Текст книги "Давай пошепчемся… Разговор с другом"

Утро

Вновь пробужденье утра. Бархат неба

в танцующих лучах зари рассветной.

Росы холодной мелкие монеты

дождём на землю сыплются. Предметы —

немного чётче, ярче. Солнце всюду —

обласканы поля, деревья, реки,

и озера серебряное блюдо,

и облака, что в суматошном беге,

толкают в спины белые друг друга.

Мотылёк

В размытом мире за окном

трепещет хрупкий мотылёк.

Прозрачных крыльев полотном

изорван воздух, и бельмом

луна седая над холмом

повисла. Гаснет уголёк

зари закатной. Тени дня

укроет темноты навес.

Исчезнут краски за стеклом,

размытые слепым дождём.

Где мотылёк? Давно исчез.

Он средь заплаканных небес

ждёт в нежном трепете

меня…

Дождь

Тихо. Навись хмурая. Прохладно.

Капли в крышу тук, тук-тук, там-там.

Ветер. Шелест листьев. Рёв надсадный.

Шум и грохот в окна – бам, ба-бам.

Струи, как канаты. Дождь стеною.

Хлыст небесный оземь. Пелена.

Запахи густые. Вдруг волною —

Бум, там-там, тук… тук и тишина.

Небо в ладонях

Синее небо в ладонях держу осторожно —

Сладкой воды родниковой прохладная нежность.

Ветер мотивы плетёт. Отчего-то тревожно.

Тихо мяукнул в кустах озорной пересмешник.

Губы едва омочила. Напиться бы вдоволь…

Капли прозрачные падают в прелые листья.

Вкус у воды родниковой медовый-медовый.

Запах – волнующе-мягкий, душистый-душистый.

Вот бы ещё хоть глоток, но свинцовые тучи

Свод затемнили, в ладонях вода почернела.

Воздух сгустился, стал вязкий, тягучий-тягучий.

Сойка мяукнула снова и прочь улетела.

Скоро гроза, но пред буйством покорна природа.

Я – покоряюсь, чтоб сердце не билось тревожно.

Чтобы с утра, когда вдаль ускользнёт непогода,

Синее небо в ладонях держать осторожно.

Только вальс

Потанцуем с тобой вальс?

Ночь шальная закружит вновь.

В ярких звёздах её шаль,

Платье в кружеве облаков.

Поворот и ещё круг.

Шаг вперёд (раз, два, три) – а-ах!

Я сгораю в огне рук

И тону голубых глазах.

Гаснет томной луны свет.

Ускользаем, сгустилась тьма.

Ни тебя, ни меня нет —

Только вальс и… зима… зима…

И лицо её в рыжих крапинках…

Трав зелёное наводнение,

Пашни жирные и глубокие…

Таю в нежности, жжёт волнение.

Разноцветие – сердце ёкает.

Солнце радует, греет ласково,

А земля парует – невестится.

Наслаждаюсь яркими красками —

Бесподобной Ярою – бестией.

И дышу, дышу спелым воздухом,

Пью росы созревшие капельки,

А весна идёт смелой поступью

И лицо её в рыжих крапинках…

Шаги уставшего прохожего

Шаги уставшего прохожего

Слышны в ночи едва-едва,

А ветер-странник – гость непрошеный,

Туманит в лужах зеркала.

Роняет небо дождь мерцающий

На струны чёрных проводов.

Бредём во тьме, ища пристанище

Средь сотен съёженных домов,

В которых окна одинокие

Сигналят словно маяки.

Огни холодные, далёкие,

И мы, подняв воротники,

Идём, а ветер – гость непрошеный,

Туманит в лужах зеркала…

И по асфальта тонкой кожице

Шуршат шаги… едва-едва…

С каблуками в такт

На газонах заплаты мусора.

Ветер дунет – клубами пыль.

Гул машин – заунывность музыки.

Город в беге про всё забыл.

Цвет листвы не укроет серости

И оттенки её везде.

Небо хмурится, небо сердится,

Небо мается в духоте.

«Разверни свой плащ, дождь серебряный,

Плетью улицы отхлещи.

Освежи, отмой цвет их пепельный

И разгладь асфальт от морщин…»

Травы вспыхнули изумрудами.

Ускоряю быстрее шаг.

По зонту стучат капли крупные

С каблуками в такт – так-так-так…

Вкус весны

Осыпан золотистой пылью луг —

Росы алмазы светятся огнями.

