Текст книги "Снежный ком"

Глава 12. … дней до Рождества

– И поэтому я пишу ей письма. Да, не под своим именем. Ты думаешь, я идиот? Ну, скажи?

Месье Каротт сидит на кухне отеля «Снежный ком», на табурете возле разделочного стола. На столе перед ним в позе фарфоровой копилки сидит Бомарше и оглашает кухню ритмичным урчанием. Шеф-повар беседует с котом, не забывая угощать его сардинками из стоящей рядом банки.

– Молчишь… ну, возьми еще сардинку, вот так. Хотел бы я иметь твое самообладание! Всё вокруг вверх дном, а ты сидишь себе, кушаешь сардинки и смотришь своими желтыми глазами!

Бомарше моргает и аккуратно принимает рыбину из рук месье Каротта. Затем облизывается, зевает и начинает мыть правую лапу.

– Я с ума сойду, если не добьюсь ее, мой дорогой Бомарше! Она такая чудесная, мадмуазель Левуазье! Такая милая, сдержанная, рассудительная… Я уверен, что мы бы уже давно были вместе, если бы не эта грымза Дюбуа. Вечно наговаривает на меня! И вообще, вешает свою феминистскую лапшу всем на уши! Представь, она рассказала моей возлюбленной о том, что эти болваны Жан и Робер зовут меня «Черпаком»!

В этот момент Жан и Робер, подслушивающие беседу шефа с котом за приоткрытой дверью, беззвучно хохочут, пиная друг друга локтями.

– Я знаю, тебе от нее тоже достается порой! – продолжает месье Каротт. – Грымза и есть!

Кот Бомарше зевает в знак согласия и получает очередную сардинку.

– Но я все продумал! У меня есть сбережения, и вот что я сделаю: я арендую шикарное шале в горах! А что – на два дня мне как раз хватит! И приглашу мадмуазель Левуазье встретить со мной Рождество. Я уже намекал ей на это в одном из своих писем, и она, по-моему, настроена благосклонно! Конечно, приехав туда, она увидит меня вместо респектабельного мэтра Клемансо… Но я ей все объясню! Неужели она отвергнет меня, Бомарше, после всех моих признаний?! Скажи, а?

Бомарше как бы между прочим тянется мягкой лапой к банке с сардинами – так, словно просто желает убедиться в ее реальности.

– Эх, ты думаешь только о еде! – укоризненно молвит месье Каротт и угощает кота очередной сардинкой. – А у меня между тем еще одна проблема. Надо где-то раздобыть двух сиамских кошек. Я уже писал мадмуазель Левуазье, что у меня есть кошки. То есть не у меня, а у месье Клемансо. Но поскольку он – это я, то кошек искать придется мне! Ты мне не можешь помочь, а? Ты же у нас специалист по кошкам?

Бомарше отворачивается, словно отвергая инсинуации месье Каротта.

– Ясно, не поможешь. Никто мне не поможет! Все, все приходится делать самому!

В этот момент из коридора доносятся крики месье Фернана, который хватился своего кота:

– Бомарше! Бомарше-э-э-э! Кис-кис-кис! Ты куда подевался, гадкий кот!

– Ну что, давай, иди к своему хозяину, пока его удар не хватил! – говорит месье Каротт. – И никому не рассказывай, о чем мы тут с тобой говорили!

Бомарше соскакивает со стола и неспешно удаляется.

А Жан и Робер, вдоволь нахохотавшись, отправляются разгружать грузовик с продуктами. Как и Бомарше, они никому не расскажут об услышанном – из человеколюбия и истинно швейцарской терпимости к чужим странностям.

Глава 13. … дней до Рождества

Согласно плану, разработанному сестрами Лебрен, романтическому сближению месье Фернана и мадмуазель Дюбуа должно было поспособствовать драматическое действо под названием «Пропажа, поиски и счастливое обнаружение кота Бомарше». К осуществлению плана было решено привлечь коридорного Гийома, и в данный момент он стучит в дверь вдовы Симоно, зажав под мышкой шипящего и извивающегося любимца господина управляющего.

– Вот, мадам Симоно, – хитро подмигивая и аккуратно отцепляя когтистую лапу от форменной куртки, говорит коридорный, – принес вам заложника!

Мадам Симоно, ранее выразившая самое горячее желание участвовать в постановке сестер Лебрен, внимательно осматривает Бомарше, находит его «вполне недурным котярой» и сгребает в охапку. Бомарше делает пару рывков с целью высвободиться из стальных объятий вдовы, но вскоре обмякает и засыпает.

