Текст книги "Часовщик с Филигранной улицы"

– Миссис Накамура готовит завтрак, – сказала девушка, поймав взгляд Таниэля и ошибочно приняв его за знак нетерпения, – но у нее это не очень хорошо получается. Вы все же хотите попробовать?

– Да, пожалуйста.

– И чаю? Чай у нее хороший.

Он кивнул и, глядя на ее удаляющуюся фигурку, заметил, что часовщик погружен в свои мысли.

– В Японии вас, наверное, ждет миссис Мори? – спросил он.

– Нет, – ответил часовщик. – Женщины считают, что у механика весь дом забит моделями поездов.

– Так оно, скорее всего, и есть, – отметил Таниэль.

– Ко мне это не относится. У меня на чердаке хранятся в основном механические груши. Хотя должен согласиться, что, по большому счету, это то же самое.

– Но почему груши?

Часовщик пожал плечами:

– Мой старый учитель увлекался ботаникой, поэтому много лет назад я сделал для него такую грушу в подарок на день рождения, а потом не мог остановиться. Это вроде как делать оригами в виде лебедей.

Таниэль перевел взгляд на солонку, немного обеспокоенный тем, что слово «оригами», по-видимому, должно быть ему известно.

– Каких лебедей? – спросил он наконец.

– Вы не?.. – часовщик сделал лебедя из бумажной салфетки и осторожно подвинул его к Таниэлю, чтобы тот разобрал фигурку и понял, как она делается. Принесли чай, но Таниэль был занят изготовлением своего лебедя. Правда, у него получилось нечто, больше напоминавшее утку. Часовщик рассмеялся, приоткрыл окно и пустил обеих бумажных птичек плавать в луже, чтобы те присоединились к насторожившимся цаплям.

– О! – воскликнул часовщик и, наклонившись вперед, поймал скомканную газету, которая в противном случае попала бы в Таниэля. Он сделал это не торопясь, как будто подхватив в воздухе маленького паучка, и Таниэль не сразу понял, откуда она прилетела, пока не заметил стоящего в дверях мальчишку.

Паренек смотрел на Таниэля не отрываясь. Он был одет так же, как мужчины на крыльце, – в традиционное платье унылого цвета, с засученными рукавами, но выглядел при этом иначе. Взрослые мужчины имели угрюмый вид, у мальчика же взгляд казался застывшим, лишенным всякого выражения. По спине у Таниэля пробежали мурашки. Ему приходилось видеть такой мертвенный блеск в плоских глазах щуки, вывешенной перед входом в рыбную лавку. Мальчик медленно рвал пальцами следующую газету, у него выходили ровные, одинаковые по длине полосы.

– Ты промахнулся, – сказал часовщик.

Мальчишка огрызнулся в ответ по-японски. Таниэль не понял, что он сказал, но видел, что слова сопровождались резким кивком в его сторону.

– Это Англия. Здесь живет множество иностранцев. Мне кажется, тебя искал твой отец, шел бы ты к нему, Юки-кун.

– Юки-сан.

– Тебе всего пятнадцать. Лучше не торопись становиться взрослым – тебе ведь тогда не спустят и половины из того, что ты вытворяешь, – сказал часовщик. Таким тоном мог бы говорить школьный учитель: строгое внушение, высказанное нарочито спокойным голосом. Это заставило Таниэля взглянуть на Мори по-новому: он раньше полагал, что тот молод, но теперь понял, что японец гораздо старше.

Парень швырнул в них еще один комок из рваной газетной бумаги, но промахнулся, попав в крышку старого фортепьяно; плохо закрепленная крышка с грохотом захлопнулась, струны инструмента отозвались окрашенным в красное гулом. В нем слышалась гармония, несмотря на мешавший сквозняк. Затем раздвижную дверь с резким стуком швырнуло к стене и обратно, и мальчишка исчез. Другие посетители, сидевшие за столиками, замолчали; в комнате надолго повисла тишина. Таниэль заметил, что все они были белые, этот район не имел ничего общего с китайским кварталом, вроде того, что в Лаймхаусе. Люди пришли сюда как на ярмарку, и в их молчании не было неловкости, скорее, раздражение, как если бы актеры посреди спектакля, забыв о своих ролях, перешли к перебранке между собой. Наконец, сидевшая через два столика от них женщина громко высказала пожелание, чтобы местные не выносили свои распри на публику.

