Текст книги "Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!"

Аккордеон нелепо взмычал, ноты спускались вниз по гамме. Ривера осел на колени, потом упал. Аккордеон издал последний аккорд и смолк. В то же мгновение, когда был произведен выстрел, тенор-саксофонист сыграл одинокую пронзительную ноту и упал у табурета. Лорд Пастерн, явно ошарашенный, перевел взгляд с распростершегося Риверы на саксофониста, минуту помедлил потом выпустил еще три холостых. Пианист, тромбонист и, наконец, контрабасист каждый по очереди сыграли ноту по нисходящей, и каждый изобразил падение.

Еще на секунду повисла пауза. С весьма озадаченным видом лорд Пастерн вдруг отдал револьвер Морено, который прицелился в него и спустил курок. Затвор щелкнул, но выстрела не последовало. Морено разыграл отвращение и, пожав плечами, переломил револьвер и заглянул внутрь. Тот фонтанчиком выбросил гильзы. Почесав в затылке, Морено уронил револьвер в карман и деловито взмахнул дирижерской палочкой.

– Йипп-ии! – выкрикнул лорд Пастерн.

Оркестр пустился наяривать ураганный шум. Лорд Пастерн метнулся назад и бросился за барабаны. Свет прожектора сосредоточился на нем. Метроном, до сих пор неподвижный, внезапно качнул длинной стрелкой. «Тик-так» – звякал он. Калейдоскопический круговорот разноцветных лампочек мигал и вспыхивал по всей его поверхности и стойке. Лорд Пастерн что есть мочи налегал на барабаны.

– Черт! – выдохнул Эдвард. – При таком темпе он себя прикончит.

Морри Морено извлек откуда-то большой искусственный венок. Промокая глаза носовым платком, он опустился на колени возле Риверы, положил венок ему на грудь и пощупал сердце. Склонив голову, он лихорадочно шарил под венком, потом вдруг поднял взгляд и изумленно посмотрел на барабанную установку, где луч прожектора высветил лорда Пастерна, с экстатической яростью колотящего инструменты. Его соло длилось минуты полторы. За это время подошли четверо официантов с носилками. Морено возбужденно заговорил с ними. Риверу унесли, пока саксофоны издавали гротескные траурные рыдания, а лорд Пастерн, ударив в большой барабан и тут же ослабив натяжение, выдал серию приглушенных стонов.

Метроном звякнул и остановился, загорелся свет, публика щедро аплодировала. Трясущийся, с побелевшими губами Морри указал на лорда Пастерна, который присоединился к нему, блестя потом, в поклоне. Морри сказал что-то неслышное ему и пианисту и вышел, лорд Пастерн двинулся следом. Пианист, контрабасист и три саксофониста заиграли танцевальную мелодию.

– Старый добрый Джордж! – воскликнула Фелиситэ. – На мой взгляд, он был великолепен! Маман, милая, что скажешь? Нед, разве он не рай?

Эдвард ей улыбнулся.

– Он всех поразил, – сказал он и добавил: – Кузина Си, вы не против, если мы с Лайл потанцуем? Ты ведь потанцуешь со мной Лайл, правда?

Карлайл положила руку ему на плечо, и они сделали несколько па, удаляясь от стола. Мимо них скользнул метрдотель и на мгновение задержался возле мужчины за соседним столиком. Мужчина встал, уронил пенсне и с озабоченным лицом прошел мимо Карлайл и Эдварда, направляясь в фойе.

Они танцевали в молчании, уютном и дружеском.

– Как по-твоему, что дальше? – спросил наконец Эдвард. – Он, кажется, уже все перепробовал?

– А на мой взгляд, он был ужасно трогательным и жалким.

– Квинтэссенция глупости. Лайл, у меня не было шанса поговорить с тобой о той истории дома. Наверное, мне не следовало бить малого, учитывая, что творится с Фэ, но правда, это уж было слишком. Мне очень жаль, если я устроил ненужную сцену, но, должен сказать, получил от нее удовольствие. – Когда она промолчала, он добавил: – Ты очень сердишься? Лайл, ты, случайно, не…

– Нет. Совсем нет. Ладно, признаюсь, что сама получила удовлетворение. – Его рука сжала ее. – Я, – добавила она, – стояла на пороге пещеры и охорашивалась.

