Текст книги "Внутри детства"

Вечерний спектакль

Часть первая

Лиза боялась понедельников. Обычно по утрам в этот день мама приносила свой орущий будильник в детскую, включала свет и громко объявляла:

– Лизка подъём! Понедельник пришёл.

Лиза жмурилась, накрывала лицо одеялом и наотрез отказывалась просыпаться. Но понедельник даже во сне, превращаясь в огромные часы, протягивал к ней звонящие ручищи.

Сегодня опять начиналась новая неделя.

– Не притворяйся, – сказала мама и поставила будильник на прикроватный столик.

– Выключи его, мама! Я спать хочу! – зажимая уши, захныкала Лиза, пытаясь снова спрятаться в сон. Однако понедельник никак не унимался. Из кухни уже тянуло свежим кофе – значит, будильник продолжит звонить до тех пор, пока Лиза не откроет глаза, не свесит босые ноги и сама не нажмёт на клавишу отбоя. Вот тогда наступит тишина, и понедельник проглотит маму до самой пятницы.

Круглосуточница – так Лизу называет Ирина Васильевна. И хотя садик, куда девочку приводят на пятидневку, считается санаторным, «круглосуточница» почему-то всегда звучит как «неудачница». Таких в Лизиной группе всего пять. Чтобы они не кисли вечером в раздевалке, глядя, как благополучные родители разбирают своих благополучных детей, после ужина их сразу уводили в актовый зал смотреть вечерний спектакль. Для такой адаптации в саду организовали свой камерный театр кукол. Оставленные малыши воспринимали говорящие игрушки как близких друзей и плавно уходили от личной драмы в сказку.

Лиза, наконец, выключила будильник. Тишина уже не пугала. С наступившего понедельника «круглосуточница» больше не про неё. Мама обещала, что отныне будет забирать дочь из садика каждый день.

– Ты не забудешь приехать? – спрашивает Лиза перед выходом, беспокойно заглядывая, матери в глаза.

– Нет.

– А ты придёшь пораньше?

– Как получится. Ты должна понимать…

Понимать Лиза должна то, что маме трудно с ней одной. И то, что маме вообще трудно одной. Бабушка часто говорит, что Лизин папа нехороший. Вначале он казался толковым, а после того, как женился, снял маску. При этих словах Лиза всегда представляет отца в карнавальном костюме и немного жалеет его потому, что ходить в маске долго, наверное, очень трудно. Вот только если бы он маску не снимал, то до сих пор считался бы хорошим, и тогда Лизе, возможно, не пришлось оставаться в саду до пятницы. Оттого на папу она скорее сердита, хотя плохим он ей совершенно не кажется. Иногда он заходит к ним в гости, но мама каждый раз недовольна. «Ты не приносишь мне счастья, Котляров!» – говорит она. А Лиза думает, что у папы, скорее всего, счастья мало у самого, поэтому он им не делится.

– Я ничего не успеваю, – с досадой продолжает мама. Она уже не в халате и совсем не домашняя. Лизу всегда восхищало такое преображение, и, копируя мать, она часто манерничает перед большим зеркалом.

– А меня забрать сегодня успеешь?

Мама не ответила.

– Успеешь? – переспрашивает Лиза.

Мама молча красит губы у зеркала, и её молчание укрепляет в Лизе тревожное предчувствие.

– Я не хочу оставаться на сууткиии! – начинает кукситься девочка, глядя на маминого зеркального двойника.

– Послушай, Лиза… твой садик один из лучших в городе. Почему ты всё время ноешь? – говорит двойник, припудривая щёки.

На каблуках мама гораздо стройнее и выше, но Лизе не нравится, что сегодня она не в кроссовках.

– Твои ноги устанут, а тебе ещё за мной сегодня идти.

– Садик находится в зелёной зоне, – продолжает мама, совсем не обращая внимания на слова дочери, – у вас развивающие занятия, бассейн, театр, здоровое питание. Тебе должно быть хорошо, а ты постоянно жалуешься!