– Это ведь так не похоже на наших, всегда спокойных и никогда не устраивающих взрывов, – пробормотал Таниэль, достаточно громко, чтобы она его услышала. Таниэль с удовольствием заметил, что часовщик перевел глаза на чашку с чаем.

– Из-за чего этот мальчик был так зол? – уже тише спросил он.

– Он целился в меня, – объяснил часовщик. С этими словами он подошел к фортепьяно, снял с него бумажный комок и снова поднял крышку. – Эти люди снаружи, по-особому одетые, – националисты, они хотят, чтобы японцы выглядели и вели себя как японцы; мальчик принимает их идеи ближе к сердцу, чем остальные. Простите и не обращайте внимания.

– Вчера меня чуть не взорвали, швыряние газетой я как-нибудь переживу.

Несколько клавиш в центре утратили накладки из слоновой кости, но остальные были так отполированы, что в них отражалась цепочка часов Мори. По-видимому, часовщик что-то заметил, так как откинул верхнюю крышку и заглянул внутрь инструмента. С легким скрипом он повернул один из болтов, натягивающих струны. Вместо гула теперь раздались странные резкие звуки. Таниэль обхватил руками чашку; манипуляции Мори были ему не вполне понятны, однако он чувствовал, что, если начать спрашивать об инструменте, вся его история с музыкой выплывет наружу. Часовщик вернулся на свое место.

– С вами все в порядке? – спросил он. – Вы побледнели.

– Я просто думал, что было бы, если бы я смог зарабатывать на жизнь каким-нибудь иным занятием, – ответил Таниэль, до боли сжимая пальцами горячую чашку.

– Почему вы этого не делаете?

– Нет денег.

– Простите. Кажется, такое случается довольно часто.

– Кажется? – повторил, снова посмотрев на него, Таниэль.

Часовщик неловко помотал головой.

– Я двоюродный брат лорда Мори, мое детство прошло в замке. Потом я стал помощником министра, так что… да, – сказал он и затем, после небольшой паузы, добавил: – Я закажу чай.

Таниэль поставил чашку на стол.

– Тогда объясните мне, бога ради, почему вам требуется квартирант; разве вы не в состоянии платить за дом самостоятельно?

– Дело не в этом. Мне просто одиноко, – сказал, Мори, отхлебнув из чашки.

Таниэль едва не сказал, что тоже чувствует себя одиноким, однако вовремя спохватился.

– А что случилось с министром?

Часовщик медленно сморгнул, казалось, что он слышит сразу двух человек, говорящих ему что-то одновременно, и ему трудно соотнести произносимые ими слова с каждым из них по отдельности; при этом люди вокруг них по-прежнему переговаривались очень тихо, еще не успев прийти в себя после выходки странного мальчика.

– Ничего. Он сейчас ведет переговоры в Китае. Я просто предпочитаю занятия механикой государственной службе. Вы говорили мне, чем вы сейчас занимаетесь? – спросил он после некоторого колебания.

– Я телеграфист в Хоум-офисе.

– Ну что ж, ставлю гинею на то, что скоро вы получите должность повыше.

– Почему вы так думаете?

– Сколько вам лет, я думаю, около двадцати пяти? Люди редко продолжают до конца жизни заниматься тем же, что они делали в двадцатипятилетнем возрасте.

– Идет, – пожал плечами Таниэль. – Гинея мне пригодится.

