Текст книги "Песок"

Хэвен – один из двух подземных городов-убежищ, вырытых рядом очень-очень давно, в незапамятные времена, когда на земле текла вода и росли деревья – был первым местом, куда стекались все выжившие после великой катастрофы. Благодаря усилиям Служителей город постоянно рос; росло и число туннелей, соединяющих один его конец с другим. Старые хорошо освещённые проходы продолжались новыми, которые постоянно рылись, уходя вглубь и вширь, еще и еще расширяя пространство огромного города-муравейника.

Каждая часть Хэвена имела своё специальное предназначение: на юге располагалась громадных размеров Оранжерея. Чтобы прокормить всех жителей города, все силы были брошены на то, чтобы в овощах, росших там, прямо под землёй, не было недостатка. В оранжереях было сосредоточено больше всего тепловых генераторов, работающих от солнечной энергии, в которой теперь не было недостатка; самое большое число пробуренных колодцев и самое большое количество рабочих: они добывали воду из подземных колодцев, они ухаживали за посевами, они поддерживали температуру, они были самыми трудолюбивыми людьми во всём Хэвене.

На западе работала Мастерская. Здесь выполнялись самые разные работы от пошива одежды до изготовления лекарств и запчастей для техники. Здесь трудились из ночи в ночь самые просвещённые люди Хэвена. Они постоянно следили, чтобы древние агрегаты продолжали работать на благо города.

Север был отдан под Апартаменты – большие комнаты, в которых стояли кровати, а кое-где на пол были просто набросаны матрасы. Мужчины и женщины, старики и дети – спали все вместе, вповалку. Никто ни от кого не скрывался, и не было в Хэвене места, которое укрылось бы от всевидящего ока Служителя.

Зал, самое маленькое помещение города, где сейчас множество губ смиренно шептало слова молитвы, располагался на востоке.

Они закончили произносить молитву, и на секунду во всём Хэвене повисла звенящая тишина, нарушаемая гудением тока в проводах, которые словно черные змеи, увили собой лабиринты тоннелей.

Старец стоял на возвышении, склонив голову и закрыв глаза. Именно в такие моменты, думал он, этот город сбрасывал маску лицемерия и становился самим собой – безмолвным склепом, наполненным призраками… Люди звали его Служителем, даже не понимая смысла этого слова. С самого раннего детства старшие воспитывали его для этой цели, как готовили Служителей до него, и как будут готовить после, если… если всё останется на своих местах, в чём он сомневался. Слишком много неясных событий произошло в последнее время, слишком много пугающих слухов. Равновесие ещё сохраняется, но оно настолько шатко, что он едва ощущает его.

Страх, поселившийся внутри и пожирающий его сердце, словно раковая опухоль, шептал: скоро снова произойдёт взрыв. Взрыв такой силы, что уцелеют в нём немногие, и им будет уготован ад на земле… Человечество угасает. Скоро снова пробьёт час Смерти, как пробил уже однажды, много столетий назад.

В день, когда пришла Смерть, люди поняли, что они покинуты. Их добрый старый бог встал со своего трона и ушёл, бросив всё человечество умирать в муках.

И тогда появились Они. Одни назвали их Высшими Созданиями, другие – чудовищами и тварями, но исход был один – Они стали новыми богами проклятого мира.

Хэвен избрал для себя безопасный путь полного подчинения в обмен на защиту. Это была сделка с дьяволом, заключив которую, люди навсегда обрекли себя на роль бабочки в бесконечной схватке с ненасытным пауком. Целые поколения Служителей стали воспитываться в Хэвене. Они олицетворяли собой защиту и спокойствие и гарантировали мирную жизнь жителям города, исповедуя религию подчинения или, как потом это стали называть, смирения. Статус Служителя приравнивался к высшему статусу, и каждый, кто проходил обучение и следующее после него испытание, автоматически становился главой города. Именно этот человек поддерживал контакт с Высшими одним ведомым ему способом и следил за неукоснительным выполнением условий договора.

