Текст книги "Смерть в баре"

Глава 6
Дознание

I

Коронером города Иллингтона был Джеймс Мордаунт, эсквайр и доктор медицины шестидесяти семи лет от роду. Необходимо отметить, что прожитые годы сказались на нем не лучшим образом, возможно, потому, что он страдал от хронического несварения. Вероятно, по той же самой причине он обладал мизантропическим складом характера и относился к людям с подозрением. А еще он имел обыкновение тяжело вздыхать и гипнотизировать посетителей мрачным взглядом. В молодости коронер специализировался в области бактериологии, и поговаривали, что он рассматривает человека как главным образом некий сосуд, содержащий питательную субстанцию для болезнетворных микроорганизмов. Это не говоря уже о том, что он одним своим видом вызывал у присутствующих не меньшую тоску и уныние, нежели выставленный в зале гроб с телом жертвы. Во время судебных заседаний на его нездорово-сером лице не отражалось никаких эмоций, так что можно было усомниться, слышит ли он хоть слово из показаний свидетелей. Как ни странно, он все видел и слышал, да и вообще считался человеком умным и весьма наблюдательным.

В утро дознания по делу Люка Уочмена – на третий день после смерти последнего – коронер с привычным выражением глубочайшего недоверия ко всему сущему принял присягу жюри и начал опрос свидетелей, проходивший в здании городского муниципалитета, так как смерть Уочмена нашла широкое отражение в лондонской прессе и вызвала приток многочисленной публики. Разумеется, на заседании присутствовал адвокат Уочмена, прикативший по такому случаю из Лондона. Рядом с ним расположились на скамье секретарь покойного и его младший партнер, а также приехавший из Лондона по железной дороге лечащий врач. Нечего и говорить, что первые ряды в зале были забиты представителями лондонской прессы.

Доктор Мордаунт устремил свой потухший мрачный взор на некоего пожилого субъекта, сидевшего в первом ряду, и напомнил собравшимся, в том числе присяжным, что перед сим высоким собранием поставлена задача выяснить, где, когда и при каких обстоятельствах покойный встретил смерть, а также установить, наступила ли она вследствие умышленного убийства, несчастного случая или вызвана естественными причинами.

Сказав это, он посмотрел на присяжных и осведомился:

– Желают ли члены жюри взглянуть на тело?

Члены жюри с минуту вполголоса совещались, после чего старшина присяжных, местный аукционист, поднялся с места и заявил, что при невыясненных обстоятельствах смерти присяжные просто обязаны осмотреть труп.

Коронер по обыкновению тяжело вздохнул и отдал соответствующий приказ судебному приставу, который вывел присяжных из зала. Через несколько минут члены жюри вернулись в зал и, судя по их опрокинутым бледным лицам, настроение у них после выполнения этой миссии отнюдь не улучшилось. Затем коронер привел свидетелей к присяге.

На авансцену вышел констебль Оутс и зачитал официальный рапорт, связанный с обнаружением тела. Потом коронер вызвал Себастьяна Пэриша, который как ближайший родственник опознал тело. Все, кто видел, как он сыграл в нашумевшем фильме сцену опознания в суде, сразу же вспомнили и этот эпизод, и эту картину. Честно говоря, Кьюбитт так и не смог определить, играл ли сейчас Пэриш или демонстрировал исключительно собственные эмоции, тем более тот как-то сказал, что вызвать бледность на лице не так уж трудно – главное, создать в своем воображении подходящую стрессовую ситуацию и поверить в нее. Поэтому Кьюбитт не мог не задаться вопросом, что в действительности думает его приятель об этом деле и так ли глубоко скорбит о безвременной кончине кузена, как ему, Кьюбитту, представляется. Тем временем Пэриш начал давать свидетельские показания и, хотя говорил, казалось, очень негромко, его слова разносились по всему залу, достигая самых отдаленных его уголков. Когда же описывал странные и ужасные обстоятельства смерти кузена, его голос зазвучал настолько проникновенно, что две или три леди преклонного возраста полезли в сумочки за носовыми платочками. Необходимо заметить, что в утро дознания Пэриш надел серый костюм, белую рубашку с черным галстуком – и как всегда выглядел великолепно. Это также подметили все присутствующие, и неудивительно, что в зале полыхнули несколько блицев фотокамер – Пэриша, разумеется, фотографировали.

