летом возрастает количество краж и грабежей в курортных городах, в основном за счет «гастролеров», приезжающих из Украины и регионов России. Зачастую это хищение кошельков и вскрытие машин.

– Как вы боретесь с «оборотнями в погонах»?

– Мы ориентируем суды на более строгую меру наказания. С тех, кто стоит на страже закона, и спрос в несколько раз сильнее. По подозрению в совершении ряда преступлений, в том числе в коррупции, за прошлый год привлечено к ответственности 29 силовиков.

– Будете ли вы выступать против проведения «Казантипа» («Бифуза») в этом году?

– Хочу четко обозначить позицию прокуратуры – мы поддерживаем и приветствуем проведение молодежных, спортивных и оздоровительных фестивалей, которые пропагандируют здоровый образ жизни и позволяют молодежи раскрыть свои таланты.

Но превращать фестивали в ширму для продажи наркотиков, пропаганды насилия и пагубного образа жизни мы не позволим. Культивировать наркоманию нельзя. В прошлом году «Бифуз» запретили из-за нарушения противопожарной безопасности и санитарно-гигиенических норм. Еще до открытия фестиваля только за одни сутки мы задержали одиннадцать человек под наркотическим воздействием и двоих наркоторговцев.

– Подсчитана ли сумма ущерба от энергоблокады?

– На сегодня ущерб составляет около 2 миллиардов рублей. Следствие по этому делу ведет Крымское управление ФСБ.

– С кого будет взыскана эта сумма?

– Сумму ущерба предъявят виновным в совершении диверсии. Обвиняемым по возбужденному уголовному делу проходит Ленур Ислямов, также еще установлены ряд лиц, фамилии которых я разглашать пока не могу. Ислямов уже объявлен в федеральный розыск, ему предъявлено обвинение и избрана заочная мера пресечения в виде заключения под стражу. Санкция предусматривает лишение свободы до 20 лет.

– Три организатора продовольственной и энергетической блокады Крыма объявлены в розыск, при этом Мустафа Джемилев и Рефат Чубаров в международный, а Ленур Ислямов – в федеральный. Есть ли хоть небольшой шанс, что они ответят перед российским правосудием?

– Сейчас они скрываются на территории Украины. Мы не можем силой их взять и привезти. Есть определенная процедура. Вероятность того, что эти лица предстанут перед судом, достаточно высока. Придет время, когда каждому воздастся за его деяния, в том числе гражданам Чубарову, Ислямову и Джемилеву. Они это тоже прекрасно понимают.

– По каким статьям они проходят?

– Джемилев обвиняется в совершении преступления, связанного с небрежным хранением и ношением огнестрельного оружия, а также в незаконном пересечении государственной границы Российской Федерации. Ислямов – в совершении общекриминального особо тяжкого преступления – диверсия в отношении крымчан. Чубаров – в призывах к нарушению территориальной целостности Российской Федерации. Все трое обвиняются обоснованно и законно.

– Нужно ли экстрадировать Ислямова, который является гражданином РФ, или он отказался от гражданства?

– Он является гражданином Российской Федерации. У украинской стороны он национальный герой, поэтому, я думаю, навряд ли они выдадут Ислямова.

– Предъявлено ли обвинение организаторам создания батальона у границ Крыма?

– По данному факту уголовное дело возбуждено, санкция статьи предусматривает до 20 лет лишения свободы. Обвинение пока не предъявлялось. Мы ждем результаты экспертиз, которые должны доказать причастность гражданина Ислямова. Как только документы будут готовы, последуют соответствующие процессуальные решения.

– Насколько велика угроза для Крыма со стороны меджлиса?

– Шансов у них ноль. Им нет здесь места. Мы сюда не пропустим никаких экстремистов, а если кто-то захочет попытать свое счастье, то камеры свободные есть. Мест, правда, у нас маловато остается, но мы отыщем подходящие в Магадане или на Колыме.

Врагов мы не допустим на крымскую землю. Пусть приходят с миром, живут, любуются и радуются жизни, ценят мир, но с войной к нам идти не стоит. Они могут только кричать и рассказывать страшные небылицы, все остальное мы не позволим им сделать. Пусть не забывают, что мы здесь.

– Замешана ли в деле по запрету меджлиса крымских татар политика?

– Называть это дело политическим – безосновательно. Мы оперируем исключительно фактами совершенных преступлений со стороны лидеров объединения, а не преследуем цель наказать неугодных. Говорить об ущемлении интересов крымско-татарского народа через призму закрытия и запрета деятельности экстремистского меджлиса – абсолютно беспочвенно и ничем не аргументировано.