– Заметила его ухо? Не как капуста деформировано, но явно распухло, и струйка крови. А потом эта невероятная скотина еще имел наглость пялиться на тебя поверх своей гармошки.

– Это все для вида. Чтобы позлить Фэ.

– Я не вполне уверен.

– Если так, то большого успеха он не имел.

– Что ты хочешь этим сказать? – резко спросил Эдвард.

– Она на тебя смотрела, дорогуша.

– Ты хочешь сказать, что Фэ… – Он замер и вдруг покраснел. – Лайл, – начал он, – по поводу Фэ… Случилось нечто очень странное. Это поразительно и… ну… чертовски неловко. Я не могу объяснить, но мне хочется думать, что ты поняла.

Карлайл подняла на него глаза.

– Ты не слишком внятно изъясняешься.

– Лайл, милая… Лайл, понимаешь…

Они обошли в танце сцену. Карлайл сказала:

– Вон стоит наш официант и наблюдает за нами. Кажется, он старается поймать твой взгляд.

– К чертям его.

– Да, старается. Вот он идет.

– Наверное, какая-то проклятая газета меня выследила. Да, вам нужен я?

Официант тронул Эдварда за локоть.

– Прошу прощения, сэр. Срочный звонок.

– Спасибо. Пойдем со мной, Лайл. Где телефон?

Помешкав, официант глянул на Карлайл и сказал:

– Если мадам простит, сэр… – Его голос упал до шепота.

– Господи милосердный! – вырвалось у Эдварда. Он взял Карлайл за локоть. – Какие-то проблемы. Кузен Джордж просит, чтобы я пришел к нему. Я отведу тебя за столик, Карлайл.

– Господи помилуй, что он теперь затеял?

– Вернусь, как только смогу. Извинись за меня.

Когда он уходил, Карлайл изумленно заметила, что он очень бледен.

В фойе, которое было почти безлюдно, Эдвард остановил официанта.

– Насколько все скверно? Он сильно поранился?

Тот поднес стиснутые руки к лицу.

– Говорят, он мертв, – сказал официант.

III

Морри Морено сидел теперь за столиком во внутреннем офисе, где до того играл в покер. Проходя через внешнюю комнату, Эдвард слышал шарканье и увещевания, а открыв дверь, увидел потасовку. Сидевшего на корточках Морри поднимали на ноги и тащили через комнату. Он вдруг повис и не сопротивлялся. Сейчас его мягкие руки царапали поверхность столика. Он был растерзан и задыхался, из глаз у него текли слезы, рот раззявился. Позади него стоял Дэвид Хэн и хлопал его по плечу.

– Не надо было тебе этого делать, старина, – сказал он. – Честное слово. Не надо было тебе этого делать.

– Отвяжитесь, – шепнул Морри.

Цезарь Бонн, стискивая руки обычным жестом расстройства, смотрел за спину Эдварду, в главный офис. Там за столом сидел мужчина в пенсне и говорил в телефон, но слов было не разобрать.

– Как это случилось? – спросил Эдвард.

– Сам посмотри, – отозвался лорд Пастерн.

Эдвард пересек комнату.

– Его нельзя трогать. – Цезарь Бонн запнулся. – Прошу прощения, сэр. Извините, но доктор Оллингтон сразу сказал, его нельзя трогать.

– Я не собираюсь его трогать.

Он наклонился. Ривера лежал на полу. Его длинное тело аккуратно вытянулось вдоль дальней стены. У ног лежал комичный венок, а чуть дальше аккордеон. Глаза Риверы пусто смотрели перед собой. Нижняя губа отвисла, открывая зубы. Смокинг на нем был распахнут, а перед мягкой рубашки забрызган красным. Из середины красного пятна на груди нелепо выпирал короткий черный предмет.

– Что это? Похоже на стрелку для дартса.