Следующим на свидетельское место вызвали Кьюбитта, который подтвердил показания Пэриша.

Затем настала очередь мисс Дарры, которая, в отличие от предыдущих свидетелей, не испытывала, казалось, в присутствии коронера и жюри никакого дискомфорта и держалась вполне естественно, если не сказать раскованно. Похоже, вся эта процедура вызывала у нее самое неподдельное любопытство и живой интерес. Коронер спросил, не вспомнила ли она что-нибудь такое, о чем не упомянула при первом интервью, и не может ли как-то дополнить показания предыдущих свидетелей.

– Ничего нового я припомнить не могу, – заявила мисс Дарра, – а все, что знала и видела, сообщила доктору Шоу. Когда же констебль Оутс на следующее утро после инцидента вновь начал задавать мне вопросы, я слово в слово повторила ему все то, что рассказала ранее. Ко всему вышесказанному могу лишь добавить, что небольшая ранка от стрелки «дартс» на руке мистера Уочмена, на мой взгляд, не имеет ничего общего с этой смертью.

– Почему вы так думаете, мисс Дарра? – спросил коронер, предоставив таким образом некоторую свободу для выражения собственного мнения.

– А потому что это был всего лишь укол стрелки, которую к тому же достали из совершенно новой упаковки. И мне представляется, что столь ничтожная травма не могла причинить серьезный вред даже ребенку, не то что взрослому. Как говорил ранее мистер Пэриш, мистер Уочмен боялся вида собственной крови, и я наблюдала именно испуг и не более того. А вот потом ему стало плохо по-настоящему.

– Когда вы заметили изменения в его состоянии?

– Позже.

– После того, как он выпил бренди?

– Ему или сразу стало плохо после этого, или чуть позже.

– Он выпил бренди после того, как мистер Помрой обработал ранку йодом?

– Да, мне так показалось.

– А в остальном вы полностью согласны со словами предыдущих свидетелей?

– Полностью.

– Благодарю вас, мисс Дарра, вы свободны.

Потом на свидетельское место вышла Децима Мур. Выглядела она не лучшим образом, но рассказывала о произошедшем твердо и уверенно. Когда же девушка начала говорить об инциденте с бренди, коронер остановил ее. Интересно, что, прежде чем задать очередной вопрос, он всякий раз тяжело вздыхал, а иногда даже издавал едва слышный стон, словно процедура дознания приносила ему моральные страдания. Подобное иногда происходит со священниками на исповеди.

– Насколько я понял, мисс Мур, вы сказали, что покойный отхлебнул немного бренди?

– Да, – подтвердила Децима.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно.

– Очень хорошо. А что случилось потом?

– Он выбил стаканчик у меня из рук.

– Как вы думаете, он сделал это намеренно?

– Нет. Мне представляется, это вышло случайно.

– Стаканчик разбился?

– Да. – Децима сделала паузу. – По крайней мере…

– М-м-м… Продолжайте, прошу вас.

– Да, он разбился. Но я не помню точно, когда это произошло. То ли когда он упал на пол, то ли после того, как погас свет. Однако ясно слышала хруст разбитого стекла в темноте.

Коронер устремил взгляд в свои записи.

– Если не считать этого, мисс Мур, вы согласны с описанием событий, данных мистером Пэришем, мистером Кьюбиттом и мисс Даррой?

– Да.

– С каждым пунктом?

Децима побледнела еще больше, чем прежде, и произнесла:

– Все, что рассказали эти люди, полностью соответствует истине. Но мне кажется, что одну вещь они все-таки не заметили.

Коронер вздохнул.

– Вот как? И что же это было, мисс Мур?

– Это произошло после того, как я дала ему бренди. Он с шумом втянул в легкие воздух, а потом что-то сказал. Какое-то слово. Одно-единственное.

– Какое слово?

– «Отравлен», – проговорила Децима.

В затихшем зале по рядам пронесся шум. Люди вольно или невольно повторяли это слово на все лады, и со стороны могло показаться, что в помещении слышится многоголосое эхо.