Мадам Симоно жестом отпускает Гийома, и тот с видом агента спецслужбы, только что выполнившего Невыполнимое Задание, отправляется прямо в кабинет месье Фернана, чтобы сообщить, что машина запущена, и назад пути нет.

Итак, началось!

– Бомарше-е-е! Котик мой, ты где? Кис-кис-кис! – голосом, которому позавидовал бы профессиональный трагический актер, завывает в холле отеля месье Фернан. – Котик мой пропал! Мой котик! А-а-а-а!

На сцене появляется группа поддержки в составе Амалии и Мари Лебрен.

– Ай, беда, беда, – причитает Амалия, – неужто совсем пропал? Господи Иисусе! Может, забрел куда, да и заснул?

– Не забрел он никуда, я сердцем чую! – очень натурально заламывая руки, продолжает стенать месье управляющий. – Его похитили! Его, наверное, сейчас пытают!

В холле появляются месье Каротт, его помощники Жан и Робер, несколько постояльцев отеля и слесарь месье Дрик. Все словами и жестами выражают сочувствие внезапно осиротевшему месье Фернану, и только невозмутимая мадмуазель Дюбуа взирает на происходящее из-за стойки администратора, не выказывая ни грамма ажитации.

– Да что вы, месье Фернан, – молвит она, – жив-здоров ваш кот, не переживайте! Он наверняка в кухне, расхищает запасы месье Каротта!

– Он не расхищает, я его добровольно угощаю! – задохнувшись от возмущения, вступается за «пропавшего» Бомарше шеф-повар.

– Нет, его похитили и мучат! – срываясь на рыдания, голосит управляющий.

– На кухне его нет, я только что посмотрел, – подливает масла в огонь коридорный Гийом. – Разве что на улицу удрал, а там… как бы в снегах не затерялся…

– Я не переживу, – глухо сипит управляющий и всем телом наваливается на стойку администратора, как бы теряя сознание. Мадам Дюбуа колеблется несколько мгновений, но, в конце концов, решает проявить истинно швейцарское человеколюбие – подхватив шефа под локоть, сопровождает его к дивану и бережно усаживает. Затем достает из аптечки валерьянку и, отсчитывая капли, приговаривает:

– Да найдется ваш кот, что же вы так убиваетесь! Это же всего лишь кот… то есть… я хотела сказать… я имела в виду – кто его станет похищать – это же не сын миллионера! Да и потом, Бомарше такой парши… то есть, такой боевой кот – еще неизвестно, кому было бы хуже: ему или его похитителям, вздумай они его похитить!

Закончив эту утешительную тираду, мадмуазель Дюбуа невзначай берет убитого горем месье Фернана за руку, отчего тот заметно приободряется – заметно для всех, кроме самой мадмуазель Дюбуа.

Сестры Лебрен весело перемигиваются и пихают друг друга локтями в бок. Однако до финала постановки еще далеко, и чтобы сюжет не завял, Мари выдвигает следующее предложение:

– Надо в подвале глянуть – может, туда убёг!

Все с энтузиазмом подхватывают эту идею:

– Точно, надо в подвал!

– Все идем в подвал! Несите фонари!

– Несите лестницу!

– А лестницу зачем? Мы же не на крышу полезем!

– Веревку, веревку возьмите!

– На кой черт нам в подвале веревка?

– Вязать похитителей!

Однако экспедиция в подвал не приносит результатов – что и неудивительно, если учесть, что объект поисков в этот момент мирно спит в гнезде из изрезанных газет под креслом мадам Симоно.

Осмотрев увешанных паутиной и покрытых ссадинами участников похода в подвал, сестры Лебрен решают, что на сегодня приключений достаточно, и пора направлять представление к его счастливому завершению.

– А я вот подумала, может, он к постояльцу какому в комнату влез и там затаился? – сощурившись, словно профессиональная гадалка, молвит Амалия Лебрен.

С помощью хитрых уловок зачинщиц представления на обыск комнат постояльцев отправляют коридорного Гийома и мадмуазель Дюбуа. Спустя десять минут в холл торжественно вступает сияющий Гийом, а следом за ним, неся на вытянутых руках, словно мерзкую жабу, сонного Бомарше, идет мадмуазель Дюбуа.

– Месье Фернан, – тоном глашатая возвещает коридорный, – ваш питомец найден, и нашла его наша неподражаемая мадмуазель Дюбуа! Именно ей Бомарше обязан своим спасением!

