Текст книги "Песок"

Песок
Наталья Степанова

Дизайнер обложки Ольга Третьякова

© Наталья Степанова, 2023

© Ольга Третьякова, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-4483-1043-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Много тысячелетий назад, задолго до появления первого «человека разумного», на Земле жили люди. У них была своя, совершенно иная цивилизация, развитая, сильная и прекрасная в своей гармонии с окружающим миром.

И вот однажды людям было дано Знание, и с помощью этого Знания они сумели выделить из энергии Вселенной чистейшую, ничем незамутнённую частицу энергии Хаоса. Того самого Великого Хаоса, из которого когда-то родился наш мир.

И поняли эти люди, что получили силу огромную, неукротимую, и обрадовались. И стали они использовать эту частицу в своих нуждах, добывая из её недр огромную энергию, которая питала всё вокруг… Они были так ослеплены своей удачей, что не заметили, как всё построенное с помощью этой частицы стало постепенно разрушаться. И сколько бы ни возводили они заново разрушенное – всё снова обращалось в прах.

И чем больше тёмной энергии они извлекали, чем больше использовали её, тем сильнее от неё зависели. И однажды люди полностью перестали мыслить себя без Хаоса. И не понимали они, что Хаос не может служить целям Созидания, упорно продолжая играть с тёмным огнём, пожирающим их. И мир стал приходить в упадок: всё погрязло в разрухе и бесконечных междоусобицах.

И, наконец, случилось необратимое – люди утратили частичку Созидания, заложенную в них самим Создателем, которому единственному были подвластны обе эти энергии.

И Хаос вырвался на свободу, разрушая и поглощая всё вокруг. Но появились те, кто отрёкся от этой силы.

И некогда великий и сильный Род разделился надвое. И люди Хаоса, который стал для них источником жизни и смерти, и люди Созидания, которые отныне стали их врагами – схватились в великой битве. И не было в ней ни победителей, ни проигравших.

И началась война, и длилась она тысячи лет.

И, наконец, люди Созидания сумели изгнать тёмных приверженцев Хаоса из этого мира в иной, заперев их на веки вечные. И думали люди Созидания, что там Хаос поглотит их врагов навсегда.

И ничего не смогли сделать люди Хаоса, не сумели вырваться, оставшись на долгие тысячи лет запертыми во тьме, которую сами и выпустили на волю.

Но Великая Спираль Времени начинает новый виток…

Часть I Безумный мир

Глава 1

Охотник стоял в десяти шагах от неподвижно лежащего на боку тела девочки. Он смотрел на маленькую худенькую спину, засыпанную рыжим песком, который намел на эту внезапную преграду ветер, никогда не стихающий на пустоши. Светлые, почти белые волосы, очень длинные и удивительно гладкие, тихонько колыхались на ветру.

То, что он видел – исходящее от тела тёплое сияние, слабо мерцающее в опасной темноте – заставляло его сердце биться чуть быстрее обычного. Одинокая и окутанная невидимым саваном, она удивительным образом преображала пространство вокруг себя, и это зрелище завораживало…

На вид девочке было лет десять, не больше.

Мужчина смотрел на неё, как на нечто диковинное (и это действительно было так), но его взгляд был непроницаем. По этим глазам невозможно было понять, о чём он думает. Он уже знал, что увидит, если подойдёт ближе. Обычно охотнику не было никакого дела до того, как умирают другие: на подобное он успел насмотреться вдоволь за всю свою долгую проклятую жизнь. Но сейчас ему почему-то смотреть не хотелось.

Совсем не хотелось.

Тихо. Ни шороха в пустынной ночи. Охотник слышит своё спокойное ровное дыхание.