Пока в зале вновь не установилась тишина, коронер что-то записывал в своем блокноте. Потом спросил:

– Вы уверены?

– Практически…

– «Практически»… – протянул коронер. – А что произошло потом?

– А потом он с силой стиснул зубы. И больше, насколько я помню, ничего не сказал.

– Скажите, вы точно знаете, что передали мистеру Уочмену именно его стаканчик?

– Точно. Он поставил его на стол перед тем, как отправился играть в дартс, а других стаканчиков на столе не было. Я взяла в баре бутылку с бренди и налила немного именно в этот стаканчик.

– Кто-нибудь прикасался к стаканчику мистера Уочмена до того, как вы налили в него бренди?

Децима ответила:

– Ничего подобного я не заметила.

– Ясно. Можете сказать что-нибудь еще? Нечто такое, что, на ваш взгляд, ускользнуло от внимания других свидетелей?

– К сожалению, ничего нового добавить не могу.

Дециме зачитали ее показания, после чего она подписала их. Ранее то же самое сделали Пэриш, Кьюбитт и мисс Дарра.

Давая присягу, Уилл Помрой с вызывающим видом поглядывал на разодетую публику, однако его показания практически ничем не отличались от рассказов других свидетелей и ни в малейшей степени не обогатили дознание.

Затем настала очередь мистера Леджа. Ему предложили занять место свидетеля и сообщить присяжным и коронеру все известные ему обстоятельства смерти Уочмена.

Следует отметить, что внешность и манеры Леджа заинтересовали публику. Тем более лившийся из больших окон свет падал прямо на него, и скрыть что-либо от глаз присутствующих не представлялось возможным. Кьюбитт тоже с нескрываемым любопытством разглядывал его выбеленные сединой волосы, грубые складки кожи на лице и мозоли на руках, задаваясь вопросом, сколько ему лет в действительности, из какой он семьи родом и почему Уочмен постоянно его задевал. Но как Кьюбитт ни старался, определить место этого человека на социальной лестнице ему так и не удалось. На заседание Ледж явился в хорошем костюме – несколько старомодном в плане покроя, но, несомненно, очень приличном. Разговаривал он как образованный человек, а вот двигался как простой рабочий. Интересно, что при виде коронера он чуть ли не вытянулся в струнку и держал руки по швам, словно у него существовала многолетняя укоренившаяся привычка приветствовать высокопоставленное официальное лицо по-военному. И еще одно: хотя у него по лицу растекалась нервическая бледность, а пальцы едва заметно подрагивали, он говорил и отвечал на вопросы очень уверенно. Свое сообщение закончил довольно быстро и в конце сказал, что считает показания прочих свидетелей полностью соответствующими истине. Выслушав его, коронер сложил на столе ладони и некоторое время с отвращением разглядывал их. Затем произнес:

– Расскажите о своих м-м-м… экспериментах со стрелками «дартс», мистер Ледж. Когда о них впервые зашла речь?

– Полагаю, в тот самый вечер, когда приехал мистер Уочмен. Кажется, я упомянул о некоторых трюках со стрелками, которые умею делать, и мистер Уочмен сказал, что все это, конечно, очень интересно, но он вряд ли решится когда-либо предложить в качестве мишени собственную руку. Правда, чуть позже дал понять, что вроде бы и не прочь поиграть в подобные рискованные игры, но только в том случае, если убедится в моей меткости. – Ледж облизал пересохшие губы и добавил: – В тот же вечер, но позже, я продемонстрировал публике свое искусство на другом человеке, и он сказал, что если я побью его в игре «Вокруг циферблата», то он, возможно, согласится подвергнуться аналогичному эксперименту.

– А что такое «Вокруг циферблата»? – осведомился коронер с выражением непередаваемой скуки на лице.

– Это игра в дартс, когда играющий должен попасть во все секторы мишени начиная с верхнего, делая броски по ходу часовой стрелки. Когда промахнешься, уступаешь место другому игроку, – и так продолжается до тех пор, пока не наберешь 50 очков.

– Вы все играли в эту игру?