– Вправе ли меджлис называть себя представительным органом крымских татар?

– Меджлис создан более 20 лет назад. Вот мы и задались вопросом, что же полезного было сделано для крымских татар.

Дабы своими глазами увидеть и пообщаться с людьми, по моей инициативе создана рабочая группа из числа сотрудников центрального аппарата прокуратуры республики. Мы выезжаем в места компактного проживания депортированных народов Крыма, чтобы посмотреть и спросить у них, что конкретно сделал меджлис для этих людей, помимо пропаганды агрессии и ненависти к России. Меджлис существует для того, чтобы будоражить население, совершать диверсионные акты, пропагандировать войну, разжигать ненависть, позорить крымско-татарский народ и его символику. Вот и все, для чего он сейчас существует, других целей я не вижу. Мне очень жаль, что лидеры меджлиса десятилетиями прикрывались своим народом, оставляя его в нищете.

– Ранее задержаны два лидера крупной бандгруппировки «Башмаки». Признались ли подозреваемые в содеянном?

– На основании статьи 51 конституции Российской Федерации они отказались давать какие-либо показания, следовательно, и вину не признают. На сегодня оба находятся под стражей, им уже предъявлено обвинение по факту убийства 11 человек. Следствие идет активно, проводятся экспертизы, мероприятия, направленные на установление и сбор доказательной базы, чтобы в последующем направить дело в суд.

– Нет ли давления на следствие и вас лично, ведь фигуранты имели влияние на полуострове? Может, кто-то звонит, просит их отпустить?

– У меня давняя история с этими бандитскими группировками. Я поддерживала обвинение в отношении лидеров и участников бандформирований еще будучи сотрудником Евпаторийской прокуратуры. Зная мою позицию и мое отношение, никому в голову не придет мне звонить.

– Бахчисарай прославился громким коррупционным скандалом с участием чиновников. Есть ли целесообразность проверить на порядочность и других мэров крымских городов?

– Нужно постоянно держать руку на пульсе. Все чиновники должны знать, что им не удастся от нас ничего скрыть. Нельзя оставлять преступления безнаказанными. Мы уже запланировали проверки в ряде регионов, только не буду говорить, куда направимся в первую очередь. Пусть это станет сюрпризом для многих…

– Будет ли иметь продолжение дело по бойцам «Беркута», пострадавшим на Майдане?

– Дело по второму активисту Майдана передано в суд. В скором времени будет вынесен приговор.

– Находят ли в Крыму убежище экс-бойцы «Беркута» из других регионов Украины?

– Приезжали и приезжают с целью спасти свою жизнь, перевозят семьи.

– Когда будет достроена часовня перед прокуратурой и чье имя она будет носить?

– Идея о часовне – коллективная. Вокруг нее также появится красивый сквер, в планах установить фонтан. Строится часовня за счет взносов сотрудников Крымской прокуратуры. Называться будет в честь святых царственных страстотерпцев государя Николая Александровича и его семьи.

Часовня символизирует правду, честь и достоинство. А мы, офицеры, как никто должны выполнять свой долг, нести свою службу по вере, по совести. Планируем открыть часовню к Пасхе. Ее смогут посещать не только военнослужащие и сотрудники прокуратуры, но и любой крымчанин и гость полуострова. Одной из икон часовни станет икона Пресвятой Богородицы, которая написана и передана в подарок с моей родины – Луганской Народной Республики.

– Ваш день рождения, 18 марта, совпал с днем воссоединения Крыма с Россией. Какие чувства испытываете?

– Для меня это счастье и гордость. Мало того, что исполнилась мечта и мы вернулись домой, живем в замечательной, самой великолепной и лучшей стране, великой державе – в России, так это все еще и произошло в мой день рождения. Конечно же, я самый счастливый человек. Передать эти чувства и эмоции словами невозможно.

– Вам дарят какие-то запоминающиеся подарки?

– Мне присылают открытки с хорошими добрыми словами, стихотворения, цветы с различных уголков не только России. Как-то доставили огромный букет из 200 роз, который даже объять было невозможно. Подарки я запретила мне дарить, только иконы и цветы.

– Как вы различаете, когда человек врет, а когда говорит правду?

– Мне подсказывает прокурорский опыт. Он позволяет мне видеть людей как раскрытую книгу, но секрет раскрывать не стану, чтобы никто ненароком не подумал, что теперь сможет меня обмануть (улыбается).