Старец, Маркус Седой, нынешний служитель мирной цитадели Хэвен, стоявший сейчас перед своими подопечными, уже готовился уйти на покой.

Он прекрасно понимал, что людям никогда не избавиться от гнёта Высших, что Они – стервятник, раз за разом выклёвывающий печень у Прометея, только в отличие от древнего как сам Мир мифа, «печень» Хэвена не так быстро восстанавливалась. Последние полвека своего служения Маркус Седой стоял перед выбором: смерть немногих или гибель всех, и каждый раз, ненавидя и проклиная себя, отдавал приказ готовить новую партию человеческих жертв на отправку в Их логово, прекрасно понимая, что смерть немногих это такая же гибель всех, просто растянутая по времени… Все люди были обречены с самого первого дня, но сохраняли свои жалкие жизни, потому что Им было это нужно – Маркус осознал это слишком поздно.

Каждый раз с ужасом он заглядывал в глубины отверстой ненасытной паучьей пасти Высших и каждый раз пытался выбрать самую маленькую, самую жалкую бабочку, чтобы ненадолго усмирить паука, унять его бесконечный голод. И еще на чуть-чуть, хоть еще немного отсрочить беду, спасти жителей города, не подозревающих об опасности, которая нависла над ними, выторговать им еще немного времени, совсем немного… Жалкое оправдание, но другого у Маркуса не было, и он прятался за ним как за тонким, дрожащим на ветру листком.

Хэвен им больше не нужен…

Старец вздрогнул. Эта мысль теперь постоянно крутилась в мозгу, она вцепилась в него словно заноза. Она причиняла боль. В последнее время он жил в постоянном беспокойстве, которое только усиливалось.

Какие они все заблудшие… и как я виноват перед ними. Виноват перед всеми, и никогда мне уже не искупить своей вины. Они не знают, что это нападение полностью на моей совести…

По глупости своей (как я корю себя за это!!!) я дерзнул торговаться с ними. Как самоуверенно говорил я, так и не поняв, с кем имею дело! Как глупо я себя вёл, бросив им в лицо эти обвинения… Как я посмел сказать им, что они нуждаются в нас, как мы нуждаемся в воде. Как я посмел раскрыть им, что знаю всё о них? Старый я болван…

Я же хотел, как лучше. Я лишь хотел, чтобы они не забирали так много. Так много…

но ведь, рано или поздно, это случилось бы…

Они взяли, что хотели, и прекрасно обошлись без помощи своих верных вассалов. И это он вынудил Их делать всю работу Самим, и его приемники, и все остальные тоже понимали это. Маркус видел хищные бездушные взгляды ближайших учеников, которые один сильнее другого желали получить заветное место Служителя. Они не простят ему этой ошибки… Уж они расстараются для Высших, даже если это будет грозить Хэвену вымиранием.

Тишина покоев окутала его, немного уняв беспокойство. Ещё один день подходит к концу и наступает новая ночь. Он боялся думать о том, что она принесёт.

И чем больше он думал, тем истовее проклинал свою слабость и молился о прощении. Не обращая внимания на ноющую боль в старых коленях, на которых стоял, сильно сжав кулаки, так что кровь совсем перестала поступать к сухим холодным пальцам, а тонкая кожа натянулась на них так, словно грозила треснуть.

Если Высшие и впредь станут забирать то, что Им нужно в обход него – дни Хэвена сочтены.

Под огромной дырой разрушенного купола неподвижно стоял немолодой, но крепкий для своих лет мужчина. Его глаза, некогда теплого медового цвета, горящие огнём уверенности, теперь потухли и недвижно смотрели на восток, где слепое Солнце поднималось из-за рыхлого горизонта. Это были глаза человека, внутри которого что-то умерло.

