Текст книги "Ози"

– Лиззи. Не надо меня бояться, я не собираюсь причинять тебе зло.

Женя отыскал ее взглядом: тонкая полоска рта даже не дрогнула. Его голос. Это точно был его голос. А рот оставался плотно закрытым, и слова мистическим образом возникали из пустоты, будто вырывались на свободу сквозь живот чревовещателя. Женя отлепил руку от столешницы и вытянул вперед, слегка покачнувшись от слабости.

– Не двигайся! Ничего не делай, умоляю! – все-таки Лиза не выдержала, и из глаз горячим потоком брызнули слезы. Размазывая их ладонью по щекам, она затряслась всем телом, пытаясь сдержать рвущуюся наружу истерику. – Не понимаю, как такое возможно. Ты что, умер? Откуда ты взялся, в нашей… моей квартире?

– Ты сама прекрасно это знаешь. Подумай хорошенько.

– Я не в состоянии думать. – Она покачала головой и прислонилась спиной к стене. Ощущение опоры придало обманчивое чувство уверенности. – Ты помнишь, что сказал мне однажды вечером? Мы лежали на диване перед телевизором и смотрели один из твоих любимых американских боевиков. Помнишь? – озаренная внезапной догадкой, она всем телом подалась вперед. – Ну, что же ты молчишь? Если ты настоящий, то должен помнить.

– А я помню. – Глаза вспыхнули огнем, от которого по коже побежали мурашки. – Я сказал, что Ози ненастоящий. Сказал, что тебе нужно сходить к доктору и рассказать о своих видениях. – Он грустно покачал головой, – какой же я был дурак. Откуда я мог знать о нем тогда? Мне стыдно, что я в тебе усомнился.

– Ты это что, шутишь? За дуру меня принимаешь, да?

– Нисколько. Просто ты так страдала, что я не выдержал и пришел.

Словно во сне, Лиза сделала несколько шагов к столу и вздрогнула от резкой боли, ударившись о подлокотник дивана. Это хорошо. Ведь боль всегда означает жизнь.

В отличие от столешницы и ковра под ногами, на диване не было ни капли жидкости – он казался нереально чистым клочком суши в черном океане нечистот.

Женя ждал, когда она сядет – темная полоска по-прежнему сжата в тонкую линию – не рот, а просто нарисованная кривая черта. Она притягивала своей чужеродностью.

– Выслушай меня спокойно, хорошо? Тебе необходимо принять решение, или смириться с положением жертвы. Выбери что тебе нужно, счастье? Деньги? Как только ты сделаешь выбор, удача вернется, а жизнь Кристины станет твоей. – Женя вздохнул, явно с усилием подбирая слова, – ничего не поделаешь, для достижения цели приходится платить жестокую цену. А ты коварная, я знаю. И Ози тоже знает, поэтому и сделал выбор в твою пользу. Ты ведь хочешь быть счастливой?

– Конечно, хочу. Только причем тут моя сестра? Кристина всегда была трусихой, дрожала от вида собственной тени! – одно только предположение, что Ози, ее личное наваждение, изначально должен принадлежать сестре, вызвало острое чувство ненависти. И все же, слова Жени показались до ужаса неестественными, наскоро заученными по бумажке. Лиза почувствовала, как ногти врезались в ладонь, и сделала несколько глубоких вдохов.

– Что ты вообще понимаешь?! Бросил меня, как надоевшую собаку и уехал, даже не объяснившись, а сейчас…

– Я написал тебе записку. Просто она завалилась за тумбочку в коридоре. Если бы ты почаще убиралась… – Женя провел рукой по голому плечу и с брезгливостью посмотрел на вымазанные грязью пальцы. – Грязь. Она повсюду, нигде без нее не обойтись.

Слова задели до глубины души, но Лиза промолчала, привычно сдерживая клокотавшее внутри возмущение. Ей столько раз приходилось подавлять чувства, что сейчас это удалось с легкостью.

Кто он вообще такой? Что-то между, никто. Еще немного, и она дотронется до скорченного тела, почувствует знакомое ощущение кожи и человеческого тепла. Если это Женя, то она сразу поймет, что это именно он. Обязательно поймет.

