Текст книги "Часовщик с Филигранной улицы"

– Это было представление для вас, – тихо ответил Мори; он шевелил челюстью, видимо, щупая языком место, где раньше был зуб. – Он бывает гораздо добрее, когда не раздражен. – Мори говорил с трудом, возможно, пытаясь скрыть печаль. – К сожалению, он теперь всегда раздражен. Пока он не унаследовал титул, мы неплохо ладили.

Сочувственно замолчав, Ито посмотрел в окно. Вернее, это была открытая дверь, выходившая на балкон. В небе пылал закат, и низко над горизонтом висела золотая звезда. Ито никогда не приходилось наблюдать в Хаги такой вид. Внизу мерцал огнями город, в котором он когда-то жил, но как по-новому выглядел он отсюда! Он, наверное, испытывал бы такие же чувства, если бы обнаружил в своем доме некую тайную комнату, мимо которой, не замечая ее, ходил годами.

– Я бы с удовольствием глотнул немного свежего воздуха, – сказал Мори, пропуская Ито на балкон впереди себя. Ито с благодарностью принял его предложение, но постарался не выказывать излишней торопливости. Ему всегда хотелось увидеть замок изнутри, и теперь, когда он оказался здесь, в нем вновь проснулось детское любопытство. Мори из вежливости не показал виду, что заметил это.

Воздух был все еще теплым, и легкий ветерок заметал на балкон бледно-розовые опавшие с вишен цветы. Нежные лепестки ложились на покрытые мхом деревянные перила балкона, напоминая скопления серебристых пузырьков воздуха на поверхности коралла.

– Благодарю вас за совет, – сказал Ито.

Мори помотал головой.

– Вам, наверное, грустно смотреть, как отбирают замок у вашей семьи?

– Он все равно разваливается.

– Ну, все же не настолько.

Мори сосредоточенно разглядывал перила. Потом заговорил по-английски:

– Чувство чести побеждает преданность семье, потому что совесть важнее. Это место проклято. И все места, вроде этого, прокляты.

– Простите.

Мори передернул плечами.

– Доспехи в коридоре…

– Они принадлежали моему брату. У меня было еще четыре брата, но их доспехи сильно повреждены огнем, от них мало что осталось.

– Вы были чересчур молоды, чтобы присоединиться к ним?

– Нет, я незаконнорожденный, – он слегка поднял руки, показывая, что ему не позволено было держать в них меч.

Итак, его законнорожденные братья ушли на войну, оставив его на милостивое попечение Такахиро. Ито пытался сообразить, как давно это случилось. Три или, может быть, четыре года тому назад. Долгий срок, несмотря на самообладание, с которым Мори выносил крутой нрав своего кузена.

– Знаете, – наконец сказал Ито, – я как раз ищу кого-нибудь вроде вас к себе в штат. Зимой мы опять собираемся в Америку. У вас поразительно хороший английский. Сейчас почти невозможно найти помощника со свободным владением языком, а мне без такого человека не обойтись.

– Вам не обязательно быть со мной столь любезным.

– Я знаю.

Внизу, под балконом, сидящий на дереве серый кот, по-видимому, соблазнившись видом брошенных рабочими рыбных рулетиков, примеривался для прыжка на стену. Как раз в тот момент, когда кот приземлился на верхушку недостроенной стены, лорд Такахиро проходил под одной из широких арок, возвращаясь после вечерней прогулки. Ито и Мори видели, как он остановился посмотреть на лилии, проросшие сквозь камень.

Стена рухнула. Она не падала медленно или отдельными кусками, нет, она обрушилась мгновенно, как будто ее кто-то сбросил с высоты. Только что они наслаждались тихим вечером, и внезапно тишина взорвалась гулом и треском, наполнившими весь замок, и эхо, отражаясь от остроугольных кровель, деформировало и усиливало эти звуки. От рухнувшей части стены поднимались облака пыли. Ито застыл, глядя на груду кирпича. Кот отпрыгнул в сторону и, шипя, остановился в двадцати футах от обломков. Такахиро не было видно.

– Вес кота… – сказал потрясенный Ито. Он почувствовал что-то странное у себя под ногтями и понял, что в момент обрушения стены бессознательно вцепился в перила. Теперь под ногтями было полно мха.

Мори сложил руки на груди. Некоторое время оба молчали. Перегнувшись через перила, они наблюдали, как сбежавшиеся к упавшей стене слуги зовут Такахиро.

