Текст книги "Исчезающие в темноте. Кольцо бессмертной"

Однако наличие огромного количества магических вещей, принадлежавших Элеоноре, не помогло связаться с ее духом. Другие, те, что обитали рядом, приходили, даже если Марк не звал их, но дух самой Элеоноры так и не показался. Все трое действительно были заперты, Марк не ошибся.

Желая проверить свою теорию, он потратил два часа жизни, чтобы съездить на кладбище, где гадалки были похоронены. Могилы искать долго не пришлось, обе умерли с разницей в две недели, а потому и похоронены были не так уж далеко друг от друга. И там Марк почувствовал их. Они были рядом со своими телами. Скорее всего, в них. Запертые внутри, без возможности выбраться и уйти туда, куда полагается уходить всем душам после смерти. Если раньше Марк не знал, что это возможно, то теперь такая вероятность здорово напугала его. Вот он, настоящий ад – провести вечность в собственной могиле.

* * *

Рита и Лера прекрасно общались, ни разу в жизни не поссорились, но и хорошими подругами их назвать было нельзя. Как и вообще подругами. Они не ходили вместе по магазинам, не обсуждали знакомых и насущные проблемы. У них не было общих интересов, и встречались они практически всегда только в присутствии Марка. Хотя один раз совместно встречали Новый год, неизменно ходили друг к другу в гости на дни рождения, а Лера частенько ужинала у них, когда ее муж уезжал в длительную командировку.

Когда Рита познакомилась и с ней, и с Марком, эти двое в какой-то степени могли считаться парой. По крайней мере, они спали вместе и ни с кем другим. Марку было удобно не тратить время на ухаживания за девушками, а Лера и вовсе больше ни с кем не общалась. Только с ним да с Ксенией. Тогда, в самом начале их знакомства, поняв, что умудрилась влюбиться в наглого и хамоватого медиума, Рита совершенно нерационально ревновала его к Лере. Думала, что у нее нет шансов. Но Лера сама уступила его ей. Сказала, что не испытывает к Марку никаких чувств, кроме благодарности, а благодарность подразумевает делать так, как человеку лучше. И она была уверена, что лучше Марку будет именно с Ритой. Как выяснилось позже, в тот момент Лера уже предала его и считала, что он никогда ее не простит. Позже Рита думала, что она все-таки была влюблена в него.

Затем, когда они снова встретились четыре года спустя, Марк уже был женат, у него росла дочь, да и сама Лера успела выскочить замуж. Теперь она была благодарна другому человеку, и даже если у нее остались какие-то чувства к Марку, то шансов у этих чувств больше не было никаких. А потому Рита не видела смысла снова ревновать и никогда не противилась визитам Леры. Наоборот, теперь, когда не стало бабули и Рита взяла на себя обязанности печь пироги и лепить пельмени, ей нравилось, что кто-то их ест и нахваливает. А Лера обожала и блюда Веры Никифоровны, и стряпню Риты.

Вот и сегодня Марк позвонил ближе к концу рабочего дня и сказал, что Лера приедет на ужин. После работы Рита забрала из садика Соню, заскочила в магазин, и к приходу Марка и Леры в духовке уже допекался пирог с малиной, а на столе стояли горшочки, в которых томилось жаркое.

Оба выглядели напряженными, как будто недавно обсуждали что-то важное. Что именно это могло быть, Рита не представляла.

– Что-то случилось? – дежурно поинтересовалась она.

В вопросы работы салона магии она почти не вмешивалась, а Марк редко посвящал ее в эту сторону своей жизни. Картины и выставки он мог обсуждать часами, а вот о работе медиума предпочитал не распространяться. Рита не возражала. Когда-то она была не против окунуться в эту новую для себя сторону жизни, но с тех пор прошло много времени, у нее появились другие важные интересы, требующие внимания, и салон магии в них не входил.

– Все в порядке, – заверил Марк, но по лицу Леры Рита поняла, что это не правда. Выяснять подробности она не намеревалась.

– Тогда мойте руки и давайте к столу.

