Текст книги "Не верь ему"

Не верь ему
Наталья Евгеньевна Винокурова

Понимать вещи – значит побывать в них и потом выйти из них. Для понимания необходимо пленение и потом освобождение, очарование и потом разочарование, увлечение и охлаждение. Тот, кто находится ещё под очарованием, так же, как и тот, который не был очарован – одинаково не могут понимать. Мы знаем хорошо только то, чему прежде поверили и потом разочаровались в этом и стали свободными. Чтобы понимать, надо быть свободным.

Анри-Фредерик Амьель

Дизайнер обложки Татьяна Александровна Калинкина

© Наталья Евгеньевна Винокурова, 2017

© Татьяна Александровна Калинкина, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-5056-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Хватайте шанс

Ходить в церковь я не очень-то люблю. С самого детства. Не сказать, что меня этим прямо мучили, но каждую Пасху традиционно таскались освещать куличи. Сначала с бабушкой, потом с мамой. А вот на похоронах ни разу не была – посчастливилось. И наивно полагала, что эта участь меня никогда не коснётся, но у судьбы, как выяснилось, другие планы на мой счёт.

Поправив чёрную юбку так, чтобы она прикрывала если не колени, то хотя бы бёдра, я села на скамейку у храма. Задрав голову, окинула взглядом заострённые пики, уходящие в небо.

Мне выпала доля быть невестой католика, немца Роберта, поэтому его проводы проходили там же, где мы планировали венчаться – в крупном католическом соборе. Здание, сказочно красивое и снаружи, и внутри. Только вот внутрь сегодня я заходить совсем не торопилась, хотя там уже вовсю шло отпевание. Во-первых, я опоздала к началу, а во-вторых, не очень-то и хотелось снова его видеть. Любоваться там, прямо говоря, нечем. Он и при жизни не был красавчиком, а теперь и подавно.

Из храма доносились поочерёдно то звуки органа, то речь священника. Вот ведь работка у кого-то – устраивать концерты перед мертвецами. Впрочем, музыка красивая, как и голос. Живым тоже должно понравиться.

Кстати, о живых. Достав из сумочки носовой платок, я приготовилась надеть маску убитой горем невесты. А что мне ещё оставалось делать, не позорить же жениха в его последний день на земле перед многочисленными родственниками. Среди них и раньше ходили слухи, что наш предстоящий брак – фиктивный, что мне нужны только его деньги, имущество и бизнес. Впрочем, так и было (шутка ли – двадцатилетняя девушка выходит замуж за шестидесятилетнего старика), но им об этом знать не обязательно.

Ну а мне теперь, помимо всего прочего, предстояло решить много насущных вопросов. А именно: как жить дальше и, в частности, где искать деньги на последний год обучения в универе и на съём квартиры. Сбережений моих без проблем хватит на полгода безбедной жизни, а может даже чуть дольше, но в любом случае придётся срочно переезжать. Двухуровневый пентхаус в центре города мне, при всём желании, самой не потянуть.

Как же всё неудачно и неожиданно вышло. Я-то рассчитывала через месяц выйти замуж и распрощаться с последними отголосками страхов о нищете. Разумеется, я понимала, что жить моему суженному оставалось недолго, но даже мысли не допускала о том, что это может случиться так скоро. Лет пять-десять, по моим подсчётам, у него оставалось.

Увы, бог, во имя которого звучат сейчас эти церковные песнопения, решил за нас иначе. И моя отважная жертва – год отношений с омерзительным похотливым стариканом – не окупилась.

Я вспомнила, как меня трогали его кривые морщинистые пальцы, и от жалости к себе уже действительно готова была разрыдаться. На мои глаза очень вовремя навернулись слёзы – как раз когда отпевание, наконец, прекратилось, и вся толпа соболезнующих вывалила на улицу. Однако мой звёздный час так и не состоялся. Гости, не смотря по сторонам, погрузились в кортеж из ритуальных автобусов и вскоре были таковы. А я так и осталась сидеть на скамейке – в растерянных чувствах и со слезами на глазах.

Мысок чёрной туфельки-лодочки задумчиво ворошил опавшие лепестки черёмухи. Куда дальше? Домой – вернее, в съёмную квартиру – не хотелось. В универ – тоже. Вообще не хотелось никуда идти. Тёплый майский воздух одновременно и размаривал, и вводил в какое-то мёртвое оцепенение. Даже слезинки так и не соскользнули по щекам. Замерли. Будто замёрзли.