– Я бы на их месте вызвал судебного следователя, – сказал Мори.

– Это было… – начал Ито. Никогда прежде ему не приходилось видеть чью-либо гибель.

– Это не трагедия, – прервал его Мори, которому, по-видимому, подобное было не в новинку.

– Мое предложение вам, оно было сделано всерьез. Насчет Америки.

– Я понимаю, – Мори колебался, – я хотел бы поехать с вами. Но, к сожалению, я не могу пообещать, что останусь на этой должности до конца жизни. Через десять лет мне придется уйти.

– Какая точность! – рассмеялся Ито. – Что же произойдет через десять лет?

– Я отправлюсь в Лондон. Там есть один человек… короче, мне надо будет уехать в Лондон.

– Понятно, – сказал заинтригованный Ито.

VII
Лондон, 31 мая 1884 года

Вопреки предсказанию официантки по имени Осэй, завтрак оказался вкусным. Таниэль был бы не прочь еще посидеть в чайном домике, но в девять часов Мори заявил, что у него назначена встреча в работном доме Сент-Мэри Абботс, где он собирается приобрести кое-какие детали для часов. Станция метро располагалась неподалеку от входа в японскую деревню, поэтому часть пути они прошли вместе. Они уже подходили к красным воротам, когда Мори вручил Таниэлю маленький золотой шар размером примерно со свернувшуюся в клубок мышь. Как только Таниэль прикоснулся к нему, шарик ожил и с шумом заскользил между его пальцами; его вес был идеально сбалансирован, и он удерживался на руке почти под любым углом, теплый, как будто живой. Затем он дал короткий свисток и выбросил небольшое облачко пара.

– Что это? – рассмеялся Таниэль. – И зачем вы мне его дали?

– Это игрушечная паровая машина, – ответил Мори. – Старинная конструкция. Такая была еще у древних греков.

– У древних греков? Если у них были паровые машины, то отчего же у них не было поездов?

Мори пожал плечами:

– Они были философами, а философы, как известно, складывают два и два и получают золотую рыбку. А вот для чего это вам: такие дурацкие штуковины помогают успокоить нервы, – легким наклоном головы он указал на восток, в сторону Уайтхолла. – Мне, во всяком случае, так кажется.

Таниэль начал было говорить, что совсем не нервничает, но это была неправда, и ему не хотелось лгать часовщику.

– Спасибо. Но ведь это настоящее золото?

– Да. Но вы можете позже отослать ее обратно. Или принесете ее сами, – добавил Мори, не глядя на него.

– Да. Я, конечно, принесу, – заверил его Таниэль. – И, кроме того, мне надо будет вернуть рубашку вашему соседу.

Он снова посмотрел на игрушечную паровую машину, которая с одинаковой скоростью скользила по его руке независимо от того, насколько быстро или медленно двигался он сам. Несмотря на маленький размер, она была довольно тяжелой; в ее отполированной до зеркального блеска поверхности выпукло отражались кончики его пальцев и пуговицы жилета. Небо у них над головой становилось яснее, в просвете между облаками появилась ярко-голубая полоска, которая, отразившись в золотой поверхности шара, стала зеленой. Неожиданно рядом с ней появился черный силуэт. Прямо перед ними остановился высокий господин.

– Любопытно, – сказал он, глядя на игрушку. – Где вы такое достали?

– Это он ее сделал, – сказал Таниэль, локтем указывая на Мори.

– Сделал? Дорогой друг, нельзя ли мне получить вашу визитную карточку?

Мори передал ему карточку. Она была почти такой же красивой, как игрушка. Одна ее сторона была украшена тонко выгравированным узором из деталей часового механизма и заканчивалась серебряной полоской, однако на господина она, похоже, не произвела особого впечатления.

– Мистер Мори, – сказал он, без запинки произнеся имя, – по-моему, я о вас уже слышал. Я обязательно зайду к вам позже; я уже давно ищу хорошего часовщика, – он протянул Мори свою карточку. – Четыре часа – удобное время для вас?

– Да, конечно. Буду вас ждать.

Таниэль посмотрел вслед господину в черном.

– Удачная встреча.

– М-м? – ответил Мори, но внезапно улыбнулся. – Да, очень.

Он довольно долго разглядывал данную ему карточку, прежде чем спросить:

– Что здесь написано?

– Фэншоу, – прочитал вслух Таниэль.

– Как так получается, что Featheringstonehough произносится как Фэншоу?