Соня ужинала в детском саду, перед сном она обычно только выпивала стакан молока с куском пирога, но происходило это часов в девять вечера, а потому сейчас спокойно играла в своей комнате. В отличие от большинства маленьких детей, она не испытывала никакой тяги к обществу взрослых, вполне умело развлекая себя сама: играла с куклами, рисовала или строила целые города из конструктора. Естественно, в полном молчании. Мир ее звуков находился на другой волне, не слышимый обычным людям, и Рита многое отдала бы за то, чтобы однажды – еще раз! – услышать этот мир и голос дочери.

– О, пирог по рецепту Веры Никифоровны! – обрадовалась Лера, зайдя на кухню и увидев блюдо с большим румяным пирогом.

Эта девушка теперь могла питаться в лучших ресторанах города, ни в чем себе не отказывая, но всегда искренне радовалась обычным домашним пирогам. Тому, чего была лишена в детстве и что с огромным удовольствием готовила и ела Рита. Возможно, это было одной из причин, почему Рита всю свою жизнь с переменным успехом боролась с парочкой лишних килограммов, а Лера в свои тридцать напоминала субтильного подростка.

– Сначала жарко́е, потом сладкое, – строго велела Рита, расставляя тарелки на столе.

– Бедная Гретхен, – притворно вздохнула Лера. – Небось держите ее в ежовых рукавицах.

– Особенно Марк, – хмыкнула Рита.

В их семье Марк всегда играл роль доброго полицейского, частенько позволяя Соне то, что запрещали Рита и все педагоги мира, выполняя все ее капризы и пожелания.

– Ничего-ничего, – усмехнулся тот. – Вот скоро у нас появится новая няня, будет еще одни строгий воспитатель.

– Няня? – удивилась Лера. – Не знала, что вы решились.

– Ну, у нас уже нет подстраховки в виде бабушки, – пожала плечами Рита, и впервые за последний год ей действительно удалось сказать это ровным голосом. Неужели начала привыкать? – А Марку не всегда вовремя удается забрать ее из детского сада.

Все трое переглянулись, и провинившийся Марк ничего не ответил. Очевидно, Лере уже было известно о произошедшем, поэтому тему продолжать никто не стал. Разговор плавно перетек в другое русло, но Рита видела, что оба о чем-то думают. И когда дело наконец дошло до пирога с чаем, не выдержала и поинтересовалась:

– Может быть, вы все-таки расскажете, что произошло?

– Все в порядке, – быстро отозвался Марк.

От Риты не укрылся взгляд, который на него при этом бросила Лера.

– Ничего не в порядке, – хмуро заявила она. – У нас в салоне убили гадалку.

– Лера!

– Что Лера? Зачем скрывать это от Риты? Она с нами не один пуд соли съела, мне кажется глупым не говорить ей.

Сказать, что Рита была в шоке, ничего не сказать.

– Гадалку? – переспросила она.

– Мы решили нанять на работу гадалку, – начал Марк, бросив на Леру еще один недовольный взгляд. – Я поэтому в пятницу и задержался. Тестировали очередную. Она показалась нам адекватной, кое-что умеющей. А вчера мы нашли ее убитой в своем салоне. Кто-то всадил ей нож в сердце.

– И это уже третье такое убийство в нашем городе, – добавила Лера. – Явно завелся маньяк.

– А почему вы скрыли это от меня? – не поняла Рита. – Ведь наверняка полиция захочет и со мной поговорить.

Эти двое снова переглянулись, и Рите вдруг показалось, что убийство гадалки – это еще не самое ужасное, что ей предстоит узнать.

– Полиция к тебе не придет, – признался Марк. – И к нам, надеюсь, тоже.

Догадка вспыхнула в голове, заставив ее вздрогнуть.

– Вы что… избавились от тела?

Это какой-то бред. Ведь оба же взрослые адекватные – ну, почти – люди! Не могли же они на самом деле сотворить такую глупость!