Похоже, что мама уже в который раз передумала. Лиза начинает плакать. Понедельник, кажется, опять победил.

– Ты же обещааалаа. Ты же говорила, что с этой недели будешь забирать меня каждый дееень! Ты обманула? Да? Обманула?

Мама переводит взгляд на дочь. Слёзы её раздражают, но ещё больше злит то, что она действительно обещала.

– Ну… не плачь! Я просто не уверена, – хитрит женщина.

По дороге в сад Лиза в очередной раз считает себя неудачницей, а пять следующих дней теперь кажутся ей настоящей вечностью. Всё это время мама проведёт с каким-то «ухо-жором». Так говорит бабушка. И тогда Лиза представляет человека, который зачем-то жует мамины уши. По мнению бабушки, хороший ухажёр – это единственная мамина надежда. А чтобы Лиза не мешала маме надеяться, бабушка часто забирает внучку к себе. Мама клянётся вскоре навсегда покончить с Лизиным изгнанием, но этому неизменно что-то препятствует.

***

Лиза грустно смотрит из окна вслед удаляющейся матери. Причёсанная и нарядная, постукивая каблуками, мама торопливо исчезает за поворотом. Лизе вновь достанутся только короткие выходные, когда в пижаме, босиком и без помады мама совсем другая. Близкая по-настоящему. И Лиза любит её такой больше всего на свете. Слёзы навернулись снова и обжигающе выкатились из глаз.

– Тебя сегодня тоже не заберут? – интересуется веснушчатый Паша.

– Заберут, – врёт Лиза, вытирая слёзы. Пусть хотя бы сейчас Пашка-задавака не будет считать её «круглосуточницей».

Ирина Васильевна хлопает в ладоши:

– Внимание! Кто на сутках, подойдите ко мне.

Группка малышей сбивается возле воспитательницы.

– Котлярова, а ты?

Лиза не двигается.

– Её заберут, – отвечает Паша за Лизу.

– Да? – Удивленно поднимает бровь Ирина Васильевна. – Ну, хорошо.

Круглосуточники уходят распаковывать пятидневный гардероб, а Лиза впервые остаётся с остальными. Это немного смущает, но скоро девочка начинает верить, что ей удалось-таки обхитрить понедельник. Что где-то перезагрузилась какая-то система, и этот день закончится не здесь. Нужно просто не сомневаться. И пусть в рюкзачке продолжают лежать запасные платье и колготки, это ничего не меняет. Это ведь просто «на всякий случай», как говорит мама.

Понедельник тянется по-обычному. Кроме нового статуса для Лизы всё идёт как всегда: игры, занятия, сон. Только когда запахло ужином, началось традиционное оживление. Появились первые родители, и сразу исчезла дисциплина. Присутствие мамочек за дверью полностью перекраивает все дневные устои педагогики. Воспитатели начинают говорить мягче, улыбаться чаще и наполняются какой-то услужливой добротой.

– Павлуша, за тобой мама пришла, допивай свой чай.

– Леночка, кушай не отвлекайся, папа ждёт.

– Стасик, Катенька, Вероничка, – Ирина Васильевна ласково перечисляет тех, кого уже ждут за дверью.

Заглядывая в столовую, улыбающиеся родные дарят своим детям самые счастливые минуты дня.

Лиза медленно ковыряет ненавистный омлет. Она очень надеется, что скоро её поторопят также любезно, и в проёме жёлтого коридора мелькнёт, наконец, дорогое лицо. Но ужин подходит к концу, а мамы всё нет. Круглосуточников давно увели смотреть вечерний спектакль, раздевалка опустела и, похоже, что ждать маму дольше не имеет смысла.

– Ты поела? – сурово спрашивает нянечка. – Убери тарелку!

Лиза поставила посуду в мойку и обречённо направилась в актовый зал.