А воздух недвижим, тягуч, упруг,

Нарезать бы его сейчас ломтями

И надкусить… О, пряно-сладкий вкус,

Изыскано-пикантный, даже терпкий.

Кусочек съем. Ещё? Не откажусь!

Совсем чуть-чуть на краешек тарелки…

Ах, размечталась или, может, сплю?

Но на губах весны волшебной сливки

И я шепчу: «Люблю, люблю, люблю…»

И тихо-тихо плачет сердца скрипка…

Старый сквер

Жареные листья на земле

с корочкой асфальта – старый сквер.

Дерево на ветке-костыле

у забора. Тихо. Город сер.

По дорожке ясень раскидал

крыльев горсть мятежною зимой.

Ждал весну – могучий феодал,

наслаждаясь белой тишиной…

Снег сошёл. Ждала я волшебства,

но в лучах бледнеющей зари,

Семена ржавели в кружевах

бурых луж. Большие пузыри

нудный дождь пустил. Угрюмый май.

Сырость. Ночь. Бреду, бреду в бреду.

Пересохло в горле – это край.

Я дорогу выбрала не ту?

Жареные листья на земле

с корочкой асфальта. Город сер.

Потерялись в переплёте лет —

Ясень, дождь, забытый старый сквер.

И капли наслажденья на ресницах

«Лохматым восхитительным потоком»

С небес стекает солнце – глянуть больно.

Дышать боишься будто ненароком

Коснёшься и исчезнет свет. Невольно

Пытаешься вдохнуть травы пьянящий

Чуть дерзкий аромат и млеешь. Нежность

Цветов в росе и шум ручья звенящий

Тревожит сердце. Но во всём неспешность:

В движениях танцующих деревьев,

Вальсирующих с томным майским ветром,

Реки в бурляще-ласковом напеве,

В медовом свисте иволги приветном.

Всё ярче краски, и насыщен воздух

Акацией, сиренью, медуницей.

Весна – вдруг ощущаешь ясно, остро,

И капли наслажденья на ресницах…

Да, всё когда-нибудь исчезнет

Да, всё когда-нибудь исчезнет,

Как будто высохнет слеза.

В пролётах темных грязных лестниц

Шаги растают, голоса.

В труху размелет письма ветер.

Забудут ритмы и слова.

Черты изящные в портрете

Узнают ли? Едва… едва.

Вчерашний снег в весеннем парке —

Вчерашний день. Вчера нас нет.

Всё в прошлом строки и ремарки,

И заголовки из газет…

Бабочки воспоминаний

Блёклые бабочки воспоминаний.

Яркой нет ни одной.

Оторопь? Да. Череду ожиданий

Пьёшь, как бокал штрафной

Полный до самых краёв тайным смыслом

Чуждых тебе идей,

И вкус отвратительный, горько-кислый,

Но наливают – пей.

Верим, считая, что нет ни желаний,

Ни дороги прямой.

Бабочки, бабочки воспоминаний.

Яркой нет – ни одной.

Старый двор и я.

Улиц заезженные перекрёстки,

Спины горбатые переулков.

Молча, стою в тупиковом отростке.

День. Восхитительная прогулка

В ту жизнь, где раньше на синих скамейках

Сплетничали смешные соседки,

Там, где руки в монпансье-карамельках

И рамы окон в марлевых сетках.

Сбиты колени, локти в порезах,

Выше качели, выше и выше.

И платья, пошитые из отрезов,

И первый парень влюблённый рыжий.

Воспоминания, и сердце ноет.

Улица, серый дом, перекрёсток.

Улыбаюсь? Да. Нас сегодня двое.

Старый двор и я – в джинсах подросток.

Под осколками

Капелька росы на стекле.

Время позднее.

Тлеющие угли в золе —

Небо звёздное.

Одинокой девой луна

Смотрит в озеро,

А над ним туман-пелена,

Ивы прозелень.

Задувает ветер свечу.

Тянет холодом.

Я с тобой давно не шучу,

Бью глаголами:

«Уходи, вон Бог, вон порог —

Расстаёмся мы.

Километры наших дорог

Стали вёрстами».

Половицы скрип, тишина —

Делать нечего,

Дом пустой, стою у окна —

Искалечена.

Половинка сердца ушла —

Слёзы колкие.

Ничего спасти не могла

Под осколками.

Вдыхаю тишину

Закипела заря жёлто-красным огнём небосвода.

Облака точно пар над багряным горячим котлом.