– Высшее сословие аккумулирует в своих фамилиях ненужные буквы. Таких имен много. Например, Рисли пишется как Wriothsley, а Виллерс как Villiers. Это придает им важности и старины.

Таниэль засунул руки в карманы; в левой руке у него была зажата паровая игрушка. Правая наткнулась на часы.

– О, я собирался вам сказать, но не успел. Когда кто-то оставил для меня часы, их крышка была закрыта. Я не мог ее открыть до вчерашнего дня. Как такое получилось?

– Внутри находится специальный часовой механизм, который поставлен на определенное время. Это, знаете ли, для подарков на юбилеи и прочее, чтобы часы открылись точно в назначенный день.

– Каким образом вы устанавливаете время?

Мори протянул руку и, когда Таниэль вложил в нее часы, повернул замочек против часовой стрелки, и задняя крышка открылась. С обратной стороны имелся крошечный циферблат, на котором были обозначены месяцы, дни и часы.

– Вот, пожалуйста. Почему вы спросили?

– Я волновался, что начинаю сходить с ума. – Он сделал неловкую паузу. – Вы уверены, что я могу оставить их у себя? Они, должно быть, стоят целое состояние.

– Абсолютно уверен. Я полагал, что их у меня украли, и думать о них забыл. Они мне не нужны.

Они подошли к воротам, и Мори жестом показал, что ему надо повернуть направо. Станция была слева.

– До завтра, – сказал Таниэль, сжимая в ладони паровую игрушку. Отойдя на несколько шагов, он обернулся. Фигурка Мори уже растаяла в тумане, и произошедшее с ним за последние сутки могло бы показаться Таниэлю сном, если бы не тяжесть игрушки в кармане.

Уайтхолл наводнили рабочие. Они расчищали развалины Скотланд-Ярда, складывали в штабели уцелевшие кирпичи и увозили разбитые, погрузив их на большие повозки. Несмотря на выходной, в Хоум-офисе кипела жизнь, и, поскольку половина телеграфных проводов оказалась оборвана взрывом, желтая винтовая лестница была заполнена клерками, сновавшими вверх и вниз, разнося сообщения. Таниэль постоял у ее подножия, ожидая, пока издаваемый ею жалобный стон не перестанет окрашивать все вокруг в зеленоватые тона, и поглаживая игрушку. Так и не дождавшись тишины, он вынул из кармана игрушку и сосредоточился на ее веселом скольжении. Мори был прав: ее забавные трюки отвлекали от тревожных мыслей и страха и от необходимости изображать обморок.

Стоило ему подняться по лестнице, как навстречу сразу же попался старший клерк, сунувший ему в руки стопку бумаг. Таниэль поморщился от боли, но старший клерк этого даже не заметил.

– Отнесите это вниз, в подвал.

– Что? Зачем?

– В подвал, – настойчиво повторил старший клерк.

Таниэль вздохнул и отправился выполнять поручение. Несмотря на то, что стопка документов не была тяжелой, рана у него на руке снова закровоточила, и к тому моменту, как он достиг подвала, рукав его рубашки стал ярко-красным. Таниэль тихо выругался при мысли, что испортил одолженную ему рубашку. Добравшись до накрахмаленной манжеты, кровь перестала растекаться дальше. Он переложил бумаги под другой локоть, чтобы не испачкать их, хотя и сам не знал, стоит ли волноваться по этому поводу. Подвал использовался как склад. Там стоял целый лес из шкафов, набитых папками с устаревшими документами, относящимися к делам, законченным много лет назад. Он вспомнил о возможности упасть в обморок.

Таниэль толкнул плечом двустворчатую дверь и оказался в помещении, пропитанном запахом старой бумаги и газовых ламп. Подвал был залит светом, и после полумрака лестницы его глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть. Полицейский с начищенными до блеска пуговицами на мундире улыбнулся ему и кивнул на бумаги.

– Это для нас?

– Э-э…

Полицейский приподнял уголок верхней папки:

– Угу. Вон туда. Положите их в лоток для входящих документов.

Не вполне понимая, что происходит, Таниэль пошел в указанном направлении, огибая письменные столы, которые теперь заполняли широкие проходы между шкафами. Это все были старые столы, сосланные сюда из-за расшатавшихся ножек или выщербленной поверхности, но полицейские вернули их к жизни, застелив бумагой и подложив под качающиеся ножки обломки разбитых мышеловок. Большинство столов пустовало, но в проходе между шкафами с архивами «А-Р, 1829» сидел Долли Уильямсон. Рядом с ним лежала чья-то шляпа, которую он использовал в качестве корзины для бумаг. На щеке у него краснели все еще свежие царапины, которых Таниэль не заметил вчера из-за задымления.

