Текст книги "Письма разлуки. Рождение любви"

 
Нам ли брошенным в пространство,
Обреченным умереть,
О прекрасном постоянстве,
И о верности жалеть!
 

Кажется автор – Мандельштам. Меня завораживает простая мысль: на фоне Пространства и Времени, наши мельтешения – так малы! Обреченность умереть, меня пока не волнует – до неё далеко. А постоянство в любви – бывает только в том случае, когда людей связывает общая идея жизни. «Смотреть в одном направлении» – сказал Сент-Экзюпери.

Тебе кажется, что я такая правильная особа: не пью вина – (моя печень мне не позволяет), не курю, (на своих родителей насмотрелась), аскетична, делаю зарядку, увлекаюсь йогой – веду правильный образ жизни. Хоть ты меня и пугаешь своим пристрастием к женщинам, я не могу тебя ревновать хотя бы потому, что не чувствую себя женщиной, в том смысле, как это провозгласил австрийский психолог Отто Вейнингер: «Женщина – это существо только половое!» – как будто, прибил к забору распластанное тело женщины на посмешище и издёвку. Заклеймил: не человек, – «существо», только половое – значит пригодное только для сношения с его Величеством Мужчиной! Многие женщины того времени, услышав такой приговор – покончили с собой. Парадоксально, что он сам не захотел жить в 23 года!? Всё-таки, этому мальчишке Отто, не легко пришлось! Не сумел он прожить счастливую жизнь – заклеймил баб, а сам не выдержал испытания, – жить без «этих половых существ…». Похоже, что он был, просто болен психически, увы!

Моё тело представляется мне такой малой частью меня, что если бы я даже занималась его продажей, то ничего не изменилось бы в моём сознании. Не могу поверить в то, что радость творчества может родиться из мяса и костей даже высоко организованной Материи. А наша встреча с тобой, разве не доказательство высших сил? Кто-то не дал тебе сесть в такси смерти, когда ты ехал в аэропорт! Кто-то привёл тебя, в дом, где было пианино. Сегодня читаю Гегеля и составляю план работы на месяц. Это не мешает мне принимать моего старого друга и заниматься с ним сексом. Почему я должна отказывать себе в этом маленьком удовольствие, если ты живешь со своей женой и пишешь мне страстные письма. Чем я хуже? Я просто восстанавливаю равновесие.

Прекрасна мелодия любви, в ней есть нежность и горечь неосуществимого… Целую тебя и понимаю твою безграничность, твою силу, твой талант и мужское самолюбивое «Я» и моё «маленькое я», и много из того, о чем ты еще не знаешь, но интуитивно чувствуешь во мне. Будь здоров, Наталья.

9 ноября 1974 г. Москва. Наталья: Эй, Бородач!

Ты знаешь, чем я теперь занимаюсь перед сном? Читаю письма одного чудака, ведь он признался, что умирает от всеобщей любви ко всему живому! Выпила целую рюмку валерьянки, а то не усну как вчера и позавчера – режим сорван с петель. Начинается материнская канитель, опять придет Боря и будет ходить по пятам. Он успешно чинит у мамы все электрические приборы, и она считает, что он достоин моей любви. Очень прагматично. Самое смешное – Боря уверен, что я в принципе не могу никого любить ни физически, ни морально, потому что я его сильно игнорирую. (А я умудряюсь, не имея телефона дома, иметь 3х друзей, 2х поклонников, 2х любовников и еще намечается один оригинальный тип из Новосибирска…

Хорошо, что далеко! Целую твой изумительный греческий и римский нос, самый совершенный. Как было бы прекрасно, если бы ты занялся гимнастикой и сбросил бы со своего могучего тела кг.20. Мой милый и несравненный! Неожиданно попала в театр, и всё в один день. Пришла к матушке, поесть и заодно с наставлениями получила билет в Музык. театр Станиславского: Рахманинов и Стравинсикй – репертуар—довольно редкий и неожиданный. Мне повезло – удовольствие получила и отвлеклась от мыслей о тебе. В первом акте «Алеко» – меня всегда возмущали «неистовые страсти», лишенные ума: знаменитый «Отелло» и «Алеко» в том числе. Прославление животных инстинктов мне омерзительно. Увы, знаю об этом не в теории, а на практике…

