Текст книги "Маэстро, вы убийца!"

Глава 6
Кое-что о Соне

– И это все? – спросил Аллейн после тягостного и гнетущего молчания.

– Да, – как ни в чем не бывало откликнулся Седрик Малмсли и закурил сигарету. – Просто мне пришло в голову, что надо это упомянуть.

– Спасибо, вы поступили совершенно правильно. Может быть, он сказал что-нибудь еще, хоть как-то связанное с этой историей?

– Нет, вряд ли. Правда, он вскользь обронил, что Соня хотела выйти за него замуж. А потом переключился на Сиклифф.

– Вот сплетники! – возмутилась вдруг Кэтти Босток.

– Я бы этого не сказал, – ухмыльнулся Малмсли. – Сиклифф обожает, когда про нее судачат. Не так ли, мой ангел? Ты ведь обожаешь кружить мужчинам головы?

– Малмсли, я требую: ведите себя прилично! – угрожающе сказал Пилгрим.

– О Господи! С чего это вы взбрыкнули? Я думал – вам должно быть приятно, что мы так высоко ценим ее прелести.

– Хватит, Малмсли, – негромко приказала Трой. Аллейн спросил:

– В котором часу вы в пятницу покинули студию, мистер Малмсли?

– В пять вечера. Я то и дело поглядывал на часы, потому что хотел успеть принять ванну и переодеться, прежде чем сесть на шестичасовой автобус.

– А Гарсия еще работал, когда вы уходили?

– Да. По его словам, он собирался упаковать свою глиняную модель для отправки в Лондон на следующее утро.

– А при вас он еще не начал ее упаковывать?

– Он просил меня помочь ему принести оцинкованный ящик из чулана. Сказал, что он вполне сгодится.

– Разумеется, – мрачно подтвердила Трой. – Этот ящик обошелся мне в пятнадцать шиллингов.

– Как Гарсия собирался ее упаковать? – полюбопытствовал Аллейн. – Ведь перевозка глиняной модели – дело непростое.

– Глиняные скульптуры обычно плотно закутывают влажными тряпками, – пояснила Трой.

– А вес? Как их потом поднимать?

– О, этот малый продумал все до мелочей, – сказал Малмсли, бесцеремонно зевая. – Мы установили ящик на подоконник открытой стороной в студию – вплотную с постаментом, на котором Гарсия работал. Его модель стояла на платформе с колесиками, так что Гарсии оставалось только закатить ее в ящик, а потом набить его тряпками.

– А как он хотел погрузить этот ящик в фургон?

– О Боже! – поморщился Малмсли. – Зачем вам сдалась вся эта нудятина?

– Чтобы побыстрее перейти к более захватывающим событиям, – объяснил Аллейн.

Трой, не сдержавшись, нервно хохотнула.

– Итак, мистер Малмсли? – спросил Аллейн.

– Гарсия сказал, что заказанный им грузовичок должен подъехать задним ходом прямо к окну, а перетащить ящик с подоконника уже не сложно.

– Он не сказал, с кем договорился по поводу грузовика?

– Гарсия спросил меня, кто может ему помочь, – вмешалась Трой. – А я сказала, что Берриджи все уладят.

Констебль, дежуривший около двери, многозначительно кашлянул.

– Да? – вскинул брови Аллейн, поворачиваясь к нему. – Вы хотели что-нибудь сказать?

– Суперинтендант спросил у Берриджей, сэр, приезжали ли они сюда, а они в один голос это отрицают.

– Ясно. Спасибо. Еще один вопрос, мистер Малмсли: не говорил ли Гарсия, на какое время он договорился насчет погрузки?

– На следующее утро – в субботу.

– Понятно. А про мисс Соню Глюк, ее позу или дальнейшие планы мистера Гарсии речи больше не было?

– Нет.

– Он не сказал вам, куда именно собирался доставить свою глиняную модель?

– Нет. Сказал только, что арендовал какой-то заброшенный склад в Лондоне.

– Мне он поведал, что сперва хочет недельку поколесить по стране и порисовать и только потом приступить к работе, – сказала Вальма Сиклифф.

