Текст книги "Как в лучших домах…, или Дело было в отпуске"

«Да, да, да, это очень и очень осложняет положение дел. Вот ведь пять лет от него не было ни слуху ни духу, и на тебе – припёрся!»

Как тогда, когда его не ждали, а он приехал и чуть было всё не испортил своими вопросами и догадками. Да-а, как давно это было… Как давно он идёт к своей цели и не может её достичь. А надо-то всего лишь избавиться от соперников, и всё у него будет по-другому, всё будет хорошо. Но это лишь на словах легко, а на деле-то… Тогда, двенадцать лет назад, он сделал шаг навстречу своей мечте. Да и какой шаг? Убийство человека! Да, он убил человека. Но идти дальше к своей цели у него духу не хватило. Тогда он обставил всё так, как будто бы произошёл несчастный случай.

«А теперь уже никто ничего не докажет!» – подумал он и убил надоедливо жужжащую муху, прижав её пальцем к стеклу.

Мы переоделись и прошли на просторную веранду, где, собственно, нас и ждал простой, но сытный обед. Зинаида Сергеевна на лето выносила все кухонные и столовые предметы на веранду, как делают большинство жителей деревни, а в доме она вечерами смотрела телевизор и спала. Здесь стояли и холодильник, и газовая плита, и кухонные шкафчики с посудой, и кухонный уголок, и даже маленький телевизор на тумбочке, примостившейся между столом и холодильником. А также диван для отдыха и второе выдвигающееся вперёд кресло. «Зона отдыха» от столовой и кухни была отделена двумя широкими шторами, висевшими во всю длину веранды.

На столе, как я уже сказала, был накрыт простой, но сытный обед. Жаренная с грибами картошечка прямо на сковородке стояла на середине стола. Варёные яйца, свежие огурчики, нарезанное копчёное сало, домашний хлеб, нарезанный большими кусками. Из сладкого на столе стоял мёд в красивой, расписной, деревянной пиалушке, а рядом лежала деревянная ложка-мешалка, брусничное варенье своим ягодным ароматом так и манило попробовать его. На самом краю стола царственно возвышался самовар. От аппетитного вида такого изобилия деревенской пищи у меня потекли слюнки.

– Садитесь, садитесь, ребятки! – захлопотала у стола Зинаида Сергеевна, расставляя тарелки и кружки для нас. – Наташенька, Динара, пожалуйста, пожалуйста, девочки, проходите.

Мы расселись за столом и начали трапезничать.

– Сейчас покушаете и в баньку. Банька у меня хорошая, горячая, с парком. Да, Никитушка? – ворковала Зинаида Сергеевна. – А вечером я пирожков с ливером напеку. Достану наливочки из погребка. Кирюша со Светланкой придут…

– Тёть Зин, Наташа не ест ни ливер, ни сало во всех его видах, – осведомил её мой помощник, знающий всё о моих вкусах и предпочтениях. – Кирюша, говоришь, со Светланкой… – при этих словах Никита поднялся и вышел из-за стола. – Пойду баню проверю.

Моя помощница молча наворачивала картошку с грибами, не забывая закидывать в свой бездонный рот куски копчёного сала, запивая всё это вкусным, травяным чаем, и не участвовала в разговоре.

– Что это он? – спросила я Зинаиду Сергеевну. – Кто эти Кирилл и Света и почему Никита так отреагировал при упоминании о них?

– Это давняя история, – начала свой рассказ Зинаида Сергеевна. – Кирюша – это племянник моего покойного мужа Иннокентия. Даже не его племянник, а его покойной жены, Глафиры. Мы же с Иннокентием сошлись, когда нам было уже обоим за сорок и половины наши отдали богу душу. Так вот, Иннокентий с Глашей жили в этом доме. А Кирюша, значит, ейный племянничек был, а когда она померла, он Иннокентию помогал. Он всегда рядом с нами был, помощник-то в доме всегда нужен. Иннокентий ему за отца был. Его-то родители давно померли. Отец мать по пьянке убил – топором зарубил, когда с полюбовником застукал, а сам потом в тюрьме от туберкулёза помер. Вот так мы с Кирюшей и живём, приходит по хозяйству кое-что помогает, а я и не против: помощник всегда в доме нужен. – Она замолчала, вытирая губы кончиком платка, и продолжила: – Никита-то мне хоть и родный, а нечастый гость в нашем доме был. Светланка-то, жена Кирилла, раньше девушкой Никиты была. Она его и в армию провожала, вот только не дождалась, выскочила замуж за Кирилла. Кирилл всегда Свету любил и завидовал Никитушке. Когда Никита в армию уходил, Света на втором месяце беременности была, и всё-то у них было хорошо, но вот… не сложилось, – Зинаида Сергеевна развела руками, потом, посмотрев на наши с Динарой пустые кружки, подлила нам чаю.