Он стоял, сложив руки за спиной, в тени, где убийственный взор небесного властелина не мог обратиться к нему. Солнце жадно шарило по поверхности земли своими лучами, пытаясь найти чудом уцелевшую крупицу жизни и уничтожить её, как и всё остальное…

Мир преобразился до неузнаваемости. Некогда кипевшая людскими заботами поверхность превратилась в мёртвую землю, на которой нет ничего. Руины городов, когда-то отчётливо видневшихся вдали, занесло песком и пылью. Они стали казаться миражами, порождёнными воспалённым мозгом безумца.

Огромные обломки-валуны, отполированные ветром и песком на протяжении веков, только и остались ещё на поверхности. Они торчали, равнодушные, серые, как могильные камни, в память прошлому. В память о мире, где люди жили, не задумываясь о том, что может произойти завтра, когда они не боролись за выживание каждый день.

В память о мире, которому пришёл конец два столетия тому назад.

Из груди человека рвался стон, всё хуже подавляемый с каждой минутой. Ему хотелось пробиться сквозь грудную клетку и пронзительным звуком выйти через горло, разбивая безмолвие пустыни на тысячу мельчайших осколков. Мышцы ног уже были готовы перенести его через груду обломков под дырой купола. Гнев застилал остатки холодного разума, внутри него всё кричало и выло. В какую-то страшную секунду он почти решился выбраться из спасительной тени, чтобы, наконец, предстать пред этим Чёрным Оком. Чтобы заглянуть Ему прямо в Его тёмную страшную душу и выкрикнуть всё, что накопилось, так громко, чтобы этот проклятый бог услышал его. Чтобы понял всю силу боли и ненависти, клокотавшие в сердце…

Но он продолжал стоять в тени, понимая, что этот порыв лишён смысла. Понимая, что это только заставит Его усмехнуться и испепелить маленького человечка как букашку в своих лучах.

Он сжал кулаки, так что ногти впились до крови в огрубевшую кожу.

Лукас, глава подземного города Урбана, встречал кровавый рассвет нового дня.

Урбан стонал. Он был похож на один большой комок боли. Раненые, убитые и просто фрагменты тел лежали повсюду.

Первые четыре этажа были уничтожены: там не осталось ничего, кроме куч обломков и трупов. Эта часть подземного города умерла вместе с её обитателями. Этажами ниже царил хаос, люди носились, искали кого-то, кричали, стенали. Другие, в противоположность первым, часами сидели на одном месте, застыв словно статуи. Многие сидели прямо на трупах, в лужах крови, не замечая ничего вокруг. Их толкали, пинали, на них наступали, но ничто не могло потревожить их. Внутри них царила Пустота, бесконечная, гнетущая, а за ней прятался страх, настолько сильный, что, если его выпустить на волю, то можно сойти с ума.

Глубже под землёй ещё сохранялся какой-то порядок, но терпение людей истекало. Все хотели услышать ответы на свои вопросы. Что произошло? Почему они напали? Сколько погибло? Бесконечная вереница вопросов, ответов на которые пока никто не знал.

На последнем девятом этаже под землей в маленькой комнате, освещаемой одной тусклой лампой, находились несколько человек. Руководство Урбана собралось для обсуждения ситуации.

Стремительное нападение. Наглое и настолько мощное, что вся вооружённая до зубов охрана города ничего не смогла им противопоставить. Сила тварей чудовищно возросла, и это испугало даже видавших виды поселенцев, которые отразили на своём веку не одно нападение.

Они оставили трупы мужчин и забрали женщин и детей.

Непростительно!

Лукас не мог оставить действия тварей без ответа, но идти войной против них всё равно, что совершить самоубийство. Кровь стучала в висках от еле сдерживаемого гнева, за которым пряталось отчаянье. Руки до боли сжимались в кулаки от желания собственноручно порвать на куски каждую тварь, всех до единой. Стальные, покрытые красной сетью воспалённых капилляров, глаза Лукаса сузились.

– Как посмели чёртовы дьяволопоклонники натравить армию этих выродков на нас?! – Взревел глава города. Щёки и лоб от бешенства стали багрового цвета, лиловые вены вздулись на шее.