Её волосы соскользнули с острого плечика на песок от внезапного и резкого дуновения, открыв его взору грязную майку, слишком свободную для такого худого тела, однако, целую, без единой дырочки. Непонятного тёмного цвета штаны с ободранными снизу краями не доходили до тонких щиколоток. Они были ей маловаты: слишком сильно штанины обтягивали почти костлявые детские ноги. Обуви не было. Босые грязные ступни прижаты одна к другой. Видимо, ей было холодно. Вся её поза – поза сжавшегося в утробе младенца, прижимающего руки к вспоротому пустому животу (даже не глядя, охотник знал это) – говорила о том, что в последние минуты своей короткой и бесполезной жизни ей было холодно, больно и страшно.

Пытаясь понять, как она попала сюда, мужчина огляделся в поисках ориентиров. До ближайшего подземного людского убежища, города Урбана, ночь пути. Если без отдыха идти на восток по караванной тропе через зыбучие пески, можно успеть и за половину времени, но вряд ли эта маленькая худенькая девочка знает этот путь. Слева, на западе, выглядывая из-за горизонта, торчали искорёженные пики Семипалой горы, около которой доживали свои последние годы руины прошлого – разрушенные города, почти поглощённые красной пастью уродливой пустыни. Его собственное убежище ждало впереди, на севере, идти до него осталось всего ничего, как раз можно было успеть к восходу, до того, как солнце сначала изжарит его как нерасторопную ящерку, а потом иссушит останки в пыль. Только идти предстояло медленно, отчасти соблюдая осторожность, чтобы не нарваться на хищников, блуждающих в ночи в поисках человеческой еды, скрываясь за острыми, уходящими в небо, словно серый омертвевший лес, валунами. Отчасти из-за добычи, оттягивающей пояс увесистым грузом. На юге, там, откуда он возвращался, лежали обширные и богатые охотничьи угодья, маскирующиеся под безжизненную плоть земли. Пусть вид этой тихой черной пустыни – пустоши, как назвали эти высушенные гиблые пространства люди, не обманывает вас. Неподготовленный человек даже не успеет разглядеть смертельной опасности, подстерегающей его тут и там, за каждым валуном, за каждой дюной. И даже те, кто выбрал путь охотника для выживания в этом новом безумном мире, иногда не возвращаются.

Ареалы пустошей были населены тварями, которые не могли никому присниться даже в самом кошмарном сне. Они нападали на караваны, убивали смельчаков-охотников, которые, презрев опасность, ходили в самые дальние районы за добычей, но становились добычей сами. Всё это гигантское огненно-красное плато, медленно, но верно, съедаемое песком заживо, превратилось в одно большое поле для игры, ценой в которой была жизнь. Человеческая или иная… Делайте ваши ставки, господа. И вот, посреди всего этого кошмара она…

Надо двигаться дальше. Охотник бросил последний взгляд на детское тело: – «Пусть песок укроет тебя», – и уже собрался уйти, когда тоненькие плечи чуть вздрогнули. Мужчина снова замер, и всего на мгновение его дыхание прервалось. Эта девочка, с волосами цвета лунного сияния, которую он считал уже мёртвой, мягко перекатилась на спину…

Охотник напрягся.

Впервые за долгое время он был в замешательстве: никаких внутренностей, никакой крови. Она невредима. Она дышит и, видимо, без сознания. Ребёнок посреди пустоши, кишащей тварями, один. Живой.

Аномалия, подумал он.

Такого не бывает…

Холодный голос разума говорит оставить девочку здесь и уйти, пока не взошло солнце, но охотник уже склонился над ней и вглядывается в бледное лицо. Её одежда сильно испачкана кровью, но кровь эта явно не ёё.

Да, поживиться тут нечем. Но вряд ли это остановило бы голодных тварей… И всё же, он был уверен, что глаза его не обманывают. Охотник много раз встречал людей в пустошах, и всегда исход был предсказуем – рано или поздно все они умирали от зубов или когтей монстров. Ей чертовски сильно повезло.

Ноги будто приросли к земле. Забрать её с собой? Исключено. Он всегда был один. Но тело его не слушается.

Прямо сейчас встань и иди. Двигайся, чёрт бы тебя побрал!