– Дверь закройте, – сердито зашептал Бонн. Хэн метнулся к двери между комнатами и ее захлопнул. Но Эдвард успел расслышать, как мужчина говорит в телефон:

– В офисе. Конечно, я вас дождусь.

– Это нас прикончит. Мы разорены, – сказал Бонн.

– Все просто сочтут это расследованием после рабочего дня, вот и все, – постарался утешить его Хэн. – Если не будем терять голову.

– Все выплывет. Повторяю, мы разорены.

– Послушайте, мальчики. – Голос Морри вырвался слабым фальцетом. – Послушай, Цезарь. Я не знал, что дело такое скверное. Я не видел. Я не был уверен. Меня ведь тут нельзя винить, правда? Я шепнул мальчикам словцо, мол, что-то стряслось. Ничего бы не изменилось, если бы я поступил иначе, верно, Дейв? У них ведь против меня ничего нет, правда?

– Успокойся, старина.

– Вы поступили правильно, – решительно подтвердил Бонн. – Поступи вы иначе… ну и сцена! Какое фиаско! И безо всякой цели. Нет-нет, вы поступили правильно.

– Да, но, Цезарь, это ужасно… То, как мы продолжили как ни в чем не бывало. Марш «Похороны селедки» и так далее. Я знал, что это дурное предзнаменование. Я так и сказал, когда он заявил, что хочет второй вариант. Все «Мальчики» так говорили! Это ваша была гениальная идея, – он ткнул дрожащим пальцем в лорда Пастерна. – Вы такого нам желали. Видите, до чего это нас довело. Надо же было додуматься – марш «Похороны селедки».

Его губы скривились, он засмеялся, хватая ртом воздух и стуча кулаками по столу.

– Заткнитесь, – раздраженно бросил лорд Пастерн. – Вы дурак.

Дверь открылась, и вошел мужчина в пенсне.

– Из-за чего такой шум? – спросил он и остановился возле Морри. – Если не можете взять себя в руки, мистер Морено, нам придется принять решительные, серьезные меры, чтобы вас заставить. – Он посмотрел на Бонна. – Ему не помешало бы бренди. Можете разыскать таблетку аспирина?

Хэн вышел. Морри рыдал и лопотал что-то невнятное.

– Полиция, – сказал врач, – скоро будет. От меня, конечно, потребуют сделать заявление. – Он посмотрел на Эдварда в упор. – Кто это?

– Я за ним послал, – сказал лорд Пастерн. – Он с моими гостями. Мой кузен, Нед Мэнкс… Доктор Оллингтон.

– Понимаю.

– Я подумал, хорошо бы Нед был рядом, – мечтательно добавил лорд Пастерн.

Доктор Оллингтон снова повернулся к Морри и пощупал ему пульс, потом вдруг глянул на него проницательно:

– А состояние-то у вас неважнецкое, мой друг.

– Я не виноват. Не смотрите на меня так. Боже, меня нельзя считать в ответе.

– Я ничего такого и не предполагал. Бренди вам помогает? Ага, вот оно.

Бренди принес Хэн.

– Вот аспирин, – сказал он. – Сколько? – Он вытряхнул две таблетки. Выхватив у него пузырек, Морри вытряхнул на стол полдюжины. Вмешался доктор Оллингтон и дал ему три. Морри запил их бренди, отер лицо носовым платком и, широко зевнув, передернулся.

Во внешнем офисе раздались голоса. Бонн и Хэн подступили к Морри. Лорд Пастерн расставил пошире ноги и размял плечи. Поза была Эдварду знакома. Обычно она предвещала неприятности. Доктор Оллингтон нацепил пенсне. Морри слабо заскулил.

В дверь постучали. Она открылась, вошел коренастый седеющий мужчина. Одет он был в темное пальто, невыносимо опрятное, жесткое и немодное, а в руке держал котелок. Глаза у него были смышленые и блестящие, и на людей, которых встречал впервые, он смотрел дольше и пристальнее, чем обычно принято. Его цепкий незаинтересованный взгляд по очереди остановился на каждом из мужчин в комнате и на теле Риверы, от которого все отступили. От группки отделился доктор Оллингтон.