Лукас грохнул массивной тёмной рукой по столу. Все собравшиеся молчали, никто не смел нарушить тишину. Здесь были все его ближайшие помощники: Виктор, ответственный за охрану и наблюдение за порядком на верхних этажах, Андрей, главный мастер, старая Джина – глава госпиталя, и еще несколько человек – старшие по этажам, кто не погиб в бойне. Всего набралось восемь человек, не считая самого Лукаса. Кое-кто из старших сам был ранен, но, несмотря на это, все они спустились вниз, когда позвал Лукас. Не заставили себя ждать и перепачканный кровью убитых и раненых Виктор, и Андрей, мрачный, как всегда молчаливый, на ходу вытиравший бурые руки пропитавшейся насквозь и ставшей такого же цвета тряпкой.

Несколько минут Лукас стоял неподвижно, не произнося ни слова, только оглядывал пришедших, всматриваясь в их глаза, застланные у кого отчаяньем, у кого ненавистью. Он раскачивался взад-вперед, будто собираясь с силами для новой гневной тирады. Его люди сделали всё, что могли для устранения последствий нападения, и их вины в случившемся нет. Раненые доставлены в лазарет, и им уже оказывается помощь, Джина позаботилась об этом. Убитых сложили друг к другу в одном месте теперь уже руин верхних этажей, чтобы следующей ночью перед самым рассветом, когда хищные твари попрячутся в норы, вынести их на поверхность и возложить на солнечный костёр, а после заката погрести останки рядом с городом со всеми почестями.

Рабочие, уборщики и торговцы с верхних уровней, все кто выжил и не утратил разум, продолжали разбирать завалы и оказывать помощь выжившим, а охотники, караванщики и всякий сброд разбежался кто куда еще в самом начале нападения. Все были заняты делом, скорбным, но крайне нужным.

Только что делать с теми, кто остался жив, но не пережил кошмара? Что делать с их искалеченными душами? Лукас почувствовал, как гнев уступил место страшной усталости, навалившейся на него и лишившей остатков сил. Мужчина тяжело опустился на потемневшую от времени скамью, иногда служившую ему и кроватью, и уронил внезапно отяжелевшую голову на руки. Его тихий голос раздался в тишине комнаты:

– Сколько людей погибло… и ради чего…

Никто ему не ответил, они сами хотели бы узнать ответ на этот вопрос.

– Нужно выяснить, сколько погибло… организовать вынос тел, – Лукас поднял голову, в глазах, казалось, отразилась вся усталость мира, – Вик, займись подсчетом и записью погибших. Андрей, проследи, чтобы завалы разобрали как следует, почини всё, что можно починить, восстанови всё, что восстановить необходимо. Старшие по этажам: Карл, Мария, Яги, Лео, Пэт… – он называл имя и взор его обращался на них. Глубокий, но всеми уважаемый старик Карл с неизменной самокруткой в зубах, сгорбленный, но крепко сбитый, главный восьмого этажа. Джун, суровая женщина без одного глаза, с полностью седыми волосами в свои тридцать с небольшим лет, строгая, но справедливая старшая четвертого этажа. Яги и Лео, соседи по этажам, за ними были шестой и пятый этаж, два брата-близнеца, уже перешедшие рубеж старости. Они были старше Лукаса, но глубоко уважали главу города и беспрекословно ему подчинялись. Яги висел на плече Лео, поддерживаемый братом, лишившийся в бойне правой ноги. Пэт, женщина, родившая пятерых детей, раненная, с перевязанной головой, но не в пример Яги, целая, старшая полуразрешенного теперь четвертого этажа. На них смотрел Лукас, и сердце его щемило. – Вам надо успокоить народ.

Внимательно выслушав приказ Лукаса, все участники совета удалились.

Он остался один. Наедине со своей болью.

