Текст книги "Легенды и мифы Санкт-Петербурга"

Михайловский замок

Однажды во время караульной службы у Летнего дворца Елизаветы Петровны солдату явился в сиянии юноша, назвавшийся архангелом Михаилом. Архангел велел часовому тотчас же идти к императору и сказать, что старый Летний дворец должен быть разрушен и на его месте построен храм во имя архистратига Михаила. Солдат исполнил приказание святого, на что Павел I ответил: «Воля его будет исполнена».

Это место на берегах сразу двух рек – Мойки и Фонтанки, в виду Летнего сада, – облюбовала еще Екатерина I, начав здесь строительство скромного Летнего дворца. Дворец закончили уже в царствование Анны Иоанновны, которая полюбила его и охотно проводила в нем летние месяцы. Но именно поэтому следующая царица, Елизавета Петровна, при вступлении на престол велела разрушить дворец, остро напоминавший ей долгие годы обид и унижений. Одновременно она приказала Б.Ф. Растрелли возвести новый деревянный Летний дворец. На старинных изображениях можно увидеть, какое это было роскошное, огромное сооружение с садом, галереями для прохода в Летний сад, террасами и фонтанами. Не случайно именно этот дворец избрала Екатерина II для приема официальных поздравлений по случаю восшествия на престол.

Для Павла I этот дворец имел особое значение. Здесь в 1754 году он родился. Отсюда начинался мучительно долгий, более чем в сорок лет, путь к престолу. Склонный к мистицизму, Павел однажды проронил, что хотел бы и умереть на этом святом и заклятом для него месте. Пожалуй, можно предположить, что изложенная легенда имеет официальное происхождение. Так важно было императору подчеркнуть как божественное возникновение замка, так и обязательность исполнения предначертаний свыше. В одном из вариантов легенды Павел, выслушав часового, ответил: «Да, я тоже видел это во сне». Так или иначе, Павел приказал снести здание Летнего дворца и на его месте начать строительство Михайловского замка по проекту В.И. Баженова. Новый царский дворец был построен в стиле средневекового замка, в облике которого было угадано суеверно-мистическое состояние души императора. Замок со всех сторон был окружен водами Мойки, Фонтанки и двух специально прорытых каналов – Церковного и Воскресенского – и соединялся с внешним миром при помощи цепного моста, поднимаемого на ночь. Вооруженная охрана круглосуточно дежурила у входа в мрачный колодец восьмиугольного двора. Изолированный от города, замок внушал одновременно и почтительный трепет, и панический страх.

Когда строительство Михайловского замка приближалось к завершению, на одном из дворцовых балов взволнованная танцами Анна Лопухина вдруг обронила перчатку. Оказавшийся рядом Павел I, демонстрируя рыцарскую любезность, первым из присутствующих мужчин поднял перчатку и собирался было вернуть владелице, но вдруг обратил внимание на ее необычный, красновато-кирпичный цвет.

На мгновение задумавшись, император тут же отправил перчатку архитектору Бренне, под руководством которого велось строительство, в качестве образца для составления колера.

Павел торопил со строительством замка, и в этом тоже увидели впоследствии зловещее предзнаменование. Остро ощущая недостаток в строительных материалах и рабочих, император прервал работы по возведению многих культовых и светских зданий в столице. Вопреки здравому смыслу, логике и строительному опыту рытье рвов под фундаменты начали глубокой осенью, а кладку стен – зимой. Штукатурные и отделочные работы велись почти одновременно. Не оставалось времени на просушку и необходимую выдержку. Освящение замка состоялось 8 ноября 1800 года, через три года после его торжественной закладки.

Вряд ли перед Павлом всерьез стояла проблема выбора цвета фасадов замка, и вряд ли в этом выборе такую решающую роль сыграла будущая фаворитка Анна Лопухина, идущая на смену Екатерине Нелидовой, хотя чего только не было в российской истории. Скорее всего, архитектура Михайловского замка, необычная для северной столицы, исключала применение традиционных классицистических тонов петербургских зданий. Так или иначе, загадочный цвет Михайловского замка оказался настолько удачным, что другую окраску этого «памятника тирана» невозможно представить. История с окраской фасадов Михайловского замка на этом не закончилась. Легендарная рыцарская любезность императора по отношению к даме вызвала волну верноподданнических чувств у приближенных. И фасады многих петербургских особняков были поспешно перекрашены в мрачноватый цвет царской резиденции.