Ведь не просто же так она бессчетное количество раз прикасалась к гладкой коже и прижималась к широкой груди. Каждую ночь они засыпали вместе, переплетая ноги и руки, дыша одним дыханием. Именно поэтому она должна безошибочно распознать обман.

– Не трогай! – заметив движение, Женя резко уклонился в сторону. – Кто тебе сказал, что меня можно трогать?!

– Но…

– Если дотронешься хоть пальцем, я рассыплюсь на куски, а это не очень-то приятно. Ясно? И не нужно этих телячьих нежностей – мы же расстались. Если было бы можно, я бы предпочел исчезнуть и больше никогда не возвращаться. Только вот Ози тебя пожалел, и если я уйду, ему это очень не понравится.

И тут Лиза засмеялась. Согнувшись, и уперев руки в колени, она выплескивала смех прямо на испорченный ковер, дрожа и захлебываясь в слезах. Потом, немного успокоившись, зажмурилась и мысленно стала считать до десяти. Цифры нехотя прорисовывались в голове, превращались в белые творожистые облака и тут же рассеивались. Она считала и бормотала заветные слова, словно молитву: «на счет десять, исчезни, немедленно. Ты должен исчезнуть. Должен исчезнуть. Должен исчезнуть прямо сейчас».

И он исчез.

Так что, все эти паранормальные явления на самом деле полная чушь. Смех, да и только – как она могла подумать, что Женька каким-то образом появится в квартире, которую в спешке покинул месяц назад? Ключи он оставил в коридоре, повесил на гвоздик возле двери, и с того дня ни разу не позвонил, ни строчки не написал в соцсетях. А тут такое…

Ответ прост: в какой-то момент, после пережитого стресса в ресторане, не выдержали нервы, и мозг отключился, предпочитая провалиться в фазу длительного лечебного сна. А когда она пришла в себя, на часах уже было восемь часов утра, будильник разрывался на части, а столешница журнального столика поблескивала перед носом чистой, идеально гладкой поверхностью. Как и нежно-персиковый ковер под ногами.

Лиза стиснула зубы, чтобы не взвыть от боли в затекших мышцах. Правую руку от кисти до самого плеча пронзило колючими иглами. Она все-таки уснула на проклятом диване гостиной.

– Ненавижу тебя! Ненавижу!

Добравшись до ванной комнаты, и сбросив в короб для белья несвежую одежду, она встала под душ и выкрутила кран до упора – теплые струи яростно обрушились на плечи и спину, разлетаясь россыпью бриллиантовых капель по обнаженной коже. Стекая вниз по плоскому животу и длинным ногам, вода закручивалась в свистящую воронку, и с громким хлюпаньем всасывалась в слив, навсегда исчезая в переплетениях канализационных труб.

Несколько минут Лиза стояла, полностью расслабившись и опустив голову – вьющиеся, насквозь промокшие волосы покачивались перед глазами из стороны в сторону.

Она на долю секунды вернулась в прошлое – в то время, когда вода, в любом ее проявлении вызывала панический, неконтролируемый ужас. Когда она, петляя, стекала между ног в черную трубу ванной, сердце замирало от страха в беспокойном, и одновременно нетерпеливом ожидании. Несколько долгих лет с восьми до одиннадцати, ей постоянно мерещился скользкий уродец с щупальцами, выбирающийся из черной бездны на белый, до блеска натертый фаянс.

Детская фантазия безгранична. Безгранична и губительна. В закоулках памяти уже никогда не отыскать причину, которая стала началом конца.

Превращаясь во взрослых, люди начисто забывают о существовании чудес. Чудес, и счастливчика с волшебными флаерами. Между прочим, у этого существа имеются рыбьи губы и розово-серые, постоянно хлюпающие жабры. Их отчетливо видно, если отогнуть воротничок накрахмаленной рубашки.

Лиза повесила влажное полотенце на сушилку и остановилась перед зеркалом между комнатами и коридором – тело охватили лучи утреннего солнца – микроскопические волоски на животе и руках встали дыбом, а тяжелая, правильной формы грудь невольно притянула взгляд. Руки по-хозяйски пробежались по телу, повторяя плавные изгибы и ощупывая выпирающие косточки.