Я уперлась локтями в колени и закрыла лицо руками. Звуки органа и голоса прихожан стихли. Храм, закончив отпевание, теперь заслуженно отдыхал. А вместе с ним, в этой тишине, решила отдохнуть и я. Ещё немного. Ещё пять минуток вдали от всей этой московской суеты. От будничной суматохи, к которой так не хочется возвращаться.

– Доброго дня. Вы хотели исповедаться? – глубокий голос, неожиданно раздавшийся откуда-то сверху, заставил меня вздрогнуть.

Глядите-ка, священник. Самый настоящий католик, каких я раньше видела только в фильмах – в строгой чёрной рясе с белым воротничком. В руках он держал чётки из чёрного камня, куда для убедительности был подвешен небольшой крест.

Вообще, если уж говорить о служебной экипировке, то мне больше по душе униформа моряка, полицейского или, на крайний случай, пожарного – она придаёт даже самому простенькому парню тонну неописуемого шарма. Но и сутану я сейчас рассматривала с растущим интересом. Вроде бы ничего особенного, простой фасон, а скроено так, что выгодно подчёркивает все достоинства фигуры – прямую осанку, атлетичный торс, широкие плечи… Да ещё и вытягивает и без того высокий рост.

Окинув говорившего взглядом снизу вверх, я добралась до его лица и мигом позабыла обо всём – кто я такая, зачем пришла сюда и, уж тем более, о чём меня только что спросили. Передо мной стоял симпатичный молодой мужчина – готова поспорить, ему было не больше тридцати. По голосу ни за что не догадалась бы. Это же он, судя по всему, только что отпевал моего несостоявшегося жениха своим профессионально поставленным вокалом.

Встретившись со мной глазами, священник располагающе улыбнулся. Впрочем, его лицо тут же снова стало серьёзным, и он всем своим видом показал, что готов меня выслушать.

– Отец Тимофей, – представился он, протянув мне руку.

Что-то в нём было такое необычное и очаровывающее. То ли на фоне моих великовозрастных любовников, то ли по сравнению с заросшими православными священниками в рясах, едва налезающих на покатые животы – он смотрелся по-особенному. Высокий, статный брюнет, с лёгким загаром и живым лицом, которое ничуть не портила отпущенная в разумных пределах, ухоженная бородка. Но самое сильное впечатление на меня произвели глаза. Светлые-светлые, небесно-голубые. Цвета чистого летнего неба.

Так и не дождавшись от меня рукопожатия, он вздохнул и снова обратился ко мне, теперь уже на «ты»:

– Дочь моя, почему ты здесь? – его гипнотизирующий баритон пробирал до костей и вызывал мурашки. – Тебя что-то гнетёт?

«Да, меня гнетёт, что такие обаятельные парни, как ты, в расцвете лет уходят от мира сего, получают сан и называют девушек дочерями», – чуть было не ответила я, но удержалась.

– Здрассьте, – вместо этого выпалила с ощутимым опозданием. Но лучше уж поздороваться поздно, чем и вовсе никогда.

Кивнув, он присел на скамейку рядом со мной. Минуту или две мы молчали, потом он положил свою руку мне на плечо:

– Я чувствую, что тебе о многом нужно рассказать. Не противься. Станет легче.

На моей памяти, если мужчина садился так близко, то он тут же лез лапать мои интимности или как минимум обниматься. А вот так целомудренно, по-отцовски, меня давно уже никто не трогал. Вообще не припомню, когда я была свидетельницей такого нетребовательного радушия. Наверное, именно это меня подкупило, и я сдержанно признала в ответ:

– Да, знаете… У вас чутьё. Я во многом виновата перед богом.

– Бог всегда готов слушать и прощать своих детей.

– Поверьте, он вряд ли будет рад моим аморальным речам. Я хоть и журналистка, но приукрашивать не умею.

– Постараюсь донести до него твой рассказ в максимально корректной форме, – он произнёс это хладнокровно и даже чуточку строго, но его глаза улыбнулись мне. – Так что не тревожься, он тебя поймёт. А если не поймёт, то это будет всецело моя вина. Как тебя зовут?

– Анжелика. Лика.

– Анжелика… – повторил он. – Ангельская. Прекрасное имя.

– Но ничего общего не имеет с моим внутренним содержанием.

Отодвинув край рукава, он взглянул на часы:

– До следующей мессы ещё целых два часа. Давай продолжим в исповедальне?

Пожав плечами, я согласилась. В конце концов, почему бы и нет? Никогда не участвовала в исповедях, да ещё и католических. К тому же, это ясно как дважды два: если загорелый голубоглазый брюнет с фигурой полубога (чьи достоинства не в силах скрыть даже ряса в пол) куда-либо вас зовёт – не отказывайте. Какая разница, куда. Пускай даже в церковь – хватайте шанс. Потом разберётесь.