Пишу в антракте, очень интересно, что будет со Стравинским – в театре не слушала ничего, только пластинки. «Мавра» – чудесная Буфф-оперка. Музыка захватывает ритмом, вернее аритмией и будто говорит зрителю: «Вот вам, вот вам!» Персонажи изумительно остро держатся на сцене, костюмы яркие, задирают юбки, ужимки и прыжки гусара и всё без всякого стеснения. Думаю, что для нашего «замшелого» театра, эта постановка большой прогресс. Очень понравилась и клоунада под названием «Байка», что-то вроде иронической сказки для взрослых. Артисты танцевали отчаянно, поправ все устои классического танца. А те, кто пел, вели себя раскованно, расхаживали по сцене с микрофонами. Эдакие непринужденные ребята в русских косоворотках!

Через 60 лет и у нас поставили Стравинского! Ура! Ходить в театр одной для меня прекрасная привычка. По началу, была ситуация: муж на сцене, а я в зале. Сначала было тяжко, потом привыкла, и нашла в этом свою прелесть. Никто не мешает думать, и переваривать в себе то, что ты видишь… Читал ли ты Томаса Манна, 10 том? Это изумительные философские статьи, нашла там строчку: «Из одиночества к единению!» Я это понимаю так: личность рождается в одиночестве, а потом её богатства приносит ей единение со всем человечеством». Как бы это стать личностью? Вот задача. Обнимаю, Наталья

11 ноября 1974г. Москва. Наталья: Мой милый!

Сижу и смотрю твою фотографию, твои глаза надо смотреть через увеличительное стекло. Сколько силы, ума, решимости – всё вместе – это лицо советского ученого. Ха-ха! Сегодня 11-е ноября, проснулась в 6 утра, до 7 читала, потом заснула до 8-ми. На работу успела вовремя, конечно, без завтрака. Т.ч. потолстеть мне не грозит – ибо мне вечно некогда.

На работе, как всегда пустая беготня и официальные бумажки. Надеялась, что ты с утра позвонишь, а в 13 час. у меня урок – я преподаю музыку! У меня милая девочка – ученица 10 лет, она от меня в восторге, и мы отлично ладим, к тому же её папа относится ко мне с большим почтением. Главное – я учу девочку не только управлять своими ручками на клавиатуре, а стараюсь открыть ей смысл музыки и научить её понимать. Прибежала после урока, а мне тетки сообщают, что ты звонил. Бабы переполошились – у Натальи новый любовник, да еще из Сибири. Я не стала спорить – общественное мнение надо поддерживать в «традиционных» рамках, ибо ни на что другое у них фантазии не хватает.

В 14 час сбежала в Лит. Газету, Общалась с зав. отделом науки и с редакторшей отдела социальных проблем. Командировки возможны, было бы желание и правильная тема.

Теперь привела Илью к маме, покормила, обошлось без наставлений, и двинулась в Ленинку. У меня там встреча с Владимиром Соловьёвым – это чудо Русской философии или просто человеческой мысли. И что же ты думаешь, Соловьёв очень серьезно рассуждает о любви. Вот слушай: «Только в любви эгоизм упраздняется в действии. Истинная личность – это некое образование всеединства». (Имеет виду: муж и жена). И аналогия: «Если любовь в настоящее время для человечества неосуществленное стремление, то таким же неосуществленным было стремление разума для мира животного». И дальше: «Любовь – это соединение для создания абсолютной индивидуальности». В довершении ко всему, Соловьёв считает, что смысл бессмертия не существует ни для кого, и только любовь имеет на него право. Вот так.

Моя позиция без мистики вполне реальна: Если человек пробуждает во мне лучшее, если он не препятствует моему развитию, а сам не становится эгоцентрическим «Я», а служит всему человечеству, то тогда всё интересно и прекрасно. Древние философы говорили: «Ученик – это не сосуд, который надо наполнить, это факел, который нужно зажечь».

И вечная дилемма, что первично Материя или Дух? Обнимаю нежно, Лю.

11 ноября 1974г. Москва. Наталья: Эй, ты там, отзовись! Ау-Ау!

«Сегодня особенно грустен твой взгляд…» – это прошло, и я вновь у рояля и мир преобразился, ибо во мне опять здоровая страсть к жизни, и эти волны поднимают меня на гребень вдохновения. А всё разговор с тобой, голоса твоего толком не слышала, но звучало что-то нестерпимо уверенное в себе и во мне. И вот я вновь «на коне» – вот и рифма получилась.