Вспомнив о прошедшей ночи, она усмехнулась уголком рта, и присев в неудобной позе, зашарила под комодом. Почти сразу же пальцы наткнулись на клочок бумаги – уже зная, что это будет, Лиза вытащила наружу покрытый тонким слоем пыли тетрадный листок. Обычный, сложенный вдвое листок в клеточку, от которого задрожали губы, и озноб пробежал по позвоночнику. А вот и оно. Запоздалое прощание.

«Лиза. Ты, наверное, решишь, что я трус, и окажешься, как всегда права. Да, я трус, и не выношу женских слез. Писать красиво я тоже не могу. Поэтому скажу сразу – я тебя не люблю, и больше не хочу этого скрывать. Ты ни в чем не виновата, дело во мне. То, как мы жили в последнее время, больше похоже на добровольное заточение. А я хочу двигаться вперед и развиваться, только с тобой у меня ничего не выходит. Несколько дней назад мне сделали выгодное предложение, и я согласился. Не думаю, что ты отпустила бы меня в Америку по доброй воле. Но и с тобой я никуда бы не поехал. Извини. Уверен, все будет хорошо, и ты найдешь свое счастье. Уж я-то знаю. Если честно, я никогда не хотел семьи, и не понимаю, зачем нужны дети. Просто нам было хорошо вместе, а это главное. Ведь так? Сотовый номер я сменил, но тебе не оставляю по понятным причинам. Прошу, не нужно звонить моей матери – она никогда не вмешивалась в мои отношения.

P.S: и еще. Та история про Ози… когда у тебя появится новый парень, советую о нем помалкивать. Прощай, и не держи на меня зла».

Сквозь пелену слез, Лиза еще раз перечитала последние строчки и смяла записку в кулаке. Что ж, тайное стало явным.

Глава 5

– Елена Станиславовна, вы меня не поняли. Прошу вас, пожалуйста, не вешайте трубку! Ладонь взмокла, и телефон заскользил между побелевших от напряжения пальцев. Лиза сильнее вдавила трубку в ухо, будто это могло исправить и без того унизительную ситуацию.

В комнатах было душно как в бане: горячий ветер неподвижно завис за окном, и жадное солнце подбиралось сквозь москитную сетку к голым ногам. А она, как всегда, сидит одна за кухонным столом с полуистлевшей сигаретой и слушает, как стук сердца разносится по квартире. К такому недолго и привыкнуть.

– Я не знаю, что он вам сказал, но все не так, как вы думаете. Мы расстались без упреков и ссор. Женя просто собрал вещи и ушел, не сказав ни слова. Разборки меня не интересуют, иначе, я бы давным-давно поселилась на коврике возле вашей двери. Мне просто нужно поговорить, и все. Он ведь оставил вам новый номер? Не мог не оставить.

– Чего не знаю, милочка, того не знаю. Вас, женщин, умом не понять. – Голос из трубки с садистским удовольствием растягивал предложения, смакуя каждое слово. Лиза с трудом сдержала раздражение: сил на перекрестную атаку с бывшей «почти свекровью», совсем не осталось. Эта старая карга с самого начала не одобрила выбор сыночка, а сейчас, видимо, праздновала победу.

– А я предупреждала, что этим все кончится. Ты со своим характером навсегда в девках останешься. Да и какие могут быть разговоры, когда между вами все давно кончено?

– Обещаю, я не собираюсь его возвращать. Даже не думала об этом.

– Ну да, конечно же, не думала. – На пару секунд в трубке повисла гнетущая тишина, – не думала, но сказала.

– О Господи, Елена Станиславовна! Мне не нужен ваш сын. Просто дайте с ним поговорить, это единственное, о чем я прошу. Один звонок, и я больше никогда вас не побеспокою.

– Начнем с того, что если бы Женя хотел, он бы лично оставил свои координаты. Он не хочет тебя знать, и точка. Если ты умная девочка, то должна была это сразу понять. А все эти просьбы и заверения – вымысел чистой воды. Вот как я считаю. И номера у меня никакого нет.