Он почти физически ощущает, как уходит время, приближая смертоносный рассвет. Но ещё раньше их могла найти какая-нибудь заблудшая тварь, решившая устроить себе поздний ужин. Хотя, он знал, что в предрассветные часы они все прятались по норам, скрываясь от солнца, как и люди.

Он буквально чувствует, как утекает драгоценное время, пока он сидит здесь посреди чёрной пустыни, приросший к земле словно истукан.

Охотник тихо подхватил девочку на руки и перекинул лёгкое тельце через плечо.

Звуки… Они доносятся как будто издалека.

Вязкая темнота обволакивает сознание как патока, и из неё невозможно выбраться. Разноцветные пятна, приглушённые, нечёткие, плывут, перекатываясь, переливаясь, одно возникает из другого и сливается с третьим.

Мина расслаблена, она летает в море цветов, мягко касающихся её, медленно раскачивается словно маятник. Девочка что-то чувствует, но ощущения такие далёкие, как будто это происходит не с ней. Но сладкие бессознательные видения становятся бледнее, и вовсе исчезают, уступая место бездонной черноте. Звуки становятся громче, ощущения резче, сильнее.

Её тело дёргается, и она ненадолго приходит в себя, открывает глаза, ощущая усталость и боль.

Она не может полностью открыть глаза: тяжёлая тёмная пелена давит на них, заставляя веки снова сомкнуться. Изо всех сил отгоняя сонливость, она приоткрывает глаза, но не может ничего разглядеть.

Мина чувствует, как её кто-то (что-то) держит. От страха измученное сердце пытается куда-то упасть, хотя она понимает, что висит вверх ногами. Нет.

Головой вниз.

Нос стукается обо что-то теплое и твёрдое. Девочка с трудом понимает, что её куда-то несут. Она слабо шевелится, пытаясь вырваться, но оно держит её крепко, и все попытки бесполезны. Это очень плохо.

Страх сковывает её, и она замирает. Она боится, что ей сделают больно, что её… (разорвут на части) съедят. Как всех остальных. Она всхлипывает, но звука нет – горло пересохло, и голос не слушается. Только внутри всё сотрясается от слабых рыданий, на которые уходят последние силы.

Смерть. Она никогда не понимала весь её ужас, но сейчас, кажется, поймёт…

Остатки разума померкли. Тьма снова заполнила всё вокруг.

Охотник не понял, что она пробормотала – что-то очень тихое. Девочка начала шевелиться, пытаясь освободиться от его хватки, но попытки эти оказались столь слабыми и недолгими, что он предпочёл не обращать на них внимания.

Ей было нехорошо, это очевидно, но, по сравнению со скелетом, торчащим из песка, который проводил охотника бесстрастным взглядом пустых иссушенных временем глазниц, она чувствовала себя просто великолепно.

Он решил для себя: если девочка окажется не настолько сильной и умрёт, он оставит её где-нибудь и, как и прежде, продолжит свой путь в одиночестве.

И на кой чёрт я связался с ребёнком…

Он посмотрел на огненную полоску неба на востоке. Слишком много времени он потратил, и теперь не успеет в бункер вовремя – придется коротать день в норе. Под землёй на такой глубине, чтобы раскалённое солнце чуть согревало землю внутри, есть небольшие убежища. Охотник называл их норами. Ими была усыпана вся пустошь. Какие-то из них он обнаружил случайно – высохшие колодцы, ушедшие под землю дома, какие-то потом вырыл сам. Широкими шагами охотник сокращал расстояние до ближайшей норы, скрытой от непосвящённых где-то в песках.

Такие временные убежища были спасением от палящего солнца, которое без стыда выжигало землю каждый день. Только он один знал об их существовании… до сегодняшнего дня. Охотник снова перевел взгляд в сторону неподвижного тельца, перекинутого через плечо. Уже слишком поздно избавляться от неё…

Спина нагрелась сквозь ткань плаща, которую осветили первые отблески встающего солнца, но не это сейчас волновало охотника. Странное покалывание всё быстрее распространявшееся по левой половине тела, постепенно превратившиеся в лёгкое жжение, беспокоило охотника куда сильнее жары и усталости. Вскоре левую половину тела начало жечь как огнём.