– Ну, не прям избавились, – поправил ее Марк. – Просто отвезли по месту жительства и оставили там. Мы проверили, нет никаких указаний, что она собиралась к нам на работу. На нас не выйдут.

– Да вы сумасшедшие! – Рита вскочила из-за стола и нервно прошлась по кухне. – Вы хоть понимаете, что за тело колдуньи вам могло бы ничего не быть, а вот за его перенос в другое место – уже статья? Совсем из ума выжили?

– Во-первых, давай потише, – поморщился Марк. – Очень не хочется, чтобы Гретхен услышала.

– О да, конечно, – язвительно фыркнула Рита. – Когда ее отца посадят, она по-прежнему будет жить в мире розовых пони.

– А во-вторых, – продолжил Марк, словно не услышав ее, – так было правильнее. Сама подумай, это уже вторая убитая в нашем салоне гадалка. И в смерти первой виновата Лера. А я ее покрывал. Думаешь, к этому полиция не прицепилась бы? Ну и в-третьих, убийца зарезал ее нашим ножом, на котором наверняка есть наши отпечатки, и нет его.

Рита устало плюхнулась обратно на стул. В какой-то степени она была согласна с его аргументами, тоже помнила, сколько крови попила им полиция после убийства Ксении. Второй раз они вцепились бы в них с хваткой настоящего бульдога, особенно если убийца действительно воспользовался перчатками. Но соглашаться с Марком вслух считала неправильным. Он никогда не стеснялся нарушать закон, а она никогда этого не поощряла.

– И что теперь? – спросила Рита. – Что вы собираетесь делать?

– Мы хотим сами найти маньяка, – ответила Лера. – Тогда можно будет не бояться, что рано или поздно полиция заявится к нам. Для этого нужно связаться с духами жертв и выяснить подробности их смерти.

– Прекрасный план! – язвительно заметила Рита. – И что же вам мешает?

– Духи заперты в своих телах, – ответил Марк, то ли не заметив сарказма в ее тоне, то ли не посчитав нужным реагировать на него. – Я не могу их вызвать.

– В каком смысле заперты?

– Если бы я понимал. Никогда с таким не сталкивался. Обычно в момент смерти дух покидает тело и дальше может какое-то время находиться рядом с ним, а может вообще сразу уйти. Но он не остается в теле. Никогда. По крайней мере, никогда раньше. А теперь они в своих телах, как в клетке. Даже те, которых уже похоронили. Я чувствую их на кладбище, но не могу вызвать.

Рита поежилась. Хоть она и была знакома с Марком уже шесть лет, разговоры о призраках и потустороннем мире все равно ее пугали. Она давно свыклась с тем, что этот мир существует, что он рядом, что ее муж и дочь его видят, но все равно мерзкий холодок пробегал вдоль позвоночника каждый раз, когда она думала об этом.

– Может быть, спросить у кого-то, кто знает больше?

– У кого? – вздохнула Лера.

– У Лизы, – предложила Рита, чем удивила не только Леру с Марком, но и себя тоже. – Кто еще может что-то знать лучше о душах умерших, как не та, что эти души переводит через рубеж? Она видит каждую смерть человека, знает каждую душу. Наверняка и по этим может что-то сказать. По крайней мере, почему они заперты, почему она не хочет переводить их.

– Да, но как с ней связаться? – задумчиво проговорил Марк. – Я не могу увидеть ее, если она сама того не хочет.

Рите не нравилось то, что она собирается сказать. И если бы эти двое вчера не пошли на уголовное преступление, она бы никогда и не сказала. Но угроза остаться не только без бабушки, но еще и без мужа тоже казалась ей слишком страшной.

– Мы оба знаем, что Соня ее видит. И общается с ней. Можем попросить ее передать Лизе, что нам нужна ее помощь.

Марк удивленно приподнял брови. Рита не знала, что заинтересовало его больше: то, что она тоже замечает общение их дочери со Смертью, или то, что предложила подобное.

– Да, наверное, ты права, – медленно кивнул он. – Это хороший вариант.