– Так у Никиты ребёнок есть? – спросила я, отпивая ароматный чай, наслаждаясь его тонизирующим свойством, мою усталость как рукой сняло.

– Не-е-ет! Откуда? Эта дурочка, по настоянию Кирилла, аборт сделала. Теперь вот своих деток у них и нет из-за этого… Бог наказал, – с сожалением в голосе произнесла Зинаида Сергеевна.

«Бедный Воронцов, – подумала я. – Это поэтому он не завязывает серьёзных отношений с девушками. Преданный один раз, он уже не доверяет никому. Печально…»

– С тех пор он и не приезжает в нашу деревню. Только один раз был, лет пять назад, когда моего Иннокентия официально умершим признали, – продолжала свой рассказ Зинаида Сергеевна. – Он, Иннокентий мой, тоже ведь травником был, на этих знаниях мы и сошлись с ним, – при воспоминании о своём муже у неё на глаза навернулись слёзы. – Я в район тогда поехала, а Кеша в лес пошёл, за второй овраг, там полянка есть, вот там-то мы свои травки-то и собирали. И всё. Больше я своего Кешу не видела. Был человек – и нету. Пропал, как и не было совсем. Все решили, что в болоте утоп. Туда, на полянку-то эту, через болото тропинка ведёт, вот все и решили, что он в этом-то болоте и утоп. Мол, оступился, и всё, болотина его и засосала. Но не верю я в это. Не мог мой Иннокентий оступиться, он эти места как свои пять пальцев знал, и болотину эту тоже. Вот так вот, деточка. – Зинаида Сергеевна замолчала, видимо вспоминая те неприятные для неё события. – А официально умершим признали его только через шесть лет, аккурат пять лет назад, я тогда и поминки справила. Вот тогда-то Никитушка и приезжал сюда последний раз.

На веранду зашёл Воронцов и, отодвинув штору, завалился на диван, лицом к нам.

– Минут через пятнадцать можно будет идти, – сказал он и добавил: – Тёть, я холодной воды в обе фляги натаскал. Думаю, на всех воды хватит.

– Хорошо, милый. Девочки, вы первые пойдёте? – спросила нас Зинаида Сергеевна.

– Да. Я париться люблю, – впервые за всё время нашего обеда подала свой голос Динара и обратилась ко мне: – Попаришь меня? А то у меня всё тело болит.

– Это всё соли, – сходу поставила ей диагноз тётя Никиты, – тебе мочегонный сбор попить надо, а с мочой и вся лишняя соль из организма выйдет. От неё, окаянной, у тебя и отёчность, и мешки под глазами.

Динара уставилась на Зинаиду Сергеевну своими большими, слегка на выкате глазами и после минутного ступора, что с ней иногда случается, когда она пытается думать, согласилась:

– А может быть, и правда…

Мы взяли свои банные принадлежности и направились в баню, которая располагалась напротив дома, на берегу речки. И удобно: вода рядом, и в то же время не очень: зимой тропинку надо чистить от дороги к бане, а от бани к речке. А в целом так-то прикольно – баня на берегу речки. От души намывшись, смыв с себя всю грязь и напарившись – вернее, я напарила Динару, я сама не люблю эту процедуру избиения человека веником, – мы вышли из бани и увидели Никиту, сидевшего на лавочке рядом с баней, с полотенцем в руках.

– Ты что, следил за нами? – спросила я его и шлёпнула по лысине, усаживаясь рядом. – Подглядывал?

– Охранял, – ответил он в своё оправдание.

– От кого? – скептически спросила его Динара, плюхаясь на скамейку рядом.

– Тут, вообще-то молодёжь дикая и необузданная. Да и не только молодёжь… вон смотрите, – и он рукой указал в сторону дороги, по которой шёл какой-то мужчина. Но шёл – это громко сказано. Он петлял и спотыкался, матерясь между спотыканиями. – Здесь и свои сектанты имеются. Понятно?