Всё это ему чертовски не нравилось.

Дважды он останавливался, чтобы перетерпеть волну неприятной боли и подумывал всё же оставить девочку. По крайней мере, смерть на солнечном костре была бы достойнее гибели от когтей тварей…

Он снова остановился и, надвинув широкополую шляпу на глаза, обернулся туда, где всё светлее становилось небо.

Чёрт, как же жжёт.

Ноги вновь понесли его вперёд, а рука крепко держала худое обессиленное тельце.

Девочка больше не шевелилась. Она спала или, скорее всего, просто снова отключилась, и охотник счел это благом, поскольку это на время избавило его от сложностей. От слов, от мыслей. От вопросов, ответов на которые он не знал, и не хотел знать.

Почему-то ему сразу не пришло в голову, что она обязательно захочет поговорить. Захочет узнать, где она, как она тут оказалась. Ведь для людей это нормально – природное любопытство. Теперь он понимал, насколько отвык от людского общества. Насколько привык быть один.

Охотник уже видел красивый гладкий валун в форме пули, за которым ждёт заветная нора. Время поджимает, не только из-за восхода солнца, но и из-за необходимости принять лекарство, чтобы унять это адское жжение…

Словно уловив его мысли, левая рука дёрнулась. Он подавил стон, боясь потревожить ребёнка, только сжал руку в кулак. Нужно как можно скорее добраться до норы. Там он разберётся с этим. Там он подумает, что делать с ней.

Дети – жуткие существа, насколько он помнил. Он предпочёл бы сразиться с парочкой Хамелеонов, чем так коротать время. Как сражаться и убивать тварей, он знал прекрасно, а вот что делать с детьми…

Охотник на секунду прикрыл глаза, стараясь не замедлять шаг: он чувствовал, как рубаха прилипла к пульсирующей от боли коже. Как волны чёрного огня растекаются по левой руке, поднимаются к плечу и пожирают шею, пытаясь лизнуть мочку уха и дотянуться до щеки. Сердце гулко ударялось о стенки грудной клетки, на которой можно было жарить еду, так сильно там жгло, и не только кожу, но и всё внутри, пронизывая нутро раскалёнными иглами, пытающимися достать до мотора. Так плохо ему еще не было, даже если он не принимал лекарство в срок, а ведь с последнего приема не прошло и суток.

…ни одной дырочки на одежде, ни одной царапины, ни порезика… ни единого повреждения…

ты боишься?

Его губы сжались в одну жёсткую бледную линию.

Но ты же испугался, правда?

Где-то внутри него противный скрипящий голос смеялся над ним.

Он ненавидел этот голос, возникающий в самые неподходящие моменты. Пользуясь его немощью, пронзая мозг до самых глубин, он не унимался, пока не выводил его из равновесия. Но не в этот раз…

Только не сейчас

Боль и дурнота уже сводили его с ума. Охотник отстегнул добычу от пояса, чтобы туши, на каждом шаге бьющие по ногам не тормозили его, и выбросил их в сторону. Хорошо еще, что он отправился на охоту для себя, а не для обмена в городе, тогда улов был бы гораздо больше, и избавляться от него было бы жальче.

Когда балласт был сброшен, идти стало легче. Он торопился спуститься вниз и поскорее избавиться от ноши, ставшей вдруг слишком тяжёлой.

Мысли путались, в глазах всё расплывалось, из груди вместе с дыханием вырывались хрипы. Наконец через несколько он достиг цели. Мужчина ногами рыл песок в поисках укрывавшей спуск в нору старой циновки и обнаружив её, отшвырнул в сторону. Рукой обхватив девочку покрепче, он спрыгнул вниз на небольшую ступеньку. Циновка снова укрыла вход в нору. Охотник соскользнул со ступеньки и преодолел последние метры вниз до спасительной прохлады норы.