– Хорошо. Как скажете. Но если Женя вдруг объявится, передайте, что мне нужно срочно с ним поговорить. Это очень важно, понимаете, очень.

– Даже не сомневаюсь в этом. – Лиза услышала, как Елена Станиславовна отвела трубку от уха, и через секунду связь оборвалась.

– Черт!

Она отключила телефон и в бессильной злобе пнула ножку стола. Удар пришелся прямо между пальцев, и от резкой боли перед глазами вспыхнули искры. Никакой надежды. Можно не сомневаться, что драгоценная мамочка даже под страхом смерти не распахнет морщинистого рта.

С трудом, но все же удалось взять несколько отгулов за свой счет, вот только лучше от этого не стало. В отеле существуют неприкосновенные правила и огромный перечень нелепых, выдуманных черт те, кем законов. Любое отклонение от обязанностей без серьезной причины грозило увольнением. Плевать она на это хотела! «Удобство клиентов – залог успеха!»

Каждую смену Лиза слышала эту глупую, полную восторга фразу: она вылетала из большого ярко-красного рта начальницы, вместе с ядовитыми слюнями. Кругом одна несправедливость.

Чтобы не сидеть, уставившись бессмысленным взглядом в записку, Лиза порвала ее на мелкие кусочки и смыла в унитаз. Дело совсем не в Жене. То есть, не совсем в нем. Скорее, в какой-то отдельной его части. Отдельной. Господи, неужели она думает об этом серьезно?

Даже если он сейчас появится перед ней из-под земли, то все равно не сможет адекватно объяснить то, что произошло на журнальном столике. Просто потому, что это не имеет ни объяснения, ни логики, ни смысла. Не имеет ничего. В лучшем случае, он беззлобно посмеется, а в худшем… об этом не стоит даже думать.

Чтобы успокоиться, Лиза решила поехать к матери. Рядом с ней все погружалось в состояние покоя и хотя бы на какое-то время вставало на свои места.

Полтора часа до родного дома она провела в мечтательной задумчивости, уставившись в пыльное окно автобуса, и провожая взглядом проплывающие мимо широкие поля и искусственно выращенные лесополосы. Изредка на глаза попадались заброшенные села и фермы с плоскими, кое-где впалыми крышами.

Трясясь на потрепанном сиденье, она думала о времени, которое снова тратила зря.

Она представляла его, как что-то настоящее и живое. Например, животное.

Время, будто мерзкая раздувшаяся жаба, жрет все подряд, пока без сил не завалится набок. И даже после этого продолжает испытывать голод. От маячившей в дали старости никуда не убежать и не спрятаться: рано или поздно глубокие морщины покроют лицо, испортится фигура, поредеют и станут седыми волосы. Все, что останется, – это богатый жизненный опыт и безотчетный страх перед неизбежностью смерти. От этих мыслей становилось не по себе.

Мама, как обычно, работала в огороде. Закатав до локтя рукава длинной рубашки, и склонившись до самой земли, она с молчаливым усердием пропалывала грядку с морковью и свеклой. На веранде из распахнутого окошка играла музыка: настроенный на «русское радио» старенький магнитофончик едва не разрывался на части, булькая и надсадно хрипя через каждые два слова.

– Мамулечка, здравствуй!

– Лиза, ты приехала! – забыв про грядку, мама всплеснула руками: грязь комьями осыпалась с пальцев и замарала блузку, но она не обратила на это внимания.

– Я только вчера думала, как там мои доченьки, почему не едут, не звонят. Совсем, наверное, закрутились со своими заботами!

– Что бы ни было, я о тебе никогда не забываю. – Не выдержав, Лиза прижалась к материнской груди и тяжело вздохнула.

Зря она всю дорогу уговаривала себя не волноваться и не показывать бушующего внутри отчаяния. Как не скрывай, а настоящие чувства все равно вылезут на поверхность, такова уж ее слабая натура.

– Что случилось? Почему такой несчастный вид?

– Да не то чтобы случилось… только, пожалуйста, не переживай, хорошо?

– А что, есть о чем переживать? Обычно, ты никогда не приезжаешь без предупреждения.