Вид Бомарше явно говорит о том, что в гробу он видал свое счастливое спасение – ему так сладко спалось на куче газет! Однако все кругом ликуют и рукоплещут, месье Фернан, прижимая кота к груди, не скупится на комплименты и благодарности в адрес администраторши, а та, в свою очередь, зардевшись от удовольствия, с непривычной для полковой лошади мягкостью мямлит что-то в ответ. Удивительно, но никого не интересует – каким образом кот управляющего оказался в келье мадам Симоно.

* * *

– Это было потрясающе, месье Фернан! Мы и не знали, что у вас такой актерский талант! – говорит Мари Лебрен.

– Да, настоящий дар! Вы так стенали, что у меня едва сердце не лопнуло! – вторит ей Амалия.

Сестры Лебрен сидят на диване в кабинете управляющего и угощаются горячим шоколадом с ванильными пирожными работы месье Бриша. Сам управляющий, весь пунцовый от смущения и пережитых за день приключений, водит пальцем по полированной поверхности журнального столика и пытается откреститься от приписываемого ему таланта:

– Ну что вы, что вы, право же… я не думаю… впрочем, в отрочестве, во время учебы в лицее, как-то раз я играл в рождественской постановке… пятого пастуха… но я не думаю…

* * *

Вечером того же дня месье Фернан, набравшись храбрости, в знак благодарности за спасение Бомарше приглашает мадмуазель Дюбуа отужинать в будущую пятницу в ресторанчике «Альпийский гусь» в Шампери. Мадмуазель Дюбуа принимает приглашение, каковой факт, по мнению всех работников отеля (включая слесаря месье Дрика), достоин занесения в анналы.

Глава 14. … дней до Рождества

– Ма-ам, а это что это на столе такое? Это, что ли, кекс? – спрашивает восьмилетний Андре.

– Кекс, кекс, – отвечает мадам Руж, – иди, давай, позови своего брата, скоро за стол!

– А мы его, что ли, будем есть?

– Ну, конечно, будем, Андре! Неужели же он для красоты тут стоит!

Андре, закатив от восторга глаза, пулей несется по лестнице на второй этаж, попутно оглашая весь дом воплями «Жиль! Жиль! А вот чего скажу! Иди скорей сюда!»

Спустя десять минут все семейство в сборе за обеденным столом – за исключением месье Ружа. Но вот и он, отлипнув, наконец, от телевизора, с глухим вздохом водружается на свой любимый продавленный стул. Жиль и Андре не отрывают взора от кекса, мадам Руж не отрывает взора от месье Ружа, а месье Руж тем временем, не замечая ничего вокруг, сосредоточенно помешивает ложкой в тарелке с супом, словно пытается выудить оттуда давно потерянное сокровище.

В полном молчании съедается суп и баранина с овощным рагу. Андре и Жиль в нетерпении ерзают на стульях, не переставая гипнотизировать кекс. Наконец, мадам Руж встает и разливает по чашкам какао. Давно забытый пряный аромат достигает ноздрей месье Ружа, и он с недоумением поднимает глаза от узоров на скатерти.

– Дорогой, это тебе, – нарочито обыденном тоном молвит мадам Руж и передает супругу блюдечко с куском кекса.

Месье Руж округляет глаза и даже открывает рот, как бы желая что-то сказать, но вместо этого вгрызается в кекс с неожиданным для записного меланхолика энтузиазмом. Жиль и Андре в точности повторяют действия папá. За столом вновь воцаряется тишина, но это тишина совсем иного рода, чем пятью минутами ранее – просто наслаждение от великолепного кекса месье Бриша и лучшего в Шампери какао не требует словесного выражения. Дожевывая первый кусок кекса, месье Руж взглядом просит добавки, и моментально получает ее. Управившись со вторым куском так же ловко, как и с первым, месье Руж откладывает салфетку и обводит взглядом свое семейство.

– Дорогая, ты, как будто, изменила прическу? – адресуется месье Руж к супруге, и той стоит больших усилий не упасть от неожиданности со стула, поскольку последний раз месье Руж обращал внимание на ее внешний вид пять с половиной лет назад, когда мадам Руж, неловко оступившись на черной лестнице, ударилась лбом о дверной косяк и неделю ходила с сиреневым синяком в пол-лица.

– Жиль, а это у тебя что такое? – продолжает удивлять домочадцев месье Руж. – Покажи-ка!

– Это паровозик, папá, – выпучив глаза, тихо шепчет Жиль, не зная, к добру ли такое внимание внезапно ожившего отца семейства или нет.

– Недурная машина! – молвит месье Руж, осматривая игрушку. – А что, стало быть, есть и железная дорога к нему?