– Таниэль, – сказал он подчеркнуто ровным тоном, – где вы были? Я посылал к вам человека вчера, но… у вас идет кровь, – добавил он, глядя на его покрасневший рукав.

Таниэль вывалил бумаги в «лоток», роль которого выполняло расчищенное место на столе со сделанной мелом надписью: «Входящие».

– Пустяки. Что все это значит?

– Временное помещение. Скотланд-Ярд полностью разрушен. Вторая бомба взорвалась в Карлтон-клубе, так что не удивлюсь, если где-нибудь поблизости они устроили свою курительную комнату, – он помолчал. – Итак. Где вы были?

– Я не принадлежу Клану-на-Гэль, иначе я не стал бы вам рассказывать о…

– Я знаю. Я уточнил кое-что сегодня утром, – он вытащил лист бумаги и, дальнозорко отставив его довольно далеко от себя, пробежал по нему глазами. – Вы из Линкольншира, как и вся ваша семья. Мать умерла в родах, отец служил егерем до самой своей смерти в семьдесят пятом. У вас нет друзей. Нет жены. Вы состоите в переписке с живущей в Шотландии овдовевшей сестрой, которой перечисляете почтовым переводом половину своего жалованья и которая редко отвечает на ваши письма. Я что-нибудь пропустил? У вас есть ирландские родственники?

– Мне об этом ничего не известно. Хотя, надо сказать, я не так много знаю о семье моей матери. Должен ли я рассказать вам о часах, или вам нужны какие-нибудь документы?

Уильямсон покачал головой:

– Нет, рассказывайте.

Таниэль протянул ему часы. Уильямсон взял их у него, повертел в руках и открыл.

– Я вам рассказывал раньше, как они ко мне попали. Вчера вечером я ездил к мастеру, который их сделал. Его зовут Кэйта Мори, он японец. Он говорит, что часы пропали из его мастерской шесть месяцев назад. Он не знает, кто их взял, но посмотрите вот на это… – Таниэль открыл переднюю и заднюю крышки и показал Уильямсону маленький циферблат для установки времени сигнала. – Не думаю, что укравший часы схватил то, что первым попалось под руку. Это идеальный механизм для предупреждения о времени взрыва, но невозможно понять принцип его работы, просто рассматривая часы. Они были у меня много месяцев, но я не смог догадаться. Я полагаю, что, возможно, сам Мори когда-то встречался с этим человеком или кто-нибудь из его клиентов. Кто-то должен был ему объяснить, как этим пользоваться.

Уильямсон некоторое время молчал, почесывая бороду.

– Я, кажется, попал в беду, так ведь? – тихо спросил Таниэль.

Уильямсон поднял на него глаза и махнул рукой.

– Нет. Вы просто заставили нас понервничать, исчезнув так внезапно. К тому же ваша квартира оказалась почти пустой. Как если бы вы решили сбежать.

– Я освободил ее от ненужных вещей на случай, если моей сестре придется…

– Боже милостивый! Ну конечно, – Он вздохнул. – Вы вообще знаете что-либо о часах? – Он теперь говорил гораздо тише, более спокойным тоном. Так бывает, когда луг накрывает тенью от тучи. Все вокруг приобретает тусклую окраску, а контуры проступают четче.

– Нет.

– А я теперь знаю. Занимаюсь изучением с февраля. Главное, что я выяснил: похоже, чертовски трудно сделать так, чтобы часы всегда показывали абсолютно точное время. Именно поэтому в прежние времена бомбисты никогда их не использовали – слишком ненадежно…

– Пружины…

– Реагируют на температуру, я знаю. Суть в том, что нет универсального способа заставить часы показывать время с точностью до секунды. На военном флоте даже призы существуют для тех, кто такое изобретает. А ваши часы оказались исключительно, невероятно точными. Но если их сделали специально для предупреждения, значит, они должны каким-то образом быть согласованы со столь же точным часовым механизмом, приведшим в действие бомбу. Мне… трудно поверить, что они были сделаны не одним и тем же человеком.

Таниэль застыл на месте.