– Тут проблемы? – спросил новопришедший. – Вы доктор Оллингтон, сэр? Мои ребята снаружи. Я инспектор Фокс.

Он подошел к телу. Врач последовал за ним, и они постояли бок о бок, внимательно глядя на него. Хмыкнув, Фокс повернулся к остальным.

– А эти джентльмены?

Цезарь Бонн метнулся к нему и быстро затараторил.

– Только фамилии, пожалуйста, – сказал Фокс и достал блокнот. Он записал имена и фамилии, его взгляд задержался на Морри дольше, чем на остальных названных. Полулежа на стуле, Морри рассматривал Фокса. Его смокинг со стальными пуговицами съехал на сторону. Карман оттопырился.

– Прошу прощения, сэр, – обратился к нему Фокс, – вам нехорошо? – Он буквально навис над Морри.

– Я застрелен насмерть, – заскулил Морри.

– Будет вам, если вы только позволите… – Он сделал опрятный и ловкий, незаметный жест и распрямился с револьвером в большой руке в перчатке.

Морри уставился на револьвер, потом дрожащей рукой указал на лорда Пастерна.

– Это не моя пушка, – залопотал он. – Только не подумайте, что она моя. Она его светлости. Он выстрелил в бедного старину Карлоса, и бедный старина Карлос повалился, а не должен был. Так ведь, мальчики? Так ведь, Цезарь? Боже, неужели никто не вступится за меня и не скажет инспектору? Его светлость дал мне эту пушку.

– Не беспокойтесь, – утешил Фокс. – Мы сейчас об этом поговорим. – Он опустил револьвер себе в карман. Его острый взгляд снова прошелся по группке мужчин. – Благодарю вас, джентльмены, – сказал он, открывая дверь. – Нам придется побеспокоить вас еще немного, доктор, но остальных я попрошу подождать вон там, если вы не против.

Все вышли в главный офис. Там уже ждали четверо мужчин. По кивку Фокса трое из них исчезли во внутренней комнате. При себе у них были черные саквояжи и штатив.

– Это доктор Кертис, доктор Оллингтон, – представил врачей Фокс и неспешно расстегнул пальто, а котелок положил на стол. – Не соблаговолят ли оба джентльмена взглянуть? Когда закончите, мы сделаем фотографии, Томпсон.

Один из мужчин стал устанавливать фотокамеру на штатив. Врачи повели себя как пара комиков в шоу: подтянули штанины, опустились на правое колено и оперлись правым локтем о левое колено.

– Я тут ужинал, – пояснил Оллингтон. – Он был уже мертв, когда меня позвали, что произошло примерно через три-пять минут после того, как вот это, – он тронул указательным пальцем пятно на рубашке Риверы, – случилось. Когда я пришел сюда, его уже положили тут у стены. Я произвел поверхностный осмотр и позвонил в Ярд.

– Никто не пытался извлечь орудие убийства? – спросил Кертис и добавил: – Довольно странное, если уж на то пошло.

– Похоже, один из них – лорд Пастерн, кажется – заявил, что его нельзя трогать. Что-то насчет выплеска крови вслед за извлечением… Остальные почти сразу поняли, что он мертв. Как на ваш взгляд, тут налицо глубокое проникновение в правый желудочек? Кстати, я ничего не трогал. Не могу понять, что это.

– Сейчас посмотрим, – сказал доктор Кертис. – Ваш выход, Фокс.

– Ваш выход, Томпсон, – эхом откликнулся Фокс.

Они отошли. Их тени на мгновение появились на стене, когда моргнула вспышка Томпсона. Насвистывая себе под нос, он двигал камеру, мигал вспышкой и щелкал.

– Готово, мистер Фокс, – сказал он наконец.

– Ваша очередь, Дэбс, – распорядился Фокс. – А вы, Бейли, выжмите что возможно из орудия убийства.

Специалист по снятию отпечатков пальцев, темный худощавый мужчина, присел у тела.

– Я хочу получить заявление, что, собственно, произошло. Сможете нам тут пособить, доктор Оллингтон? Что в точности имело место? Насколько я понял, орудие убийства было пущено в ход во время представления.