– Да, и мне тоже, – живо подтвердил Фрэнсис Ормерин, бросив беспокойный взгляд на Аллейна. – Он сказал, что хочет сделать несколько пейзажей, а потом взяться за крупную работу.

– Так он еще и рисует? – поинтересовался Аллейн.

– О да, – кивнула Трой. – Его конек – скульптура, но живописец и гравер он тоже превосходный.

– Да, это верно, – подтвердила Кэтти Босток. – У него весьма своеобразная техника.

– А вот я нахожу его манеру скучной и невыразительной, – подал голос Малмсли. – Разве не так?

– Я с вами абсолютно не согласен, – категорически заявил Ормерин.

– О Господи! – всплеснул руками Бейсил Пилгрим. – Мы зачем здесь собрались – диспуты вести?

– Известно ли кому-нибудь, – решительно вмешался Аллейн, – кто сдал Гарсии этот склад, где он находится, когда Гарсия собирался туда переехать? Может быть, кто-то знает маршрут его путешествия?

Молчание.

– Можно подумать, что Гарсия – самый скрытный молодой человек во всей Англии, – со вздохом произнесла Трой.

– В самом деле, – согласился Аллейн.

– Что ж, я по меньшей мере знаю одно, – добавила Трой. – Фамилию человека, который заказал Гарсии скульптуру «Комедия и Трагедия». Фамилия эта – Чарльстон. По-моему, он член совета директоров театра «Нью-Палас» в Вестминстере. Это может вам хоть как-то помочь?

– Вполне возможно.

– Вы думаете, что Соню убил Гарсия? – пробурчал себе под нос Малмсли. – Бьюсь об заклад, что нет.

– Теперь выясним следующее, – сказал Аллейн, словно не замечая реплики Малмсли. – Я хочу установить, в каком порядке вы уходили из студии в пятницу днем. Насколько я понимаю, мисс Трой вместе с мисс Босток ушли из студии сразу после того, как натурщица приняла свою обычную позу. Все с этим согласны?

Возражений не последовало.

– Кто был следующим?

– К-кажется, я, – запинаясь, произнесла Филлида Ли. – И заодно я хотела сообщить вам, как Гарсия однажды сказал Соне такое…

– Большое спасибо, мисс Ли. Позже мы непременно к этому вернемся. Сейчас же речь идет о том, в какой очередности все вы покидали студию в пятницу днем. Значит, вы вышли следом за мисс Трой и мисс Босток?

– Да, – с недовольным видом кивнула мисс Ли.

– Хорошо. Вы в этом абсолютно уверены, мисс Ли?

– Да. Уверена хотя бы потому, что была совершенно измучена. Когда я работаю, я выкладываюсь до конца. Порой даже дышать забываю.

– Должно быть, вам это причиняет массу неудобств, – с серьезным видом заметил Аллейн. – Может быть, тогда вы и вышли, чтобы подышать?

– Да. В том смысле, что я просто воспользовалась случаем, чтобы сбежать оттуда. Я просто сложила все свои кисти и улизнула. Мисс Трой и мисс Босток совсем чуть-чуть меня опередили.

– И вы направились прямиком к дому?

– Да. Кажется, да. Да, совершенно точно.

– Она не врет, – громко провозгласил Уотт Хэчетт. – Я это точно знаю, потому что сам чапал прямо за ней. И вас я видел, мэм, вот через это окно. Вон то окно, мистер Аллейн. Вы подошли к буфету и начали чего-то с аппетитом лопать.

– Я… Это я не помню, – дрогнувшим голосом произнесла заметно зардевшаяся мисс Ли. Взгляд, который она метнула на австралийца, едва ли можно было назвать нежным.

– Что ж, – произнес Аллейн. – Остаются мисс Сиклифф, господа Ормерин, Пилгрим, Малмсли, Гарсия и натурщица. Кто последовал за мистером Хэчеттом?

– Мы все – кроме Гарсии и Сони, – ответила Вальма Сиклифф. – Соня еще не оделась. Я прошла в чулан, чтобы помыть кисти под краном. Ормерин, Малмсли и Бейсил тут же зашли следом за мной.