– Ну, это смотря с какой стороны посмотреть. – Лиза отвела глаза. – Извини, что не сказала сразу, но вышло так, что мы с Женей расстались. Я знаю, как хорошо ты к нему относишься, и именно поэтому так долго молчала. В общем, ты и сама все понимаешь.

Несколько долгих минут они смотрели друг на друга. При виде печальных глаз матери, хотелось отмотать время на несколько часов назад, и возможно, вообще не выходить из квартиры. В конце концов, все имеет свойство заканчиваться.

– Вот, значит, как. А Кристина знает?

– Нет. Я не хочу нагружать ее своими проблемами. Да и что она сделает, если узнает? Почему я вообще должна перед ней отчитываться?

– Ну почему же сразу отчитываться? – мама покачала головой, – вы друг другу родные сестры все-таки, а не чужие люди.

Вместо ответа Лиза многозначительно усмехнулась и прошла в дом. Странно, но на этот раз ничего не действовало, не утешало истерзанную душу. Хотя, вроде бы, все по-старому: просторные сени, узкий коридор, светлая комната с телевизором в центре – сверху на широкой коричневой крышке вязаная салфетка, с боку стоит обеденный стол, а к стене прислонился диван с потертой от старости спинкой.

Стены, оклеенные светлыми обоями в мелкий розовый цветок, приятно холодили пальцы – она машинально провела рукой, пытаясь оживить прошлое, но ничего не вышло. Еще бы. Ведь прошлое никогда не приходит по заказу.

– О, нет, скажи, что это неправда! – На электрической плитке, журча жиром, лопалась яичница.

Лиза быстро подхватила сковороду прихваткой и перенесла на подставку: жар плыл прямо в лицо, и, выпятив губу, она подула на челку.

– Опять оставила на огне и забыла?!

– Ну, не кричи, пожалуйста. Я вышла за зеленью, и просто немного отвлеклась.

– Да так, что едва не спалила весь дом.

Недовольно ворча, Лиза достала из пакета купленные по дороге хлеб, сыр, зеленый горошек и ветчину.

Время обеда давно истекло, а мама все никак не могла наговориться. Они вслепую бродили по замкнутому кругу, каждый раз возвращаясь к началу. Вопросы – лишь прикрытие, за которым, как и прежде, скрывалась пустота и мрачные мысли.

Лиза смотрела в лицо матери, и представляла на ее месте совсем другую женщину. Властную, и острую на язык.

Женина мать никогда не скрывала своего истинного отношения, и считала, что ее сынок достоин большего счастья в жизни.

В одну из редких встреч, Елена Станиславовна прозрачно намекнула, что у нее имеется знакомый психиатр, который в два счета решит любые душевные проблемы. Она в глаза называла ее больной и не упускала случая напомнить об этом сыну. В конце концов, давление оказало должный результат, и Женя предложил сходить к врачу.

Естественно, Лиза отказалась, но около года назад, все-таки записалась на прием к психологу. По собственному желанию. Конечно же, она была не настолько глупа, чтобы идти к знакомому бывшей свекрови, и рассказывать ему про Ози. Про Ози не узнал никто.

Мысль о психологической помощи пришла внезапно, в одну из дождливых осенних ночей: Лиза решила, что нездоровая тяга к прошлому имеет явную причину, которую видят все, кроме нее. И Ози тут не при чем. То, что она не хочет взрослеть и боится ответственности, имеет логичное объяснение, которое даст любой мало-мальски смышленый врач. Вот только она не учла, что недостаточно созрела для того, чтобы раскрывать свою душу перед незнакомыми людьми. Да и кто сказал, что воспоминания, это плохо?

Хватило одного сеанса, чтобы забыть о докторах навсегда.