Глава 3

Мина полностью пришла в сознание. Туман, окутывающий разум исчез, голова наполнилась вопросами, а сердце – страхом. Девочка приоткрыла один глаз. Зрение сфокусировалось, глаза привыкли к темноте, и она смогла разглядеть тёмную фигуру напротив.

Это человек?

Она вспомнила, что кто-то держал её и вроде бы куда-то нёс.

Незнакомец сидел, привалившись к стене. Лица не видно, его закрывает шляпа. Полы плаща раскинулись около его согнутых ног. Он молчал и не двигался. Может, он спит? Ещё некоторое время она наблюдала за ним, но человек так и не пошевелился.

Точно, спит.

Девочка немного расслабилась и решила осмотреться. Ладонью она провела по циновке на полу. Подогнув ноги, Мина села и дотронулась рукой до земляной стены. От прикосновения пальцев горстка земли осыпалась на циновку. Земля была тёплой и приятной на ощупь, мягкой, не такой, как сухой песок снаружи.

Они под землёй, поняла девочка.

Незнакомец по-прежнему не двигался.

Охотник наблюдал за ней из-под полей шляпы, пальцы чувствовали рукоять оружия.

Если он хочет избавиться от этой маленькой худой проблемы, надо выяснить, откуда она, хотя, вариантов было немного. Урбан был ближайшим отсюда городом. Он часто обменивал там свою добычу на необходимые товары.

Значит, надо привести её туда и оставить. Кто-нибудь из местных увидит её и передаст кому-то, родным или… Без разницы. Дело будет сделано. Он решил не дожидаться её вопросов и нарушить тишину первым. Это далось ему очень нелегко.

– Ты из Урбана? – Услышал он хриплый голос незнакомца.

Человек обратился к ней неожиданно. Голос, низкий и хриплый, заполнил нору.

Она вздрогнула и медленно повернула голову, как будто готовясь увидеть что-то страшное. Спиной она ощутила мурашки. Страх цепкими коготками впился в желудок, девочка почувствовала дурноту.

Урбан…

Мина застыла, ничего не ответив. Ком подкатил к горлу, слёзы навернулись на глаза, девочка вжалась в стену позади и обхватила колени руками.

Из-за поднятых коленей послышались всхлипы.

О, только не это…

Он решил не останавливать её, не успокаивать, рано или поздно запас жидкости иссякнет, и она прекратит реветь.

Охотник размял пальцы, кожа под перчатками прела от жары, но он не решался снять их, помня о новых неприятных симптомах. Мужчина понимал, что девочка не может причинить ему вреда: по её габаритам не скажешь, что она обладает силой, к тому же он хорошо видит в темноте, и его реакция молниеносна. Словом, если это маленькое существо задумает что-то… нехорошее, то скорее пострадает само, прежде чем успеет нанести вред.

Однако меры предосторожности он соблюдает всегда, независимо от ситуации. Быть может, благодаря этой привычке, он до сих пор топчет эту проклятую землю.

Наконец всхлипы прекратились, Мина вытянула тонкие ноги вперёд, почти коснувшись его сапога, и утёрла ладонью слёзы, размазав засохшую грязь по лицу.

– Ты спас меня? – Девочка взглянула на него наивными детскими глазами, в которых сквозила совсем не детская боль, – как тебя зовут?

Он не назвал ей своего имени. Отчасти из-за того, что не считал нужным это делать, отчасти из-за того, что почти забыл его. Никто не просил его называть своё имя уже очень давно.

Молчание затянулось, девочка ждала ответ на свой вопрос и, похоже, совсем забыла, о чём её спросил он.

– Ты из Урбана? – Повторил он, и она неуверенно кивнула.

Хорошо, одной проблемой меньше.

– Спи, ночь не скоро, – сказал он и надвинул шляпу на глаза.

Какими бы жесткими ни были меры предосторожности: если он не сможет поспать днём – не сможет выжить ночью.