Она выговаривала все слова с едва уловимой запинкой, последнее слово фразы произнося уже на вдохе. Все, что делала эта молодая особа, решил Аллейн, носило отпечаток тщательно завуалированного расчета. Сейчас, например, ей почти удалось создать у всех впечатление, что мужчины следовали за ней по пятам, куда бы она ни направлялась.

– Они мне мешали, – продолжила Вальма, – и я попросила их выйти. Потом, помыв кисти, я отправилась в дом.

– По-моему, Гарсия тоже заходил в чулан, – заметил Ормерин.

– О да, – как ни в чем не бывало согласилась Сиклифф. – Стоило вам выйти, он мигом туда прискакал. Чего еще ждать от Гарсии? Соня следила за ним через открытую дверь – вне себя от злости, как и следовало ожидать. – Сиклифф ненадолго приумолкла, словно наслаждаясь произведенным впечатлением. Затем посмотрела на Аллейна из-под полуопущенных ресниц. – Я пошла к дому вместе с тремя молодыми людьми.

– Совершенно верно, – кивнул Ормерин.

– А в студии остались Гарсия и натурщица? – спросил Аллейн.

– Наверное.

– Да, – твердо сказал Пилгрим.

Аллейн внимательно посмотрел на Вальму Сиклифф:

– Вы сказали, мисс Сиклифф, что натурщица была вне себя от злости. Почему?

– Да потому, что Гарсия начал приставать ко мне прямо в чулане. Ерунда. Он всегда так.

– Понимаю, – вежливо произнес Аллейн. – Теперь прошу внимания. Кто-нибудь из вас возвращался в студию до отъезда в Лондон?

– Да, я заходил туда, – признался Ормерин.

– В котором часу?

– Сразу после обеда. Я хотел еще раз взглянуть на свою работу. Откровенно говоря, она у меня не заладилась. Все шло как-то наперекосяк. Натурщица… – Он вдруг осекся.

– Что – натурщица?

– Она буквально ни секунды не могла пролежать в одной позе. Это был какой-то ужас! Настоящий кошмар! Мне кажется, она это делала нарочно.

– Ее уже нет в живых, – театрально вздохнула Филлида Ли. – Бедная Сонечка!

– Избавьте нас от всяких nil nisi[11]11
  От De mortius nil nisi bene – Об усопших ничего, кроме хорошего (лат.).


[Закрыть], Бога ради! – взмолился Малмсли.

– Все согласны, что натурщица вела себя неспокойно? – спросил Аллейн.

– Еще бы! – фыркнул Уотт Хэчетт. – Мегера, линковал мегера! Вбила себе в голову, что она пупиха, то есть – пупица Земли. Жуткая нахалюга – вечно подкалывала меня по поводу Асси.

– Асси! – простонал Малмсли. – Асси, Тасси, папуасси. Умоляю, пожалейте наши уши – не режьте их своим дурацким динго-динковым жаргоном!

– Слушайте, мистер Малмсли! Уж лучше мне говорить на своем родном австралийском наречии, чем гнусавить, будто у меня в носу чирей. Асси вполне меня устраивает. А вот появись вы на нашем пляже с этим полуизжеванным куском дерьма, торчащим из вашей косматой чавки, народ бы кинулся обзванивать все зоопарки, не сбежал ли кто оттуда.

– Хэчетт! – Окрик Трой прозвучал как удар хлыста. – Немедленно уймитесь!

– Буу зде, мисс Трой, – осклабился австралиец.

– У меня создается впечатление, – улыбнулся Аллейн, глядя на него, – что вы не совсем ладили с натурщицей. Это так?

– Кто – я? Динк… Еще бы! Мне, конечно, жаль, что беднягу замочили. Хотя у меня от нее в жо… одном месте свербило. Она все время так елозила, что я даже как-то раз спросил, не блохи ли у нее в заднице. Ох, и раскудахталась же эта лахудра!

Хэчетт оглушительно заржал, запрокинув голову. Малмсли вздрогнул и молитвенно закатил глаза.