– Конечно, есть, па-ап! – не выдерживает Андре. – Ты ж нам ее сам подарил! На позапрошлое Рождество! Ты, что ли, не помнишь?

– Правда? Э-кхм… ну да, ну да, как же… – месье Руж тщетно пытается вспомнить позапрошлое Рождество, но не преуспевает. Однако это, кажется, его не слишком удручает.

– А вот если протянуть рельсы из столовой в залу, то можно отправить остатки кекса туда поездом! – предлагает месье Руж. Мадам Руж роняет на пол чайную ложечку, а Жиль и Андре застывают с открытыми ртами, глядя на отца со смесью ужаса и восхищения.

В следующую минуту уже все трое ползают по полу, увлеченно прокладывая маршрут «Столовая – Зала», а мадам Руж достает свою записную книжечку, перечеркивает последнюю запись «Женьшень заменить экстрактом полыни» и делает новую запись: «Завтра: шоколадные трюфели и пончики с абрикосовым джемом, мятный чай».

Тем временем со станции «Столовая» первая партия кекса отправляется в путь.

Глава 15. … дней до Рождества

– И я ответила, что принимаю его приглашение!

– Что?! Мадмуазель Левуазье, это крайне неосмотрительно и безответственно! Я уже не говорю о моральной стороне вопроса…

Мадмуазель Дюбуа и мадмуазель Левуазье, пользуясь временным затишьем (выселяющиеся клиенты выселились, заселяющиеся клиенты заселились, а месье Фернан, сославшись на неотложные дела, передал Бомарше на попечение Амалии Лебрен и отбыл в Шампери до самого ужина), сидят в холле отеля «Снежный ком» и вполголоса обсуждают последние новости. Мадмуазель Левуазье только что пересказала напарнице содержание последнего письма загадочного месье Клемансо и призналась, что согласилась встречать с ним Рождество. Услышав это, мадмуазель Дюбуа надулась, словно фаршированная рождественская индюшка, и теперь мадмуазель Левуазье предстоит прослушать лекцию о том, что пристало и чего не пристало делать девушке «её статуса и положения».

– Девушке вашего статуса и положения, мадмуазель Левуазье, не пристало принимать приглашения от незнакомых мужчин! Ну, подумайте сами! Вы будете там одна, совсем одна, среди гор и снегов, с этим, – мадмуазель Дюбуа делает многозначительную паузу, стараясь вложить в следующее слово максимум негативного смысла, – месье! А что, если у него грязные намерения?!

Мадмуазель Левуазье решает не говорить вслух о том, что она, вообще-то, не против того, чтобы месье Клемансо осуществил с ней свои «грязные» намерения, а вместо этого отвечает в том смысле, что кроме месье банкира в шале будут еще две кошки.

– Кошки! Ха-ха! Ну, тогда, конечно, я за вас спокойна! – картинно запрокинув голову, молвит мадмуазель Дюбуа, и продолжает лекцию:

– А вы подумали, мадмуазель Левуазье, что этот ваш месье Клемансо может оказаться агентом преступной сети, занимающейся похищением и торговлей женщинами? Вот уснете вы Рождественской ночью в альпийском шале, а проснетесь под Новый год в гареме турецкого шейха!

– У турков, по-моему, нет шейхов, – с нескрываемым сожалением в голосе говорит мадмуазель Левуазье, но эту реплику ее напарница пропускает мимо ушей, увлекшись сочинением воображаемых ужасов:

– Или вдруг он окажется маньяком? Как Джек-Потрошитель? Нашинкует вас, как капусту, и ваши бренные останки будут потом по частям собирать по всему западному склону!

– Да ну вас, в самом деле, мадмуазель Дюбуа! Вам бы только всякие гадости придумывать! Я уверена, что месье Клемансо – порядочный мужчина, а никакой не потрошитель капусты!

– Не знаю, не знаю, милочка… Я старше вас, я много повидала в этой жизни! – мадмуазель Дюбуа закатывает глаза, чтобы мадмуазель Левуазье осознала, как много повидала ее старшая напарница. – И вот что я скажу вам: мужчинам доверять нельзя!

– А как же месье Фернан? – интересуется мадмуазель Левуазье. – Он что же – не мужчина?

– Как это?! То есть… я не хочу сказать… но я уверена… конечно, мужчина! – нервно комкая уголок носового платка, бормочет мадмуазель Дюбуа.

– Но ему вы при этом доверяете! – наносит коварный удар мадмуазель Левуазье. – Вот в «Альпийского гуся» ходили давеча – а вдруг бы месье Фернан оказался торговцем женщинами? Глоток вишневой наливки – и вы в портовом борделе Стамбула!