Что делаю? Да, ничего не успеваю. На работе целые дни в пустой суете, а после надо собраться с духом, а пока соберусь – уже 2 часа ночи.

Поэма, поэма. Это светлый уголок, куда я только пытаюсь уйти, но обязательно кто-то приходит или соседки заставляют мыть сортир – пока мою, злюсь, и всё светлое испаряется, как дым. Только музыка и спасает – сразу включаюсь и забываю обо всём, кроме тебя.

Ну как жить на свете? Я всё знаю. Надо с большим усилием выйти за привычные рамки:

1. Работать 10 часов в сутки,

2. Не отвлекаться ни на что.

3. Освободиться от ежедневной отупляющей суеты.

Сим, без тебя это только теория. Мне нужен ремень и ласка, нужен тренер, как он нужен каждому спортсмену, чтобы добиться рекорда. Иначе говоря, нужен стимул, без него опускаются руки и нос. Моя светлая прыть 19 лет была немилосердно израсходована, а теперь редкие всплески. А между тем я должна:

4. Издать книжку своих стихов,

5. Опубликовать свой диплом (социально-психологические открытия).

6. Написать пьесу и найти постановщика.

7. Написать роман, который начат в 1969г.

8. Собрать рассказы и очерки.

Вот она, «великая романистка», которая сидит за машинкой 30 мин. в день. Кусает пальцы и исходит смертельной тоской по одному бородатому чудовищу, который живёт в сибирской дали и который именно этим и хорош. В Москве нормального мужика встретить почти не возможно.

Сим, тебе, наверно, очень смешно, а ведь ты с каждым днём становишься мне ближе, роднее и необходимей. Как это происходит, сама не знаю. Меня давят стены, я хочу простора, город всегда любила с детства, но надо пробираться через асфальт, в толпе, в грохоте машин, но люблю и деревню и тишину. Как я мечтаю уехать, но чувствую себя на цепи: сын, мама, вечная обязанность быть тем, кем я никогда не буду. Это проклятое «сверх» тянет и душу и мысли, и я знаю, что вырвусь, чего бы мне это ни стоило.

И всё-таки, существует великое равновесие состояний. Ты сначала прибавил мне сил, а теперь будто забираешь их обратно, потому что думаю о тебе слишком много. А великая Волшебница не дремлет: «Мы располагаем жить, а глядь, как раз умрём…» Мне надо научиться работать, организовать свой ум, только этого жаждет моя душа. Я мечтаю о нашем лете, а ты? – такого праздника у меня еще не было никогда, Мне удавалась только осень и зима, отчасти весна. Но лето – это сплошное отчаяние и бесконечные сожаления. До свидания, спи. Я с тобой и мне гораздо лучше сегодня, я выздоравливаю, и кажется, уже люблю тебя, ведь невозможно мучиться просто так, без любви. Наталья.

12 ноября 1974. Новосибирск. Симон: Моя ненаглядная!

Сижу в аэропорту. Через 18 мин. Улетаю в Хабаровск. Это очень далеко от тебя – 10 тыс. км. Спешу налету (в полном смысле) черкнуть пару горячих строк. Лю, милая, солнышко! Получил твои письма – ты даже не представляешь, какой восторг и радость я испытал. Я ехал в машине, читал и, мне хотелось крикнуть на весь мир: «Люди! Я счастлив! Слышите?! Смотрите, учитесь, делайте выводы. Любите!!!»

Моя милая, ты спрашиваешь, сколько раз я изменил тебе. Честно говоря, написал тебе про 4 прекрасные дамы, которые входили в мой номер, это был мой эксперимент – ждал, что ты мне напишешь. А ты вовсе не растерялась – в ответ получил прекрасные стихи и, я уверен, придумала себе тоже пару любовников… Это называется проверка на дороге… Чувство юмора тебе присуще в полной мере, поздравляю! Тем более, что у нас нет еще никакого права на ревность, мы встретились и так обожглись друг другом, что нет ни времени, ни сил обманывать себя и других.