Детсадовский театр располагался на втором этаже. Туда ежедневно (с понедельника по пятницу) приезжали волонтёры. В основном это были актёры-любители, хотя иногда там работали даже профессионалы из городского кукольного театра. Дети любили театр, и Лиза не была исключением. Но сегодня ей совсем не хотелось смотреть представление вместе с другими. Минуя парадный вход и пройдя по коридору дальше, она приблизилась к двери, ведущей за кулисы. Чуть помедлив, Лиза воровато обернулась, взялась за ручку двери и тихонько вошла. Испугавшись собственной смелости, девочка притаилась за глухой портьерой, но уже через минуту с осторожностью выглянула и осмотрелась.

Жизнь за сценой текла по своим законам, и представление здесь выглядело совсем не так волшебно, как со зрительских мест. Хрустальный дворец был из обыкновенного картона, могучие деревья не имели корней, а птицы могли летать только на длину верёвки, свисающей с потолка. Лиза вдруг с удивлением поняла, что ей открылась внутренняя сторона всех на свете сказок. Это было так же необычно, как вывернуть себя наизнанку. Герои, с обратного ракурса, поражали сильнее всего. Сияющий улыбкой Принц здесь был вовсе не принц, а какой-то лохматый человек в мятых брюках. Он лишь управлял руками персонажа и говорил его голосом. А прекрасную Принцессу оживляла маленькая толстушка с некрасивым лицом.

– О, Добрая Фея, сделай так, чтобы Принц победил злого дракона! – театрально декламировала она, двигая кукольным ротиком. Удивительно, что дракона играл всё тот же лохматый человек в мятых брюках. Он, меняя только голос, лихо перевоплощался в чудовище, и в итоге их битва отсюда выглядела борьбой с самим собой.

Это поражало и одновременно забавляло Лизу. Она, не отрывая глаз, смотрела, как Добрая Фея, взмахнув волшебной палочкой, с пафосом произнесла:

– Повелеваю!

Лиза знала, что обычно в такие моменты начинала звучать музыка, но в этот раз всё было тихо. Музыка не случилась и при следующем взмахе. Тогда кукольница обернулась – лицо у неё при этом было злое-презлое – потом она зашипела и внезапно очень грубо пнула замешкавшегося звукорежиссёра.

– Пусть в мире победит добро! – воскликнула она, и чудесная мелодия, наконец, зазвучала.

Наблюдая из-за шторы эту странную сцену, Лиза невольно задумалась. Оказывается, всё вокруг, при близком его рассмотрении может быть совершенно не таким, каким кажется сначала. И как-то само собой стало понятно, зачем мама красит лицо и надевает высокие каблуки. Почему строгие воспитательницы становятся ласковыми. Но самое главное – стало понятно, какую маску носил папа.

И пока она размышляла о неоднозначности всего на свете, спектакль закончился, актовый зал опустел, а все артисты, развесив театральный инвентарь, ушли домой. В наступившей тишине Лиза решила покинуть своё укрытие.

Помещение за сценой пропахло пылью и клеем. Кукольные чучела молча висели на специальных опорах, лишь Добрая Фея сиротливо лежала на аппаратуре. Зрелище было грустным оттого, что с финалом спектакля завершился и кукольный век. Лизе стало жаль эти маленькие фигурки, словно все они сейчас по-человечески страдали от своей ненужности. Она нежно погладила Добрую Фею и прошептала, наклонившись к её фарфоровому личику:

– Завтра снова будет новое представление.

Кукольная ручка вдруг неловко свесилась, выронив волшебную палочку. Лиза подняла палочку, собираясь вернуть, но сначала, шутя, взмахнула ею и, подражая Фее, воскликнула:

– Повелеваю! Пусть придёт моя мама!

Где-то в коридоре хлопнули двери, и послышались быстрые шаги. Через минуту в комнату заглянула запыхавшаяся Ирина Васильевна.