Глава 2. Фабрика дельных советов

– Эээ, а мне обязательно залезать в эту будку? У меня вообще-то клаустрофобия. Может, я просто на скамеечке посижу?

Отец Тимофей покосился на меня с зарождающимся подозрением:

– Дочь моя, ты ранее никогда не исповедовалась?

– Нет. Вы будете у меня первым.

– Если станет неуютно, – он терпеливо пропустил мой подкол, – то ты в любую секунду сможешь прервать нашу беседу и уйти. Дело в том, что дееспособных прихожан церковью принято исповедовать именно здесь. Исключения возможны только для тяжелобольного или инвалида.

Всем своим видом он дал мне понять, что ни первым, ни вторым меня не считает. Хоть на этом спасибо.

Вздохнув, я зашла в тесную каморку, уселась на хлипкий стульчик и постучалась в разделяющую нас деревянную решётку:

– Вы уже там?

– Да, дочь моя.

– Тогда я начну?

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Ну, держитесь там, все трое! Сейчас у вас ушки-то как свернутся в трубочку от моей биографии! Вернее даже вчетвером держитесь, если приплюсовать отца Тимофея.

Ладно уж, была не была!..

– Всё началось двадцать лет назад. В далёком девяноста седьмом, когда я умудрилась родиться…

Нет, честное слово, до моего рождения всё шло относительно неплохо. А если ещё учитывать, что мой папочка отправлял матушку на аборт, но она заступилась за меня и послала его, то я вообще могу назвать себя счастливчиком. По крайней мере, меня не порвали на части медицинскими инструментами и дали шанс родиться. На этом, правда, моё везение заканчивается.

Папочка окончательно свалил от нас, когда мне было около трёх месяцев. То ли мои крики мешали ему спать или смотреть футбол, то ли загулял – не знаю, история умалчивает. Главное, что он по-быстрому смотал удочки, и был таков. Больше я его никогда в жизни не видела.

А через год, в девяноста восьмом грянул кризис, и нам стало совсем хреново. Матери срочно пришлось выйти на работу, я осталась с бабушкой. Бабушка была, кстати, шибко набожная и даже пыталась учить меня каким-то молитвам, которые я успешно позабыла. И куличи вкусно пекла на Пасху. Только вот воспитывать не умела и кнутом против меня не пользовалась. Впрочем, пряников тоже не было – на сладости не хватало денег.

В итоге я рано начала заниматься своей личной жизнью. Ну а чем ещё заниматься после уроков девочке, растущей без родителей? Первый парень у меня появился, когда я училась в восьмом классе. Мне четырнадцать, ему двадцать шесть. Познакомились на улице, в мой возраст сразу не поверил. Сказал, что выгляжу гораздо старше. Ну, в общем, закрутилось-завертелось у нас. Начал ухаживать, водить меня по кафе, цветы дарить, одежду, ювелирку, телефон… Я, конечно, так обрадовалась, что отказывать ему не стала ни в чём, хоть он мне особенно и не нравился. Была счастлива шикануть как следует – я же таких денег отродясь не видела. Грешили ли мы с ним? О, ещё как грешили! Всеми известными способами. Правда, мне это никакого удовольствия не приносило, но зато я знала, что он после таких фееричных прелюбодеяний никуда от меня не денется. Он вроде бы влюбился даже. Во всяком случае, сделал мне предложение.

Свадьбу мы планировали сыграть сразу после моего восемнадцатилетия. Я за это время закончила школу, поступила в вуз. По блату, в МГУ, на журналистику. И всё бы хорошо, но через четыре года случился облом – его посадили, причём надолго. Оказалось, был мошенником. Я поняла, что его не дождусь, а жить ведь как-то надо.

Стала искать ему замену. Как назло, выгодные мужики все были гораздо старше меня. Но делать нечего. Не то чтобы я сразу скатилась до стариканов, нет. Всё получилось как-то постепенно. Первому любовнику было тридцать семь. Второму тридцать девять. Следующим двум, которых я одновременно охмурила, сорок шесть и пятьдесят. Они о существовании друг друга не подозревали, но очень гармонично сочетались вместе. Один, например, купил мне тачку, а другой в тот же день без предупреждения подарил права. Через месяц рассталась с обоими. Вбила себе твёрдое правило: надолго ни с одним не задерживаться. Нащупать предел его возможностей, выжать сразу по максимуму, а потом помахать ручкой. Это Дашка меня научила, моя однокурсница.