Она с содроганием вспоминала скользкие, жадно блуждающие по телу глазки психолога. Рослый и розовощекий, он важно покачивался в кожаном кресле, и всячески пытался вытащить из нее секреты, даже не расположив к себе. Он утверждал, что корень зла всегда идет из глубокого детства, от которого необходимо избавиться немедленно, с помощью гипноза. А так, как он является высококвалифицированным мастером своего дела, то…

То, что он хотел донести с раскрасневшимся от натуги лицом, она и так прекрасно знала. В отличие от других людей, она зависла в возрасте десяти лет, и каждый раз, чувствуя опасность, прячется в воображаемом мире и пережидает угрозу. Ну и что? Почти у каждого есть свой воображаемый мир. И никто не видит в этом ничего плохого. Если ее мир – это спасительные воспоминания, то кому какая разница? Нужно лишь переступить невидимый барьер, и все. Возможно, именно сейчас она это и сделает.

– Я вот о чем хотела спросить. – Лиза вздохнула и посмотрела на мать, которая сидела за столом, и, нацепив на нос очки, перебирала зелень. – У нас из родственников кто-нибудь страдал галлюцинациями или психическим расстройством?

– Хм… что-то не припомню такого. – Сразу же забыв про листики петрушки, мама с недоумением вскинула брови, – а зачем ты спрашиваешь? Неужели…

– Нет, со мной все в полном порядке! Никаких кошмаров, навязчивых идей и фобий нет.

– Тогда в чем же дело?

– А дело в детях. – Чувствуя, что сейчас покраснеет, она отвела глаза и мысленно выругалась. Угораздило же ляпнуть такое!

– Если я рассталась с Женей, то это не значит, что я не думаю о будущем. Не последний же он мужчина на свете, в самом деле? Просто я хочу точно знать, что у нас и наших родственников с головой нет никаких проблем. Даже самых незначительных. Недавно по каналу СТресс показывали интересную научную передачу о наследственных заболеваниях. Взгляд изнутри называется. Там такие вещи творятся!

– Впервые слышу такое название. – Заинтересовавшись, мама потянулась к забытой на подоконнике программе передач, но на полпути передумала и махнула рукой, – зрение ни к черту. Впрочем, я не удивлена – теперь на каждом канале такое показывают. Только не понимаю, что тебя так взволновало. Да еще после расставания. Неужто ты… беременна?! Это что же, Женька из-за этого сбежал?!

– Вот только не надо ничего придумывать. Я же говорю: смотрела передачу, задумалась о детях. Сама не понимаю, что на меня нашло, так испугалась. Черт с ним, с Женькой. Что, если у моих будущих детей обнаружится неизлечимая болезнь, о которой никто даже не подозревал? Что, если она сидит в ком-то из нас и ждет подходящего случая, чтобы выбраться наружу? Такие вещи случаются сплошь и рядом! Мне уже тридцать лет, и еще одной ошибки просто нельзя допустить. Следующий мужчина должен стать мужем и отцом моего ребенка. Тут без вариантов. Понимаешь? В какой-то степени, я даже рада – Женя был совсем не готов к семейной жизни. Работал в видеосалоне, ну куда это годится? Что он мог дать моему ребенку? Шоколадку раз в неделю? Мы расстались не так давно, примерно месяц назад, а у меня сейчас словно гора с плеч. Я не говорила?

– Лизонька, не спеши.

Мама обтерла лицо пальцами, так, будто стряхивала налипшие на него слова. С последним прикосновением, кожа на щеках обвисла, и уголки губ завернулись вниз. Старость. Вот она какая. Стоит только снять маску, и сразу же на поверхность проступают тщательно замазанные пигментные пятна и складки, – ложь, наглая ложь, что можно обмануть время. Оно не скроется даже под толстым слоем тонального крема и пудры. Именно поэтому нужно торопиться. Торопиться получить свое.

Мама поднялась со стула и шумно дыша, опустилась рядом – протяжно заскрипели пружины старого дивана. От темно-коричневой кофты пахло застарелой пудрой и простенькими цветочными духами. Этот запах Лиза помнила наизусть, – без него мама была бы чужой.

– Не понимаю, зачем думать о несуществующих проблемах? Если ты не беременна и свободна, почему бы просто не наслаждаться жизнью, пока не встретится настоящая любовь?

– Именно этого я и хочу, мамочка. Именно этого.

Лиза улыбнулась. Глубоко в ее сердце пряталось убеждение, что она точно знает, как нужно поступить. Словно наивный ребенок, она с расширившимися от восторга глазами наблюдала, как распускает лепестки цветок, тяжелый и набухший от капель росы. Надежда. Она приходит, когда ее совсем не ждешь.