Пробудился Ярило – могучий честно́й воевода,

Нежно землю накрыв долгожданным и сладким теплом.

Зашумели леса, отряхнулись от зимних туманов.

Заиграла листва в ослепительно-ярких лучах.

Золотистым огнём в травах вспыхнули ро́сы-фонтаны.

Янтарём засверкала водица в прозрачных ручьях.

Прикрываю глаза, наслаждаюсь сиянием – млею.

Каждой клеточкой тела впускаю, впускаю весну,

И тону, и тону, в исцеляющем жарком елее…

И вдыхаю – вдыхаю любовь, волшебство, тишину.

Просто что-то пошло не так

Жизнь свою написала набело,

Поменяла судьбы окрас.

Из былых, в потертостях, записей

Выбрав ту, что мне удалась.

От неё шагнула по-новому.

Путь держу, да за днями в год,

но твердят вокруг: «Непутёвая!

Не везёт тебе, не везёт».

Хохочу в ответ (делать нечего),

Выбираясь из передряг:

«Не ругайте меня, я – женщина,

Просто что-то пошло не так».

Я на пределе

Блестит дождя серебряная россыпь,

Стучит по мостовой тук-тук, тук-тук.

Я встречи жду, часы пробили восемь.

Весна кругом, а в сердце стынет осень.

Вчера ты слово бросил, злобно бросил.

Я жду, но только – капель перестук.

Под фонарями проскользнули тени,

Размылись силуэты. Ты? Нет, нет.

Под кожей снег колючий да метели.

Весна, а руки вмиг похолодели.

Я на пределе, слышишь, на пределе —

Не дописали мы любви сонет!

Спит город твой в уютной колыбели.

Мой город – одинок, угрюм и сед.

Вагоновожатый – любовь

Откровенностью за откровенность —

Мальчик мой, я не так молода,

Напускная сухая надменность

Временами сквозит. Не беда?

Безрассудную трепетность речи

Заменяю сварливостью. Грусть,

пробираясь по телу, калечит,

гнет меня, словно сломанный куст.

Одиночество то проклинаю,

То томлюсь и зову, без него,

То безмолвна, то скорбно стенаю:

«Озорство, плутовство, баловство…»

Но вживляюсь, впиваюсь, врастаю,

Растворяюсь, сливаясь с тобой

На подножке в последнем трамвае,

Где вагоновожатый – любовь.

М8

Иду в толпе. Размытые портреты

Тревожных лиц под кистями дождя,

Бредут, бредут, дорогу бередя.

Несут в себе секреты и запреты,

Приметы и заветы, и обеты,

Сквозь зубы о приличиях цедя.

Шепчу: «Я здесь». Слова уносит ветер,

Срывая с губ мольбы невольный крик.

Шагать неторопливо, напрямик,

Мешает рой пикантно-грязных сплетен,

Среди которых человек бесцветен —

Бездарен, бесхребетен и безлик.

Под тяжестью смиряющих вериг,

что терпеливо и с усердьем носим,

Всё время возвращаемся в тупик…

По трассе в город В. – М8

М8 – трасса Москва – Ярославль – Вологда – Архангельск – Северодвинск

Я так хочу услышать музыку

Но слышу только хрип и плач.

Придумал кто-то, что иллюзия,

Как мягкий маковый калач.

Вошёл в мираж, нашёл пристанище

И не жалеешь ни о чём,

Меняешь только расписание

Да чемоданчики с бельём.

Порою что-нибудь испачкаем

(Нам всё равно, чья жизнь и боль),

Друзей, любимых сделав прачками,

Шагаем в новую гастроль.

Играем жребием и временем

То с прямотой, то с простотой.

Одной ногой застряли в стремени,

Другой в слепой толпе людской.

Лишь иногда вдруг кто-то вырвется,

И все твердят, что повезло,

Но видно нет такого вируса,

Что уничтожит страх и зло,

Чтоб зазвучала снова музыка,

Смолк безнадёжно-горький плач,

Чтобы водил по струнам мудрости

Судьбы невидимый скрипач?

С бабушкой на жёрдочке

На небесной жёрдочке примостилась к бабушке.

«Как живёшь-то, внученька?» – «Вроде ничего,

Ничего хорошего – стылые оладушки —

Вехи жизни пройденной, только и всего.

Вечерами вижу я снежную черёмуху,

Недоспелых ягод вкус стынет на губах.

Я была тростиночкой тонкой, невесомою,

По ветвям взбиралась вверх и не знала страх.