Приземлился мягко. Даже при отвратительном самочувствии тело слушалось. Эта мысль обрадовала его как никогда.

Он прошёл в сторону от спуска вглубь укрытия.

Внизу было темно и прохладно, но к концу дня, здесь будет жарко как у чёрта на сковороде. Он положил девочку напротив, около земляной стены, а сам тяжело опустился у противоположной. Сразу стало легче дышать, холод еще не прогретой земли даже через два слоя одежды приятно остужал горящую кожу.

На поверхности, лучи, освободившиеся от плена ночи, наконец, прорвали завесу горизонта и обожгли землю и то, что на ней ещё осталось.

успел…

Охотник облегчённо выдохнул. Одной рукой он развязал узел на затылке. Ткань, закрывающая его лицо от песка и пыли, оставляя открытыми только зоркие глаза, упала на пол, устеленный потрепанной от времени циновкой. Полностью открыв лицо, охотник глубоко вдохнул прохладный, пахнущий пылью и сыростью воздух, стараясь сделать это как можно тише. Длинный тёмного цвета плащ он решил не снимать: не хотел, чтобы девочка увидела кинжал, который он не выпускал из руки, с тех пор как впервые прикоснулся к ней. Тонкие тканевые перчатки и шляпу он тоже решил оставить.

Левое плечо снова пронзила боль.

чёрт тебя дери…

Он беззвучно стиснул зубы, пристально смотря на девочку, и, наконец, выпустил оружие из рук.

Из глубины тканевой сумы, перекинутой через плечо длинной верёвкой, он выудил склянку и старый шприц. Охотник воткнул иглу прямо сквозь ткань, не заботясь о дезинфекции, и мгновенно почувствовал, как мутная жидкость вливается по венам в его тело, смешиваясь с кипящей кровью и принося долгожданное облегчение. Он позволил себе расслабиться на пару мгновений, но рефлексы охотника вернули его в реальность. Он быстро сложил вещи обратно в суму, а его ладонь снова легла на рукоять кинжала.

С восходом солнца в норе стало теплее и светлее.

Жжение в руке, наконец, стихло, и боль, пронзавшая левую половину, ушла, но на душе остался неприятный осадок. Новые ощущения тревожили его – это могло быть новым симптомом пожирающей его болезни. Охотник знал, что этого не миновать, и со временем ему будет только хуже, ведь лекарства, которое исцелило бы его полностью, не существует. Он может только оттягивать конец, сдерживая приступы с помощью одного средства, которое нужно колоть постоянно с промежутком в день.

Такая удачная охота, а закончилась хреново, подумал он. Мужчина потёр ладонью лицо и уныло посмотрел в дальний угол, где лежала девочка.

Он был недоволен собой. Надо было пройти мимо и забыть это всё как странное видение. Откуда вдруг взялось это дурацкое навязчивое желание забрать её?

Маленькое лицо с правильными тонкими чертами, большие глаза, белки которых разглядывали что-то во сне, вращаясь под веками. Ресницы коротко подрагивали. Тёмные, густые. Тоненькие ручки сложены ладонями друг к другу, голова лежит на них, ноги поджаты к груди. Бледно-розовые губы чуть заметно шевелились, иногда их трогала лёгкая улыбка, будто во сне девочка увидела что-то приятное. Между тонких бровей иногда появлялась морщинка, но быстро исчезала, и лицо девочки снова становилось умиротворённым.

Наверняка у неё где-то есть какая-то родня… или те, кто за ней присматривал… Или проще отдать её караванщикам? Уж эти ребята знают, куда пристроить лишние рабочие руки, а ему лишние припасы не помешают. Сколько могут за неё дать? Пару мешков патрон вполне сгодились бы. Только надо бы её чуть подкормить, и она вполне сгодится для какой-нибудь работенки в Урбане.

Ладонь оставалась на рукояти кинжала. На всякий случай.