Ледж, секунду поколебавшись, ответил:

– Да практически все. За исключением мисс Дарры. Игру начала мисс Мур. Когда она промахнулась, на ее место встал мистер Кьюбитт, а когда промахнулся он, настала моя очередь.

– И что же?

– Я ни разу не промахнулся.

– Хотите сказать, что выиграли партию с одного захода?

– Что-то вроде этого.

– А что произошло после?

– Мистер Уочмен сказал, что окончательно уверовал в мое мастерство и готов рискнуть собственной рукой.

– И вы сразу же согласились пойти ему навстречу?

– Ну что вы. Попытался перевести разговор на другую тему. Сказал, что как-нибудь в другой раз сделаю это.

– Тем не менее в прошлую пятницу вы эксперимент над его рукой все-таки провели, не так ли?

– Да, это правда.

– Может быть, расскажете подробнее, как все это было?

Ледж сжал пальцы в кулаки и некоторое время с отсутствующим видом разглядывал висевший на стене увеличенный фотопортрет мэра Иллингтона.

– При тех же примерно обстоятельствах, что и в первый раз. Я имею в виду, что все мы, как и тогда, находились в частном баре для гостей. И мистер Уочмен опять предложил сыграть в игру «Вокруг циферблата». Сказал, что если я побью его, то он готов приложить ладонь к мишени. Признаться, я выиграл у него без большого труда, и тогда он начал настаивать на том, чтобы я продемонстрировал свой трюк со стрелками на его руке.

– Скажите, вы испытывали в тот миг хоть какие-то сомнения?

– Честно говоря, нет. Я проделывал этот трюк сто раз и только однажды допустил промах. Тогда, правда, никакого ущерба своему партнеру не нанес. Слегка оцарапал ему острием стрелы средний палец, но ведь это ерунда, не так ли? Впрочем, я не преминул рассказать мистеру Уочмену об этом инциденте, но он ответил, что его это не пугает, и я решил показать ему наконец, на что способен. Тем более он сам об этом просил.

– Продолжайте, пожалуйста, мистер Ледж.

– Короче говоря, он приложил руку к мишени и раздвинул пальцы так, как я ему сказал. Кстати, между пальцами проглядывали секторы мишени. – Ледж перевел дух и заявил: – Если разобраться, так даже легче бросать, чем при игре «Вокруг циферблата». Потому что не в каждый сектор нужно попадать, а через один.

Ледж неожиданно замолчал. Коронер терпеливо ждал продолжения.

Поскольку Ледж продолжал хранить молчание, коронер решил его немного поторопить.

– Ну же, – напомнил он, уставившись на промокашку между страницами своего блокнота.

– Я осмотрел стрелки, которые оказались совершенно новыми, такими, как я просил, и начал метать их. Первая воткнулась в сектор слева от мизинца мистера Уочмена, вторая – в сектор между мизинцем и безымянным пальцем, а третья – между безымянным и средним.

– Выходит, только четвертая стрелка попала не туда, куда нужно?

– Точно так.

– И как вы можете это объяснить?

– Знаете, мне показалось, что он пошевелил пальцем. Честно говоря, я и сейчас так думаю.

Коронер зябко повел плечами.

– Разве вы можете утверждать это со всей уверенностью? Или вы хотите сказать, что в тот момент ваш взгляд был зафиксирован на его пальцах?

– Наоборот, на промежутке между ними, – подкорректировал коронера Ледж.

– Понятно… – протянул доктор Мордаунт и снова заглянул в свои записи. – В предыдущих показаниях упоминается, что в тот вечер вы все употребили внутрь определенное количество крепкого старого бренди. Скажите, мистер Ледж, сколько вы тогда выпили?

– Два наперстка.

– Что это, в вашем понимании? Какая доза? Мистер Уильям Помрой сказал, что в вашем распоряжении имелась непочатая бутылка «Курвуазье’87», которая была откупорена по требованию мистера Уочмена. Мистер Уильям Помрой также заявил, что содержимое этого сосуда было распределено между всеми присутствовавшими, кроме него, мисс Дарры и мисс Мур. Это означает, что на каждого из пьющих пришлось примерно по одной шестой части объема упомянутой бутылки. Так?