За два дня в квартире собралась гора пыли. Напоминая серую кошачью шерсть, пыль воздушными клочками вылетала из-под ног и тянулась серой полосой вдоль потускневшего плинтуса. Можно убираться с утра до позднего вечера, но что это даст? Через пару часов все снова придет в запустение, в точности, как до начала уборки. Мистика. Закрыв дверь на все замки, Лиза прошла в гостиную. Вопреки ожиданиям, журнальный столик остался на месте – все та же пыль накрыла его тонкой, неподвижной пленкой.

– Женя, ку-ку. Скучал без меня? Скучал, я знаю. Твоя мама оказалась ужасной злюкой. Но в глубине души, мы ведь оба об этом догадывались.

Задумчиво подперев рукой подбородок, она на несколько секунд склонилась над столешницей и вывела дрожащим пальцем имя: Кирилл. С последней буквой на губах проступила довольная улыбка.

– Ну, как тебе? Он ведь появился после. А значит, я ни в чем не виновата. Или считаешь, что я вечно должна тебя оплакивать? А?!

Она со всего маху треснула по поверхности ладонью: шлепок произвел эффект разорвавшейся бомбы в наглухо закупоренном помещении. Собственный страх взорвал в душе волну ярости и мрачного бессилия.

– Ты думаешь, я мучаюсь? Нисколько. Ужасно то, что он мне нравится. Нравится, понимаешь? И плевать я хотела, что он будущий муж моей сестры. Веселенькая история получается, правда? Так что, прости, что не унижалась, не искала, не плакала. Вот, смотри, что я сейчас сделаю.

Лиза метнулась к настенному шкафу и принялась дергать ящики за ручки. Они распахивались с жалобным хрустом, едва не грохаясь вниз. Когда к горлу подкатил ком из истеричного крика, она наконец-то нашла что хотела, и с ликованием выбросила руку вверх:

– Вот, гляди внимательно, Ози. Где бы ты сейчас не был, я уверена, что ты все понимаешь и слышишь. Как и мой Женечка.

Из раскрывшегося альбома с тихим шелестом посыпались фотографии. Лиза вытряхивала блестящие снимки из плотных кармашков, и с удовлетворением наблюдала, как они цветными пятнами разлетаются по полу – навеки застывшая мешанина из глаз и ртов, ее мучительная, так внезапно завершившаяся история любви. Когда Лиза попыталась собрать фотографии в одну кучу, они веером отскочили от пальцев и вновь рассыпались по ковру.

– Больше ты меня не волнуешь. Не волнуешь!

Она порвала глянцевый прямоугольник на мелкие части и подбросила в воздух, как праздничное конфетти. Кусочки застывших воспоминаний падали на волосы и лицо, – не обращая на них внимания, Лиза кружилась по комнате, заведя руки за голову и улыбаясь, как пьяная.

– У меня будет прекрасный муж и ребенок. Будет. И очень скоро. Ты это увидишь. Вы все это увидите.

Прекратив безумный танец, она подошла к столику и с осторожностью положила ладони на гладкую поверхность. Затем, внимательно разглядывая столешницу, прощупала миллиметр за миллиметром, но так ничего и не обнаружила.

В этот момент в коридоре запиликал телефон. Неужели Кристина? От мысли, что сестра захотела ее услышать, кольнуло сердце. После встречи в ресторане они еще ни разу не созванивались – Лиза не спросила новый номер, а сотовый был почему-то недоступен.

– Я слушаю.

– Ты где вообще пропадаешь? Начальство рвет и мечет, а ты не отвечаешь на звонки, с ума сошла?

Лиза скосила глаза на автоответчик и вздохнула: так и есть, моргает, переполненный сообщениями. Голос, полный возмущения, неприятно резанул слух. Со Стеллой они никогда не были подругами, и разговаривали в основном только по поводу работы.

– Меня два дня не было в городе. Землинская лично отпустила. А что случилось?

– И ты еще спрашиваешь? Тебя уволили!

– Что? Ты это серьезно?!