Я изменю тебе единожды и обязательно – потому что умру раньше тебя, с этой истиной я не спорю, таков биологический закон. Всё остальное мне подвластно, а раз так, – какой же дурак, захочет осквернять себя? Во всяком случае – не я. Физическое прикосновение к другой женщине просто немыслимо – это факт моей жизни. Как говаривала героиня одного из рассказа Чехова: «Спала я только с Вами и больше ни с кем!» Милая, сажусь в самолёт. Маршрут у меня не слабый: в Москву из Новосибирска через Дальний Восток. На такое способен, наверно, только я. Целую тебя и жажду тебя, весь твой. Симон

12 ноября 1974г. В самолете. Симон: Лю, девочка моя, родная!

Вот уже лечу. Пишу в самолете, Сижу один – прекрасно, перечитываю твои письма. Погружаюсь в них как в нирвану, упиваюсь каждым словом и каждой мыслью. Слышу твоё дыхание и всё вместе – это магия, от которой замирает сердце. Спрашиваю себя: «За что мне такое счастье, чем заслужил? Тысяча вопросов и самое удивительное (конечно, вовсе не самое) это то, что романтизм прибавляет мне энергию и усиливает все мои способности! Начинаю верить в то, что истинная любовь – это взлёт всей сущности человеческой, испытываю этот тезис на самом себе, ведь я уже давно не мальчик! Как это необычно и ново для меня!

Каждый человек по сути своей «Скупой рыцарь», кому охота раздавать свою энергию попусту? Таким я был всегда, сдержан и с большой долей скептицизма. И вдруг я превращаюсь в мудрого отшельника, который говорит себе – ты нашел свою женщину и никакая другая тебе больше не нужна.

Как мне хочется вломиться в кабину лётчиков и приказать – срочно лететь в Москву в Столешников переулок! Всё, не успел – садимся в Иркутске, температура -34 С. А у меня ботиночки не по сезону… Но это хорошо – остужу свой пыл. Вот тебе первые письма из моего далекого-далека. Интересно, сколько дней оно будет лететь к тебе?

Радость моя! Моё прошлое, настоящее и будущее – будь здорова и весела. Всё будет хорошо. Мы вместе. Люблю! Симка.

Борт самолета ТУ-104, рейс 3253. Новосибирск – Иркутск-Хабаровск. 14ч.10 минут Московского времени.

12 ноября 1974 г. Москва. Наталья: Дорогой Симонище!

Я не кусаю пальцы (моя жуткая привычка с детства), я их нынче холю и лелею, на долго ли меня хватит? Сейчас сижу в 3м научном зале Ленинки. Прочитала Пао-Пао, поэму Сельвинского, вместо того, чтобы писать главу диссертации. Про этого поэта мне рассказал Борис Иоффе из «Московск. Комсомольца». Согласись, что это «наш с тобой поэт». Вот, например, определение: «Счастье – это мировоззрение!» Вопрос: «Вы из Вообразилии? – это про тебя. А вот мой монолог словами Сельвинского: «Вы во мне отогрели зарю, Я снова почувствовал осязанье. Богатство шумов. Свечусь глазами».

Как видишь, обезьянка Пао-ПАо выразила тебя и меня, а всё вместе получилось счастье! Сегодня опять металась полдня, как будто меня гонял невидимый жокей с хлыстом, как лошадь по кругу… Написала стишок под названием «Темная лошадка», это лошадь, на которую никто не ставит, но она вдруг неожиданно, приходит первая! Надеюсь, что ты когда-нибудь напишешь музыку на эти стихи. Наталья – лошадь!

 
Я будто темная лошадка
Бегу по кругу, бегу по кругу
Никто не ставит -нет повадки,
Но первой буду!
 
 
Никто еще не догадался
Как много силы,
И ноги многое сносили,
Но не хитрили!
 
 
Круги отмериваю смело —
Жалеть не буду.
И никогда, дружок,
Твой кнут не позабуду!
 
 
Никто не знал, никто не ведал —
Вот замухрышка!
В душе её жила победа —
Прыжки из истин!
 
 
И вдруг, показывая резвость
Всю без остатка, всю без остатка!
Она бежит к трибунам шатким,
Где ж ваши ставки?
 
 
Он заключил её в объятья —
Трибуны выли!
Заметили, какие стати?
А где ж вы были?
 

13 ноября 1974г. Хабаровск. Симон: Любимая!