В самом конце XVIII века в Петербурге на Смоленском кладбище, что на Васильевском острове, появилась юродивая. Она предрекала скорую кончину императору Павлу Петровичу, добавляя при этом, что жить ему на земле столько лет, сколько букв в тексте изречения над главными воротами в Михайловский замок.

Из уст в уста передавалось в Петербурге это мрачное предсказание, пока не стало повсеместно распространенным поверьем. С суеверным страхом и тайной надеждой ждали наступления 1801 года. Считали и пересчитывали буквы библейского текста…

Это изречение было предназначено для украшения фасада Исаакиевского собора. Но вместе с облицовочными мраморными плитами и другими строительными материалами каменная надпись была взята у строившегося храма, что, возможно, и стало поводом для суеверных предположений. Вообще история Михайловского замка, как, впрочем, и жизнь его владельца, насквозь пронизана мрачными тайнами и мистическими предзнаменованиями. Каждый более или менее значительный факт рассматривался современниками сквозь некую мистическую призму допущений и предположений. Шло какое-то фантастическое соревнование в интерпретации всякой случайно оброненной фразы, каждого явления и события, связанного со злосчастным замком. Когда замок освятили, он был еще не готов. Весь ноябрь, декабрь и январь следующего года пытались закончить внутреннее убранство и изгнать из помещений чудовищную сырость. Ни того, ни другого не успели. Нетерпеливый и настойчивый в своем нетерпении, Павел вместе со своим многочисленным семейством 1 февраля 1801 года въехал в новую резиденцию. А в ночь с 11 на 12 марта он был убит. Смерть императора, как утверждают многие современники, превратилась в какой-то праздник. На улицах открыто, не стесняясь радостных слез, словно во время Пасхи, целовались и поздравляли друг друга совершенно незнакомые люди. Особенно много народа собиралось у Михайловского замка. Вчитывались в чеканные буквы библейского изречения:

ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ

Вновь считали и пересчитывали буквы. По странному и необъяснимому совпадению количество их равнялось количеству лет, прожитых императором Павлом Петровичем.

Михайловский замок

В 1901 году в очерках, изданных к 200-летнему юбилею Петербурга, В.М. Суходрев упоминает об этом тексте как о существующем. То же самое повторяет В.Я. Курбатов в 1913 году. В дальнейшем упоминания о нем как будто исчезают. Исчезает и сама надпись, памятью о которой осталась петербургская легенда да темные точки на чистом поле фриза над Воскресенскими воротами замка – давние меты крепления мистических знаков.

Вскоре после того, как пустовавший Михайловский замок был передан Инженерному училищу, по ночам, ровно в 12 ча-сов, в окнах его стала появляться тень убитого императора с горящей свечой в руках.

Почти два десятилетия после смерти Павла I замок, с такой поспешностью возведенный, пустовал. «Пустынный памятник тирана, забвенью брошенный дворец», – писал о нем Пушкин в 1817 году в оде «Вольность».

Правда, этот образ имеет более художественную ценность, нежели документальную. В разное время в Михайловский замок вселяли различные малозначительные учреждения, которым, по выражению Столпянского, «не находилось другого места». Здесь располагались Капитул российских орденов, помещения для совершения богослужений магометан, Комиссия духовных училищ и т. д. Дошло до того, что в замке отводились квартиры частным лицам.

Наконец, в 1819 году его передали Инженерному училищу, а с 1823 года замок официально стал называться Инженерным. Скорее всего, гамлетовская история с тенью императора связана с юношескими проказами кадетов. Но нам важно, что она и после смерти Павла последовательно продолжает логический ряд мистических преданий об императоре, незримая тень которого вот уже два столетия окрашивает биографию Михайловского замка в сумрачные тона недосказанности и тайны.

Казанский собор

Народное ополчение под предводительством князя Дмитрия Михайловича Пожарского в 1612 году шло освобождать Москву от поляков с иконой Казанской Божией Матери впереди. Эта икона впервые явилась в Казани в 1579 году, а с 1613 года, после избрания на русский престол первого царя из рода Романовых Михаила Федоровича, стала семейной реликвией царского дома.