Глава 6

Рите не нравилось новое дело, в которое впутались Марк и Лера, а самое главное, ей не нравился способ, которым они это сделали, но она не стала ничего им говорить. Не маленькие, сами разберутся. И даже если это будет грозить им неприятностями, она как-нибудь переживет. Рита не знала, в какой момент это произошло: после смерти бабушки или когда у нее начались эти странные носовые кровотечения – но ей казалось, что она утратила какую-то часть себя. Словно что-то в ней сломалось, исчезло. Больше не хотелось быть правильной во всем. А самое главное, не хотелось, чтобы правильным был Марк, чтобы поступал так, как она считает нужным. Периодически Рита еще пыталась поступать и думать так, как раньше, но все это теперь казалось фальшью, как будто она продолжает играть взятую на себя когда-то роль, но на самом деле настоящая Рита совсем другая. Порой ей казалось, что она словно бы смотрит на все со стороны, безучастная к какой-то части жизни, которая когда-то была такой важной.

Еще год назад, узнав такие новости, она бы съела Марку мозг десертной ложечкой, возможно, они бы даже поругались. А если бы удалось обойтись без ссоры, то Рита все равно еще долго крутила бы произошедшее в голове, придумывая разные варианты выхода из положения. Сейчас, по дороге на работу, она тоже думала об этом, но уже не так ярко и страстно, как будто размышляла о прочитанной книге или просмотренном фильме, периодически переключаясь мыслями на то, о чем говорили ведущие по радио.

К счастью, Соне новая няня понравилась. На самом деле Соня была общительным и добродушным ребенком, с ней было несложно найти общий язык как взрослым, так и детям, а потому Эвелине подружиться с ней удалось легко и быстро. Еще две мамы из Сониной группы заинтересовались услугами няни, поэтому они договорились, что Эвелина с утра забирает Соню и еще двух девочек и отвозит их в детский сад, а вечером играет со всеми троими во дворе и отводит по домам. Одна из мам даже согласилась предоставить ей свою машину в случае необходимости. В хорошую погоду Эвелина будет ходить пешком, поскольку детям гораздо полезнее пройти километр по свежему воздуху, но если пойдет дождь, им не придется пользоваться общественным транспортом. И Рита опять же была рада тому, что теперь можно не переживать за дочь, отдаленно понимая, что еще год назад не смогла бы так просто доверить ребенка постороннему человеку.

На работе как всегда нашлась куча дел, так что у Риты и вовсе не осталось времени думать о чем-то другом, кроме пациентов. Новых следовало обследовать, старых – переобследовать и при необходимости подкорректировать лечение. Тех, кто шел на поправку, подготовить к выписке. Все это вынуждало уйти в проблемы других людей с головой, и Рита радостно в них нырнула. Только во время тихого часа ей удалось заставить себя отложить в сторону гору историй болезни и вскипятить воду для кофе. Его она и пила, когда в ординаторскую заглянул Данил, окинул взглядом ее стол, на котором из еды была только маленькая чашка, и недовольно нахмурился.

– Ты, конечно, не гастроэнтеролог, но, полагаю, все равно в курсе, что пустой кофе – не лучший обед для желудка.

Рита оторвала взгляд от энциклопедии, с которой как раз сверялась, и улыбнулась.

– Он не пустой, – она продемонстрировала коллеге фантик от шоколадной конфеты, которую чудом обнаружила в сумке. Должно быть, как-то брала для Сони.

Данил посмотрел на фантик, потом на Риту и тяжело вздохнул.

– Кажется, мне надо прочитать тебе лекцию не только по гастроэнтерологии, но и по стоматологии. Пойдем. – Он шагнул к столу и протянул руку, на которую Рита лишь удивленно взглянула.

– Куда?

– В столовую. Ты должна мне обед, помнишь?