У Дашки, между прочим, к двадцати годам уже трёшка на Киевской, коттедж на Рублёвке и «ауди» восьмая. А три года назад, когда только-только в Москву переехала, жила в общаге без копейки в кармане. Так что мозги у неё работают как надо. А ещё шутят, что блондинки глупые. Уж поверьте, она любой шатенке, вроде меня, фору даст! Ходячая фабрика дельных советов. Кстати, именно она познакомила меня с моим вторым несостоявшимся женихом – руководителем крупной немецкой фирмы.

Немцу с фамилией Кляйн было уже за шестьдесят, и фамилия его в данном случае оказалась не просто говорящей, а прямо кричащей.11
  Klein (нем.) – маленький.


[Закрыть] У него был маленький член, маленькие поросячьи глазки, да и сам он был маленького роста. Ниже меня на полголовы, метр с кепкой. А вот кошелёк у него оказался на удивление большим. Прямо-таки безразмерным. Как и сексуальный аппетит.

Поначалу, конечно, было противно с ним трахаться. А после секса я не могла даже заставить себя уснуть рядом. Настояла, чтобы он выделил мне в своём доме отдельную спальню, куда я уходила после актов насилия над собой. Там я запиралась на ключ, накрывалась с головой одеялом и тряслась, корчилась, иногда меня от нервов тошнило. К счастью, санузел у меня тоже был отдельный, так что немец моих бульканий не слышал и не просыпался. Храпел вместо этого на весь дом, ни о чём не подозревая.

После полугода наших отношений я начала пить антидепрессанты. Немного помогло, что удивительно. Смогла, наконец, привыкнуть. Тем более, к этому времени моя жизнь окончательно наладилась. У меня было почти всё из того, что входило в мои планы на ближайшее будущее. Кляйн даже пообещал скоро купить мне квартиру. Мы много путешествовали, начали подолгу разговаривать вечерами. В основном рассказывал он, а мне было интересно его слушать. Как он жил в Германии, как основал бизнес, как расширился, как переехал в Россию. Говорил он искренне, без лишней гордости, это интриговало. Я поняла, что человек он был неплохой. Просто загнанный, выжатый и пытавшийся себя отвлечь новыми ощущениями от бессмысленной работы, которая больше не приносила удовольствия. Когда он рассказывал про свою первую любовь, я даже всплакнула немножко. Так романтично он всё описывал. Я-то никогда в жизни не влюблялась. Вообще никогда, представляете? Вернее, конечно, влюблялась, но не в людей, а в их кошельки.

В общем, жили мы и не тужили, пока однажды я внезапно не залетела. Как это произошло – не имею не малейшего понятия, потому что мы всегда предохранялись. Закралось даже подозрение, что старик втайне проколол презерватив.

Узнав о беременности, он настолько обрадовался, что в тот же день наградил меня кольцом с бриллиантом в 100500 карат и оповестил о помолвке всех своих близких и далёких родственников. О боже, что я тогда пережила. Выходить замуж, а тем более рожать, в мои планы абсолютно не входило, и я впала в настоящую панику.

– Спокуха, рыбка! – трещала мне в телефонную трубку Дашка, когда я позвонила ей в рыданиях. – Всё идёт как надо. Это идеальный вариант! Станешь фрау Кляйн, родишь ему. Потом, если надо будет, ещё алименты сколешь с него на себя и на ребёнка.

– Не хочу я никаких алиментов и ребёнка не хочу! – ревела я. – Я сама ещё ребёнок. А он мне в деды годится!

– Зайка, расслабься. Он не так уж и плох.

– Не плох?!.. Да ты только представь нас рядом! Я и этот старый пердун! Не пойду за него, ааа!..

– Киска, ну хорош уже нюни пускать. Включай голову! Кляйн твой через пару лет доработается и крякнет, а вы с ребёнком наследство получите.

– Дашка, я с ним от депрессухи сама первая сдохну!

– Не сдохнешь. Тебе ж таблетки выписали. Вот и пей их!.. – я заныла ещё горче, а она тем временем мечтательно вещала на своей волне. – О, как же тебе повезло! Ты только вдумайся – если станешь его вдовой, то с таким состоянием будешь свободна на всю оставшуюся жизнь. Полная свобода! Сечёшь фишку, а?

Фишку я просекла и лучшую подругу всё же послушалась. Мы подали заявление, началась подготовка к пышной свадьбе. Я даже уже свыклась с ролью его невесты, но сомнений в том, что хочу стать матерью, с каждым днём было всё больше. Я боролась с собой. Честно. Отговаривала себя до последнего. И всё же в один день сломалась.