– Благодарю вас, мистер Хэчетт, – жестко произнес Аллейн. – Следующий вопрос. Были ли у кого-либо из вас ссоры с натурщицей? Я имею в виду не только настоящие ссоры, но и перебранки, обиды – все, что угодно.

Он обвел глазами присутствующих. Все как-то странно притихли. В воздухе отчетливо ощущалось напряжение. Аллейн ждал. После почти минутного молчания первой заговорила Кэтти Босток:

– Что ж, говоря по правде, таких сцен было даже слишком много.

– Вы и сами их не избежали, Босток, – ухмыльнулся Малмсли.

– Да, это верно.

– А в чем было дело, мисс Босток? – поинтересовался Аллейн.

– Да все в том же. Она без конца дергалась и крутилась. Я работаю – вернее, работала – над крупной картиной. Хотела закончить ее, чтобы успеть к выставке. Она открылась как раз в прошлую пятницу. Соня должна была позировать для меня индивидуально – отдельно от всего класса. Но в нее словно бес вселился – то дергалась, то вообще вставала и уходила. Без конца ныла и жаловалась. Словом, довела меня до белого каления. Ясное дело – картину я так и не закончила. Запорола.

– Это, случайно, не картина с изображением гимнастки на трапеции?

Кэтти Босток насупилась.

– Терпеть не могу, когда разглядывают мои незавершенные работы, – процедила она.

– Прошу прощения; крайнее свинство с моей стороны, я согласен, – поспешно извинился Аллейн. – К сожалению, по роду службы приходится всюду совать свой нос.

– Наверное, да, – нехотя согласилась Босток. – Впрочем, – нервно засмеялась она, – после случившегося мне уже вряд ли суждено закончить эту работу.

– Да вы ведь, кажется, в любом случае не собирались ее заканчивать, – вмешалась Филлида Ли. – Я своими ушами слышала, как вы заявили Соне, что на дух ее не переносите и что она может катиться ко всем чертям.

– Какая чушь! – взвилась Кэтти Босток. – Вас ведь и близко не было, когда Соня позировала мне.

– А в четверг днем я случайно заглянула в студию. Я только сунула нос в дверь, но вы с Соней так жутко кричали друг на друга, что я поспешила убраться восвояси.

– Нечего было слоняться и подслушивать, – сказала Кэтти заметно охрипшим голосом. Ее широкое лицо стало почти пунцовым, брови сошлись в одну линию.

– А вот на меня повышать голос не следует, – заносчиво сказала Филлида Ли. – Я вовсе не подслушивала. Я просто открыла дверь и зашла. Вы меня не заметили из-за деревянной ширмы. К тому же вы так разбушевались, что не заметили бы и самого архангела Гавриила.

– Господи, прошу вас, ну соблюдайте же чувство меры, – попросила Трой. – И не преувеличивайте – ведь характер у бедной девочки был такой, что она всех нас выводила из себя. – Она кинула взгляд на Аллейна: – Откровенно говоря, она порой откалывала такие номера, что почти у любого из нас возникало желание отправить ее на тот свет.

– Это верно, мисс Трой, – согласилась Филлида Ли, продолжая с вызовом смотреть на Кэтти Босток. – Но ведь не каждая из нас в открытую заявляла об этом!

– О Боже…

– Кэтти! – предостерегающе подняла руку Трой. – Прошу тебя!

– Но ведь она намекает, что я…

– Нет, нет, – отмахнулся Ормерин. – Давайте соблюдать чувство меры, как предложила мисс Трой. Если бы люди убивали от обиды или с досады, то на Земле давно уже никого не осталось бы в живых. Тот же из нас, кто сделал это на самом деле…

– Я совершенно не понимаю, почему вы так уверены, что убийцу следует искать именно среди нас, – капризным тоном произнесла Вальма Сиклифф.

– Я тоже, – прогнусавил Малмсли. – Кто знает, может, у поварихи был зуб на Соню и она, воспользовавшись нашим отъездом, проникла в студию и…

– Это что – шутка? – презрительно фыркнул Хэчетт.