– Кто? Сектанты? – Динара издала смешок. – «Не смеши мои подковы…»[4]4
  Фраза коня Юлия из мультфильма «Алёша Попович и Тугарин Змей», режиссёр К. Э. Бронзит.


[Закрыть]

– Серьёзно, – на полном серьёзе ответил ей Воронцов и добавил: – Не веришь, у тёти Зины спроси. Она часто видит их на поляне, в елошнике. Ладно, я в баню, – сказал он, поднимаясь с лавочки, и, глядя на нас, произнёс: – А вы что, здесь сидеть будете? В дом идите, – скомандовал он напоследок.

– Да? А может, теперь мы хотим тебя поохранять, заодно и поподглядывать, – с иронией в голосе и делая серьёзное лицо, сказала я.

Воронцов наклонился к моему уху и сказал заговорщическим тоном:

– Я ночью тебе покажу всё, что тебя заинтересует.

– Ах ты! – я бросилась на Воронцова с кулаками, но он как-то извернулся и забежал в предбанник, захлопывая за собой дверь. Юркий, гадёныш!

Сытые, чистые, отдохнувшие и довольные, мы сидели на веранде и пили ароматный травяной чай, любезно заваренный и налитый нашей гостеприимной хозяйкой. Раздался тихий стук в дверь. Ну как стук в дверь – дверь-то была ещё открыта, кто-то просто постучал о её косяк.

– Тук-тук-тук, – раздался негромкий мужской голос. – К вам можно?

– Кирюша! Светланочка! – соскочила с места Зинаида Сергеевна и подошла к гостям с разведёнными для объятий руками.

– Тётя Зина, – сказала вошедшая молодая женщина, – как вы себя чувствуете? – участливо спросила она.

Я повернула замотанную в полотенце голову и увидела пришедших к нам в гости мужчину и женщину.

Мужчина не произвёл на меня никакого впечатления. Так себе, ничего интересного. Среднего роста, лысеющий мужчина с голубыми глазами и бледносерым цветом лица. Одет он был в синие джинсы и синюю рубашку, тёмно-синий джемпер был накинут на его плечи.

А вот женщина была очень заметной особой. Ярко-рыжие волосы хаотичными локонами торчали в разные стороны. Зеленоглазая, с ярко-красными накрашенными губами, слегка полноватая. Её огромный бюст грозился вывалиться из ярко-оранжевой маечки, а упругие, накачанные ляжки того и гляди порвут коротенькую, бирюзового цвета юбочку. Её уши, шею и запястье украшала дешёвая бижутерия разных расцветок. В уши были вдеты красные, большими горошинами серьги-гвоздики, на запястье болтался голубого цвета браслет, а на шее висели бусы из пластиковых колечек жёлтого цвета.

Мы поздоровались с гостями, они ответили нам взаимностью. Воронцов встал с дивана, на котором отдыхал после бани, подошёл к гостям и протянул руку мужчине. Они обменялись рукопожатием, и все вместе мы расселись вокруг стола. За всё это время Никита ни разу не взглянул на женщину, на Светлану.

Мы дружно сидели, пили чай, разговаривали о погоде, о нашей башкирской природе, о повышении цен на бензин и продукты питания. А о чём ещё можно разговаривать с малознакомыми людьми? Динара вообще сидела и откровенно зевала, а Воронцов не проронил ни слова. Сидел как истукан, даже не замечая томных взглядов Светланы. Когда все темы для разговора были исчерпаны, наши гости решили отчалить восвояси, пообещав пренепременно прийти завтра.

Посидев ещё с полчаса после ухода Кирилла и Светланы, мы решили отправиться спать. Зинаида Сергеевна постелила Динаре здесь, на веранде, на диване, на котором до этого отдыхал Воронцов, а мы с ним отправились в летник.

– Так, – сразу, заходя в домик, сказала я тоном, не терпящим возражений. – Я сплю на кровати.

– Да я вроде и не против. Я и сам хотел предложить это, – равнодушно ответил он.

– Никит? – позвала я его.

– Что? – спросил он меня.

Я хотела спросить его об отношениях со Светланой, но передумала.

«Зачем бередить человеку рану? Может, он до сих пор её любит?» – подумала я.

– Нет, ничего… Спокойной ночи, – сказала я, укладываясь на мягкую перину и откидываясь на такие же мягкие пуховые подушки.