Рита наконец перевела взгляд с протянутой к ней руки на лицо Данила, увидев на нем широкую улыбку, и не сдержала ответную. Почему-то стало до безумия приятно, словно не коллега позвал коллегу в больничную столовую, а молодой прекрасный юноша девушку на свидание. В груди разлился теплый пряный шоколад, стремительно разнесся по венам, на мгновение сделав ватными ноги. Рите стоило определенных усилий вернуть себя на грешную землю. Не следовало забываться и так реагировать. Ни к чему это.

– Я плачу́, – излишне строго от этих мыслей заявила она, не приняв помощь Данила и самостоятельно вставая из-за стола.

– Ну уж нет, – ничуть не смутился тот, опустил руку, словно ничего и не предлагал.

– Я же тебе должна, – напомнила Рита.

– Ты должна мне свою компанию, а не деньги.

Рита снова выразительно взглянула на Данила, но возражать не стала.

Больничная столовая располагалась на первом этаже в самом конце длинного коридора и представляла собой два небольших зала, первый из которых был открыт для всех пациентов и посетителей больницы, а второй предназначался для сотрудников. И если в первом почти всегда кто-то был, то второй заполнялся исключительно в обеденные часы да вечером перед самым закрытием, когда сюда заходили те врачи и медсестры, которым предстояло дежурить ночью. Сейчас же второй зал был забит под завязку, но один свободный столик у окна все же нашелся.

Рита в столовую ходила крайне редко, обычно предпочитая обедать в ординаторской. Даже не потому, что ей не нравилась больничная еда, в столовой она была гораздо вкуснее, чем та, которой кормили пациентов в отделениях. Ей было банально жалко времени: пока спустишься на первый этаж и поднимешься обратно, можно заполнить целую историю болезни. Поэтому только сейчас она обратила внимание, что никто не ест в одиночестве. За каждым столиком сидело минимум два-три человека, а то и целая компания из разных отделений. Не так уж часто коллегам выпадает возможность пообщаться: на общебольничных пятиминутках во время каких-нибудь скучных выступлений, да вот во время обеда. Едва ли Данилу приходилось обедать в одиночестве, как он говорил. Значит, просто хотел позвать ее. И если в ординаторской несколько минут назад эти мысли были приятными, то теперь заставляли напрягаться. Рите казалось, что все в столовой осуждающе смотрят на нее, хотя на самом деле мало кто вообще повернул голову в сторону вновь вошедших, занятый своим обедом и разговорами. Это она чувствовала себя неловко, вспоминая руку Данила на своем плече несколько дней назад, а на воре, как известно, и шапка горит.

Данил не стал галантно отодвигать ей стул, за что Рита была безмерно ему благодарна, просто поинтересовался, что она будет есть, и вернулся в первую комнату, где находился стол раздачи. Рита села за столик и еще раз мельком оглядела коллег, убеждаясь, что никому нет дела до того, с кем она обедает. А даже если кто-то и обратил внимание, то ничего предосудительного в этом не увидел, и она постаралась убедить себя в том же. В конце концов, рука на плече принадлежала ему, а не ей. Успокоившись и договорившись с собственной совестью, Рита почувствовала, что страшно голодна. Обед из кофе и конфетки действительно не лучшая еда.

Данил вернулся быстро, аккуратно неся большой поднос с тарелками и стаканами. Кроме того, что просила, Рита заметила еще и маленькое блюдце с воздушным пирожным, которое точно не заказывала. Ей, выросшей на бабулиной выпечке, часто приходилось сидеть на диете, чтобы влезть в очередные джинсы. С тех пор, как бабушки не стало, домашняя выпечка в их доме появлялась уже не так часто, но привычка следить за весом осталась. Вот и сейчас она точно не могла попросить пирожное.

– Это комплимент от меня тебе, почти как от шеф-повара, – улыбнулся Данил, заметив Ритин взгляд. – Мне кажется, доза глюкозы тебе не повредит, ты страшно бледная сегодня. Все в порядке?

– Да, не волнуйся, просто плохо спала, – отмахнулась Рита, не став напоминать ему, что несколько минут назад он осудил ее конфету к кофе.