– На мой взгляд, совершенно очевидно, что полиция не считает случившееся шуткой, – громко произнес Ормерин. – Тем не менее этот вежливый господин, мистер Аллейн, сидит тихо, как мышка, и наблюдает, как мы выставляем себя на посмешище. Он не хуже нас понимает, что убийца Сони присутствовал в студии в тот день, когда мы затеяли эту возню с кинжалом. Это ежу понятно. Однако очевидного мотива у этого преступления нет, поэтому мистер Аллейн сидит и помалкивает в надежде, что кто-то из нас проговорится. Он молчит, а мы болтаем.

– Вы попали не в бровь, а в глаз, мистер Ормерин, – улыбнулся Аллейн. – После такого пылкого разоблачительного выступления мне уже ничего не остается, как признать свою вину.

– Ага, говорил же я вам! – торжествующе воскликнул Ормерин. – Так вот, что касается этого убийства, помяните мое слово – это было crime passionel[12]12
  Преступление на почве страсти (фр).


[Закрыть]. Девушка отличалась необычайной любвеобильностью.

– Любвеобильность – не тот порок, за который расплачиваются жизнью, – с легкой улыбкой заметил Аллейн.

– Девчонка ревновала, – сказал Ормерин. – Она просто с ума сходила от ревности и обиды. Всякий раз, когда Гарсия пялился на Сиклифф, она буквально на стенку лезла. А заявление Пилгрима о том, что он помолвлен с той же Сиклифф, вконец разбередило ее раны.

– Не говорите ерунду! – свирепо сверкая глазами, выкрикнул Пилгрим. – Вы хоть соображаете, что плетете, Ормерин?

– Разумеется. Малышка была охоча до мужчин.

– О Боже, – покачал головой Малмсли. – Наш французик вообразил, что он на Монмартре.

– Типичная шлюшка, – гоготнул Хэчетт.

– Да, и это бросалось в глаза, – кивнул Ормерин. – Когда же на горизонте появилась соперница – более troublante[13]13
  Волнующая (фр).


[Закрыть] женщина, Соня начала безумствовать. Из-за того, что Сиклифф…

– Прекратите чернить Вальму! – заорал Пилгрим.

– Бейсил, лапочка, ты просто прелесть, – проворковала Вальма Сиклифф. – Настоящий рыцарь. Но ведь она и вправду жутко ревновала ко мне. Мы все это знаем. Да и к тебе, мой зайчик, она весьма благоволила.

– По-моему, мы отвлеклись, – сказала Трой. – Если разговор продлится в том же русле, мы вскоре выясним, из-за чего Соня хотела убить Вальму, Пилгрима или Гарсию, – но ведь убили-то ее!

– Логично, – пробормотал Аллейн. Трой метнула на него подозрительный взгляд.

– Я правильно понял, что вы подозреваете одного из нас? – спросил Ормерин, пристально глядя на Аллейна.

– Или Гарсию, – добавила Кэтти Босток.

– Да, про нашего ловеласа тоже забывать не стоит, – согласилась Сиклифф.

– И еще – про слуг, – добавил Малмсли.

– Хорошо, – закивал Ормерин, по-прежнему не спуская глаз с Аллейна. – Сделаем поправку. Итак – вы подозреваете одного из нас, или Гарсию, или – если будет угодно – кого-либо из слуг. Так?

– Свои сработали, – многозначительно произнес Хэчетт, довольный, что выражается на понятном полицейским языке.

– Что ж, – произнес Аллейн, обращаясь к Ормерину. – Я бы, конечно, ответил на ваш вопрос, но пока мы еще слишком мало знаем. Что касается круга подозреваемых лиц, то моя подозрительность границ не имеет. А теперь я намерен перевести наше общение за круглым столом в более жесткое русло. – Он взглянул на Хэчетта: – Как давно вы работаете без поддона на мольберте?

У австралийца отвалилась челюсть.

– А? – ошарашенно переспросил он. – Что вы имеете в виду?

– Это очень просто. Когда на вашем мольберте в последний раз видели поддон, или нижнюю планку с желобом – не знаю, как это правильно называется.