– Спокойной, – уже засыпая, ответил мне Воронцов.

«Блин, как некоторые люди могут так быстро засыпать-то, едва их голова коснётся подушки? – подумала я. – Вот бы мне так». И я почувствовала, как веки мои тяжелеют и закрываются сами собой.

Проснулась я от какого-то шороха. Там, за дверью, я услышала чей-то шёпот. Это о чём-то тихо разговаривали два человека. Мужчина и женщина. Я соскочила с кровати и на цыпочках подкралась к двери. Я стала прислушиваться. Я сразу же узнала тихий голос Никиты, а вот женщиной была… Светлана? Да, это она разговаривала о чём-то с Воронцовым. Но вот о чём? И я чуть-чуть приоткрыла дверь летнего домика…

– Никитушка, я всю жизнь любила только тебя, все эти годы. Понимаешь? – убеждала его Света.

– Свет, о чём ты? Что было – то прошло. Ты тогда, много лет назад, сделала свой выбор. Ты это понимаешь?

– Нет, нет, Никитушка, любимый мой…

– Света! Да прекрати ты, – со злостью в голосе, жёстко сказал Воронцов. – Не делай так больше.

Из этих слов я поняла, что она полезла к нему целоваться или что-то вроде того. Послышался опять какой-то шум, и ледяной голос Воронцова произнёс:

– Света, иди домой. К мужу. И никогда, слышишь, никогда больше не приходи ко мне. И, вообще, даже не разговаривай со мной. Ты мне противна! – добавил он в сердцах, как я поняла, чтобы разозлить её.

– Что? Что ты сказал? Противна? – прошипела Светлана. – Да как ты смеешь так разговаривать со мной? – переходя на визг, сказала она.

– Потише… – попросил её Воронцов. – Люди спят. Мы здесь не одни.

– А-а-а, я поняла, – продолжала шипеть отвергнутая женщина. – Правду, значит, говорят: эта городская фифа – твоя невеста. О-о-о-о! – засмеялась она. – Так она ведь старше тебя, сразу же видно, что она старуха, да вдобавок ещё и плоская.

«Ого, это камень в мой огород», – озадаченно подумала я. Согласитесь, неприятно слышать про себя такие вещи. Но Никита не дал меня в обиду. Заступился.

– Не смей так говорить про Наталью. По крайней мере, это выглядит некрасиво. Ты её совсем не знаешь…

– О-хо-хо-хо-хо! – закудахтала моя обидчица и с ехидством добавила: – А тут и знать-то нечего. Плоскогрудая и плоскожопая старуха охмурила молодого жеребца, а он купился на её деньги. Насколько я поняла, она твоя начальница?

После этих слов у меня возникло дикое желание выскочить из своего укрытия и повырывать, к чертям собачьим, её рыжие патлы, а потом взять и протащить её по гравийной дорожке лицом вниз!

– Света, иди отсюда, – уже еле сдерживая себя, прорычал Воронцов, – иди от греха подальше! – напоследок пригрозил он ей.

Дальше я услышала звук удаляющихся шагов. Это, скорее всего, эта мымра, поняв всю бесполезность их с Никитой разговора, решила уйти. Но последнее слово всё-таки она оставила за собой.

– Ты, ты ещё об этом пожалеешь, – выкрикнула она.

– Да иди ты уже, – как-то устало произнёс Воронцов ей вслед.

Я быстро рванула в сторону кровати, перепрыгивая через разложенное для Никитиного ночлега кресло. С бешено колотящимся сердцем, натянув одеяло до подбородка, я ждала возвращения Никиты. Но он почему-то не заходил.

«Что он там делает? – подумала я: Никита не курит, что могло бы объяснить его задержку. – А-а-а, всё-таки бросился вдогонку за этой размалёванной кикиморой, – догадалась я. – Вот ведь… – я не могла найти подходящего слова, чтобы охарактеризовать поступок Никиты. – Повёлся на большие сиськи и намалёванные губищи! Фу-у! Не буду думать о них», – заставила я себя. И незаметно для себя уснула.

Во сне я видела папу. Он сидел на краешке кровати, на которой спала я, здесь, в этом летнем домике, и гладил меня по голове со словами: «Спи, моя капелька, и ничего не бойся. Я рядом. Я всегда буду рядом». Я открыла глаза, и у меня было ощущение, что да, действительно, кто-то гладил меня по голове. Я провела рукой по своим волосам. «Да!» – вот место на кровати, где сидел папа, примято.