– Хм… так, наверное… Да, думаю, что так и было.

– Вы употребили свою порцию, прежде чем начали метать стрелки?

– Употребил.

– А до того вы еще какие-нибудь горячительные напитки пили?

– Пинту пива, – произнес Ледж с несчастным выражением лица.

– М-м-м… значит, пили. Очень хорошо. А теперь ответьте, откуда вы взяли стрелки «дартс», которые использовали в этом, скажем так, эксперименте?

– Как я уже говорил, это были совершенно новые стрелки. Мистер Помрой при всех распечатал коробочку. – Ледж снова сделал паузу и облизал губы. – И предложил мне их «обновить».

– Значит, вы получили стрелки от мистера Помроя?

– Да. Пока мы играли в «Вокруг циферблата», он расправлял на них перышки, а потом отдал мне для… хм… исполнения трюка.

– Кто-нибудь еще держал их в руках?

– Мистер Уилл Помрой и мистер Пэриш доставали их из коробки и рассматривали.

– Понятно… Теперь расскажите мне, мистер Ледж, что было дальше.

Следует заметить, что продолжение рассказа Леджа почти не отличалось от данных ранее показаний. Потом ему зачитали его показания вслух, и он расписался под ними. Некоторые обратили внимание на то, что он выводил свою фамилию внизу страницы слишком медленно. Когда все кончилось и Ледж, поставив подпись, удалился, коронер вызвал на свидетельское место Абеля Помроя.

II

Всем, кто его знал, старый Абель Помрой показался в это утро смущенным и нервным. Его привычная добродушная улыбка улетучилась без следа, и он посматривал на коронера такими печальными глазами, как будто узрел явившегося по его душу карающего ангела. Когда в своем повествовании Абель добрался до истории с бренди, доктор Мордаунт спросил, он ли откупоривал бутылку, на что Абель ответил утвердительно.

– Вы разливали из нее бренди по стаканчикам, мистер Помрой?

– Да, сэр.

– Можете ли вы сообщить нам, откуда вы доставали эти стаканчики и сколько жидкости входит в каждый из них?

– Разумеется, сэр. Стаканчики я доставал из ящика, расположенного под стойкой бара. Мистер Уочмен сказал, что мы прихлопнем бутылку в два приема, поэтому я сначала разлил по стаканам половину бутылки, и в результате у каждого пьющего оказалось бренди примерно на два пальца, сэр. Мы смаковали эту дозу, пока шла игра в «Вокруг циферблата», а потом я разлил по стаканам вторую половину бутылки. Сказать по правде, сэр, я только пригубил свою первую порцию, – с самым невинным видом произнес Абель, – поскольку крепкие напитки не люблю и предпочитаю пиво. Но в этот раз все-таки сделал глоток или два – исключительно ради того, чтобы не обижать мистера Уочмена. Ну так вот: когда первую дозу выпили или, как вы изволили выразиться, употребили, я налил всем по второй. Всем, за исключением моего сына, мисс Дарры и мисс Десси – мисс Мур, я хотел сказать. И хотя, по идее, бутылка должна была опустеть, на самом деле на дне еще кое-что плескалось. Иными словами, когда мы пошли по второму кругу, бренди я не доливал.

– И почему же, позвольте узнать?

Абель задумчиво потер подбородок и виновато посмотрел на прочих свидетелей.

– Как вам сказать, сэр? Мне показалось, что ребятам уже достаточно.

– Это происходило до эксперимента с рукой покойного, разумеется, – сообщил коронер членам жюри, после чего снова повернулся к Абелю. – Мы уяснили этот момент, мистер Помрой. Теперь скажите, сколько бренди находилось в каждом стаканчике, когда вы «налили всем по второй»?

– Пальца на полтора, насколько я помню, сэр.

– Вы лично разносили гостям бренди?

– Честно говоря, я уже не помню. Хотя постойте… Только сейчас пришло в голову, что первую порцию всем разнес мистер Уочмен. – Абель вопросительно посмотрел на Уилла, словно желая получить от того подтверждение, и Уилл согласно кивнул. Абель с облегчением перевел дух. – Точно, сэр. Именно так все и было.