VI
Хаги, апрель 1871 года

Хотя Хаги, если судить по широте, расположен лишь слегка южнее Токио, климат здесь ощутимо теплее, чем в столице; тут выращивают растения, каких не встретишь на севере, и, когда коляска преодолела последний поворот горной дороги, Ито сквозь проем в стене, починкой которой были заняты рабочие, увидел желтые цветы, качающиеся на ветвях в замковом саду. Затем сад скрылся за старыми стенами, и они проехали еще несколько сот ярдов по улице, почтительно миновав ворота замка. Ито велел вознице остановиться рядом с воротами, но не удивился, что тот не подчинился. Вместо этого они остановились на обочине широкой дороги, прямо перед рынком. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как он мальчиком покинул эти места.

Он вышел из коляски, радуясь возможности пройтись и расправить одеревеневшие от долгого сидения мышцы; нагретый воздух пах летом и пыльцой растений. Пятьсот миль дороги, которые ему пришлось проделать всего за четверо суток, доставили ему гораздо больше неудобств, нежели блаженная глупость возницы. Новые сотрудники Британской миссии вечно задавали один и тот же вопрос: где, черт возьми, железная дорога? Он убеждал их, что правительство прилагает все усилия, но на самом деле даже сообщение между Токио и Йокогамой откроется только в будущем году, хотя расстояние между ними просто смешное. Если же говорить о продолжении железной дороги до крайнего юга, то это дело весьма отдаленного будущего. Он вытянул руки вперед, как будто желая поторопить это будущее, или, по крайней мере, позаботиться о том, чтобы не заработать артрит в возрасте тридцати одного года.

Он посмотрел на свои руки, и его поразил их вялый, болезненный вид. Таким же был вид у троих его помощников. Местное солнце честно высвечивало все морщинки и складки кожи, которые вежливо маскировали токийские туманы.

– Господин Ито? – поинтересовался остановившийся рядом с ними мужчина. В отличие от Ито и его помощников он буквально светился здоровьем. У него была золотистая кожа и шелковистые волосы, забранные сзади в конский хвост, а строго традиционная одежда, если не считать прикрепленных к поясу карманных часов, казалась удобной и защищающей от жары.

– Меня послали за вами из замка. Меня зовут Кэйта Мори, – представился он.

Услышав имя Мори, Ито отвесил поклон. Человек поклонился в ответ, хоть в этом и не было необходимости. Отец Ито был книготорговцем, а члены семьи Мори – рыцари. Притом хорошо информированные рыцари.

– Но я ведь никого не предупреждал о своем прибытии, – озадаченно произнес Ито. – Мы собирались остановиться в гостинице на улице Камигокен.

– Вы не можете останавливаться в гостинице, когда у нас пустует восемьдесят комнат, – улыбаясь, ответил Мори.

– Это очень любезно с вашей стороны, господин, – сказал Ито, задаваясь вопросом, кто из его окружения их выдал. По правде говоря, это мог быть любой из них. Не одни лишь возницы испытывают благоговение перед знатными домами.

– Ну что вы. Пойдемте, я покажу вам дорогу.

Ито пошел с ним рядом. Один из его помощников, шедший позади них, прошептал по-английски:

– Их кто-то предупредил. В противном случае лорд Такахиро ни за что не проявил бы такую щедрость по отношению к государственным служащим.

Мори оглянулся.

– Он проявил предусмотрительность, полагая, что, если министр внутренних дел является без уведомления, цель его визита, скорее всего, чрезвычайно важна и безотлагательна, – он говорил по-английски с британским акцентом.

Все, к кому он обращался, замерли, глядя на него в замешательстве.

– Простите меня, господин, – промямлил оконфузившийся помощник. – Я не хотел вас оскорбить.

– Не волнуйтесь, я на вас не в обиде, – успокоил его Мори.

Ито пристальнее всмотрелся в него. Сначала ему показалось, что Мори намного моложе, но теперь он понял, что они оба примерно одного возраста. В октябре Ито исполнится тридцать, и совсем недавно он предавался грусти, обнаружив в шевелюре первые седые волоски. У Мори не было седины в волосах.

– Так, значит… в замке теперь говорят по-английски? – спросил он. – Когда я здесь жил, это было просто неслыханно.

– Это и сейчас запрещено. Но мне нравится говорить по-английски.