«А я – не робот»[3]3
  Марина Ахмедова // Русский репортер, 30 мая 2016.


[Закрыть]

Весной 2014 года Наталья Поклонская стала символом Крымской весны, героиней роликов, песен и даже рисунков в стиле японских мультиков. Дочка сказала: «Мама, я тоже хочу, чтобы меня называли Няшей!» «Настя, а маме это не нравится!» – говорит Поклонская в нашем интервью. В ее биографии и в ее поступках все было прямо и серьезно, без оттенка игры и иронии. Она еще в 2011 году была обвинителем по делу влиятельного в Крыму Рувима Аронова и его ОПГ; она носила в Киеве георгиевскую ленту, когда Генпрокуратура была уже окружена «Правым сектором»; она не побоялась возглавить Генпрокуратуру Крыма, когда мужики отказались. Что именно в ней роль, а что искренность?

– Считается, что, голосуя за самую красивую, люди за внешностью человека видят судьбу, его поступки. В случае актрис – сыгранные ими роли. Россияне отдали первое место вам. Знают ли они настоящую вас?

– Ну конечно же. Я же то, что делаю, делаю по-настоящему. Бывает что-то очень красивое, а внутренне отталкивает. Или наоборот. Это же совокупность – образ на картинке и результат работы, когда ты знаешь, что человек сделал хорошего, а что плохого. Каким бы красивым ни был преступник, разве можно сказать, что тебе нравится этот человек, проголосовать за его внешность?

– А вам часто встречались красивые преступники?

– Конечно. Но и преступления – разные. Есть экономические, есть общекриминальные, когда молодые ребята оступаются. Например, украли у кого-то мобильный телефон. Или отмошенничали этот телефон. Ну, оступились! Но продолжают быть людьми. Что бы с человеком в жизни ни случилось, он все равно остается человеком. Есть люди, для которых криминальная жизнь – романтика, смысл существования. Украл, сел, вышел, украл, сел… Это образ жизни уже. Но нельзя к ним относиться с ненавистью. К ним тоже надо относиться с уважением. К тем, которые находятся в клетке, за решеткой.

– Почему?

– Потому что это тоже судьба. Они свой крест несут. От тюрьмы и от сумы не зарекайся, говорят. Преступники бывают внешне красивыми. Разное может подтолкнуть человека к преступлению – жизненная ситуация или бесы.

– А вы верите в бесов?

– Нет. Это я подобрала неправильное выражение. А надо было сказать – «нечистая попутала». Но бывает же так: что-то сделал, обернулся назад и пожалел. Что-то плохое внутри сидит и – бах! – к плохому и подталкивает. Я образно говорила, конечно, веры в бесов у меня совершенно нет.

– A y вас у самой были такие состояния, когда что-то – бах! – подталкивало к плохому?

– Такое, после чего я думала: «Зачем я это сделала?» Ну конечно. Утром собираешься, дома кавардак, а всех надо успеть отправить в школу, на работу, и ни с того ни с сего на ребенка как наругаешься. Потом в машине на работу едешь, думаешь: «Вот это зачем?» Переживаешь, что неправильно поступила.

– То есть вы не неумолимый рок и можете пожалеть даже человека за решеткой?

– Когда приезжаю в следственный изолятор, в колонии наши, то вижу людей, многие из которых болеют или мучаются: у кого-то ребенок родился, а он его не видел, или родители заболели, а он не может им помочь… А! Вот, кстати, хороший пример. Перед Пасхой и девятым мая один подстражный направил мне из СИЗО просьбу. А я как раз там проводила личный прием подстражных. И вот он написал мне письмо: «Уважаемая Наталья Поклонская, – она делает паузу, как будто хочет убедиться, что ее слушают, – я поздравляю вас и ваш коллектив с наступающим Днем Победы и прошу, чтобы вы мне направили по возможности георгиевскую ленточку. Я нахожусь в изоляторе и не могу поздравить ветеранов, а у меня два деда воевали. Хотелось бы мне, чтобы душу грела эта ленточка. По возможности направьте». Скажите, как не выполнить просьбу человека, который находится там и просит, чтобы ему душу согрела георгиевская ленточка? Конечно, мы собрали георгиевские ленточки, пасочки ими обвязали и направили в СИЗО. Каждому, и ему в том числе. Я делаю свою работу, я поддерживаю обвинение в судах. А работу свою делать надо справедливо, четко, – произносит нежным голосом, твердо отстукивая слова по столу, – жестко, но не перегибать. Потому что они тоже люди. Им надо помогать.