Данил сел за столик и, не прикасаясь к еде, долго рассматривал ее лицо, словно ждал чего-то. Рита чувствовала на себе его взгляд, но встречаться с ним опасалась, отдав предпочтение еде. Только Данил был не из тех, кто не вмешивается, если его не просят.

– На самом деле ты выглядишь не очень уже давно, – продолжил он. – Поэтому я еще раз спрошу: все в порядке?

Наверное, он думал, что у нее проблемы в семье, ведь он стал их невольным свидетелем. Рита уже открыла рот, чтобы разуверить его в этом, но решила, что тогда он начнет выспрашивать дальше, а рассказывать не хотелось. Ей самой все это казалось глупым, и она была уверена, что будет выглядеть так же и в глазах другого человека. Ведь это на самом деле глупость: все эти ее взгляды со стороны, утрата интереса к тому, что раньше казалось таким важным. И ведь это не депрессия, Рита точно знала. Других симптомов нет, она почитала учебники. Это что-то другое. А что, она не знала. Поэтому предпочла выбрать наименьшее из зол: пусть он и дальше думает, что все дело в семье.

– Обычные бытовые трудности, не обращай внимания.

– О, вот как? Ну что ж, тогда могу я предложить тебе свою помощь?

Рита непонимающе уставилась на него.

– Какую?

– Да любую, – Данил пожал плечами. – Подежурить за тебя при необходимости хотя бы. Присмотреть за ребенком. Я хорошо лажу с детьми, у меня три племянницы. Отнести или забрать белье в прачечную. Отвезти машину в сервис. Даже ужин приготовить могу.

Он говорил это, улыбаясь, и Рита не знала, предлагает ли он подобную помощь всерьез или шутит. Он, очевидно, это понял.

– Я говорю серьезно, Рита, – заверил он. – Ты можешь на меня рассчитывать. Если, конечно, в ответ будешь обедать со мной.

Рита рассмеялась, не ответила ни да, ни нет, и перевела разговор на другую тему, пока ему не пришло в голову выспрашивать подробности. Сочинять их не хотелось, тем более для этого пришлось бы очернять Марка. До самого конца обеда они болтали на отвлеченные темы и покинули столовую одними из последних, когда оставаться дольше было уже чревато для рабочего процесса. Пошедшее вверх настроение было мгновенно испорчено, стоило только Рите встать: вроде бы она сделала это не так уж и резко, но внезапное головокружение заставило ее схватиться за край стола, чтобы удержать равновесие. Повезло, что Данил в этот момент уже сгрузил посуду на поднос и повернулся к ней спиной, поэтому ничего не заметил.

Несколько глубоких вдохов и медленных, чтобы никто ничего не заметил, выдохов привели в порядок вестибулярный аппарат, и Рита смогла отпустить стол без риска упасть. Шатающиеся стены заняли вертикальное положение, но вот ноги оставались ватными, а руки мелко дрожали, поэтому она спрятала их в карманы идеально выглаженного белого халата. Теперь главное, чтобы снова не пошла носом кровь, этого объяснить проблемами дома она уже не сможет.

Кровь не пошла, но вот тошнота и головокружение никак не желали проходить, поэтому Рита почти не слышала того, что говорил Данил, пока они поднимались в лифте. Наверное, ей удалось бы скрыть от него свое состояние, если бы чертов лифт, поднявшись на нужный этаж несколько выше, чем было необходимо, не дернулся резко, возвращаясь в нужное положение. Такое с ним бывало, вызванные мастера ничего не смогли с этим поделать. Обычно его резкие подергивания не причиняли сильных хлопот, но сегодня Рите, и без того с трудом удерживающей вертикальное положение, пришлось опереться ладонью о стенку. Данил это заметил, испугался, что она сейчас упадет, схватил за плечо, почти причинив боль.

– Рита? – услышала она сквозь стремительно заполняющий голову туман. – Что с тобой?

Нужно быстро выйти из лифта, чтобы сбежать от вопросов. Однако быстро не получилось. Стоило оторвать руку от гладкой поверхности, как стены поехали в разные стороны, и в следующее мгновение наступила темнота.