Девочка смотрела на человека в плаще сквозь пелену слёз, вот-вот снова грозящих перелиться через плотины век. Она больше не ощущала страха, но теперь её сердце разрывалось на части от обиды. Папа всегда учил её никогда не уходить из города. «Пустошь не место для таких маленьких девочек как ты», говорил он, потом подмигивал и трепал её по голове.

Она обижалась – она-то не считала себя маленькой. Но на Пустошь всё равно не ходила.

Папа…

Мина прерывисто вздохнула, набирая в грудь воздуха, будто ей нечем было дышать.

Своим детским умом девочка понимала, что незнакомец спас её, не дал пропасть, значит, он не причинит ей вреда, раз уж до сих пор не причинил. Значит, он не страшный, и теперь можно не бояться.

В горле скребли кошки.

– Пить… – прошептала она, глядя словно сквозь него.

Охотник вздохнул и достал флягу из-за спины. Он бросил её девочке, но она не поймала, даже не попыталась, и фляга плюхнулась рядом с её ногой, тихо булькнув.

Вот она видит лицо отца, добродушное, улыбающееся, с густой седой бородой.

Вот она видит, как закрывается дверь на лестницу, ведущую на поверхность. Она плачет. Они оставили его лежать там. Одного. Почему он не встаёт? Почему не идет к ней?! Рыжеволосая женщина, Риган, кладет шершавые теплые ладони ей на плечи, наклоняется к её уху, обдавая его теплом дыхания. Она говорит, что папа ушёл и больше не вернётся.

Он бросил меня.

Мина вздрогнула, словно очнувшись, и набросилась на флягу, с жадностью глотая уже тёплую воду. Струйки стекали по подбородку, тонкой шее, образуя на её выцветшей футболке когда-то красивого жёлтого цвета, тёмные пятна. Напившись, девочка отдала флягу обратно охотнику.

Нет… НЕТ! Это не так… он не бросил…

– Спасибо.

Он убрал флягу обратно за спину.

– Привет, дитятко, я дядя Леон, теперь ты будешь жить со мной.

Совсем другое лицо. Костлявое. Злое. Глаза – щёлочки. Говорит заплетающимся языком, растягивая слова. Он пьян, от него плохо пахнет… Другие сказали, что он тут главный уборщик, а она теперь должна работать.

Охотник молчал. Ему было, в общем-то, всё равно, о чём она думает. Он до сих пор не понимал, почему не оставил её там, на обед тварям, как делал это с другими.

Только потому, что она ещё ребёнок?

Да какая разница, ребёнок она или нет? Он нашёл себе проблему.

Проблему со светлыми, почти белыми волосами, которая сидит напротив и пялится на него своими большими глазами.

Раздражает.

Тихий детский голос зазвучал в норе:

– Я услышала грохот и видела, как люди стали кричать, я очень испугалась. Какой-то человек схватил меня за руку, и я побежала, потом меня уже никто не держал, но я всё равно бежала, пока не почувствовала боль вот здесь, – она ткнула себя пальцем в бок, под рёбра, – я упала, было очень больно, а потом… какие-то вспышки, глаза перестали видеть от них, и… туман… пятна…, – она хмурилась, стараясь вспомнить, – я ничего не помню…

Он не просил её рассказывать, что произошло, но теперь узнал кое-что интересное. Значит, этой ночью на Урбан напали, и, судя по всему нападение было серьезным.

Охотник задумчиво склонил голову: в последнее время он замечал странности в поведении тварей. Если раньше они нападали очень часто, то последнюю ночь или две стали какие-то странные, вялые, а один падальщик даже в сторону его не посмотрел, пробежал мимо, унося за собой шлейф вони. Мужчина еле заметно поморщился, на секунду ощутив в носу знакомый запах одного из видов хищных обитателей пустошей.

Да и сам он тоже ощущал странную активность: за последний месяц он израсходовал куда больше лекарства, чем обычно…

Значит, девчонка чудом выжила в атаке на город, смогла сбежать и не погибла на пустоши. Во взгляде охотника впервые за очень долгое время промелькнул интерес.