– А если бы он попросил желто-голубую ленточку? Если бы она ему грела душу, вы бы отправили?

– Конечно, нет. Георгиевскую ленточку – да.

– Почему?

– Желто-голубую? А что это за ленточка? Если ему нужен желто-голубой флаг, то пусть едет в ту страну, где он реет.

– Но есть люди, которые по-другому относятся к желто-голубой ленточке, верят в нее.

– Пусть. Это их право.

– То есть не отправили бы?

– Не отправила бы. Если бы меня попросили фашистскую свастику отправить, я б ее тоже не отправила. Или нож, ключи от решетки. А желто-голубая ленточка никакого отношения к празднику Победы не имеет. Почему я отправила георгиевскую? Потому что… – набирает вдох, – День Победы. Потому что… праздник. Мы… все… вместе… обязаны нести и передавать память о нем, чтобы не забывали, почему мы сейчас все живем. И если человек, который находится в СИЗО, это понимает и поддерживает, то это хорошо. И это не вырвать, не забрать, не отнять, не продать… И не купить!

Дочь Анастасия

– Вы сейчас испытываете серьезные эмоции, как мне кажется?

– Конечно. А я – не робот.

– И вы считаете, что и у отъявленного преступника есть душа?

– Да. Только вопрос, что за душа.

– Отправившись писать рапорт об увольнении в украинскую прокуратуру в Киеве, вы надели на себя георгиевскую ленточку. Это так?

– Да.

– Это так наивно.

– Почему? Это не наивно. Это просто надо пережить. Почему я надела георгиевскую ленточку? Киев – великолепный город. Каштаны, Киево-Печерская Лавра. И Днепр этот красивый. Ревучий Днепр. Днипро. «В бой идут одни старики», там пели эту песню… Когда начался Майдан, мы в прокуратуре не успевали писать справки о людях, которые были убиты на Майдане. Потом все эти маски, захват генеральной прокуратуры, покрышки горелые, этот постоянный бой в барабаны, щиты об асфальт. Этот голос в громкоговоритель… Я никогда не забуду картавый голос Парубия. Он непосредственно отдавал приказы, куда какая сотня направляется, куда и кому стрелять. Стрелять! По живым людям стрелять.

– Вы там были?

– Да. Я как раз возвращалась из храма в Крещение, девятнадцатого января. Ходила воду освящала. И георгиевской ленточкой я хотела доказать… – говорит сквозь зубы, – а было чувство, что мир просто взял и перевернулся… что наши ценности, на которых мы выросли, все это уходит куда-то. На первый план выступает какое-то бе-зо-бра-зие. Мракобесие. Вот – мракобесие! Ярче не назовешь. И эти черно-красные повязки на руках… Все это побеждает. Они приходят в прокуратуру генеральную, выгоняют наших солдат из внутренних войск, которые стояли на турникете, пропускали нас. Их уже нет, вместо них «Правый сектор» с черно-красной повязкой, с дубинами, с автоматами. Просто чистейшая двести шестьдесят третья УК Украины! И вот они стоят в генеральной прокуратуре и наблюдают, как мы заходим на рабочее место. А я в эти месяцы старалась ездить к родителям в Евпаторию. И когда ехала из Симферополя, то по дороге (а мимо не проедешь) я видела памятник героям-десантникам. И на руке у десантника – огромная георгиевская лента, ее ветер развевает. Для кого-то, может быть, это мелочь, но на самом деле она греет душу! Это же памятник нашим погибшим фронтовикам… сколько их там полегло наших. Георгиевскую ленту живые повязали, и мне это грело душу. Конечно же, я участвовала в митинге за референдум в Евпатории. Сама ехала в автоколонне, и на антенне моей машины была георгиевская ленточка. Ее я и привезла в Киев. И вот прихожу я на работу в Киеве, а эту ленточку повесила на пиджак, на нагрудный карман.

– А «Правый сектор»?

– А «Правый сектор» подумал, что я в неадеквате. Я тоже ждала, что сейчас будет какая-то реакция. «Но я им отвечу! Вот пусть только попробуют мне что-то сказать, эх, я им отвечу!» – сжимает кулак. – Может, и была в этом какая-то наивность… Но, знаете, мне было так обидно-о. Так противно-о. Я здесь работаю, я – сотрудник прокуратуры. И какой-то преступник, который думает, что он – герой революции, будет мне указывать. Пусть только попробует! Но они посмотрели на меня и ничего не сказали. Я понимала, что иду за память своих… а фронтовиков чужих не бывает. Все фронтовики, которые погибли… они же за нас. Они – на-ши. Они же не выбирали, как и где им погибнуть. И они на нас смотрят. А мы кто после этого? На Украине люди, наверное, немножко заболели.