Опрятно свернув пальто, он пристроил его на спинку стула. Теперь сел, раздвинув колени, поправил очки, раскрыл на столе блокнот.

– Не сочтите за труд, доктор, – сказал он. – Своими словами, как у нас говорится.

Доктор Оллингтон вставил на место монокль, вид у него стал извиняющийся.

– Боюсь, от меня будет не много толку, – начал он. – Честно говоря, меня больше интересовала моя гостья, чем представление. И кстати, мне бы хотелось извиниться перед ней как можно скорее. Она, наверное, недоумевает, куда я, черт побери, подевался.

– Если хотите написать записку, сэр, мы передадим ее с одним из официантов.

– Что? Ах ладно, – раздражительно отозвался доктор Оллингтон.

Записка была вынесена Томпсоном. Через открытую дверь они мельком увидели удрученную группку в главном офисе. Голос лорда Пастерна, выхваченный на середине фразы, произносил визгливо:

– Совершенно неверный подход. Как всегда, все запутывают… – И был оборван закрывшейся дверью.

– Итак, доктор? – безмятежно сказал Фокс.

– О боже, они устроили какое-то идиотское шоу с зонтами и сомбреро. Я разговаривал с моей дамой и не обращал особого внимания, только отметил для себя, что представление довольно скверное, а старый Пастерн выставляет себя идиотом. Вот этот тип, – он с отвращением посмотрел на труп, – вышел из дальнего конца ресторана, по пути извлекая жуткий вой из своей концертины, или как это еще называется, потом раздался громкий хлопок. Тип упал, дирижер уронил на него венок, потом его вынесли. Минуты через три послали за мной.

– Я только запишу ваши слова, если вы не против, – сказал Фокс. Подняв брови и дыша ртом, он писал неспешно. – Вот так, – умиротворенно протянул он. – На каком, по вашему мнению, доктор, расстоянии был от покойного его светлость, когда произвел выстрел?

– Довольно близко. Точно не скажу. В пяти – семи футах. Я правда не могу сказать точнее.

– Вы заметили, сэр, как вел себя покойный сразу после того, как раздался хлопок? Я хочу сказать, вам не показалось, что что-то тут не так?

Доктор Оллингтон нетерпеливо смотрел на дверь.

– Показалось! – повторил он. – Мне ничего вообще не показалось. Я поднял глаза, когда револьвер выстрелил. Думаю, мне пришло в голову, что он очень уж ловко упал. Он вообще выглядел жутковато. Весь этот бриолин и блеск зубов…

– Вы бы сказали… – начал Фокс, но доктор Оллингтон его оборвал:

– Я бы вообще ничего не сказал, инспектор. Я высказал вам мое мнение на тот момент, когда я осматривал беднягу. Строить догадки было бы непрофессионально и глупо. Я просто не смотрел, а потому не помню. Вам лучше поискать кого-то, кто наблюдал за ними и помнит.

Подняв голову, Фокс смотрел теперь за плечо доктора Оллингтона на дверь. Его рука неподвижно застыла над блокнотом. Челюсть у него отвисла. Доктор Оллингтон круто повернулся и очутился лицом к лицу с очень высоким темноволосым мужчиной в вечернем костюме.

– Я наблюдал, – произнес этот человек, – и кажется, я помню. Давайте я попытаюсь, инспектор?

IV

– Боже ты мой! – охнул Фокс, вставая. – Ну спасибо вам, доктор Оллингтон. Велю прислать вам завтра отпечатанное заявление. Не будете ли так добры прочитать его и подписать, если там все верно? И еще, вы нам понадобитесь на дознании.

– Хорошо. Спасибо, – сказал доктор Оллингтон, направляясь к двери, которую открыл новопришедший. – Спасибо, – повторил он. – Надеюсь, у вас получится лучше, чем у меня, а?

– Боюсь, это крайне маловероятно, – отозвался тот вежливо и закрыл за ним дверь. – На вашей улице праздник, Фокс, – сказал он, направляясь к телу.