Получил сегодня твою телеграмму. Понимаю неизбежность того, что случилось, но боль сжимает душу, ты одна, без меня, некому помочь, поддержать. Это ощущение приводит меня в ярость. Все твои беды должны быть моими, я не хочу, чтобы ты страдала без меня. Почему мы не рядом? Я физически чувствую, как тебе трудно. Сегодня здесь, за 10 тыс. км. Я не нахожу себе места, бегал на почту…

Лю, родная моя! Тебе должно быть легче оттого, что я понимаю твоё горе. Мы должны всё делить пополам. Всякие другие человеческие зависимости – чушь собачья. Милая моя, я с тобой и в радостях и в горе. Вся моя нежность, понимание и сочувствие я обращаю тебе. Болезнь отца, тем более такого, который воспитал тебя с такой любовью, дал тебе так много, ведь ты мне рассказывала про своё детство – это большое несчастье. Всё это порождает во мне бурю чувств. В этом есть некий мистический смысл – уходит важный человек в твоей жизни, но теперь у тебя буду я. Ты знаешь, что я сделал, когда получил твою телеграмму и отправил свою? Помчался в магазин и купил тебе кольцо с рубином. Когда ты меня разлюбишь, то выбросишь его. Надеюсь, что это произойдёт лет через 30, когда я буду стариком, а ты будешь петь мне песенки и выводить гулять за ручку, как маленького ребенка. Я никогда не забуду г. Хабаровск, где я узнал, что значит мучиться вместе с любимой – благословенный город любви и страдания…

Родная, не укоряй за тон письма, таков закон жизни. Когда-то и кто-то будет страдать из-за нашего ухода в другой мир!

Твой бородатый верный хранитель и твой любимый до конца дней или конца Света. Симон

13 ноября 1974г. Москва. Наталья: Здравствуй, Сим!

Сегодня вторник – библиотечный день, который я всегда посвящала лошадкам и бане. Но сегодня, морально не созрела вернуться «к себе» столь окончательно. Решила походить по прекрасному Цветаевскому музею, кот. имени Пушкина, будто он любовался когда-то скульптурами и картинами.

В музее надо воспарять и наслаждаться красотой, но я никогда не могла воспринимать тело мужчины во всей его полноте, и не могла без чувства неловкости, смотреть на фаллосы греческих скульптур. И, о чудо! Я, теперь, поняла, что это так естественно и красиво, как глаза и уши, как всё, что есть в человеке. Впервые подумала об этом, когда мне дали моего сына в роддоме, и тогда меня осенило, что мой внутренний протест происходил от ханжеского воспитания. Но поверь, сам факт мужского меня всегда раздражал, мне хотелось убежать, спрятаться, уйти. И вот сегодня я смотрю на все это как бы новыми глазами, хочу увидеть тебя голого в этом зале, чтобы ты там стоял как Роденовский Бальзак. Мне было всегда страшно смотреть на голого писателя – разве это не насмешка великого над великим?

Нынче, ты как бы раздвоился: один бродишь со мной по музею, и я «обостряю твоё восприятие прекрасного» – это я могу не хуже той незнакомки, а вторая половина тебя – стоишь в греческом зале на пьедестале, и я рисую твою огромную фигуру, довольно нескладную, а потом подхожу, трогаю тебя, и целую твои шрамы на пузе…

А теперь надо идти с Ильёй к зубному, у него зуб болит. В пути буду читать Герцена «Былое и думы». Вл. Соловьёв на 3й день меня страшно разочаровал – он прекрасный психолог, но его мистическая философия не увлекает.

Итак, я с тобой, мне кажется, что ты, оставив меня как недозрелый плод в Москве, при помощи моего и твоего воображения, доводишь меня до кондиции, и я теперь вовсе не зеленая, а почти созрела до красноты. Пора остановить это стремительное поглощение твоих писем, а то недалеко до загнивания…

Начинаю понимать, что ты ужасно хитрый мужик, ибо ты меня покорил и довольно быстро?! Хочу влюбиться в тебя, и упасть тебе, как снег на голову… Твой желторотый цыплёнок Лю, а вернее змей Горыныч.

P.S. Пиши мне пожалуйста «До востребования» по тому индексу, что я послала в прежнем письме. У меня нет ключа от почтового ящика. А я не хочу, чтобы мои соседки обнюхивали мои письма. Их любопытство безгранично… Целую!