– Лизонька! Что ты здесь делаешь? Мы все тебя уже обыскались! Иди, собирайся! Твоя мама пришла!

Лиза машинально спрятала палочку в свой рукав и, счастливая, выбежала встречать маму.

Часть вторая

У самых дверей маленькой квартиры, где они несколько лет жили только вдвоем, мама внимательно осмотрела Лизу. Поправила ей чёлку, платье, потом, не вынимая ключей – что было непривычно – нажала на кнопку звонка. Дверь открыл высокий мужчина. В узком пространстве коридора им было тесновато втроём, поэтому гость без церемоний и по-свойски ушёл в комнату. Лиза не успела рассмотреть его лица, однако, огромные ботинки в прихожей как-то уж слишком вызывающе предстали перед глазами. А ещё ясно почуялся чужой, но знакомый запах, источник которого Лиза – прерывисто втягивая носом воздух – не раз уже пыталась обнаружить и всегда находила его на маминых подушках. «Ухо-жор» – подумала Лиза. Всё это противно защемило где-то в области груди, и девочка, сопя, опустилась на корточки, чтобы бесконечно копаться с застёжкой своих туфель.

– Ну, хватит! – не выдержала мама. – Покажись, какая ты!

Лиза подняла глаза и встретилась с застывшей улыбкой кукольного Принца. Он теперь стоял возле мамы, положив руку ей на плечо.

– Она совсем на тебя не похожа! – произнёс гость.

– Перестань. По своей натуре моя дочь вылитая я, – возразила мама.

– Вполне возможно, но внешне ничего общего не вижу, – продолжая натянуто улыбаться, сказал «ухо-жор», и Лиза представила, как внутри него лохматый человек в мятых брюках дёргает за специальные верёвочки.

Ухажёра звали Димой. Он как будто был чем-то недоволен и говорил так, словно Лизы не было рядом. Девочка почувствовала себя неуютно.

– Мама, можно я посмотрю мультики?

– Нет, – ответил Дима вместо мамы, – сейчас будем пить чай с коврижкой.

Лиза продолжала вопросительно смотреть на мать, но та, улыбаясь широко и счастливо, явно давала понять, что Дима имеет полное право принимать решения за неё. Лиза ненавидела коврижки, однако, спорить не стала и тоже растянула губы в улыбке.

***

Вечернее чаепитие проходило в рамках взаимного сближения. Мама хотела нравиться Диме. Дима старался нравиться маме. А Лиза пыталась нравиться им обоим. Исходя из этих условий, «представление» за столом воспринималось с такой же достоверностью, с какой оно смотрелось бы из зрительского зала.

Дима лихо играл не только Принца, но и Доброго Фея, обещая маме сказочную жизнь. Мама с радостью разрешала ему курить в доме, чего никогда не позволяла Лизиному отцу. Она вообще с Димой была совершенно другой. Весёлой и предупредительной. Мастерски пресекала Лизину болтовню, и Лизе, лишённой возможности говорить, оставалось только слушать. Её удивляло, с какой лёгкостью мама существовала сразу в трёх лицах – Принцесса, Королева и Нищенка. И как всё это плавно, не выдавая сложного закулисного движения, перетекало в ней из одного в другое. Дима же всё больше вызывал у Лизы смутную неприязнь. Он уже вполне освоился, снял носки и ходил, как у себя дома – босиком – не стесняясь демонстрировать свои огромные ступни. Было в этом зрелище что-то почти бесстыдное, оттого, наверное, Лиза старалась не смотреть на них. И такая нескромность усиливала Лизину тревогу. Дима казался ей чужаком, страстно претендующим на часть маминой любви.

– Как тебе Дима? – осторожно спросила мама, целуя Лизу перед сном. – Понравился?

Лиза, изобразив восхищение, с готовностью подняла большой палец вверх. Она, пожалуй, могла бы принять этого чужака, только бы мама каждый день целовала её на ночь.