– В ходе интервью вы не должны каким-либо образом передавать информацию посторонним, а также получать ее, мистер Помрой, – мрачно произнес доктор Мордаунт. – Ну-с, а кто разносил бренди, когда вы двинулись по второму кругу?

– Кажется, я разлил бренди по стаканчикам и оставил их на стойке бара, – произнес Абель с глубокомысленным выражением лица. – К тому времени гости здорово оживились и болтали напропалую, переходя с места на место. Полагаю, что любители крепких напитков сами подошли к стойке и взяли свои стаканчики. Мистер Уочмен, к примеру, отнес свой на столик, находившийся рядом с мишенью для игры в дартс.

– Как вы думаете, в это время люди, употребившие бренди, были трезвыми?

– Не сказать, чтобы трезвыми, сэр, но и очень пьяными их тоже не назовешь. Я бы назвал их поддатыми, сэр, если подобное слово уместно в столь высоком собрании. Разумеется, за исключением старого Джорджа Нарка, которого уже основательно развезло. Пожалуй, он был самым пьяным из всей компании. Пьян, как рыба. Так говорят в наших краях, сэр.

Два члена жюри рассмеялись в голос, а секундой позже к ним присоединились несколько человек из публики. Коронер одарил весельчаков тяжелым взглядом, в котором читались презрение и откровенная неприязнь, – и все смешки стихли словно по мановению волшебной палочки.

– А правду ли говорят, – продолжил опрос коронер, – что вы травили крыс в гараже своей гостиницы, мистер Помрой?

Старый Абель неожиданно побледнел и, запнувшись, произнес:

– Да. Было такое дело.

– И какой препарат вы для этого использовали?

– Какую-то отраву, что дали в аптеке.

– Ясно… Вы сами ее покупали?

– Нет, сэр. Мне ее привезли.

– Кто именно?

– Мистер Пэриш, сэр. Я, можно сказать, его упросил, и он оказался настолько добр, что согласился выполнить мою просьбу. Хочу заметить, сэр, что когда он вручил мне флакон, последний был запаян и оклеен различными аптечными ярлычками и бумажками.

– М-м-м… Понятно. Вы имеете хоть какое-то представление о природе данного вещества?

– Насколько я понял, сэр, это «прусская кислота». Гадость страшная. Обычно на ней всегда красуется этикетка с надписью «Яд». Иначе и не называют.

– Расскажите, пожалуйста, присяжным, как и когда вы использовали эту субстанцию.

Абель облизал губы и поведал собравшимся историю приобретения и применения упомянутого яда. В частности, сообщил о том, что травил крыс в четверг – как раз в тот самый вечер, когда в «Плюмаж» приехал Уочмен. Также Абель сказал, что использовал отраву с максимальной осторожностью: поместил в крысиную нору небольшой сосуд, куда и налил со всей возможной аккуратностью «прусскую кислоту», проследив за тем, чтобы на полу не осталось ни капли отравы, после чего заткнул отверстие тряпкой, а флакон закрыл герметичной крышкой. Затем он сообщил собранию, что старые кожаные перчатки, в которых работал, сжег в камине, а флакон с ядовитой субстанцией поставил в шкафчик, помещавшийся в каминном зальчике. Флакон стоял на отдельной полке с надписью «Отрава», хорошо заметной сквозь стеклянную дверцу.

– Мы слышали, что раствор йода вы также доставали из шкафчика, находившегося в каминном зале. Это тот самый шкафчик?

– Точно так, сэр, – быстро произнес Абель. – Но аптечка помещалась на другой полке, и, чтобы достать ее, нужно открыть другую дверцу.

– Вы доставали флакон с йодом?

– Да, сэр. Как я уже говорил, он лежал в коробке аптечки первой помощи. Кстати, я уже использовал йод в тот вечер, чтобы обработать порез от бритвы на подбородке Боба Леджа. Только это имело место еще до того, как началась буря.

– Благодарю за рассказ, мистер Помрой. – Жестом отпустив Абеля, коронер повернулся к судебному исполнителю и произнес: – Вызовите Бернарда Ноггинса, аптекаря города Иллингтона.