– Вы у меня… да я вас… вы… – мадмуазель Дюбуа задыхается от возмущения и, кажется, готовится ответить на инсинуации мадмуазель Левуазье не словом, но делом, как тут в холл из кухни высовывается месье Каротт:

– Э-э-э, добрый вечер, дамы, а выпечку от месье Бриша еще не доставляли?

– Да подите вы к черту со своей выпечкой, месье Каротт! – хором выкрикивают мадмуазель Дюбуа и мадмуазель Левуазье. Шеф-повар исчезает в недрах кухни, и в отеле «Снежный ком» снова воцаряется блаженная послеполуденная тишина.

Глава 16. … дней до Рождества

Мадмуазель Дюбуа, наделенная, как все администраторы всех отелей мира, способностью чувствовать присутствие клиента, даже стоя спиной к стойке, резко оборачивается и от неожиданности роняет на пол недоеденный кусочек тминного кренделя, потому что перед ней стоит – кто бы вы думали? – мадам Симоно собственной персоной! Да, да – та самая мадам Симоно, которая на протяжении четырнадцати лет не покидала комнаты № 18! Та самая мадам Симоно, которая все эти годы общалась с внешним миром только и исключительно через коридорного Гийома! И всё же, никаких сомнений быть не может – в холле гостиницы, возле стойки администратора стоит именно мадам Симоно и недовольно взирает на ошалевшую мадмуазель Дюбуа.

– Ну, что такое, милочка – привидение увидели? – спрашивает обитательница комнаты № 18, кокетливо поправляя на плечах цветастую шаль с кистями (подарок покойного месье Симоно).

– До… добрый день, мадам Симоно, – суконным языком молвит мадмуазель Дюбуа. – Как вы тут ока… то есть… вы уверены, что вам стоило спускаться? Я что хочу сказать… ваше здоровье…

– Милочка, мне пока еще не сто пятьдесят лет, а всего лишь шестьдесят четыре, и я чувствую себя достаточно хорошо для того, чтобы спуститься со второго этажа на первый без помощи подъемного крана!

– О, приятно это слышать! Просто раньше вы же никогда…

– Что – никогда? Никогда не выходила из своей комнаты? Ха-ха! – мадам Симоно взмахивает унизанной старомодными перстнями рукой и игриво трясет седыми кудряшками. – Раньше не выходила, ну а теперь вот взяла, да и вышла! Я – переменчивая натура!

– Да уж, я вижу, – мрачно соглашается мадмуазель Дюбуа, весьма негативно относящаяся к переменчивым натурам.

– Я к вам, милочка, собственно, вот по какому вопросу, – мадам Симоно переходит на деловой тон и наваливается внушительным бюстом на стойку, отчего книга регистрации постояльцев не оказывается на полу только благодаря ловкости рук и скорости реакции мадмуазель Дюбуа. Ничуть не смутившись, мадам Симоно продолжает:

– Мы – то есть я, Гийом и сестры Лебрен – решили вместе встречать Рождество. Месье Фернан уже поставлен в известность – он разрешил нам расположиться в столовой! Меню рождественского ужина мы уже согласовали с месье Кароттом. Сам он, правда, куда-то намылился на рождественские каникулы и нипочем не говорит – куда, но он обещал приготовить все заранее, так что его подмастерья – или как правильно надо их называть? – разогреют все и сервируют для нас рождественский стол.

Мадам Симоно делает паузу, чтобы набрать воздуха для следующей тирады, а мадмуазель Дюбуа тем временем думает о том, что хорошо бы смертоносная лавина сошла на «Снежный ком» именно в Рождество и погребла бы всех этих интриганов, которые за спиной администратора отеля сговорились – и с кем! – с самим управляющим! Какое нарушение иерархии, какое неслыханное попрание правил и традиций!

Но тут мадам Симоно, отдышавшись, переходит к сути:

– Так вот, я хотела попросить вас, мадмуазель Дюбуа, чтобы вы передали слесарю месье Дику – у вас лучше получается общаться с этими неотесанными мужланами! – чтобы он раздобыл ёлку и установил ее в центре зала в столовой накануне Рождества, а уж украсим ее мы сами – гирлянд я настригла за этот год на целый ельник! Ха-ха-ха!

– Ё… ёлку? – переспрашивает мадмуазель Дюбуа, с трудом сдерживая приступ бешенства.

– Ну да, ёлку! Какое же Рождество без ёлки?

На этом мадам Симоно разворачивается и медленно уплывает и холла, а мадмуазель Дюбуа с треском ломает карандаш – уже третий на этой неделе.