А ещё вдруг вспомнила сбитые коленочки.

Я реву белугою (славный был полёт).

Улыбаясь, молвишь ты, фраза та нетленная:

«Не печалься, девонька, к свадьбе заживёт».

А ещё, родимая, помню нежность запаха

Ландышем, конфетами, чистою избой…»

В небесах на жёрдочке остаётся бабушка.

Мне пока не времечко, мне пора домой.

Сломался тоненький каблук

Сломался тоненький каблук,

Истерлась кожа старых туфель —

Всё изменил фальшивый трюфель

Речей красивых – жалкий трюк!

Смеётся уличный фонарь,

Рыдает патефон пластинкой…

Яд слов под нежною начинкой

Ты спрятал, словно под алтарь.

Вкусила. Слёзы полились.

С кем поделиться этим? Больно.

От боли притупилась воля…

Каблук сломался или жизнь?

Когда-нибудь ночью

Когда-нибудь ночью в чернильное небо

Поднимет меня безутешная грусть,

А я, подчиняясь, доверившись слепо,

Обратно, домой, никогда не вернусь.

Найду в небесах самых-самых роди́мых.

Спрошу их, зачем покидали меня?

Неужто в темнеющих звёздных глубинах

Есть что-то теплее живого огня?

Есть что-то приятнее первого чувства,

Звучанья капели, густых вечеров?

Лишь здесь на Земле воздух пряностью вкусен…

Как жаль, не бывает назад пропусков.

Туман

Туман посеребрил дороги утром,

Луга укутал дымчатым холстом,

Клубами над рекою бело-синей

Сгустился, перелился через край,

Потоком устремляясь к горизонту.

Укрыл собою тёмные леса,

Их превращая в пепельную дымку,

Что скрыла солнца трепетный восход

За темнотой промозглою, сырою…

Порою, соткан мир одним туманом.

Отмолю

Хлестнул по лицу,

прошептав:

«Не люблю, не желаю…»

Луч солнца сломался

и тут же исчез в облаках.

Чуть-чуть подтолкнул,

осторожно,

но к самому краю,

И падаю в суетных мыслях —

ночных мотыльках.

А мысли кусают за то,

что жила и не знала,

О том для чего,

почему я с тобой,

что судьба

Давно проверяла, а я,

не услышав сигнала,

На красный летела,

не видя дороги.

Глупа. Глупа и слаба,

но поверь мне,

не каюсь, не каюсь.

Меня не желаешь,

не любишь,

но я же люблю.

Над пропастью боли

у самого-самого края

В молитвах

неистово-нежных

тебя отмолю…

Меня пугают старые мосты

Меня пугают: старые мосты,

Безлюдных улиц сумрачные арки,

Ненужные, нелепые подарки,

Чужие неудачные ремарки,

Без красок обнажённые холсты,

Да старые пакетики заварки

И высохшие, пыльные цветы.

Ещё страшусь, пожалуй, суеты,

Формальностей тягучих охи-вздохи,

Что в зависти безумны даже блохи,

И пафоса смешного у пройдохи,

И речи беспардонной пестроты,

И повторений странностей эпохи,

Где за слова – могильные кресты.

Боюсь, однажды станет всё равно,

Что в сутолоке дней исчезнут чувства,

И будет мир безрадостный и тусклый,

И, сжав ладонь в кулак с противным хрустом,

Вдруг осознаю, то, что мне дано,

Я растеряла в жизни безыскусной,

А взять другую, мне запрещено…

От апреля до апреля зима

От апреля до апреля зима

Или просто настроения нет?

Непрочитанных и старых газет

Липнет к телу пряно-злой аромат.

Пробирает холод, в спину стучит.

Зябко ёжишься в ветрах ледяных.

От объятий тех безумных стальных

Сонный город под снегами укрыт.

Промелькнёт случайно лучик шальной

Солнца вешнего в лиловости туч,

Воздух станет и тягуч, и пахуч,

Но опять затянет всё пеленой.

Мне шепнут, а где же лето, ты что?

Я отвечу, нам его не поймать.

От апреля до апреля зима,

В шуме занятых собой городов.

Падаю… добровольно…

С обрыва срываясь в пропасть,

Лечу и кричу: «Довольно!»

Я знаю, что будет больно…

Винта изломалась лопасть.

Какая-то одинокость…

Вот будет кому-то новость,

И скажут, что слабовольна,

И кто-то всплакнёт невольно.