– Серьезней некуда. Сегодня с утра прибежала Олеговна, устроила истерику и приказала в срочном порядке искать тебе замену. – Стелла помолчала пару секунд, и до Лизы, будто сквозь вату донеслось шуршание бумаг. – Вот, держу заявление на увольнение. Если по-честному, то переживать особо не о чем. Таких отелей на каждом шагу столько, что глаза разбегаются. За пару дней найдешь место в тысячу раз лучше нашего гадюшника.

– Но почему? То есть… я же взяла отгулы за свой счет? У меня случились непредвиденные обстоятельства, я просто не могла иначе!

– Ну, я тут не при чем. И как понять, взяла? Ты ведь просто сбежала без объяснения, или я что-то путаю? – до ушей донеслось протяжное прихлебывание: Стелла обожала кофе, и пила его чуть ли не каждый час, обычно закусывая пончиками из кондитерской напротив.

– Кто тебе об этом сказал?

– Да все говорят. И еще. – Она немного замялась, прежде чем продолжить, – Олеговна узнала, что ты была в номере с мужчиной. Просмотрела видео у входа, ну и сложила одно с другим. Все претензии к Семенычу – он не стер данные. Он же у нас человек настроения, и уничтожает только то, что может навредить его репутации. Нужно было идти в другое место. Или тот мужик не мог заплатить за номер?

– Мог. Просто все произошло так неожиданно, и я не думала, что дело дойдет до…

– До постели?

От гадкого смешка по коже побежали мурашки, и события так и не забытой ночи предстали в совсем ином, неблагоприятном свете. Стелла шумно возилась с документами, и Лиза в молчании ждала, когда она перестанет передвигать папки с места на место, чтобы закончить разговор.

– Ну, в общем, не мое дело, с кем ты встречаешься. Жаль, конечно, что так вышло, но заявление лежит перед моим носом, и тебе нужно его подписать. Ну и вещи кое-какие – за спинку кровати галстук завалился – шнурок с запонкой и синим ромбом внизу. Не знаешь, чей он?

– Я заберу. Сегодня.

– Ну, вот и славно. – Повеселев, Стелла сказала еще пару незначительных слов, и, ссылаясь на работу, повесила трубку.

Ближе к вечеру, придав лицу непринужденное выражение, Лиза пришла на работу, и не глядя, подписала заявление. Только шариковая ручка в пальцах едва заметно подрагивала. Ни о какой двухнедельной отработке не могло быть и речи: любой косо брошенный взгляд со стороны воспринимался как болезненный удар в спину. Чувство, что все вокруг смотрели только на нее, не отступало. Лиза буквально слышала их мысли, читала их по отражению в глазах.

Единственным местом для зализывания ран по-прежнему оставалась квартира.

Купив в ближайшем супермаркете дешевую бутылку вина, она переступила порог дома с полной уверенностью, что беда никогда не приходит одна, и с минуты на минуту заявится хозяйка с осмотром.

– Привет, а вот и я! Есть кто живой? Пить одной о-очень плохой знак. Но, думаю, сегодня никто не станет меня отговаривать.

В ответ только кроссовки глухо ударились об пол. Не мешкая, Лиза прошла на кухню, открыла бутылку, и торопливо наполнила бокал, едва не залив вином скатерть. И только после того, как сделала несколько быстрых глотков, решилась пройти в комнату.

Женя сидел на столе в знакомой скрюченной позе. Как и прежде, светло-коричневый от грязи, он без интереса рассматривал свои руки – ни один мускул не дрогнул на вытянутом лице, когда он поднял голову и наконец-то ее обнаружил.

– Ты?! Что тебе опять надо? – Лиза переступила с ноги на ногу – под столом собралась черная жидкость и булькала, а пузыри раздувались до огромных размеров и лопались с тихим, даже каким-то уютным звуком.

– Уходи сейчас же!

– Извини, но не могу.

– Интересно, это почему же?!

Нервно дернувшись, она не удержала бокал в пальцах, и он сорвался вниз. С одного угла откололось стекло, а все вино до последней капли, черная жижа впитала в себя. Женя медленно разогнул спину и ухмыльнулся.