Я села на кровати и осмотрелась. Кресло, в котором должен был спать Воронцов, пусто, он не ночевал дома.

«Хм, ну-ну, понятно. Первая любовь… Гормоны…» – подумала я и услышала чьи-то шаги по гравийной дорожке. Кто-то бежал по ней.

– Ужас! Ужас! Как такое могло случиться?! – услышала я голос Кирилла. – Никита! Никита! – громко позвал он.

Я соскочила с кровати и вышла. На крыльце летника сидел Кирилл. Он обхватил голову руками и прерывисто дышал.

– Где Никита? – спросил он меня.

– Что случилось? – в свою очередь спросила его я.

– Никиту позовите, – настойчиво произнёс он, – там… там… – помахал он в сторону, – там тётя Зина…

– Где? – с ужасом, но ещё ничего не понимая, спросила я.

Тут я увидела Никиту. Он шёл по дорожке в нашу сторону, что-то насвистывая себе под нос.

– Что за шум, а драки нет? – шутливо спросил он. Но, увидев потрясённое лицо Кирилла и ничего не понимающую меня, замолчал.

После минутного молчания он вплотную подошёл к Кириллу и, тряся его за плечо, спросил:

– Что случилось? Почему ты здесь?

– Я шёл к вам, чтобы позвать вас на рыбалку, – начал сбивчиво объяснять он, – и, проходя мимо бани, я увидел тётю Зину… там, в воде…

От такой новости у Воронцова подкосились ноги, и он резко сел на крыльцо летника, рядом с Кириллом. Мне тоже стало немножечко не по себе. Сразу же закружилась голова и в глазах потемнело. Я плюхнулась на порожек между крыльцом и самим домиком.

– Надо вызвать медиков… и полицию, – тихо сказал Кирилл.

– Зачем полицию? – услышали мы голос Зинаиды Сергеевны, выходившей с веранды на крыльцо.

– Тётя? – в один голос воскликнули её племянники.

При виде Зинаиды Сергеевны, вполне себе живой, в глазах у меня окончательно потемнело, и я потеряла сознание.

Кто-то брызнул мне в лицо водой и начал дубасить меня по щекам. Сквозь пелену тумана я услышала голос Зинаиды Сергеевны:

– Вы что, поганцы, наделали? Убили девку… Очнись, деточка. Очнись, милая.

Я почувствовала, как Зинаида Сергеевна бережно поднимает меня с пола. Голову нещадно ломило. Сев прямо, я пощупала место ушиба на голове. Немного придя в себя, я не нашла ничего лучше, как спросить у Зинаиды Сергеевны:

– Вы живы?

– Ой, деточка, похоже, ты крепко головой приложилась, – захлопотала Зинаида Сергеевна, держа мою голову обеими руками.

Я почувствовала, как потихоньку боль отступает. Я попыталась встать, держась за свою спасительницу.

– Тётя? Ты здесь, а кто же тогда там? – и Кирилл опять помахал в сторону речки.

– Немедленно рассказывайте, что всё это значит, – скомандовала женщина.

Сделав глубокий вдох, Кирилл начал рассказывать:

– Я шёл к вам, чтобы позвать их на рыбалку сегодня. Проходя мимо вашей бани, я глянул вниз. Там, внизу, возле мостков, плавает тело. Тело женщины. Лицом вниз. На голове у неё синий платок, одета она в красное платье. Так же, как и вы вчера, тётя. Рядом на мостках вёдра с бельём. Вот я и подумал… что это вы, тётя, утром пошли бельё полоскать ну и… – он развёл руками.

Тут на крыльцо вышла заспанная Динара и громко пробурчала:

– Вам что, делать больше нечего? С утра орёте, как потерпевшие!

Не обращая на неё никакого внимания, мы все, как по команде, повскакивали со своих мест и гурьбой ринулись на место происшествия, на речку.

– Вы куда? – выкрикнула Динара.

– Зинаида Сергеевна утонула, – ни к селу ни к городу ответила ей я, скрываясь за углом дома.

– В смысле? – услышала я вдогонку. И Динара, ничего не понимая, но, надевая тапочки на ходу, побежала за мной.