Петр I стремился утвердить в сознании современников мысль о божественном предначертании создания новой столицы. Не град Антихриста, но град Благословенный. Так было с культом Александра Невского. Так было и с иконой Казанской Божией Матери.

В 1710 году царь повелел перевезти икону в Петербург и хранить в церкви Рождества Богородицы на Посадской улице Петроградской стороны. Затем долгое время икона находилась в одном из главных храмов столицы – Троицком соборе.

При императрице Анне Иоанновне в 1737 году специально для иконы на Невской «першпективе» возвели церковь Рождества Богородицы. Полагают, что она была построена по проекту Михаила Земцова, одного из первых петербургских архитекторов. Рождественская церковь стояла на месте, где сейчас разбит сквер перед Казанским собором. Ее величественная многоярусная колокольня со шпилем являлась заметным украшением Невской перспективы, которая еще не успела стать главной улицей города и была застроена в основном двухэтажными зданиями.

Общий вид Казанского собора

Во второй половине XVIII века роль этой магистрали стала меняться. К концу века облик ветшавшей церкви уже не соответствовал новому назначению Невского проспекта. И с 1801 года начинается строительство нового храма.

Воронихин составил проект Казанского собора по плану, начертанному Баженовым для парижского Дома инвалидов.

В чем только не обвиняли А.Н. Воронихина его недоброжелатели и соперники. Одни утверждали, что Казанский собор является копией собора Святого Петра в Риме. Другие – что колоннада собора заимствована у В.И. Баженова из его неосуществленного проекта одного из крыльев Кремлевского дворца. Третьи обвиняли Воронихина в прямом использовании баженовского проекта парижского Дома инвалидов. Поводом для таких слухов послужило неожиданное назначение архитектором и строителем собора мало кому известного Андрея Воронихина, бывшего крепостного президента Академии художеств графа А.С. Строганова. Это казалось тем более странным, что в конкурсе проектов собора участвовали очень известные архитекторы: Камерон, Кваренги, Тома де Томон. А Воронихина среди них не было.

Желание Павла I сделать собор похожим на собор Святого Петра в Риме противоречило замыслу Воронихина органично включить собор в структуру Невского проспекта, так как этому мешали жесткие каноны культового строительства. В соответствии с ними алтарная часть должна располагаться в восточной части храма, а главный вход – в западной. Но тогда колоннада располагалась бы со стороны Большой Мещанской (ныне Казанской) улицы. Блестящая догадка архитектора связать Невский проспект с собором грандиозной 96-колонной четырехрядной колоннадой коринфского ордера удовлетворила тщеславие Павла и превратила собор в центр одного из первых в Петербурге архитектурных ансамблей.

И если колоннада собора Святого Петра в Риме, описывая почти полный круг, создает замкнутую средневековую площадь, то роль колоннады Казанского собора в архитектурной среде окружающего пространства прямо противоположна. Ее раскрытый и в то же время собирательный, организующий характер однажды и навсегда определил художественный и смысловой центр всего Невского проспекта.

Полностью проект осуществлен не был. По замыслу Воронихина такая же колоннада должна была украсить противоположный, южный фасад храма. Будь этот проект осуществлен, Петербург обогатился бы ансамблем, грандиозный масштаб которого был бы равен масштабности городских ансамблей Карла Росси, появившихся только через два десятилетия после выдающегося произведения Андрея Воронихина.

Согласно последней воле полководца, сердце его было захоронено в Силезии, в трех километрах от Бунцлау на кладбище Тиллендорф, а тело перевезено в Россию и погребено в Казанском соборе.

Отечественная война 1812 года резко изменила судьбу Казанского собора – одного из главных культовых сооружений Петербурга. Построенный для хранения чудотворной иконы Казанской Божией Матери, он превратился в хранилище священных реликвий победоносной войны. Сюда свозили военные трофеи, в том числе армейские знамена и полковые штандарты наполеоновских войск, ключи завоеванных городов, маршальские жезлы. Уже в ходе войны собор, выстроенный русскими зодчими, русскими рабочими и только из русских материалов, воспринимался как памятник воинской славы и доблести. Многократно усилилось его мемориальное значение в 1813 году, когда было решено похоронить под сводами собора национального героя, победителя Наполеона и освободителя России Михаила Илларионовича Кутузова.