– Долли…

– Я хочу послать их на экспертизу. Есть человек, который консультирует нас по этим вопросам со времен взрыва на вокзале Виктория. Мы должны сравнить часовые механизмы. А пока что нам следует не спускать глаз с этого Мори. Вы с ним уже встречались. Вы умеете располагать к себе людей?

Таниэль вспомнил о японском клейме на коричневых ботинках Мори. И о вчерашнем вечере, двух чашках чая. Мори явно кого-то ждал. Он удивился, но, видимо, решил, что кто-то что-то напутал и поэтому к нему явился не тот, кто должен был прийти. Это же очевидно, любой идиот догадался бы об этом, или, по крайней мере, любой идиот, которому не до такой степени было себя жаль, чтобы предложенный чай и пара сочувственных слов совершенно лишили его здравого смысла.

– Таниэль?

– Попрошайка рядом с моим домом говорил, что видел паренька с какими-то иностранными надписями на каблуках ботинок. У Мори примерно… – он потер ключицу костяшками пальцев, а затем, резко опустив руку, нащупал выпиравшую из кармана паровую игрушку. – Я увижусь с ним завтра.

– Отлично. Мне придется впутать вас в это дело, – сказал Уильямсон, как будто ожидая, что Таниэль начнет отказываться. Однако определенные нотки в его интонации подсказали Таниэлю, что, если бы он вздумал отказаться, ему бы спокойно напомнили, что еще пять минут назад он сам находился под подозрением.

– Нет, – ответил он, но, почувствовав фальшь в своем голосе, постарался изменить тон. – Нет, это вполне разумно. На что мне нужно будет обратить внимание?

– Для начала просто сообщите мне, если он внезапно исчезнет. Отдайте мне, пожалуйста, часы.

– Нет, – ответил Таниэль, и ему пришлось ухватиться за край стула в попытке сохранить твердость под взглядом вдруг сузившихся серых глаз Уильямсона. – Если он замешан в это дело, а я приду завтра без часов, он догадается, что что-то произошло, он очень проницателен. Кто ваш консультант?

– Я предпочту не…

– Пожалуйста. Я это сделаю, буду рад это сделать, но не заставляйте меня чувствовать себя стреноженным. Он заметит, если у меня не будет с собой часов, – он сглотнул слюну. – И я понимаю, я не ношу мундира, но я за свою карьеру точно подписал больше документов о неразглашении государственной тайны, чем вы.

– Ну что ж, – вздохнул Уильямсон, и Таниэль понял, что он не слишком доволен. Последовала пауза. – У меня нет с собой его карточки, я не бросаю вещи где попало. Сможете запомнить имя и адрес?

– Да.

– Фредерик Спиндл. Трогмортон-стрит, возле Белгравии.

У Таниэля снова заныл затылок, и он потер его. Он чувствовал полный упадок сил, происходило ли это от облегчения или от беспокойства – он и сам не знал.

– Ну, на вас работают явно не китайцы с Лаймхауса…

– Состоятельных людей нелегко подкупить, – холодно ответил Уильямсон. – И он лучший в своем деле.

– Если он лучший, то почему, хотел бы я знать, какой-нибудь механический персонаж не гладит для меня мою одежду, напевая при этом арии из «Летучей мыши». А у Мори, между прочим, есть механический осьминог.

– Вы сердитесь, – сказал Уильямсон, слишком удивленный, чтобы огрызнуться в ответ. – Я знаю, это трудное задание, но он вас уже знает, поэтому…

– Извините. Боже, я совсем не хотел говорить резкости.

– У всех сейчас натянуты нервы. Ничего страшного.

Таниэль сдался.

– Он был добр ко мне, Долли. Посадил меня за стол у себя на кухне и напоил чаем. С булочками, черт побери. Я не помню, когда меня в последний раз… – он прервал себя и посмотрел на стол с надписью мелом. – Я закажу для вас нормальные канцелярские принадлежности, а то у вас стол расчерчен, как для игры в классики.

– Послушайте, это могло произойти с кем угодно. Особенно с человеком в вашем положении…

– И корзину для бумаг. Вы не можете все время пользоваться этой чертовой шляпой.

– Спасибо, – вздохнул Уильямсон.

Таниэль кивнул в ответ и пошел обратно наверх заполнять бланк заказа. Он как раз подделывал подпись, когда возле него остановился старший клерк.

– Боже правый, Стиплтон, отправляйтесь домой. Пока вы не залили кровью весь телеграф.

– Спасибо, сэр.

– Это моя подпись?

– Да.

Он присмотрелся.

– Неплохо. Валяйте дальше.