Добежав до бани, мы спустились вниз, к речке. Перед нашими глазами предстала ужасающая, по своей сути, картина. Тело женщины с раскинутыми в стороны руками мирно колыхалось в воде. На мостике валялись опрокинутые вёдра с бельём и одна калоша, её напарница была там, где ей и положено было быть, – на ноге у женщины. Коромысло лежало тут же, недалеко, на пригорке. Никита и Кирилл залезли в воду, чтобы достать тело. Они перевернули женщину лицом вверх, и я увидела кровь у неё на лбу. Кровавый рубец рассекал её лоб, как будто она ударилась обо что-то, ну или кто-то её ударил. От вида крови и мёртвого тела меня начало мутить, опять закружилась голова и начало темнеть в глазах. Я начала оседать на траву, стоявшая рядом Динара подхватила меня сзади и не дала мне упасть.

Заметив падающую меня и находясь всё ещё в воде, Воронцов прорычал:

– Твою ж мать! Уберите её кто-нибудь отсюда! Динара, уведи её! – скомандовал он. (От злости, прозвучавшей в его голосе, мне стало не по себе. Я никогда не видела Никиту в таком бешенстве.) – И скорую с полицией вызови, – добавил он напоследок.

Динара, всё ещё поддерживающая меня, с силой потащила меня наверх по тропинке к дому. Сзади я услышала голос Зинаиды Сергеевны:

– Закия?! Господи, кому она-то помешала?

Сейчас я не придала значения её словам. Только потом, когда всё встанет на свои места, я вспомню их.

Динара завела меня в летник и уложила на кровать, укрыла одеялом, а сама вышла. Лёжа на кровати и погружаясь в полуобморочный сон, я слышала, как она вызывает скорую и полицию. Что там произошло дальше, я знаю со слов своих друзей и помощников, потому как сама спала беспробудным сном до самой ночи.

Уже ближе к двенадцати часам ночи я проснулась и услышала голоса Никиты и Динары. Я укуталась в одеяло и вышла к ним. Ребята сидели на крылечке летника и о чём-то шушукались.

– Ты уже проснулась? – участливо спросил Никита и подвинулся, освобождая место для меня.

Я села между ним и Динарой и ответила.

– Да, нормально всё, – сказала я, сразу пресекая дальнейшие расспросы по поводу моего самочувствия.

– Наташ, – обратилась ко мне подруга, – задолбала ты в обморок хлопаться по поводу и без. За сегодняшний день только два раза умудрилась, – с недовольством проговорила она.

– Динар, я уже высказала своё мнение по поводу твоей эмоциональности, – резко ответила ей я и добавила: – Если для тебя это нормально: кровь, трупы, – то для меня нет.

– Девочки, не ссорьтесь, – попросил нас Воронцов.

На крыльцо вышла Зинаида Сергеевна.

– А вы что не спите, тёть Зин? – спросила моя подруга нашу хозяйку.

– Ой, какой сон, деточка? Разве уснёшь после такого? – ответила ей старушка.

– Ну, не знаю. Натали вон у нас весь день продрыхла, – не смогла не поддеть меня Динара.

– Тут другое… – заступилась за меня Зинаида Сергеевна. – Голова у неё болит. Да, деточка? – участливо спросила она меня. – Мигрени её мучают постоянно. Темнеет в глазах…

– Да, – подтвердила я и в свою очередь спросила: – А вы откуда знаете?

– Тётя Зина всё знает, – сказал Воронцов. Он пересел поближе к ней и обнял её за плечи.

– Вот попьёшь моего отвара, и всё пройдёт. Сейчас пойду заварю. Чего тянуть-то… – поднимаясь, сказала она, – с недельку-другую попьёшь, и недуг твой как рукой снимет.

– Что там медики и полиция говорят? – спросила я своих помощников, как только Зинаида Сергеевна скрылась на веранде.

– Сошлись на том, что это несчастный случай. Мол, старушка сама поскользнулась на мокрых мостках, ударилась обо что-то головой, потеряла сознание, упала в воду и захлебнулась, – высказал официальную версию Никита и добавил: – Зачем им лишний висяк?

– Но ты с этим не согласен? – спросила я его.

В ответ он только пожал плечами.

– А что это была за женщина? Кто она? – не унималась я, но ответила мне Зинаида Сергеевна, принесшая травяной отвар.