За месяц до нашей свадьбы я пошла в больницу и сделала аборт. Кляйну наврала, что случился выкидыш, и заранее подкупила персонал, чтобы они мне поддакнули. От наркоза я отходила трудно, сутки лежала в реанимации, ничего не соображала. Перед глазами всё крутилось и вертелось как в бреду. А когда меня, наконец, откачали и перевели в обычную палату, то я узнала, что у моего жениха после несчастного известия случился сердечный приступ, и он скоропостижно скончался.

Ещё чуть позже я узнала, что когда его нашли мёртвым в рабочем кабинете, одной рукой он держался за сердце, а второй сжимал мобильный телефон. Но звонил вовсе не в «скорую», а мне. У меня тогда даже холодок по спине прошёлся. Что он хотел мне сказать? Может быть, хотел напомнить, что всё равно любит меня, несмотря ни на что. Или поддержать. Или узнать, как моё здоровье. Хотя, это всё только домыслы. Как там оно на самом деле, никто и никогда уже не узнает.

Странно это всё, знаете. И страшно. Я стараюсь отвлекаться, но всё равно в глубине души чувствую себя виноватой в его смерти. Особенно ночами лезут в голову всякие тяжёлые мысли. Я вообще-то в жизнь после смерти не верю, но тогда почему он теперь каждую ночь мне снится? Наверное, никак не может простить…

А сегодня были его похороны, но я не пошла. Не смогла себя заставить, хоть и пыталась изо всех сил.

В общем-то, вот и вся история. Простите, что не happy-end, но спасибо, что выслушали.

Глава 3. Я не одна

Когда я закончила свой рассказ и перевела дух, с другой стороны окошка было так тихо, что я слышала только потрескивание свечей у алтаря. Не иначе как отец Тимофей либо уснул, либо отошёл выпить кофе.

Отодвинув вбок шторку, я высунула лицо наружу:

– Эй, вы здесь?

И тут же наткнулась на его выразительные, пристально смотрящие на меня глаза. Судя по всему, он действительно меня слушал и даже не спал, не пропустив ни единого слова – именно поэтому не сразу вышел из глубокого ступора.

– Зря я вам всё это наговорила, да? В церкви так не принято?

– Дочь моя, не тревожься, ты поступила правильно, – поспешно убедил меня он, очнувшись. – Просто, положа руку на сердце, я впервые сталкиваюсь с такой отвагой. Сейчас я попрошу Бога отпустить твои грехи. Не сомневаюсь, он вознаградит тебя за твою искренность.

– К чему мне его награды! Лучше посоветуйте, как жить дальше.

– Молись. Обращайся к нему. Кайся. Проси его наставить тебя на верный путь.

– А разве вы не можете за меня помолиться? Ну, как профессионал своего дела…

Отец Тимофей сначала удивлённо вздёрнул бровь, потом его рот едва заметно искривился, и я уловила в этой гримасе снисходительную иронию.

– Да что вы ржёте надо мной?! Так бы и сказали, что у вас времени нет на мои проблемы! Или что проблемы слишком уж серьёзные. Зачем издеваться-то?!

– Дочь моя, я не…

– И перестаньте называть меня дочерью!

– Раба божья Анжелика, – кротко поправился он, и я опять уловила в его голосе одной мне понятное ироничное пренебрежение. – Присядь и успокойся. Разумеется, в свободное время я молюсь о своих прихожанах.

– Значит, и обо мне замолвите словечко?

– Обязательно.

– Ну и славненько. На этом закончим. Сколько я вам должна?

Пастор снова опешил, но на этот раз быстро вернул себе дар речи:

– Лучшая благодарность за помощь – в свою очередь помочь нуждающемуся.

– А кто здесь нуждается? Вы, что ли?

– В мире много обездоленных. Накорми хлебом голодного, помоги беспомощному, дай милостыню нищему, и тебе зачтётся.

– Так вот вы о чём, понятно, – пробубнила я, поднимаясь, и добавила тише. – Скоро самой пора будет милостыню просить.

– Анжелика! – окликнул он меня, когда я была уже у выхода. – Что бы ни случилось, знай, двери храма всегда для тебя открыты!

– Только этого не хватало, – буркнула я. – Досвиданья.

И, уходя, не забыла погромче хлопнуть той самой открытой дверью. Чтобы точно никогда больше сюда не вернуться – ни на венчание, ни на похороны. Уж чего-чего, а сарказма, пусть даже хорошо замаскированного, я от этого парня не ожидала и спокойно перенести не могла.

Да кто он вообще такой, чтобы смеяться над моей жизнью?! Тоже мне, святоша!..