Глава 2

По хорошо освещённому тоннелю двигались несколько фигур. Свободные штаны, робы из грубой ткани одинакового серого цвета, сверху тёплые жилетки, они все были словно копии друг друга – одинаково старые, прожившие свои жизни, но пока не спешащие покинуть этот мир. Одинаково худые: ограниченный овощной паек не позволял есть вдоволь. Одинаково мрачные, опустившие свои сморщенные, изрезанные серыми морщинами лица, чтобы не видеть друг друга. Остатки длинных седых волос на затылках, превратившиеся в белый лёгкий пушок, колыхались от сквозняка.

Звуки, отражаясь от стен, эхом проносились по всей длине перехода. Тихие шаги мягкой старой обуви и шуршание ткани слышались далеко впереди. Спустя мгновение они оказались в круглой зале, заполненной людьми. Один из вошедших старцев отделился от группы и направился к возвышению, которым служила уже почти рассыпавшаяся от времени кафедра.

Глубоко посаженные глаза старика были скрыты ото всех в полумраке зала, отчего его лицо представлялось бледным черепом. Он медленно оглядел всех присутствующих. Сотни глаз были устремлены на него в ожидании его слова. Сотни пустых, ничего не выражающих глаз. Говорить всю правду он не мог да и не хотел.

«Нельзя накормить паука, не убив бабочку», пронесся в мыслях шёпот его умирающего предшественника. Он запомнил эти слова на всю жизнь, и они, как проклятье, с тех пор довлеют над ним, заставляя его каждый раз оказываться меж двух огней. В этот раз он сам сделал выбор, кому быть бабочкой, и проиграл. Бескровные тонкие губы чуть дёрнулись на морщинистом лице, сухие руки сжались в подобие кулаков. Он проиграл бы в любом случае, подумал старец, но это не принесло ни толики облегчения.

Он никак не обратился к пастве.

– Вот уже несколько веков мы верно служим Высшим Созданиям. И сейчас Они как никогда близки к осуществлению нашей общей цели, однако… однако трудности возникли на нашем пути, – в зале раздался испуганный шёпот. Дряхлая рука поднялась над головой, призывая к тишине. Ему хотелось поскорее выговорить заученный текст и удалиться к себе в покои.

Старик продолжил.

– Нам стало известно, что город отступников разрушен… Погибших много, но еще больше похищенных. Мне прискорбно осознавать, что мы не смогли полностью удовлетворить их… нужды, – голос старика дрогнул. Он сжал до скрипа свои истертые зубы, понимая, что произносит с трибуны чудовищную ложь, но по-другому он поступить не мог. Он был слишком стар и слишком слаб, чтобы бороться против системы. Слишком поздно он понял её суть, всю её подноготную… – И Им пришлось взять силой то, что не дали Им мы. Впредь мы не должны допускать подобных ошибок, иначе Они поймут, что более в нас не нуждаются. Мы не можем подвергнуть опасности Хэвен! – Это было единственной искренней вещью, которую он произнес с кафедры.

Старик окинул собравшихся взглядом пожелтевших глаз.

– В самое ближайшее время необходимо собрать новую партию материала, и впредь не подводить Их. Помолимся же, братья, помолимся истово! О том, чтобы не повторилось более то, что случилось.

Чтобы никто больше не погиб так страшно Чтобы больше никто не погибал

– Чтобы не усомнились в нас Высшие, чтобы не отринули верных слуг Своих. Чтобы и впредь Хэвен находился под Их защитой и служил спасительным оплотом всем праведным и смиренным…

Последнее слово он произнёс с трепетом истинно верующего человека, но в глубине его дряхлой души уже очень много лет тлело отрицание. Старик сложил руки и стал произносить молитву. Весь Хэвен, как единый организм, в эту самую секунду замер и смиренно склонил голову в молитве, и только шёпот тихим эхом разносился по многочисленным туннелям подземного муравейника, растворяясь в его прохладном очищенном воздухе…