15 ноября 1974г Москва. Наталья: Привет, Степанидка!

Разговор с тобой перед сном. Пришла из Дома журналистов, хочется обсудить с тобой проблемы. Немного поиграла Моцарта, но не помогает – нужна мысле-обменная игра. Для начала взяла простоквашу и намазала свою мордашку, остальную часть отправила в йоговский живот.

На этом сборище был ваш зав. клубом из Новосибирска – симпатичный мужик. Выступал резво, смело, свободно, но совершенно не умеет управлять ни языком, ни мыслью, вернее ставить всё это в удобоваримую форму. Но до него выступали с хорошей культурой слова и мысли, но очень мелко, а дикие вопли новосибирца заставили о многом задуматься. Вот тебе и парадокс, что лучше – правильно мыслить или правильно выступать?

Хотелось подойти к нему и передать что-нибудь для тебя, а потом вспомнила, что ты засекречен. Глаза у меня слишком блестели, как прекрасно не ходить на службу, а принимать хвойные ванны.

Разговор был на тему – свободное время! Это проблема для нищих духом. Разве им можно помочь? Общение в свободное время, чтобы выпить и закусить? Всё должно иметь цель, но если цель утилитарна, тогда и проблемы свободного времени не возникает. А человек увлеченный, всегда в бесконечном поиске, он идёт в природу, любуется пейзажем, у него всегда есть что-то для души: или книги или музыка или театр. Ему некогда скучать, он всегда занят. Он как бы растворён в мире, живёт его проблемами и передаёт свою маленькую отгадку другим поколениям. Таких увлеченных людей много. Но что будет, если все будут творческими людьми? На этот вопрос ответил Пушкин. В общем, нельзя выхватывать одну клетку из организма – общество, и вертеть отдельно. Нужно изучать систему в целостном единстве и даже в движении. Вот тогда… можно придумать что-то новое.

Признаюсь тебе, что если бы не многие издержки, совсем не плохо, когда дома ждёт такое чудовище как ты – поговорить можно.

Опять начинается утро! Сегодня надо написать статью в связи с вчерашними «откровениями» психологов по поводу свободного времени. Ведь всё можно связать с чем угодно, даже с Богом, с кот. тоже общаются в свободное время некоторые индивиды. Иду на почту. А часы твои не ходят. Ты соблазнял меня подарками – потому что ты очень хитрый. А часы не ходят! Вспоминаю наш разговор по телефону: у тебя был грустный голос и злой. Ты просто прелесть, ты настоящий, и я тоже – это самое главное. Будь еще сто лет, моё сокровище, Чудо-Сим. Твоя Лю.

16 ноября 1974г Новосибирск. Симон: Мой родной человек! Фототелеграмма.

Твои письма, что я получил в один день, произвели страшное действие. Концентрация интеллекта и чувства в одной точке пространства – времени, да еще когда эта точка – ты сам. Ошеломляет, поэтому ради бога, сделай так, чтобы я получал письма по одному в день. Ведь я не так терпелив, как ты. Я сразу всё проглотил, потом заперся в своём кабинете и сидел три часа, потом кропал стихи и читал их своему близкому другу – Глебу (он прибежал на мой звонок, всполошившись). На работе кряхчу – дел много. Но всё приобретает совершенно иной смысл. Главное – шелуха улетает по ветру. Воистину: «Любовь возникает как пламя, и мы, становимся сами чудесным и ярким огнём». Не могу допустить мысли, что ты будешь ждать письма, с 3х дневным перерывом, поэтому. О, Телеграф! Тебя пою!! Целую тебя бесконечно… Степанидка.

16 ноября 1974г. Новосибирск. Симон: Здравствуй, любимая!

Эти проклятые заседания иссушают мозг и душу. В четверг – Совет, в пятницу – совещание отдела эндокринологии, всё длится по 5—6 часов кряду. Живой мысли не пробиться. Вязнешь в чем-то, как в болоте. Это такая форма работы, но бездарная, напоминает ковыряние в носу.