Дорога, ведущая к воротам замка, была запружена людьми, и Ито забеспокоился, что его и без того пыльный костюм помнется в толпе, однако возчики, дворники, рыночные торговки и прочий люд расступались, расчищая перед ними дорогу. Продавец яблок не замечал их, пока они не оказались всего в нескольких футах от него, и, внезапно поняв, рядом с кем он находится, в ужасе бросился на колени и прижался лбом к пыльной мостовой. Этот жест явно был обращен к Мори и не имел никакого отношения к Ито и его компаньонам.

– Встань, – ласково обратился к нему Мори, и тот, еще раз униженно попросив прощения, поспешил прочь, сжавшись и стараясь стать незаметным.

К замку Хаги вел короткий мост. Пока Ито рос, замок всегда был у него перед глазами, но с годами память о нем затуманилась. Теперь замок вновь предстал перед ним во всем своем великолепии. На фоне ярко-голубого неба резко вырисовывалась его черно-белая громада. Замок стоял на поднимавшемся от реки двадцатифутовом основании, и его стены нависали над городом. Сам замок представлял собой нагромождение из построек, возводившихся на протяжении многих десятилетий и сросшихся в единое целое. Мори провел их через черные ворота. Ито замедлил шаг. Ему никогда раньше не приходилось бывать в замке: люди незнатные, не имеющие отношения к семейству Мори и не состоящие у них на службе, сюда не допускались.

С огромного вишневого дерева опадали белые лепестки, ветер подхватывал их и вихрем кружил по вымощенной каменными плитами мостовой. Листья были с коричневатой кромкой, уже привядшие, чего никак нельзя было сказать о свеженьких, с яблочным румянцем на щеках, снующих во все стороны девушках-служанках, которые, сложив ладони, не поднимали скромно потупленных глаз, даже если навстречу им попадалась группа восторженно кланяющихся молодых людей. Если бы Кэйта Мори сказал им сейчас, что в ворота вставлены сделанные искусным мастером линзы, через которые посетители могут увидеть прошлое, Ито бы ему поверил. Люди и здания вокруг него выглядели так же, как, наверное, выглядели сотни лет тому назад.

– Лорд Такахиро сейчас занят, – сказал Мори, ушедший немного вперед и теперь ожидавший их у входа в главное здание. – Но если вы изволите последовать за мной, я покажу вам, где можно подождать аудиенции.

– Благодарю вас, – ответил Ито. Он сомневался, что лорд Такахиро и в самом деле занят. Аристократы, имея дело с государственными служащими, часто изображали занятость. Ито полжизни провел в ожидании в приемных и прихожих, терпение было тут залогом успеха. И время ожидания следовало всегда учитывать, планируя встречу со знатным человеком.

Мори пошел впереди, показывая дорогу. Деревянные полы тихо заскрипели у них под ногами. Ито поморщился. Он терпеть не мог соловьиные полы. Название намекало на то, что они будут петь и чирикать, но в реальности издаваемые ими звуки были ужасны. Мори шел бесшумно, и Ито старался ступать след в след, но тщетно. Над их головами высились два яруса галерей, развешанные на них шелковые полотнища трепетали на сквозняке. Сам зал поражал пустотой, в нем гуляло эхо.

Пройдя через раздвижные двери, они двинулись по длинному коридору. Вдоль его стен были выставлены рыцарские доспехи. Ито насчитал десять. Последний, десятый панцирь хранил на себе следы пуль.

– Это осталось после войны? – спросил он.

– Да, – ответил Мори, не глядя. – Большинство рыцарей из нашей семьи сражались за императора. Это их доспехи.

Они прошли в комнату, где для них был приготовлен чай; из окна открывался великолепный вид на сады. Отсюда было видно, как сильно обветшала старая стена. Она уже давно нуждалась в ремонте, не случайно при въезде в город они заметили возившихся возле стен рабочих. Мори лично прислуживал им и подавал чай.

– Я уверен, служанки справятся с этим сами, – сказал Ито, чувствуя неловкость.

Мори приподнял голову от чайника.

– Большинство служанок здесь пользуются большим влиянием, чем я.