– Многие побывавшие на Майдане говорили, что там – воздух свободы, и они им дышали. Восторг захватывал людей с первых минут.

– Ха-ха.

– Почему вас не захватил всеобщий порыв? Люди ведь, как говорили, вышли за справедливость, против власти, которая их давила.

– Да, вначале они произносили эти лозунги. Но я могу вам ответить цитатой из Столыпина: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия».

– Но почему вам нужна Россия? Вы же жили на Украине?

– А в душе я – Россия. И Украина в душе была Россией. Крымчане считали, что живут на Украине, по бумагам были украинцами, но на самом деле не было ничего подобного. Когда я приехала в Киев, я просто мучилась, это ужас, пока привыкнешь печатать на украинском! Я думаю на русском, перевожу на украинский, потом хожу, прошу, чтобы мне текст отредактировали. А жители Юго-востока? Они что, не имеют права заявить, что хотят вернуться в Россию? Имеют право. Право на самоопределение прописано в Европейской конвенции по правам человека. Так в чем проблема? Какая Украина? Украина – великолепная страна. Добрая страна, певучий язык. Венки, песни. Но вы посмотрите, что вы сделали с ней!

– Многие считают, что это сделала с ней Россия…

– А у них это всегда так. Если что-то где-то происходит, то все сделала Россия. Как в анекдоте: «Кто напортачил? – Невистка».

– На Украине вас считают предательницей. Что вы на это скажете?

– Предательница ли я?

– Нет, я вас не считаю предательницей. Что вы скажете украинцам, которые так о вас думают?

– Я бы им посоветовала вспомнить, кого они сами предают сегодня. И кого они убивают. И кого поддерживают. И кого направляют на войну в Донбассе. Я бы посоветовала хотя бы один раз поинтересоваться, сколько детей искалеченных осталось без мамы и папы. Я ездила к одной девочке. У нее мама и папа в машине ехали, погибли под артобстрелом, а она осталась в живых, но ей сделали серьезнейшую операцию – вместе части черепа пластину вставили металлическую. Она в Крыму реабилитацию проходила. Я к ней подошла, она такая перепуганная. А я с зайцем и конфетами… Она меня спрашивает: «А мама с папой рядом же?» – «Конечно же, рядом! Конечно! Рядом они, всегда с тобой». Она на меня посмотрела, а это не взгляд десятилетней девочки, это взгляд тридцатилетней женщины. Пусть ей ответят. Кто вообще давал им право? Почему они не могут посмотреть ветеранам в глаза? Почему ветераны не могут выйти и нормально отпраздновать День Победы?

– Вам ответят, что ветераны выходят и празднуют День Победы.

– Но почему в присутствии ОУН-УПА? И вот когда они ответят на эти вопросы, то поймут, что за молчанием и Бога предать можно. Нельзя предавать молчанием. Если вы так боитесь высказываться, то хотя бы не переключайтесь активно на ту сторону. Это как-то… не совсем порядочно.

– А если бы вы не уехали из Киева, вы думаете, что не переключились бы, не начали подстраиваться?

– Нет. Я же рапорт написала. Я не думала, что когда-нибудь снова буду работать в прокуратуре. Попрощалась со своей карьерой. Смотрела на свою форму прокурорскую в Киеве и думала, что, к сожалению, больше никогда ее надеть не смогу. У меня уже было отвращение. Как можно надеть эту форму? Противно! Чтобы в ней поклоняться нацистам, пришедшим во власть? И не пришлось бы мне оставаться в Киеве потому, что я крымчанка. Они говорят, что какое-то мое имущество там арестовали. А у меня там никогда ничего не было. Я не магнат, не олигарх – я просто работала. А здесь у меня дом, мама, папа. И за родину я бы стояла до конца.

– Почему вы такая наивная?

– В чем?

– В искренности.

– Искренность – это хорошо. Московской интеллигенции не хватает этого качества. Я бы им пожелала быть искренними и честными.

– Московская интеллигенция над вами смеется.

– Смех – это хорошо. Смех продлевает жизнь. Я надеюсь, что они продлили себе жизнь.

– Например, над вами много смеялись девятого мая. Вы вышли в Бессмертный Полк с иконой Николая Второго. Говорили: «Я вышел с фотографией деда, и Поклонская вышла с фотографией деда – Николая Второго».