– Добрый вечер, сэр, – приветствовал его дактилоскопист Бейли и с улыбкой уступил ему место у трупа.

– Будет мне позволено спросить, сэр, – не отступил Фокс, – вы-то как тут очутились?

– Разве я не могу сводить в ресторан собственную жену? Никаких больше пирогов и лимонада! Во всяком случае, для тебя, бедняга, – сказал он, наклоняясь над Риверой. – Вижу, вы еще не вынули эту штуку, Фокс.

– Ее фотографировали и снимали отпечатки. Теперь можно извлекать.

Фокс стал на колени, его рука, обернутая носовым платком, сомкнулась на предмете, выступающем из груди Риверы. Он подергал, попробовал повернуть…

– Крепко засела, – пояснил Фокс.

– Позвольте мне взглянуть?

Фокс отстранился. Аллейн опустился на колени рядом с ним.

– Что же это такое? – сказал он. – Не обычная стрелка для дартса. На верхушке у нее нитка. Ее от чего-то отвинтили. Черная. Взята в серебро. Черное дерево, надо полагать. Либо темная бронза. Что же это, черт побери? Попробуйте еще, Фокс.

Фокс попробовал снова и повернул с рывком. Под влажным чмоканьем рана чуть приоткрылась. Он мерно тянул. С рывком и слабым, но жутким звуком орудие убийства вышло из раны. Положив его на пол, Фокс развернул платок. Бейли прищелкнул языком.

– Вы только посмотрите, – сказал Фокс. – Господи боже, ну и заковыристая штуковина! Это часть рукояти зонтика, которую превратили то ли в стрелку, то ли в арбалетный болт.

– Черно-белый зонт, – сказал его коллега. Фокс быстро поднял глаза, но промолчал. – Вот тут, видите? Застежка. Она не давала стрелке выйти из раны. Изысканная штучка, почти музейная. В застежке крошечные драгоценные камни. И посмотрите.

Он указал длинным пальцем. С одного конца выступала сталь, дюйма на два, широкая у основания и резко сужающаяся к концу.

– Похоже на шило или стилет. Вероятно, изначально оно было утоплено в короткую ручку. Его загнали с одного конца в рукоять зонта и каким-то образом закрепили. Скорее всего пластилином. Или замазкой. Рукоять зонта с этой стороны, как видите, была полой. Вероятно, на нее накручивалась более длинная часть, за ней ручка или еще что, а затем все прикручивалось к другому концу. – Достав блокнот, он быстро набросал рисунок, который показал Фоксу. – Вот так. Престранный получается зонт. Я бы предположил, что французский. Помню, видел такие в ложе в Лонгшампе[22]22
  Парижский ипподром.


[Закрыть], когда был мальчиком. Центральная спица, на которую все крепится, была такая тонкая, что приходилось вставлять отдельную секцию, чтобы закрепить застежку. Это как раз такая секция. Но к чему, скажите на милость, использовать кусок зонта как кинжал?

– Сделайте еще пару снимков, Томпсон. – Фокс деревянно поднялся и после долгой паузы сказал: – Где вы сидели, мистер Аллейн?

– Рядом с гостями Пастерна. В нескольких ярдах от сцены.

– Ну и повезло же, – только и сказал мистер Фокс.

– Не будьте так уверены, – возразил старший инспектор Аллейн. Сев к столу, он закурил. – Но без сомнения, положение щекотливое, Братец Лис[23]23
  Фокс (англ. Fox) – лис; имеется в виду Братец Лис, персонаж «Сказок дядюшки Римуса».


[Закрыть]. Я не должен вмешиваться в ваше расследование, сами понимаете.

Фокс издал короткий саркастический звук.

– Разумеется, теперь главный вы, сэр.

– Но хотя бы я могу сделать заявление. Мне лучше с самого начала предостеречь, что по большей части я наблюдал за экстраординарным стариканом Пастерном. Ну и странная же он личность!

– Полагаю, – флегматично сказал Фокс, – вы сейчас скажете, сэр, что были его фэгом[24]24
  Младший ученик в мужской частной привилегированной школе, который оказывает услуги старшему ученику (будит по утрам, чистит обувь и т. д.).