Ито наблюдал за ним. Плавным и точным движением рук Мори ополаскивал каждую чашку горячей водой, чтобы фарфор не треснул от кипятка. Ито уже довольно давно не посещал настоящих чайных церемоний – они всегда отнимали очень много времени, однако он достаточно хорошо был знаком с традицией, чтобы увидеть, что Мори правильно сложил кусок красной ткани, прежде чем взяться им за железную ручку чайника. Рукав Мори при этом соскользнул, открыв взгляду синяки, оставленные чьими-то пальцами у него на запястье. Ито сделал вид, что ничего не заметил, и задал незначительный вопрос о жизни в замке. Как это свойственно людям его класса, Мори ответил в краткой и приятной манере. Разговаривая, он вертел в руках кусок красной ткани. Ито казалось, что он понял, что имел в виду Мори в своей предыдущей фразе.

В прошлый вторник рано утром Муцухито пригласил Ито к себе в кабинет. Ему было всего девятнадцать, и он недавно стал императором; четыре года велась война за то, чтобы посадить его на престол, – именно эта война проредила ряды рыцарей из клана Мори. Опасаясь, что влиятельные придворные сомневаются в его пригодности на роль императора и не уверены, что стоило устраивать из-за него междоусобицу, Муцухито взял себе за правило вставать до рассвета и читать абсолютно все бумаги, поступавшие к нему от министров. На фотографиях он имел насупленный вид, но на самом деле у него было открытое лицо, и он выглядел очень юным, настолько юным, что в его облике еще проглядывали детские черты. Ито хотелось посоветовать ему оставить государственные дела правительству и наслаждаться молодостью, которая так быстро проходит, однако в компетенцию министра, да и в ничью другую, не входит право давать советы личного характера самому императору.

– Министр, – обратился к нему император, стоявший у окна, заложив за спину руки: он часто принимал эту позу, полагая, что она придает ему солидности. На нем был изящный утренний костюм. – Лорд Такахиро Мори до сих пор не явился ко двору, при том что получил от нас особое приглашение.

– Я заметил его отсутствие, ваше величество, – ответил Ито, кивком подчеркивая свои слова.

Муцухито полуобернулся к нему.

– Такахиро ведет себя как коронованная особа, он всегда так себя вел. Я не могу быть императором всей Японии, за исключением Хаги. У него есть собственная армия и крепость размером с гору Фудзи, а теперь он еще и проявляет намеренную наглость. Если он не склонит передо мной голову, прочие аристократы будут думать… – он на минуту замолчал. – Сегодня же поезжайте в Хаги и что-нибудь с этим сделайте.

Ито поднял глаза. Он был министром внутренних дел, но Муцухито не являлся конституционным монархом; не было никакой возможности разделить правительство на ответственных за внешнюю и внутреннюю политику или на отдельные департаменты, когда в центре всего находится юный император с его поверхностным, половинчатым подходом к управлению государством.

– Что-нибудь, ваше величество?

– Все что угодно, – ответил Муцухито; он выглядел очень одиноким. – Такахиро согласился исполнять обязанности губернатора префектуры, как и прочие губернаторы. Он согласился, что политику будет определять не он, что она будет исходить из Токио. Неужели он не понимает, что это значит?

– Полагаю, ваше величество, что он все прекрасно понимает, но решил проигнорировать договоренности.

Безупречные манеры Муцухито не могли скрыть его отчаяния.

– Я просто не понимаю! Трудно представить, чтобы англичане или американцы отдали управление государством в руки феодалов, это какое-то средневековье!

– У нас их тоже больше нет, ваше величество.

– Не похоже, чтобы Такахиро это заметил, – император отвел глаза в сторону и нервно сглотнул. – Что вы предлагаете сделать? Вы в состоянии захватить замок? Может быть, отрядить с вами солдат?

– Нет, – мягко сказал Ито, – солдаты нам не понадобятся. Счетоводы превосходно справятся с задачей.

Муцухито нахмурился.

– Каким образом можно идти на штурм замка со счетоводами?

– Замок можно купить, господин.

– Но… лорд Такахиро не захочет продать свой замок.