– А – лоток! А разве его там нет?

– Нет.

– Ах да! Точно. Я снял его, чтобы забить кинжал между досками.

– Что? – взвизгнула Филлида Ли. – А, поняла!

– Вы, наверное, имели в виду тот день, когда вы все экспериментировали с кинжалом? – подсказал Аллейн.

– Что? Ах да, конечно.

– И с тех пор эта штуковина валялась на полу?

– Наверное. Стоп, минуту, я должен прикинуть. Щас репу почешу. Ню-ют – вовсе не валялась. Лоток был на месте – в пятницу после обеда я ставил на него баночку с разверителем.

– Он имеет в виду растворитель краски – терпентин, – подсказала Трой.

– После обеда? – уточнил Аллейн.

– Да, точно – вспомнил! Я завалился в студию после обеда позырить на ту хрено… картину, что намалевал. Вы как раз выходили из студии, Ормерин, динкум?

– Да. Я только посмотрел на свою работу, как мне стало дурно и я поспешил уйти.

– Угыы. Вот, значит, причапал я в студию и чешу репу – не поиграться ли чуток с мокрой краской. Сечете? Только, значит, я приладился и мазнул пару раз, как слышу – старина Ормерин взывает, что, мол, автобус через десять минут уже отвалит. Ну вот, всобачил я, значит, кисть в раззвери… в раствердитель и сделал ноги. Но баночка стояла на лотке как пить дать – это сущая динкуха.

– А сегодня утром лоток был на месте?

– У-у-у, точно! Не был. Да и вечером во вскрысиню – тоже.

– В воскресенье вечером? – встрепенулся Аллейн.

– Точно. Когда мы вернулись – сечете? Я почапал в студию сразу после чая.

– После чая? Мне казалось, вы вернулись из Лондона в… – Аллейн сверился со своими записями. – Да – в половине седьмого[14]14
  Англичане по традиции пьют чай в пять часов вечера.


[Закрыть].

– Совершенно дин… точно, мистер Аллейн. Мы закончили пить чай около половины девятого.

– Наш джентльмен имеет в виду ужин, инспектор, – пояснил Малмсли с презрительной гримасой. – У этих антиподов, похоже, принято пить чай на ночь.

– Слушайте, сходите в задницу, – предложил Хэчетт. – Я причапал в студию около половины девятого, инспектор. После ужина, если слушать придурков с чиреями, хотя на самом деле – после чая.

– И вы зашли в студию?

– Еще бы. Она была заперта, но ключ висел рядом на гвозде, так что я отомкнул дверь и зыркнул глазом на свою картину. Ух и здорово же она смотрелась при искусительном освещении, мисс Трой! Вы видели ее вечером, мисс Трой?

– Нет, – покачала головой Трой. – При искусственном – не видела. Не отвлекайтесь, пожалуйста.

– Буу зде, мисс Трой.

– Итак, – подвел итог Аллейн, – вы открыли дверь, зашли внутрь, включили свет и посмотрели на свою работу. А на подиум вы не обратили внимания?

– Э-э-э, обратил. Да, динкум. Я прикинул, что неплохо бы перерисовать драпьеровку, вот и обратил. Ткань была, как всегда, натянута. Будь у меня карандаш, я бы нарисовал…

– Спасибо, я представляю, – вежливо улыбнулся Аллейн. – Продолжайте, пожалуйста.

– Ладно. Словом, почесал я репу и решил, что надо бы изобразить так, как будто на драпьеровке лежит натурщица. Я сначала хотел даже сам заприлечь в нужную позу. Во, блин! – Хэчетт побледнел и содрогнулся. – Ведь тогда этот кенжик проткнул бы жабры мне, динкум? Вот черт! Слушайте, мистер Аллейн, неужели кенжик торчал там уже во вскрысиню вечером?

– Вполне возможно.

– Чтоб я сдох! – прошептал Хэчетт.

– Однако вы все-таки не легли в позу натурщицы, мистер Хэчетт. Что вас удержало?