[Закрыть] в Итоне.

Аллейн улыбнулся этой попытке его поддеть.

– Тогда я, наверное, провел бы остаток жизни в приюте для умалишенных. Нет, я собирался сказать, что, наблюдая за ним, не обращал внимания на остальных. Например, я заметил, что он действительно целился из какого-то револьвера в этого человека и, когда стрелял, был от него не более чем в семи футах.

– Вот это уже больше похоже на дело. – Фокс снова открыл свой блокнот. – Если вы не против, мистер Аллейн? – сурово добавил он.

– Злорадствуете, да? – усмехнулся Аллейн. – Что ж, «Мальчики» выступили с чертовски глупым номером, крутили зонтики от дождя и от солнца, как стайка престарелых хористок, и я заметил, что один, очень вычурная французская штучка из черных с белым кружев, доставляет массу неприятностей – саксофонисту приходилось запускать в него руку по локоть, чтобы он не закрылся.

– Вот как? – Фокс поднял глаза на Томпсона. – Вам следует разыскать зонт.

Томпсон вышел. Подошел с инжектором Бейли и склонился над орудием убийства.

– Наверное, мне следует подробнее описать последний номер, – сказал Аллейн и исполнил обещанное. Его голос звучал неторопливо и размеренно. Вернулся с черно-белым зонтом Томпсон.

– Это точно он, сэр, – сказал он. – Одной секции палки не хватает. Посмотрите сюда. И никакой застежки, которая не давала бы закрыться.

Он положил зонт возле стрелки.

– Неплохо, – одобрил Фокс. – Теперь сделайте снимки.

Еще трижды сфотографировав орудие убийства, Томпсон завернул его в платок и убрал в саквояж Фокса.

– Упакую в защитную пленку, когда закончим, мистер Фокс, – пообещал он, и по кивку Фокса Томпсон и Бейли удалились со своим снаряжением.

– …когда был произведен выстрел, – говорил Аллейн, – он развернулся лицом к лорду Пастерну, к залу стоял вполоборота и спиной к дирижеру. Он выгнулся назад под гротескным углом, инструмент поднят. Он находился прямо под стрелкой метронома, которая не двигалась. После хлопка он развернулся еще больше и чуток выпрямился. Аккордеон, если так называется его инструмент, издал несколько нот по нисходящей и адски замычал. Колени у покойного подкосились, он упал на них, сел на пятки, а потом повалился, но развернулся и рухнул на спину, инструмент прикрывал его от зрителей. В то же время один из музыкантов сделал вид, что в него попала пуля. Я не мог ясно видеть Риверу, потому что луч прожектора перешел на старого Пастерна, который после секундного замешательства расстрелял остальные патроны. Еще трое «Мальчиков» из оркестра комично зашатались, словно он в них попал. Что-то показалось тут не так. У всех был такой вид, будто они точно не знают, что дальше. Однако лорд Пастерн отдал револьвер Морено, а тот прицелился в него и спустил курок. Последний патрон был отстрелян, поэтому раздался только щелчок. С гадливым лицом Морено переломил револьвер, убрал его в карман и сделал красноречивый жест, мол, «С меня довольно, продолжайте», а тогда лорд Пастерн с жаром набросился на барабаны и поднял адский шум. Выглядел он экстраординарно: глаза остекленели, потел, улыбался кривенько и подергивался над барабанами. В пожилом пэре Англии такое не может не напугать, впрочем, он, разумеется, сумасшедший как Мартовский заяц. Мы с Трой пришли в снобистский ужас. Вот тут со сполохами мигающих лампочек включился метроном. Раньше стрелка указывала прямо на Риверу. Официант бросил венок дирижеру, который стал на колени возле Риверы и плюхнул ему на грудь венок. Он пощупал ему сердце, посмотрел на Риверу пристально и, нагнувшись над телом, начал шарить под венком. Затем он повернулся вроде как удивленно к старому Пастерну. Потом сказал что-то типам с носилками. Когда Риверу уносили, венок скрывал его лицо, а аккордеон лежал поперек груди и живота. Морено поговорил с пианистом, потом с лордом Пастерном, и те пошли за ним, когда закончили свой адский грохот. Я почуял неладное, когда увидел, как официант заговаривает с Оллингтоном, а потом уводит одного малого из гостей леди Пастерн. Я долго препирался с самим собой, проиграл спор и пришел сюда. Вот и все. Вы револьвер осмотрели?