– Захочет, – пообещал Ито.

Ито услышал тяжелые шаги в коридоре и выпрямился. Разошлись в стороны раздвижные двери, и в комнату вошел лорд Такахиро Мори. Все присутствующие, за исключением Кэйты Мори и вошедшей с чайником девушки, поднялись со своих мест и принялись поспешно кланяться; усердие их было столь велико, что Ито заволновался, как бы они не свалились в изнеможении на пол. У Ито по телу пробежали мурашки. Ему редко приходилось наблюдать подобное рвение даже по отношению к императору.

– Итак, вы – Ито, – лорд Такахиро окинул его изучающим взглядом. У него было суровое обветренное лицо. За ним у стены стояли четверо вассалов со скрещенными на груди руками. Все они были южане со смуглой кожей.

– Сядьте. Знакомое имя. Кто ваш отец? Он у меня на службе?

– Нет, господин, он был незнатным самураем родом из этого города, – ответил Исо, и все присутствующие вновь преклонили колени.

– Самурай, надо же. Что-то его не было видно с оружием в руках во время Сацумского мятежа.

Ито лишь недавно вернулся после длительного пребывания на службе в Америке, и слово «Сацуми» ассоциировалось у него скорее с цитрусовыми.

– Вы правы, господин, он был книготорговцем.

– Они теперь стали уже крестьян ко мне посылать, – фыркнул Такахиро. – Чего вам надо?

Ито крепко обхватил руками чашку. Ему была несвойственна жестокость, во всяком случае, так ему казалось, но сейчас он с удовлетворением отметил, что Такахиро, сам того не замечая, несется прямо в расставленные для него силки.

– Правительство хочет купить ваш замок.

Воцарилось тягостное молчание, нарушаемое лишь перекличкой рабочих, двигающихся вдоль внешней стены, и тиканьем принадлежащих Кэйто Мори карманных часов.

Такахиро внезапно расхохотался:

– Чем они собираются платить? Им дешевле обойдется покупка Кореи.

– Правительственными облигациями, – ответил Ито.

– Которые будут выплачены когда? Через сто лет?

– Вполне возможно.

Боковым зрением Ито заметил, как съежился Мори. Такахиро со стуком опустил на стол свою чашку.

– Пусть попробуют, – решительно произнес он.

– Не думаю, что вам это понравится, – спокойно сказал Ито. – Император сомневается в вашей верности. Если вы откажетесь, завтра же сюда явится целая армия аудиторов и законников и начнет проверять тут каждую бумажку. Подозреваю, что они сделают немало интересных открытий.

– Вы не имеете права…

– Правительство имеет полное право проинспектировать финансовое состояние одной из своих префектур, – жестом руки Ито обвел замок.

У Такахиро засверкали глаза. Ито подумал, что, возможно, его никто и никогда прежде не осмеливался перебивать.

– Я все еще являюсь губернатором префектуры, и я безропотно терпел унижение со стороны правительства, посадившего мне на шею заместителя…

– Да, ему здорово повезло. Я слыхал, вы вручили ему десять тысяч иен и подарили славный домик на Кюсю, где он теперь разводит пчел. Оттуда сюда скоро не доберешься.

– Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне!

– На самом деле я приехал, чтобы обсудить условия.

Некоторое время Такахиро молчал, испепеляя Ито взглядом. Когда он наконец заговорил, тон его был жестким.

– Я не вижу предмета для обсуждения. Я ничего не нарушил, просто живу в замке, который издавна принадлежал моей семье; все это в соответствии с вашими новыми законами. Мое право распоряжаться в собственных владениях теперь зависит от любого исходящего из Токио каприза. Мои вассалы, верно служившие многим поколениям моей семьи, отныне превратились в государственных служащих и находятся на содержании у правительства. Все наши документы в порядке. Можете тащить сюда ваших счетоводов.

Ито кивнул, хотя и чувствовал разочарование. Чиновники приедут, Такахиро начнет бунтовать, и к следующей неделе остальные губернаторы попросту сожгут свои бухгалтерские книги. Хаги останется одноразовым трюком.