– Я не слепая. Я все это видела.

– Вас это задевает? Что вы чувствуете, когда это видите?

– Да что я могу чувствовать… Наверное, сожаление к этим людям, которые до такой степени зациклились на своей интеллигентности, что не могут увидеть чего-то другого. Но приходит время, и люди понимают что-то другое и раскаиваются.

– А в чем им нужно раскаяться?

– Я не говорю, что они должны… Просто у всех бывает так в жизни: человек сначала не понимает, что кого-то обидел, неправильно сделал, а пройдя через некоторые обстоятельства меняется, оборачивается назад и видит – неправильное было.

– Кто ваш отец по профессии?

– Он тринадцать лет проработал на шахте в Луганской области. Каждый день в четыре часа в нашу деревню приезжал шахтерский автобус, он привозил с работы отцов. И мой папа, как все, был весь в саже. Мама его встречала борщом. Это была очень почетная работа – шахтер. У нас в деревне почти у всех папы шахтеры. Я гордилась папой. И горжусь. И буду гордиться. Потому что… Потому что он мой папа.

– Ваша семья прилагала усилия к тому, чтобы вы пошли учиться?

– Я сама выбрала специальность. Еще в девятом классе. Я увлекалась всеми предметами, которые были связаны с юриспруденцией. Хотела помогать людям. Добиваться справедливости, что ли.

– А почему тогда не стали адвокатом?

– Потому что у меня была тяжелая ситуация с трудоустройством. В две тысячи втором году я закончила университет. Попасть в прокуратуру было очень сложно, знакомых и родственников в органах у меня не было. Я еще на четвертом курсе пришла в прокуратуру Евпатории проситься на практику на общественных началах. Мне все было так интересно, я просила следователей: «Ну возьмите меня с собой на место преступления!» И до того дошло, что они стали меня одну отправлять на осмотр места преступления. Я все записывала, все исполняла. Мне по душе это было. Когда я окончила университет, то два месяца не могла устроиться на работу. Ездила в прокуратуру Евпатории, просила взять меня. Оттуда меня отправили в Симферополь, там начальник кадров говорит: «Пиши заявление, мы тебя рассмотрим в порядке очереди». Я написала заявление и думаю: «Ну все, меня никто не возьмет». Уже хотела идти на телеканал «Марион» в Евпатории. Журналистика как-то переплетается с юриспруденцией, тоже общение с людьми… И вот когда я потеряла надежду, мне позвонили из управления кадров прокуратуры Автономной Республики Крым: «Езжай на собеседование в прокуратуру Красногвардейского района. Если прокурор даст добро, пойдешь к нему на стажировку». Я помчалась. Это было шестнадцатого декабря. Никогда не забуду тот день потому, что было очень холодно… Села на электричку, поехала, прошла собеседование, устроилась на стажировку, потом прошла аттестацию и была назначена на должность. Вот так судьба распорядилось.

– Наверное, тогда вы и помыслить не могли, что станете прокурором всего Крыма?

– Не могла! Вот на самом деле говорю, не могла даже подумать. И когда я сидела у Сергея Валерьевича (Аксенова, сейчас главы Республики Крым. – Прим. «РР»), я приехала к нему восьмого марта, то ничего этого еще не знала. Он говорит: «У нас уже есть первое лицо в прокуратуре. Если что, замом пойдешь?» «Мне кем угодно пойти. Главное – возьмите. У меня много информации из генеральной прокуратуры Украины. Я расскажу! Лишь бы их сюда не про-пус-тить! Сергей Валерьевич, вы даже не представляете себе, что там творится». А он сидит и говорит: «Почему же не представляю? Представляю». – «Нет, вы не представляете». На следующий день он позвонил и говорит: «Тот человек отказался. Наталья, пойдешь первой?» «Конечно, пойду». «Ну, все тогда. Давай, езжай в Симферополь». Я села в машину и поехала в Симферополь. Потом меня представили на президиуме госсовета. Затем сессия, работа… Но в тот момент я не думала: «Ух, прокурор Автономной Республики Крым!». Все было в горячке. Я пошла бы кем угодно, хоть милиционером, лишь бы цели достичь! А целью было не занять должность прокурора, а Крым обезопасить. Чтобы тут не получилось того, что получилось в Киеве. Целью было провести референдум.

– Я сейчас вас слушаю и пытаюсь поставить себя на место несогласных с присоединением Крыма к России. Мне бы пришлось вас бояться.