Кутузов скончался 16 апреля 1813 года на одной из военных дорог в Силезии. Тело полководца набальзамировали и перевезли в Петербург, а часть останков, извлеченных при бальзамировании, запаяли в цинковый гробик и захоронили в трех километрах от Бунцлау на кладбище Тиллендорф. Впоследствии на этом месте был установлен памятник. Вероятно, тогда и родилась легенда, жизнь которой вот уже более полутора столетий поддерживается довольно солидными источниками.

Так, например, в 1913 году Военно-историческое общество Москвы рассматривало вопрос о возвращении сердца Кутузова на родину. А спустя много лет один из польских журналов вполне серьезно познакомил своих читателей с последними словами полководца, который, объясняя свое желание разделить собственные останки между двумя странами, будто бы сказал: «Дабы видели солдаты – сыны Родины, что сердцем он остался с ними». Легенда стала восприниматься как подлинный факт и попала даже на страницы Большой советской энциклопедии (БСЭ. Т. 24. М., 1953).

Вид на Казанский собор со стороны канала Грибоедова

Между тем еще в 1933 году специальная комиссия произвела вскрытие могилы Кутузова в Казанском соборе. Был составлен акт за подписями директора Музея истории религии и атеизма, ученого секретаря В.Л. Бакланова, заведующего фондами музея и представителя ОГПУ. В акте сказано, что «вскрыт склеп, в котором захоронен М.И. Кутузов… слева в головах обнаружена серебряная банка, в которой находится набальзамированное сердце».

Исаакиевский собор

 
Се памятник двух царств.
Обоим столь приличный.
Основа его мраморна,
А верх его кирпичный.
 
 
Се памятник двух царств,
Обоим им приличен:
На мраморном низу
Воздвигнут верх кирпичный.
 
 
Двух царствований памятник приличный,
Низ мраморный, а верх кирпичный.
 

Императрица Екатерина II умерла, так и не дожив до завершения строительства мраморного Исаакиевского собора. Он был возведен только наполовину. Ее сын Павел, придя к власти, приказал оставшийся мрамор передать для нужд Михайловского замка, а строительство Исаакиевского собора завершить в кирпиче. По этому поводу флотский офицер Акимов написал эпиграмму, которая мгновенно распространилась в Петер бурге. Вскоре автор четверостишия был изобличен и жестоко наказан. Ему урезали язык, вырвали ноздри и сослали в Сибирь.

Петр I родился в день Исаакия Далматского, византийского монаха, причисленного к лику святых, и в честь святого, своего покровителя, в 1710 году велел выстроить деревянную Исаакиевскую церковь. Она находилась рядом с Адмиралтейством. Собственно, это была не церковь, а «чертежный амбар», в восточной части которого водрузили алтарь, а над крышей возвели колокольню. В 1717 году на берегу Невы, западнее Адмиралтейства, начали возводить каменную Исаакиевскую церковь. Но грунт под сооружением стал оседать, и церковь пришлось спешно разобрать.

В 1768 году Екатерина II, считавшая себя политической наследницей Петра I, начала возведение очередного Исаакиевского собора по проекту Антонио Ринальди. Собор строили на новом месте, на значительном удалении от берега Невы. Он облицовывался олонецкими мраморами, яркий, праздничный и богатый вид которых, по мнению современников, достаточно точно характеризовал «золотой век» Екатерины. Но строительство затянулось и к 1796 году – году смерти императрицы – едва дошло до половины.

Сменивший Екатерину II на троне Павел I приказал придворному архитектору В.Ф. Бренне передать мрамор, предназначенный для Исаакиевского собора, на строительство Михайловского замка, а собор достроить в кирпиче. Нелепый, пугающий вид кирпичной кладки на мраморном основании породил смелые ассоциации, дерзкие сравнения и опасные аналогии. Возможно, эпиграмма Акимова родилась из городского фольклора: она только сформулировала то, о чем говорили в Петербурге. Не менее вероятно и то, что придуманная Акимовым эпиграмма сама стала явлением городского фольклора.