– Это Закия Нуриевна, бывшая учительница, преподавала русский язык и литературу здесь, у нас, в восьмилетней школе, – поведала нам она, – а сейчас обычная пенсионерка… была… Она живёт… э-э-э… жила на той улице, на башкирской.

– В каком смысле – на башкирской? – не поняла я.

– У нас три улицы, и так получилось, что на каждой из них живёт по одной национальности. На нашей улице живут русские, – продолжала свой рассказ она, – на той, – она махнула назад, – на главной – башкиры, а там дальше, за елошником, латыши. Нет, у нас, конечно, живут и другие нации. Вот, например, у нас есть свой армянин, Андрей, и чистокровная цыганка есть, Аза. Мы все её зовем Азалия, на башкирский манер, потому что муж у неё башкир. У нас много смешанных семей, и живём мы дружно. А такой ужас у нас вообще впервые. Последнее событие такого рода у нас было двенадцать лет назад, когда мой Иннокентий пропал. – Сказав это, она замолчала и закрыла лицо руками. – Ладно, ребятки, давайте спать укладываться. Утро вечера мудренее, – заметила напоследок Зинаида Сергеевна, поднимаясь и заходя в дом.

– Да, давайте-ка спать, – подхватил её идею Воронцов и добавил: – Нам завтра на свадьбу ещё идти…

– На свадьбу? – спросила я в недоумении, одним глотком допивая свой отвар. – Мы ещё и на свадьбу пойдём после всего этого?

– Наташ, я тебя умоляю, – скептически заметила Динара, – а нас это каким боком касается? Мы приехали отдыхать и веселиться. Вот будем отдыхать и веселиться.

– Ну, не знаю. Как-то это всё… не того, – высказала своё мнение я и пожала плечами.

– Ой, да ну тебя. Того-этого. Всё, спокойной ночи! Надеюсь, завтра я проснусь естественным образом, а не от ваших криков и оров? – пробурчала напоследок Динара и скрылась на веранде.

– Что – пошли? – спросил меня Никита и подал мне руку, помогая подняться.

– Идём, – согласилась я и, не удержавшись, спросила: – А ты что, сегодня дома будешь ночевать? – И, видя его вопросительный взгляд, пояснила: – Ну, не пойдёшь, что ли, на свидание к своей пышногрудой рыжей красотке?

– Ты всё слышала? – печальным тоном резюмировал он, но глаза его почему-то улыбались. – Ты ревнуешь, что ли?

– Чего? – хмурясь, спросила я. – Пф-ф-ф-ф! Обломайся! Просто мне не понравилось, как эта деревенская хабалка отзывалась обо мне, – сказала я и легонечко ударила его своим кулачком в плечо.

Он, в свою очередь, схватил меня сзади и начал щекотать, я завизжала и отскочила в сторону, при этом налетев в темноте на разложенное кресло.

– Дурак! – смеясь, сказала я.

– Э-э-э! Хорош уже там резвиться! – услышали мы громогласный возглас Динары.

Мы с Никитой, как школьники, засмеялись, пряча лицо в ладони, чтобы наш смех никто не услышал.

– Нет, правда, где ты был прошлой ночью? – спросила я Воронцова, когда мы уже улеглись по своим спальным местам.

– В бане спал, – ответил мне Воронцов. И, как обычно, всё на этом.

«Да ну его на фиг!» – подумала я и отвернулась к стенке.

Слушая мерный храп Воронцова и размышляя о случившемся сегодня, вскоре уснула и я.

Утром я проснулась оттого, что скопившаяся во мне за ночь жидкость распирала мой мочевой пузырь и просилась наружу. Быстро соскочив с кровати и перепрыгивая через спящего в кресле Воронцова, я, не разбирая дороги и ничего перед собой не видя, стремглав понеслась в большой огород, к «домику для раздумий». Рывком сняв с себя пижамные штаны, я плюхнулась на сиденье.

«Это, скорее всего, от тётки-Зининого отвара меня так приспичило».

Раньше я за собой такого не замечала. Тоже какое-нибудь мочегонное снадобье. На все случаи жизни: и от Динаркиных солей, и от моих головных болей и обмороков.

«Господи, хорошо-то как! – вздохнула я. – Никогда бы не подумала, что справление такой естественной нужды, как опорожнение мочевого пузыря, доставит мне такое удовольствие. И мужика не надо!» – резюмировала я, надевая штаны.