Поговорил с тобой, а потом получил письмо. Какое наслаждение! Отошел душой. Впрочем, говорил тебе, что вся эта шелуха сейчас встаёт передо мной в другом свете, я её игнорирую. Во мне зреет что-то новое, ты мне даешь неизведанное до сих пор чувство собственного достоинства. Хочется встать перед тобой на колени, ты возносишь меня на вершину, о которой я мог только мечтать. Мы читаем одни и те же книги и думаем, как один человек. Читал Владимира Соловьёва, когда мне было 14 лет. Книга была с пометками на полях Гончарова. Вот откуда «Обрыв». Именно тогда прочел этот роман взахлёб.

Ты написала, что возможна командировка. Ты бросила фразу, которая меня очень волнует. Кажется, никогда за эти дни разлуки (целая вечность), я так не хотел тебя видеть, ласкать, говорить с тобой! Но это прибавляет мне сил. Берегись! Глупости пишу. Чего беречься? Безграничной нежности, понимания и преданности?!

Сегодня был у сына в школе. 9-й класс – здоровые балбесы! Но чему учат, господи! 23.11 буду с ними говорить – уже не первый раз. Начну с английской живописи, потом проблемы «Искусство-интеллект-общество». Это результат беседы с классным руководителем, которой я заменил повинность слушать лекции для родителей – «Правонарушения подростков!» Вот дела!

Третьего декабря у нас Всероссийская конференция по проблемам адаптации. Готовимся. Пытаюсь переосмыслить факты. Вырисовывается интересная концепция, потом расскажу. Заявку на сценарий написал, но перечитал и понял, что надо всё переделать.

Играю на своём рояле и 2—3 часа. И странные мелодии мне приходят на ум – то Патетическая Бетховена, а потом Колыбельная Дунаевского, конечно в моей интерпретации… В общем живу в лихорадке и потрясении, но как изумительно всё это!

Должен тебе признаться, что я каждую ночь сплю с тобой, Моё воображение помогает мне реально ощущать твоё тело, погружаюсь в него, дышу его ароматом, и растворяюсь в этом блаженстве. Вижу одну и ту же картину – твоё лицо в ту незабываемую ночь, милое, розовое, беззащитное с улыбкой… Я люблю тебя так разно – за всем этим встают твои мысли, письма. А потом меня обволакивает что-то огромно-чувственное, но в такой первозданной чистоте, что сердце начинает кувыркаться. Я счастлив! А в счастье мудрости больше, чем в сотне толстых книг. Люблю тебя и никаких гвоздей! Целую тебя с безграничной нежностью, Твой Сим.

16 ноября 1974г. Москва. Наталья

 
Как вечный трепет обновленья
Считаю каждое мгновенье.
Как Божий Дар, как счастья стон.
О, Вечность! Совершила Сон!
 
 
Пусть будет вечно Вдохновенье
Служить обедню Песнопенью!
Я Душу бережно возьму,
И мир узнает вечный праздник,
А это Ты – Ты мой проказник!
 

17 ноября 1974г Новосибирск. Симон: Любимая!

Я не буду жалеть и успокаивать, – это недостойно тебя! Я задыхаюсь от собственного бессилия, почему я так далеко? В то же время, я призываю тебя быть равнодушной к людям, которые никогда тебя не поймут. Они не виноваты в том, что у них другая социальная программа. В детстве не было заботливой мамы, им никто не читал Пушкина или Лермонтова, их не учили музыке и т. д. Кстати, ты сама призывала меня не обращать внимания на дураков, не тратить на них своё время и нервы! Но главное, что я взял от тебя, это необходимость понять свою главную цель, знать, что ты можешь сделать лучше всего! Когда приходит это знание, откуда-то берётся сила для осуществления самого невероятного! Но, если ты поймешь, что это твоё – тогда без страха и упрёка вперед.

Квартиру мы с тобой пробьём и не временную, а постоянную. Не забудь, что я не только музыкант и ученый, но я прекрасный врач, а это профессия мне всегда сильно помогала. Болеют и министры и таксисты… В конце декабря я приеду в Москву на полтора-два месяца. Квартиру на это время я уже нашел. Лю, солнышко моё, радость моя, потерпи, Всё будет так, как я говорю. Найди в себе силы, а я буду благословлять твоих соседей, чтобы они сидели тихо и не действовали тебе на нервы. Тебе плохо без меня, но как же ты жила до этого момента? Разве я мог бы влюбиться в несчастную женщину? Больше писать не могу! Умоляю, молчи, читай прекрасные книги, улыбайся своему сыну, займись всерьёз его воспитанием, и твоя душа успокоится.