Кэйта Мори стиснул запястье Ито под столом.

– Вам просто надо дать ему то, что и так у него есть, – сказал он по-английски, взявшись за чайник и делая вид, что спрашивает Ито, не хочет ли он еще чаю.

– Простите?

– Вассалы, – пояснил Мори. – Они получают жалованье через префектуру, как того требует Токио, это так, но лорд Такахиро – губернатор. Этот замок – место, откуда управляют префектурой. Он платит им намного больше их государственного жалованья. Никто из них в реальности не ощущает себя на государственной службе. Это его личная армия. Вы только посмотрите на них.

Ито посмотрел. Четверо стоящих за спиной Такахиро мужчин глядели на него не мигая.

– Вы ничего не потеряете, если предложите ему вновь распоряжаться его собственными людьми. Он не сможет признаться, что и без того имеет над ними полную власть.

Все взгляды были устремлены на Ито.

– Да, будьте добры, еще чаю, – быстро сказал он по-японски.

Однако Такахиро было непросто обмануть.

– Моему кузену не следует завязывать шнурки на арбузном поле, – сказал он, не повышая голоса. – Люди могут подумать, что он ворует.

– Я спрашивал, правда ли, что европейцы пьют черный чай с молоком, – сказал Мори.

– Я в это не верю. Не смей открывать рот, пока я сам с тобой не заговорю.

Мори опустил голову.

– Лорд Тахакиро, никто не хочет вашего унижения и изгнания, – сказал Ито. – Если вы сейчас согласитесь продать замок, император с радостью позволит вам распоряжаться вашими собственными вассалами, стоит вам этого захотеть.

– Почему? – На лице Такахиро не дрогнул ни один мускул.

– Он понимает, чем просит вас пожертвовать. И он надеется, что с вашей стороны это будет жестом доброй воли; он не хочет выставлять вас отсюда силой.

– Или, может быть, Кэйта только что предложил вам этот ход.

Ито почувствовал неловкость. В тишине раздалось громкое мелодичное тиканье карманных часов Мори. Тот зажимал часы в ладони, чтобы заглушить звук, но тщетно.

– Что за манера вечно таскать за собой эту штуку, от которой столько шуму, – обращаясь к Мори, недовольно сказал Такахиро.

– Возможно, это мои, – вмешался Ито, прикоснувшись к цепочке собственных часов. Он не смог придумать другого, более убедительного способа отвлечь внимание Такахиро.

– Всё токийские моды. Часы, золотые пенсне и шелковые галстуки. Что следующее у вас на очереди: корсеты и нижние юбки?

У вассалов вырвался смешок.

– А как насчет основной темы нашего разговора? – спросил Ито. Все это брюзжание он и так уже слышал множество раз. Консервативные газеты соревновались в критике современных политиков, перечисляя их прегрешения: они-де не умеют говорить, не пересыпая свою речь английскими словечками, носят пришедшие с Запада высокие воротнички, прилюдно делают комплименты чужим женам и вообще забывают японский язык. Они были не так уж неправы. Ито и самому были свойственны все вышеупомянутые привычки, за исключением последней, и он не собирался носить кимоно или притеснять жену. Помимо прочего, за такое можно было схлопотать удар туфлей от госпожи Ито.

Такахиро скрестил руки на груди.

– Конечно, я принимаю ваше предложение. Готов на любые жертвы ради службы императору.

– Император благодарит вас, господин, – сказал Ито и слегка поклонился, не вставая с места.

– Хорошо.

Такахиро поднялся и подошел к окну. Рабочие на стене прекратили разговоры и опустили головы. Не говоря ни слова, Такахиро сгреб своего кузена за воротник и так сильно ударил того по лицу, что Ито услышал, как стукнулись его зубы.

– Если ты когда-нибудь еще посмеешь вмешиваться в семейные дела, я отрублю тебе руки как простолюдину, которым ты на самом деле и являешься. Дай-ка мне это, – добавил он, выдергивая у Мори из рук карманные часы. – Никчемная бабская штучка.