А я наслаждаюсь ролью

И падаю… добровольно…

Устала грязь месить сырой дороги

«Устала грязь месить сырой дороги.

Ты знаешь, март, мне, правда, тяжело.

Хочу, чтоб было всё белым-бело.

Замёрзли в сапогах дырявых ноги.

Нет не бело, а набело отмоешь

Слова, дела и мысли? Не молчи.

Пошьёшь шатер из солнечной парчи?

От глаз чужих огонь любви укроешь?»

По чёрно-серым клавишам весенним

В ответ стучит капель, срываясь с крыш.

Смешались снег и слякоть: «Ты молчишь,

Мой милый март? Могу я снова верить?»

А за окном льёт дождь – шь-шь-шь-шь…

Март

Он приходит: с ручьями, капелью,

С лёгкой дымкой белёсых туманов,

С придорожной серебряной вербой,

С первым нежным цветов ароматом.

Соткан воздух травой молодою,

Тонким запахом талого снега.

Всё смешалось: то морось, то холод,

То метель, то, как будто бы, лето?

В лужах лёд – по утрам приключенья.

Днём шагаешь – мокрёшеньки ноги.

На весенних ухабах-качелях

Март ветрами скользит по дороге.

Соната весны

Я в ожидании весны,

Пытаюсь разглядеть в снежинках

Воспоминаний полусны:

Где мы с тобою влюблены,

И где мосты не сожжены,

Лишь на губах от слов горчинка

Да привкус кислый от вины,

Что я и ты пьяны, пьяны

И в страсти яростной грешны…

И шелестит едва пластинка

Сонатой чувственной луны.

В немытых сапогах

День и ночь играла вьюга,

По сугробам вьюн крутила,

Из снежинок собирая

Новый сказочный узор,

Что укладывала нежно

На подолы темных елей,

Да по хлипеньким заборам,

Заметая старый двор.

Никого кругом. Тоскливо.

Пустота оконных взглядов.

Не кряхтят поленья в печке,

Развалилась – вот беда.

Больно, больно – всё родное…

И чужое, будто ворог

По земле ордой прошёлся

Да в немытых сапогах…

Оттепель на душе

Оттепель на душе —

сердце зимы оттаяло.

Хлюпают сапоги

В кашице во дворе.

Мечется мой февраль,

мается неприкаянно.

Слезы его текут

бурые по земле.

Лютень? Не лютый, нет,

хоть переменчив норовом.

Видимо, пожалел,

дал мне тепла чуток.

Я обниму людей,

знаю, бывает холодно,

если один совсем

и без любви продрог.

Межень меня поймёт

И принесёт с оказией

счастья глоток живой

с привкусом вербных дней.

Встретит приход весны,

Вместе со мной отпразднует…

Оттепель на душе…

хмурый февраль… капель…

Дождь войны

Город, вымотав души, уснул темнотою накрытый.

Только маме не спится, свеча догорает, чадя.

Сын ушёл и исчез, потерялся, и всеми забытый,

Где-то бродит один в струях нудного, злого дождя.

Просолились глаза и морщины, как раны, на коже.

Фотографию гладит, улыбка не сходит с лица.

Ничего у неё не бывало на свете дороже,

Чем любимый сынок… В сердце будто налили свинца.

«Где ты, где ты? Вернись…» – тишина за окошком рыдает

Голосами тех женщин, чьи дети ушли на войну.

Ночью молят они, чтоб сыны их поменьше страдали,

Чтобы солнце взошло, чтобы дождь не стучал по окну.

Время – это спираль, череда бесконечных повторов.

Сколько плакать ещё нашим мамам над бездной могил?

Сын уходит на миг, обещая вернуться и скоро…

Только дождь серых пуль ход судьбы навсегда изменил.

Заброшенная деревня

Кошкой белою у ног – тумана облако.

Лунным свежим молоком деревню о́блило.

Спят дома, и не скрипит журавль колодезный.

Точно дождь прошёл – роса в кустах смородины.

От усталости сараи опрокинулись

И грустят, склоняя голову повинную.

Паутиной морщит лоб окно разбитое,

Дверь раззявила свой рот – стоит открытая.

Вот ещё одна петлёй последней держится

И скрипит, скрипит отчаянно рассержена.

Нет калиток, и заборы, точно скошены.

Позабыты все дороги, поизношены.

Кошкой белою у ног – тумана облако.

Лунным свежим молоком деревню о́блило.

Искупаться в нём, да жизнь начать бы заново?