 
Моя любовь, дождись.
Я там – в созвездье «Фаэтона», —
Но расстоянье покорю я скоростью фотона!
 

Я не целую тебя, а терзаю как вампир. Хорошо, что это только слова.

Обнимаю тебя, как после ночи ласк и перед более прекрасной ночью любви, которых у нас будет без счета…

Твой Симон.

18 ноября 1974г. Новосибирск. Симон: Любимая!

Отправил тебе вчера письмо и телеграмму по новому адресу. Писал, охваченный тревогой за тебя. Я чувствую твоё одиночество, не менее остро, чем ты сама. Это чувство вчера заглушила одна искра, будто укололся ею. Потом этот мираж стал обрастать плотью, и я задумался: не мог ни спать, ни работать, как будто меня что-то подкосило. Привычка ученого – анализировать всё, что происходит, даже в коварном деле эмоций. Вот вопрос, который меня очень волнует, да он важный для нас обоих. Долго мучился, но потом решился тебя спросить. Твои последние три письма: 1.О Соловьёве… 2.Любовь – стремление..3.Соседи.. Они какие-то расплывчатые, там как бы нет тебя, как будто твоя любовь уходит… Вот тебе мой стих:

 
О правде красивой тоскуя,
Так жадно душой её ждешь,
Что любишь бездумно как правду
Тобой же рожденную ложь…
 

Извини, но я не могу без анализа жить на свете. Вот график моей любви к тебе – простенький график, всё ясно и понятно. Вертикаль – сила чувств,

Горизонталь – Время. Не смейся, я серьёзно. Твой график совсем другой:

Я понимаю, что могу ошибиться, я во власти обстоятельств разлуки, бумага бедна, а слов так мало. Но моя любовь наделила меня такой интуицией, лучше сказать – собачьим чутьём, что твой Бергсон просто одурел бы и не стал писать свои трактаты…

Конечно, я верю в свою ошибку, я слишком рационален, а тебя вычислить почти невозможно. Но знай, что я люблю тебя в себе. А ты? Не себя ли во мне? Это могло быть в начале нашей встречи, но сейчас мысль эта для меня невыносима. Для меня любовь – это бесконечное стремление одного человека к другому, и тогда, Соловьёв прав, она Вселенский дух, от него рождаются самые прекрасные творения человеческого ума и рук.

С горечью вспоминаю Брюсова:

 
«И нет никого на земле
С ласкающим горестным взглядом,
Кто б в этой томительной мгле
Томился и мучился рядом».
 

Сейчас говорят – «Сопереживание» – модный термин. Чем можно объяснить тот факт, что твоя боль становится тысячью болей во мне? Ты где-то упомянула мою мужскую психологию собственника. Она в том, чтобы заставить тебя любить меня в себе. Я не могу жить иначе. Меня ничто и никто не сможет заставить любить тебя чуть слабее или чуть сильнее. Я в силах сделать так, чтобы в твоих глазах, и в глазах всех людей, в любой ситуации, я остаюсь с высоким правом любить тебя. И еще ты должна знать, что я не смогу подарить тебе обычного бабского счастья со всеми его атрибутами. Мы оба далеки от этого. На всё это навешен ярлычёк: «уценено». Надеюсь, что в нашей семейной жизни будут другие ценности.

Я жду твоего ответа, как приговор нашей любви. Ответь на него. Мы как бы стоим на пороге нашей будущей жизни с поднятой ногой. Стоять в такой позе долго нельзя. Нужно сделать шаг или захлопнуть дверь. Но как при этом не наступить на то Прекрасное, что мы уже перечувствовали вместе? Твой в самом прямом смысле этого слова. Я.

20 ноября 1974 г. Москва. Наталья: Милый Симон!

Наконец-то я угомонилась. Сажусь, трельяж открыт, но это не рояль. Зажигаю свечу и вспоминаю, как семь лет назад мои трагические стихи помогли мне осмыслить первый серьезный «провал» в моей жизни. Даже не знаю, куда бросила эти стишки. За глупые поступки надо отвечать. Самооценка была повержена. Казалась, что вернуть радостное восприятие жизни не реально! Но вот смотрю на себя, и вижу, что глаза блестят, и Душа вернулась в моё тело, и чувствует себя прекрасно.