– Забрал его у Морено. Он у меня в кармане. – Надев перчатку, Фокс достал револьвер и положил его на стол. – Марка неизвестна, – сказал он.

– Вероятно, использовался для стрельбы по мишеням, – пробормотал Аллейн. Рядом он положил стрелку. – А ведь она подходит, Фокс. Вы заметили?

– Мы не слишком продвинулись.

– Конечно, нет.

– Я не вполне понимаю, какую линию взять вон с ними, – Фокс дернул головой в сторону ресторана.

– Надо записать фамилии и адреса. Это могут сделать официанты. Им и так многое известно про завсегдатаев. Пусть объясняют, мол, это новый полицейский протокол на ночных шоу. Тут нам повезло, братец Фокс, что публика поверит в любую чушь, если ей скажут, что ее сама полиция придумала. Гостей Пастерна лучше задержать.

– Я это устрою, – сказал Фокс.

Он вышел, открыв на мгновение сборище во внешнем офисе.

– …торчать тут целую ночь, – протестовал голос лорда Пастерна, но был внезапно оборван.

Опустившись на колени возле трупа, Аллейн стал его обыскивать. Полы смокинга уже были откинуты, и нагрудный карман вывернут. В пространство между телом и смокингом выскользнули четыре письма и золотой портсигар. Портсигар был полон наполовину и украшен внутри гравировкой: «От Фелиситэ». Он проверил другие карманы. Нефритовый мундштук. Два носовых платка. Бумажник, в нем – три банкноты по одному фунту. Он выложил эти предметы рядком и перешел к аккордеону. Это был большой, со множеством декоративных накладок инструмент. Аллейн вспомнил, как аккордеон засверкал, когда Ривера передвинул его повыше на грудь, а инструмент издал последнюю какофонию перед тем, как упал музыкант. Когда Аллейн его поднял, инструмент издал металлический вой. Поспешно положив его на стол, он снова стал рассматривать тело.

– Все улажено, – сообщил вернувшийся Фокс.

– Хорошо.

Аллейн выпрямился.

– По виду так просто поразительный тип. Создавалось ощущение, что видел бесчисленное множество голливудских фильмов с оркестрантами, которые так и ели оператора глазами среди экзотических декораций. Как по-вашему, можно его накрыть? Администрация найдет где-нибудь чистую скатерть.

– Труповозка уже должна была приехать, мистер Аллейн, – ответил Фокс и осмотрел немногие предметы на полу. – Премного вам обязан, сэр, – сказал он. – Нашли что-нибудь стоящее?

– Письма написаны по-испански. Почтовые марки. Разумеется, у него нужно взять отпечатки.

– Я позвонил в Ярд, мистер Аллейн. Вам привет от окружного судьи. Тот сказал, что будет рад, если вы возглавите расследование.

– Чудовищная и вопиющая ложь, – мягко возразил Аллейн. – Окружной судья в Голдминге.

– Он вернулся, сэр, и так уж вышло, оказался на месте. Чистейшее совпадение.

– Вам дорога в ад, Фокс. Проклятие, в кои-то веки повел в ресторан жену.

– Я взял на себя смелость послать миссис Аллейн записку. Официант принес ответ.

Развернув сложенный листок, Аллейн увидел смешной рисунок, на котором молодая леди сладко спала в большой кровати. Над ней, обведенные в рамочку, Аллейн и Фокс ползали на четвереньках, через огромные лупы рассматривая гнездо, из которого высовывалась подмигивающая голова ребенка.

– Боюсь, она очень легкомысленная женщина, бедняжка, – пробормотал Аллейн и с улыбкой показал рисунок Фоксу. – Хорошо же, – решительно добавил он, – взглянем еще раз на револьвер и пойдем снимать показания.