Рите казалось, что она отключилась всего на секунду, но, открыв глаза, она поняла, что секунд этих было гораздо больше. Вместо серых стен лифта или хотя бы голубых – больничного холла четвертого этажа – она увидела перед собой большое окно, закрытое жалюзи, и без труда опознала платную палату своего же отделения. Приподнялась на локтях, оглядываясь по сторонам. Так и есть, она в палате. Летние дни долги, поэтому солнце еще даже не клонилось к закату, но судя по тому, в какой части окна Рита его видела, в отключке она пробыла часа два. Замечательно!

Ни о чем больше она подумать не успела, поскольку в палату вошел Данил.

– О, ты проснулась, – весело сказал он, но Рита уловила в его голосе встревоженность.

– Что случилось? – спросила она, садясь на кровати. Ну хоть в больничную одежду не одели, и на том спасибо.

– Ты потеряла сознание. – Данил подтянул к себе стул и сел рядом с кроватью. Рита и сама так делала, когда собиралась о чем-то поговорить с пациентами. – Шухера навела знатного. Заведующий велел положить тебя сюда, прокапать глюкозку и дать отдохнуть. А я позволил себе провести небольшое обследование и кое-что узнал.

Догадка, мелькнувшая в ее голове, заставила замереть и испуганно посмотреть на коллегу. Неужели она беременна? Наверное, стоило догадаться раньше, ведь когда она носила Соню, тоже пару раз теряла сознание. И кровь носом шла, и голова кружилась. Правда, все это было во второй половине беременности, но кто сказал, что в этот раз не может начаться раньше?

– И что же ты узнал? – напряженно уточнила она, заранее зная ответ.

– Не знаю, что происходит у тебя дома, но твой организм работает на износ, – чуть наклонившись к ней и понизив голос, сообщил Данил. – Я не прошу тебя рассказывать мне все, понимаю, что мы всего лишь коллеги, пока еще даже не друзья, просто скажи: ты вообще спишь? Ешь? Отдыхаешь? Потому что не может молодая женщина довести себя до такого состояния за короткое время.

Рита непонимающе смотрела на него, не улавливая даже смысл слов. То есть она не беременна? Дело не в том, что в ней растет новая жизнь, забирающая энергию?

– Рита?

По острожному вопросу она поняла, что молчание затянулась. Она села чуть прямее и придала лицу непонимающее и даже чуть возмущенное выражение.

– О чем ты? Конечно же, я сплю и ем, как полагается. Да и не такие уж у меня проблемы, чтобы истощить силы до падения в обморок. Не понимаю, что происходит.

Данил нахмурился, откинулся на спинку стула и потер подбородок.

– Если все так, как ты говоришь, думаю, ты и сама понимаешь, что дело может быть серьезным. Тебе нужно пройти тщательное обследование. Не откладывая в долгий ящик. Ты ведь понимаешь?

Она понимала. Наверное, в глубине души она понимала это уже давно. Примерно с тех пор, как носовые кровотечения перестали быть случайностью и стали закономерностью. Понимала, но все время находились дела поважнее. Она сама все время находила дела поважнее, очень уж тщательно их искала. Марк каждый раз говорил, что нужно обследоваться, но стоило только крови перестать идти, он забывал об этом, а она и рада была забыть тоже.

– Я не прошу тебя брать больничный или ложиться на обследование, ты можешь заняться своим здоровьем без отрыва от производства, – улыбнулся Данил, наверное, что-то увидев в ее глазах. – Но я не позволю и дальше игнорировать недомогание, тебе понятно?

И неожиданно ей не захотелось противиться. Наверное, будь Марк чуть настойчивее, она давно прошла бы обследование. Может, и не запустила бы себя так сильно.

– Хорошо, – кивнула Рита. – Только… ты ведь заставишь меня его пройти, так? Иначе я рискую снова найти дела поважнее.

Данил несколько долгих секунд разглядывал ее лицо, наверняка бледное и осунувшееся – именно так Рита себя сейчас и чувствовала – а затем серьезно кивнул.