Тишина. Деревни наши – поле бранное.

Не жди его

Седеет берег. В зыбкой тишине,

Робея, жду всесильной власти чуда.

Скучает рядом старенький сундук,

Замком закрытый ржавым, ключ утерян.

Укутана плащом далеких звёзд,

Уснула ночь тревожно, мне не спится.

Река надежд зевает не спеша,

Лаская ноги нежною водою.

«Не жди его, нет, нет», – шумит камыш.

Сверчки поют: «Не жди, всё безнадежно».

Тоскую, лунный свет огнём разлит

По полотну прохладному, живому…

Расставание

Ночь – сгустилась вязкой темнотой.

Прочь – уносит ветер ледяной

Боль. Застыли стрелки с хрипотой.

Роль – играю вместе с тишиной.

Наст – пронзил мой тонкий каблучок.

Сдаст – судьба сегодня свой зачёт.

Жизнь – нас развела в один щелчок.

Чист – души моей половичок.

След запорошило – вальс зимы.

Ты ушёл. А точно были мы?

Вкус рябины горькой с губ не смыт.

Лунные ветра поют псалмы.

Пески времён

Песок на коже? Кожа из песка?

Бесплодные пески былых времён.

Ты похоронен в них (там нет имён),

Ты в них забыт на годы и века.

Песок под кожей, впитывая жизнь,

Огнём переплавляется в стекло.

В стеклянной банке болью истекло

То, что тебе шептало, откажись

От ледяных оков любви чужой,

От разрушений в мире не твоём,

От января, что шёл за сентябрём,

От пули у виска, пока ты жив.

Черно-белое фото

Черно-белое фото,

исписанный тертый конверт.

Я сижу и листаю страницы.

В пылающей печке

затрещали дрова,

за окном поцарапался снег,

заскрипела доска

на заснеженном старом крылечке.

Размываются строчки

и буквы бросаются в пляс.

Слоги словно слились,

в завитках заблудилось сердечко.

Как же можно любить

и узнать это только сейчас?

Не вернуть ничего.

Тонко звякнув, упало колечко.

Задыхаюсь от страха,

хоть всё потеряла давно,

умоляю простить,

но молчат небеса от чего-то.

Я хочу тебя чувствовать —

Рвется тончайшая нить,

Но целую, целую твоё

черно-белое фото.

Чеширский кот

Стук каблуков на лестничной клетке,

Шаркают старые тапки.

Звуки тревожат, мелькают соседки,

Серые люди, шляпки.

Мечется вечер в подъезде холодном,

Стыну среди хлопот.

В дом захожу, на кровати голодный

Рыжий чеширский кот.

Как приблудился, каким это чудом

Он прибежал, зачем?

Чем накормить, напоить и укутать?

Не избежать дилемм.

Глазки сощурил, мурлыкает нежно.

Нет с той поры забот,

Каждое утро улыбкой небрежной

Топит он сердца лёд.

Рыжий, смешной, озорной, здоровенный,

Ласковый, мудрый, довольный и верный —

Славный чеширский кот.

Выдохнешь и отпустит

Пролитое вино,

В хлам и косяк, и дверь,

Стены в цветных разводах —

В клетке живет давно

Времени дикий зверь,

Мается в хороводах.

Плачет полночи кран,

Форточки старой скрип,

А изнутри ребенок,

Спрятанный в мой капкан,

В крике мольбы охрип,

Болью изнемождённый.

«Выпусти! – просит он. —

Знаю совсем другой —

Ветреной, искромётной.

Мир тобой сотворён,

Только тяжёл раскрой —

Серый и слишком плотный.

Я покажу мечту,

Ту, что забыла ты

В буднях безмерной грусти.

Волосы заплету,

Вспомнишь своих святых,

Выдохнешь и отпустит.

Тончайшим муслином укутала землю зима

Тончайшим муслином укутала землю зима,

Качая в пушистых снегах колыбели морозной

Янтарные листья на темных замерзших лугах

Да травы, забытые с летней поры сенокосной.

Под песнями дикими резвых студеных ветров

Взметнулись подолы белёсые колкой позёмки,

Сметающей белое кружево сизых холмов,

Сплетающей ветви калины в цветные тесёмки.

С мольбою я к ней обратилась: «Потише чуть-чуть.

Следы заметёшь и тогда не вернуться обратно».

Она, затихая, шепнула: «Так в этом и суть.

Зачем тебе то, что ушло навсегда, безвозвратно?»