– Ну, мисс Трой никому, типа, не позволяла лапать подиум в свою отсутствию, вот я и набоялся, что она мне, типа, репу оторвет, если я лапну.

– Это так? – спросил Аллейн у Трой, с трудом сдерживая улыбку.

– Конечно. У нас заведены такие правила. В противном случае драпировку давно измяли бы, а мел стерли.

– Точно, но послушайте, мисс Трой. И вы, мистер Аллейн. Я только что вспомнил.

– Что ж, говорите, – сказал Аллейн.

– Ух, вот это, наверное, важно, – возбужденно пробасил австралиец. – Вы слушайте и мотайте на нос.

– На ус, – поправила Трой.

– Ну да, на ус. Так вот, когда я причапал в студию в тот раз, ну – перед автобусом, в пятницу, драпьеровка была смята, как будто натурщица только что встала с нее!

– Вы уверены?

– Уверен. Готов пригаснуть.

– Присягнуть, – машинально поправил его Аллейн. Он обратился к французу: – А вы, мистер Ормерин, не обратили внимания на драпировку, когда заглянули в студию после обеда?

– Да, теперь я вспомнил, – взволнованно затараторил Ормерин. – Я посмотрел на свою работу, а потом по привычке перевел взгляд на подиум, словно натурщица была там. Я даже вздрогнул, как это случается, когда видишь не то, что ожидаешь. Тогда я посмотрел, как изобразил драпировку, и сравнил ее с натурой. Все было точь-в-точь так, как описал Хэчетт, – ткань была смята, словно Соня только что встала с помоста.

– Ага! – воскликнул Хэчетт. – Вы усекли, что это значит? Это значит, что…

– Воздержитесь от громких выводов, мистер Хэчетт, – попросил Аллейн. – Я согласен – вы сделали очень важное наблюдение. – Хэчетт примолк. Аллейн сверился со своими записями и продолжил: – Насколько я знаю, мисс Трой и мисс Босток отбыли в Лондон на машине. Как, впрочем, и мисс Сиклифф с мистером Пилгримом. Затем подошла очередь компании, уехавшей с трехчасовым автобусом. Мисс Ли, мистер Ормерин, мистер Хэчетт и натурщица. Похоже, – тщательно взвешивая каждое слово, произнес Аллейн, – что за несколько минут до отправления автобуса, на котором уехал мистер Хэчетт, драпировка была не смята. – Он замолчал и выжидательно посмотрел на Седрика Малмсли: – Чем вы занимались после отъезда остальных?

Малмсли не торопясь вынул сигарету и закурил.

– Ну, – сказал он наконец, – я прогулялся в студию.

– Когда?

– Сразу после обеда.

– Вы обратили внимание на драпировку?

– Да, пожалуй.

– Как она выглядела?

– Вполне нормально. Драпировка как драпировка.

– Мистер Малмсли, – серьезно произнес Аллейн. – Я бы посоветовал вам не паясничать. Я ведь убийство расследую. Драпировка была натянута?

– Да.

– Сколько времени вы оставались в студии?

– Я уже говорил вам. До пяти.

– Вы были вдвоем с мистером Гарсией?

– Да. Это я вам тоже говорил.

– Покидал ли кто-нибудь из вас студию до вашего ухода?

– Да.

– Кто?

– Гарсия.

– Зачем, не знаете?

– О Господи! По своим делам, наверное.

– Сколько времени он отсутствовал?

– Понятия не имею. Минут восемь – десять.

– Работая, он стоял лицом к окну?

– Да.

– Спиной к комнате?

– Естественно.

– Вы посмотрели на драпировку перед уходом?

– Вряд ли.

– Вы прикасались к драпировке, мистер Малмсли?

– Нет.

– Кто изувечил лицо девушки в зеленом, изображенной на картине мисс Трой?

Последовало напряженное молчание, которое нарушила сама Трой:

– Речь идет о портрете мисс Сиклифф. Это сделала сама Соня.

– Натурщица? – изумился Аллейн.

– Да. Я же говорила, что у каждого из нас быт повод убить ее. В моем случае поводом был именно этот поступок.