– Будь уверена, я теперь не отстану.

* * *

Марка неожиданное расследование поначалу увлекло, но не настолько, чтобы он не забыл о нем, едва только на горизонте возникло кое-что более интересное.

В полиции Лера выяснила некоторые подробности: все три женщины были убиты ножами, которые убийца брал у них же, отпечатков пальцев не оставлял. Черные перья принадлежали обычным воронам, и какое они имеют значение, никто не знал. Следователь придерживался мнения, что таким образом убийца намекает на деятельность своих жертв, а сам он – один из обманутых клиентов. Агнесса несколько выбивалась из общего ряда: на месте ее обнаружения ни перьев, ни ножа не было, колдовством в Санкт-Петербурге она заняться еще не успела, поэтому насолить кому-то из местных не могла. С другими жертвами ее объединяло лишь то, что на родине она тоже занималась магией. Полицейские догадались, что убили ее в другом месте, однако поскольку к ним пока никто не пришел, Марк надеялся, что где именно это произошло, они так и не знают.

От ножа он избавился, пятна крови вывел, даже ультрафиолетом проверял. Если следователь и выяснит, что Агнесса должна была работать у них, они будут стоять на том, что в первый же рабочий день она на работу не явилась. Бросать расследование они не собирались, потому что стоять могут на чем угодно, однако если следователь все-таки выяснит, что и как произошло на самом деле, лучше бы к тому моменту знать имя настоящего убийцы.

Марк заскочил в мастерскую буквально на минутку, забрать кое-какие документы, которые оставил здесь в прошлый свой визит. Страшно хотелось запереть дверь, выключить телефон и немного поработать. Недописанная картина манила похлеще, чем несколько лет назад бутылка виски, и Марк не выдержал. Нет, он не будет писать, просто взглянет на полотно, чтобы потом перебирать его по штрихам в памяти, думать, что еще нужно добавить, какие цвета использовать, где он ошибся, где недоработал.

На мольберте стоял недописанный пейзаж Аликанте на рассвете. Они ездили туда с Ритой и Гретхен в феврале, и Марк привез с собой этот образ залитых первыми солнечными лучами каменных улиц, цветущего миндаля, маленькой Гретхен под одним из деревьев. Работать начал быстро, пейзаж был почти окончен, но, как это иногда бывало, сначала пропало вдохновение, и он отложил картину. Затем его увлекли другие работы, и вот сейчас захотелось вернуться туда, в эту прекрасную страну, куда он увозил Риту немного развеяться после смерти Веры Никифоровны.

Марк не понял, как в его руке оказалась кисть, а на полотно сами собой начали ложиться разноцветные линии, заставляющие оживать краски и запахи весенней Испании. Наверное, он поддался бы искушению и остался в мастерской работать дальше, если бы не звонок мобильного телефона. Номер не был записан в его память, но показался Марку смутно знакомым, а когда он услышал голос, то сразу узнал и абонента. Звонила его старая, если не сказать древняя, знакомая. Когда-то они вместе учились в художественной школе, но если Марк всегда тяготел к классическим пейзажам, то Алина Малинина была ярким представителем современных деятелей искусства: она вычурно одевалась, дымила как паровоз мерзкие вонючие сигары, материлась как сапожник, брила налысо половину головы, вторую красила в яркие цвета, и писала странные картины, которые не понимали преподаватели. Половина из них настаивали на исключении неуправляемой студентки, утверждая, что у нее нет ни капли таланта и она закончит свою жизнь в притоне, а вторая половина прочила Алине мировую известность. Не правы оказались как те, так и другие. Алина, которой давно перевалило за тридцать, не спилась, а преподавала уроки ИЗО в частной школе, родители в которой поддерживали любое проявление индивидуальности как у учеников, так и у учителей, но и никакой известности не добилась. Иногда выставляла картины на каких-то общих выставках, но и там критики и покупатели одаривали ее исключительно игнором. Впрочем, Алина не расстраивалась. Она вообще не умела этого делать.