Размахнувшись, Такахиро вышвырнул часы в окно. Часы угодили в осыпающуюся стену между двумя испуганными рабочими, и в стороны разлетелись осколки разбитого стекла, винтики и шестеренки. Остальные рабочие, увидев происходящее, испарились, побросав инструменты и недоеденный обед. В ярком солнечном свете сиротливо белели рисовые рулетики с рыбой.

Помощники Ито сосредоточенно разглядывали свои чашки. У вассалов Такахиро был довольный вид.

– Пошел вон, – сказал Такахиро.

Мори поклонился и быстро покинул комнату. Ито заметил, что, направляясь к выходу, он выплюнул что-то в ладонь.

– Ну что ж, – улыбнулся Такахиро, – давайте выпьем вина.

Ито и его помощники выпили вина, после чего вездесущие служанки сопроводили их в отведенные им комнаты. Ито встал на пути девушки, повернувшейся, чтобы уйти. Она отпрянула, видимо, решив, что он хочет схватить ее, и он быстро поднял вверх руки. Вопрос, где можно найти Кэйто Мори, такой простой сам по себе, Ито задал в столь изысканной манере, что она подошла бы и для обращения к императрице. Испуг на лице девушки уступил место озадаченности: она явно усомнилась в его психическом здоровье, однако, придя в себя, указала ему направление – прямо по коридору и налево. Подойдя к комнате Мори, Ито побарабанил костяшками пальцев о дверной косяк:

– Господин Мори?

Ответа не последовало. Он слегка отодвинул дверь в сторону и нос к носу столкнулся со стоявшим за ней маленьким мальчиком. В руках у ребенка была старая книга, а на лице застыло виноватое выражение. Увидев Ито, он спрятал книгу за спиной.

– Привет, – сказал Ито.

– Я ее не украл.

– Может, тебе следует отдать ее мне?

Мальчик сморщил нос и вручил ему книгу. Ито потрепал ребенка по волосам.

– А теперь марш отсюда.

Мальчишка удалился неуверенной походкой застигнутого на месте преступления воришки. Ито снова постучал и вошел внутрь. Комната поворачивала под углом направо и заканчивалась еще одной раздвижной дверью, из-за которой доносилось слабое пощелкивание, как будто там заводили часы. Ито положил отобранную у мальчика книгу на ближайший столик. Книга при этом открылась, так как между ее страницами было вложено множество фотографий и листков бумаги. Перед глазами Ито предстала фотография Мори в окружении пятерых мужчин, один из которых обвил вокруг Мори руки в мощном медвежьем объятии. Эти пятеро были очень похожи друг на друга и ничем не напоминали Мори.

Ито постучал во вторую дверь и вошел. Мори сидел за европейского стиля письменным столом спиной к двери и пинцетом перебирал шестеренки и пружинки в часах. За исключением этих деталей, на столе было почти пусто, от двери были видны лишь одиноко лежавшие с краю свиток с каллиграфией и перо. Мори оглянулся, левой рукой смахнул часы в ящик письменного стола и запер его с легким щелчком, после чего спрятал ключ в рукаве. Рядом с ним стояла чашка, в которой лежал зуб с окровавленными корнями.

– Простите, – быстро произнес Ито, – я не хотел вторгаться без разрешения. Я… перехватил маленького мальчика с одной из ваших книг.

Мори кивнул:

– Это Акира. Сын лорда Мацумото. Он обычно проводит здесь лето и крадет все, что ему покажется интересным.

Ито улыбнулся.

– С вами все в порядке?

– Да, конечно, – Мори коснулся пояса, на котором прежде висели карманные часы, но затем отдернул руку и сцепил пальцы на коленях. – Может быть, вы знаете, сколько сейчас времени?

Ито посмотрел на свои часы:

– Десять минут девятого.

– Такахиро всегда выходит в сад на прогулку в восемь.

Он посмотрел на дверь, как будто опасаясь, что Такахиро может прямо сейчас вышибить дверь и накричать на него из-за его тайной работы над часами.

– Он часто вас бьет? – спросил Ито.