Как бы то ни было, различные историки по-разному относятся к подлинности авторства Акимова. Г. Бутиков и Г. Хвостова, правда, без ссылки на источники, сообщают об этом как о факте документальном, в доказательство чего приводят скудные сведения из биографии Акимова и эпиграмму, в достоверности текста которой, похоже, не сомневаются. Однако только мне известны четыре текста (один см. ниже), и, вне всякого сомнения, имели хождение иные варианты. Уже сам факт отсутствия одного канонического текста говорит в пользу его фольклорного происхождения. Например, Столпянский считает все, связанное с эпиграммой, легендой, а имя Акимова вообще не упоминает, и все же можно допустить, что первую эпиграмму все-таки сочинил несчастный флотский офицер Акимов, дорого заплативший за свое остроумие.

 
Сей храм – трех царств изображенье:
Гранит, кирпич и разрушенье.
 

Собор строился так долго, как ни один храм в Петербурге. С ним было связано столько политических событий, что он становился как бы действующим лицом в биографии города. Естественно, что о нем спорили, по его поводу злословили, сочиняли эпиграммы. И эпиграммы, посвященные Исаакиевскому собору, были всегда политически тенденциозны. Ни одному архитектурному сооружению Петербурга в этом смысле так не повезло, как Исаакиевскому собору. Острая политическая тенденциозность чеканных строк и этой эпиграммы превращают каждую страницу истории храма в символический знак, безошибочно узнаваемый современниками.

«Золотой век» Екатерины II с его идеями просвещения и сравнительно сносной политической устойчивостью… Недолгий, удручающе регламентированный век Павла I, одним из символов которого стала однообразно тяжелая кирпичная кладка воинских казарм… И, наконец, «дней Александровых прекрасное начало», многообещающее, но тем не менее пугающее своей неизвестностью и начавшееся все-таки с разрушения собора. Пусть во имя возведения нового, но… разрушения. Острый глаз современника это обнаружил и констатировал.

Исаакиевский собор

Так несколько поколений петербуржцев называли строительную площадку, многие годы существовавшую вокруг Исаакиевского собора.

Первый камень в фундамент ринальдиевского собора был заложен в 1768 году, а освящение монферрановского состоялось в 1858-м. Три поколения петербуржцев были свидетелями небывалой стройки. Многие из них ушли из жизни, так и не подозревая, что первый собор не достроят в мраморе, а второй вообще разберут до основания и на его месте начнут сорокалетнюю эпопею по возведению третьего.

Кирпичная кладка, появившаяся в царствование Павла I, действительно не соответствовала парадной застройке центральной части Петербурга. В 1809 году Александр I объявил конкурс на проектирование нового Исаакиевского кафедрального собора, торжественная закладка которого произошла 26 июня 1818 года. Проект создал молодой французский архитектор Огюст Монферран, за два года до этого приехавший в Россию. В 1820 году он опубликовал альбом чертежей собора, в которых допустил ряд грубых ошибок и технических просчетов. Это вызвало резкую критику проекта со стороны ведущих петербургских архитекторов. Был создан специальный комитет по рассмотрению претензий к «императорскому архитектору». Комитет признал проект Монферрана неудачным и по распоряжению Александра I в полном составе принял участие в его исправлении. Строительство приостановилось и возобновилось только через пять лет.

Учитывая особенности петербургской почвы, в основание фундамента забили 10 762 сваи. Только через три года началась изумившая и восхитившая современников установка колонн, каждая из которых весом 114 тонн и высотой 17 метров поднималась и занимала свое место при помощи специальных кабестанов (рычагов) всего за 45 минут. Довольно оригинальной особенностью строительства стала установка колонных портиков при полном отсутствии стен собора. Затем возвели стены, увенчанные купольным барабаном из 24 колонн, поддерживающих сам купол. Один только процесс золочения купола, колоколен и крестов продолжался восемь лет.

Во внутренней отделке собора принимали участие лучшие скульпторы и художники того времени. 103 росписи по штукатурке и 52 стенные картины выполнили К.П. Брюллов, Ф.А. Бруни, П.В. Басин и другие. 350 рельефов и статуй как внутри, так и снаружи созданы по моделям П.К. Клодта, И.П. Витали, Н.С. Пименова и других крупнейших мастеров XIX века.