Мистер Бернард Ноггинс, пожилой мужчина, страдавший от сенной лихорадки и обладавший в этой связи розовым носиком и слезящимися глазками, являлся типичным представителем вышеупомянутого славного цеха и, судя по его испуганной физиономии, отчаянно боялся коронера.

Для начала его спросили, помнит ли он мистера Пэриша, заходившего в его заведение. Мистер Ноггинс ответил, что помнит.

– И что же мистер Пэриш у вас попросил? Крысиного яду?

– Да-да. Именно так все и было.

– А вы что ему продали?

– У меня, видите ли, кончился мышьяк, – с несчастным выражением лица начал мистер Ноггинс. – И я сказал, что раствор цианида, возможно, подойдет ему как нельзя лучше.

– Это в каком же смысле?

– В смысле эффективности, сэр. Я предложил ему водный раствор цианида, иначе говоря, кислоту Шееле.

– Вы продали мистеру Пэришу кислоту Шееле?

– Да. То есть нет. Я разбавил ее… вернее, изготовил более концентрированный препарат, добавив во флакон «прусскую кислоту». Пятидесятипроцентную, если мне не изменяет память.

Коронер уронил ручку и устремил столь грозный взгляд на мистера Ноггинса, что последний застрочил как пулемет:

– Я неоднократно предупреждал мистера Пэриша об опасности. Полагаю, он согласится с этим, поскольку заверил, что все отлично понимает, и лично расписался в регистрационной книге под описанием этого препарата. Так что все формальности были соблюдены, сэр. Кроме того, на флаконе имелась наклейка с инструкцией и надписью «Яд».

Коронер сказал:

– Почему вы увеличили концентрацию этой и без того страшно опасной смертельной отравы?

– Крысы, – развел руками мистер Ноггинс. – Мистер Пэриш покупал крысиный яд по просьбе мистера Помроя, у которого в гараже такие крысы, что, по его словам, их никакой мышьяк не берет. Поэтому мистер Пэриш предложил мне…

– Что конкретно он вам предложил, мистер Ноггинс?

– Продать ему что-нибудь «покрепче» – именно так он выразился, сэр, – чтобы препарат уж точно всех их поубивал. – Тут мистер Ноггинс позволил себе хихикнуть, но под тяжелым взглядом коронера вновь обрел испуганное выражение лица. Коронер же, подавив таким образом неуместную веселость в зародыше, предложил аптекарю вернуться на свое место и повернулся к присяжным.

– Полагаю, джентльмены, что мы, выслушав показания свидетелей, должны теперь сосредоточить внимание на словах медицинского эксперта. Прошу вас, доктор Шоу!

Доктор Шоу торопливо произнес слова присяги и, повинуясь распоряжению коронера, рассказал об обстоятельствах обнаружения покойного, после чего принялся во всех деталях описывать состояние тела в тот момент, когда впервые его увидел. От его рассказа коронер помрачнел больше прежнего и, казалось, совершенно отключился от происходящего, но эксперт, похоже, нисколько не сомневался в том, что Мордаунт отлично его слышит.

– Глаза широко раскрыты, зрачки расширены до предела, челюсти стиснуты с такой силой, словно их свело судорогой, – продолжал свое повествование доктор Шоу. Пэриш и Кьюбитт позеленели, словно страдали от морской болезни, а у мистера Леджа проступило на лице странное зачарованное выражение, и со стороны можно было подумать, что доктор его загипнотизировал. Уилл Помрой держал Дециму за руку, старый Абель разглядывал свои ботинки, мистер Нарк, так и не дождавшийся вызова, выглядел одновременно обиженно и глуповато, а сидевший в первом ряду высокий лысый человек с манерами военного, казалось, навострил уши. Это был суперинтендант Харпер из полиции города Иллингтона.

– Скажите, вы сделали вскрытие? – спросил коронер, когда доктор замолчал.

– Точно так.

– И что обнаружили?

– Обнаружил, что ткани и сосуды переполнены кровью, которая приобрела неестественно яркий оттенок. Однако в состоянии желудка никаких патологических изменений не заметил. Тем не менее я отправил его содержимое на анализ и только что получил результаты, которые, впрочем, тоже не выявили ничего интересного. Кроме того, я отправил на анализ и кровь покойного…

Тут доктор Шоу сделал паузу.