Я открыла дверцу «думательного домика» и застыла в ужасе. На одной из маленьких грядок, посаженных в большом огороде с картошкой, копошился… медведь!

В ужасе я заорала:

– Помогите! Никита! Кто-нибудь! – И нет чтобы мне спрятаться в уборной и закрыть за собой дверь, как бы это сделал нормальный человек, я ломанулась вперёд.

Я налетела на этого «медведя», сбив его с ног. Перелетев через него, я плюхнулась на землю, больно ударившись ладонями и разодрав себе колени. И так, на четвереньках, я продолжала уползать от этого, по моему мнению, лесного монстра.

На мой истошный крик выскочили Никита в одних трусах-боксёрках и Зинаида Сергеевна в одной ночнушке. Воронцов уже бежал ко мне навстречу, как я повернула голову и увидела, что «медведь» бежит за мной и орёт мне вдогонку человеческим голосом:

– Дочка, ты чего? Постой!

Я добежала до Никиты и бросилась в его объятия в надежде, что он защитит меня, но вместо того, чтобы ринуться в бой со страшным чудищем, Воронцов, всё ещё крепко обнимая меня, спросил догоняющего меня лесного царя:

– Дед Аполлон, ты чего людей пугаешь?

– Так что ж она выскакивает из уборной, как немец из укрытия? – вполне миролюбиво ответил ему «медведь» человеческим голосом и посетовал: – Ещё и меня с ног сшибла…

– Ах ты, окаянный! – с криком неслась в нашу сторону Зинаида Сергеевна, держа в руках какую-то палку. Подбегая к нам, она со всего маху огрела ею лжемед ведя. – Насмерть мне девку перепугал! – кричала она между ударами. – Она у нас и так постоянно в обморок хлопается, теперь ещё и заикаться начнёт.

– А я что? Я ничего! – старался оправдаться и попутно отмахивался дед Аполлон. – Я за редиской только зашёл. Да кваску хлебнул немножечко, – стараясь спрятаться за Никиту, бубнил он.

– Тёть Зин, успокойся! – выкрикнул Воронцов и отнял у своей тётушки штакетину из рук. – А ты, дед Аполлон, не мельтеши. – И, видя, что его попытки утихомирить стариков тщетны, как заорёт: – Сми-р-р-но!

От такого командного крика и Зинаида Сергеевна, и дед Аполлон встали как вкопанные. А с веранды выползла Динара с недовольным лицом и ненавидящим взглядом и прорычала на нас:

– Да задолбали вы! Что вам не спится-то? Время – шесть утра только. – И, минуя нас, прошла к туалету.

Немного успокоившись, мы все вместе направились в сторону дома. Присаживаясь на крыльцо летника, я спокойно рассмотрела старика, который так испугал меня. Невысокого роста, весь седой, с кривоватым носом и крючковатыми пальцами, державшими лыжную палку, он не показался мне таким уж страшным. Вот только меховая шапка и безрукавка, вывернутая мехом наверх, бурого цвета, которую я и приняла за шкуру медведя, выглядели как-то странновато и неуместно в такую жару.

– Это ты что это, чёрт старый, весь квас у меня выпил? – грозно спросила его Зинаида Сергеевна, рукой показывая на две пустые трёхлитровые банки с мутной жидкостью на дне, стоявшие на столике у забора.

– Я это… – начал опять оправдываться дед Аполлон, – я малёха вчера перебрал. Ну, я же не Тесла, без топлива не могу… кхе-кхе-кхе… а квасок-то твой вмиг голову лечит. Вот я его и… – при этих словах он коснулся ребром ладони своей шеи.

Никита присел рядом со мной на коленки и начал рассматривать мои разодранные коленки.

– Терпи, сейчас перекись принесу, – он посмотрел на мои раны и добавил: – И зелёнку.

От ветра дверь, ведущая на веранду, захлопнулась, и я увидела нарисованный на ней круг, внутри которого была изображена пятиконечная звезда, в каждом треугольнике которой стояли латинские буквы: О, S, Т, В, И.

– Что это? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь.

– А, мать честная! – воскликнула подошедшая к нам Динара.

– Что тут у вас опять? – высунув голову, спросил Воронцов.

– Это всё сектанты. Это всё твои льготы, – тыча пальцем в сторону Зинаиды Сергеевны, произнёс дед Аполлон.

– Дурак ты старый! Не льготы, а готы, – поправила его Зинаида Сергеевна.