– М-м-м… И что же?

– В сданном на анализ образце крови найдены следы гидрогена цианида. Эти следы указывают на наличие в организме по меньшей мере полутора гран упомянутого вещества.

– А какова смертельная доза?

– Можно с уверенностью сказать, что достаточно грана или даже меньше.

– Вы отправили на анализ бутылку с остатками бренди и флакончик с йодом?

– Да.

– И каковы результаты, доктор Шоу?

– Негативные. Лаборанты не обнаружили даже ничтожного следа цианида в обоих этих сосудах.

– А что вы можете сказать о стрелке «дартс»?

– Только то, что ее также исследовали на предмет наличия цианида. – Доктор Шоу посмотрел на коронера в упор и медленно, чуть ли не по слогам произнес: – Фактически были проведены два теста. Первый дал отрицательный результат, второй – положительный. Иными словами, на стрелке все-таки найдены следы цианида, хотя и едва заметные.

III

Напоследок вызвали еще одного свидетеля – представителя фирмы-изготовителя стрелок «дартс», который показал, что в процессе производства означенный предмет не может ни при каких условиях даже случайно вступить в соприкосновение с гидрогеном цианида и что на всей фабрике этого вещества в каком-либо виде или растворе нет и никогда не было.

В заключение выступил коронер. Его сообщение, хотя и достаточно протяженное во времени, отличалось удивительной простотой и доходчивостью. Последнее указывало на отношение коронера к жюри, членов которого он, судя по всему, считал в своей основной массе набитыми дураками и даже, возможно, умственно отсталыми. При всем том твердое выражение его лица говорило, что, даже несмотря на это, он готов выполнить свой долг до конца.

Описав яркими красками обстоятельства смерти мистера Уочмена, коронер указал, что слово «отравлен», якобы произнесенное покойным, не должно довлеть над умами присяжных. Прежде всего потому, что свидетельница, похоже, сама не до конца уверена, было ли это слово произнесено, значит, оно не будет рассматриваться как улика или свидетельство ни в одном британском суде. Но даже если покойный действительно его произнес, оно опять же ценности для суда представлять не будет, поскольку покойный не мог в тот момент знать наверняка, что резкое ухудшение его самочувствия вызвано ядом. Таким образом, присяжным нужно сосредоточить внимание на результатах вскрытия и анализов, которые, являясь объективной информацией, указывают на наличие цианида в крови. При этом следует учитывать, что флакон с сильным раствором цианида все-таки на месте происшествия находился. Это с одной стороны. А с другой – необходимо иметь в виду, что, согласно показаниям свидетелей, цианид был использован с осторожностью, а также тщательно закупорен и хранился в настенном шкафу отдельно от других препаратов. Следует также помнить, что использование подобных опасных веществ в домашних условиях может быть чревато фатальными случайностями, а также взять на заметку тот факт, что мистер Уочмен обладал идиосинкразией, или повышенной чувствительностью к данному веществу. Не стоит также зацикливаться на том обстоятельстве, что цианид в желудке покойного не обнаружен, поскольку это не исключает возможности попадания яда в ротовую полость. Хочется еще раз сказать, что присяжным следует сосредоточить внимание прежде всего на результатах научной экспертизы, согласно которым цианид не обнаружен ни в бутылке с остатками бренди, ни во флакончике с йодом. И хотя следы цианида не обнаружены также на фрагментах разбитого стаканчика для бренди, необходимо иметь в виду, что фрагменты эти крошечные, а потому и сам анализ не может считаться полноценным и исчерпывающим. С другой стороны, слабые следы цианида обнаружены на заостренной части стрелки «дартс», пусть и со второй попытки. Принимая это во внимание, важно учитывать, что стрелка, хотя и новая, успела побывать в руках трех людей, прежде чем мистер Ледж ею воспользовался. И еще: даже если вы примете вердикт о смерти мистера Уочмена в результате отравления цианидом, помните, что он может быть опротестован, если нам не удастся выяснить, каким образом яд проник в организм покойного.