Текст книги "Живые и мертвые"

– Добрый вечер, – поприветствовала она своих коллег, которые как раз натягивали комбинезоны и выгружали оборудование, необходимое для работы на месте преступления.

– Привет, Пия. – Кристиан Крёгер выпрыгнул из автобуса.

– Что здесь случилось? – поинтересовалась она.

– Застрелена женщина, – ответил Крёгер.

– Ее внучка стояла рядом. Дочь тоже в доме. Они обе в шоке. Им оказывают медицинскую и психологическую помощь.

Случай казался непростым. Совсем непростым.

– Кто жертва?

– Маргарет Рудольф, шестьдесят четыре года. Муж – врач. – Крёгер натянул на голову капюшон. – Только что приехал судмедэксперт. Двое наших еще в доме, а я хочу поработать на улице, пока снег и какие-нибудь любопытные соседи не уничтожили следы.

Он взял два металлических чемодана.

– Почему на улице? – спросила удивленно Пия. – Я поняла, что убийство произошло в доме.

– Женщина находилась на кухне, – ответил Крёгер. – А преступник выстрелил снаружи через окно. Выстрел в голову из оружия крупного калибра. На мой взгляд, очень похоже на то, что здесь поработал наш убийца. Извини, нам надо спешить.

Пия кивнула и глубоко вздохнула. Значит, никакой семейной драмы. И хотя это было бы ужасно, альтернатива выглядела куда хуже. Через кружащиеся снежные хлопья она смотрел на старую виллу. Что ее там ожидало? Зачем, черт подери, она ответила на звонок? Она могла бы сейчас уютно сидеть на диване и смотреть фильм, а вместо этого проклятое чувство долга пригнало ее сюда. Наконец она преодолела себя, пересекла улицу и по мощеной дорожке направилась к входной двери, которая была лишь притворена.

– Куда? – спросила она одного из полицейских, стоявших в холле.

– Прямо и направо, на кухню, – ответил он. – Дочь жертвы со своей дочерью в доме. Мужа убитой, профессора Дитера Рудольфа, пока нет, и, насколько я знаю, он еще не в курсе случившегося. Это для информации, чтобы вы могли сориентироваться.

– Спасибо, – ответила Пия. Это были совершенно разные вещи – работать на месте преступления в каком-то неизвестном месте или в присутствии шокированных родственников. Она была рада, что антикризисная служба с психологом и душепопечителем [7]7
  Т.е. тот, кто оказывает психологическую помощь религиозного характера, но не обязательно священник.


[Закрыть] уже здесь.

– Добрый вечер, – сказала Пия, входя на кухню.

– Здравствуйте, фрау Кирххоф. – Фредерик Леммер поднял глаза и кивнул ей.

– Смерть наступила примерно час назад, – сказал судмедэксперт. – Выстрел в голову с правой стороны. Она в этот момент повернулась налево. Пуля вышла практически на той же высоте и пробила кухонный шкаф. По-моему, тот же калибр, что и вчера.

Женщина лежала на спине. На ней был кухонный фартук в бело-голубую полоску, надетый поверх коричневого пуловера и тонкой вязаной кофты. Черты лица убитой едва можно было распознать, настолько разрушительным было действие пули. Брызги крови и мозгового вещества попали на кухонную мебель и даже на потолок. Пия в своей повседневной работе в качестве детектива по раскрытию убийств, а также на многочисленных семинарах и практических занятиях научилась в подобных случаях заставлять голову работать, а сердце отключаться, но при виде пакета с мукой в левой руке убитой она почувствовала, как к горлу подступил комок. Она обвела взглядом помещение. На столешнице под окном лежали сахар и масло, яйца, шоколадная крошка и кокосовая стружка, миска, миксер и металлические формочки для печенья в виде рождественской елки, животных и звездочек.

– Она как раз собиралась делать печенье, – констатировала Пия глухим голосом. В ней вспыхнул гнев. Насколько хладнокровным должен быть человек, решившийся на такое перед самым Рождеством и в присутствии ребенка.

Где-то в доме зазвонил телефон, но трубку никто не брал.

– Вы здесь уже закончили? – обратилась Пия к своим коллегам из отдела криминалистической техники.

– С трупом – да, – подтвердил один из сотрудников.

– Вы тоже, доктор Леммер?

– Да. – Судмедэксперт закрыл свой чемодан и встал.

– Тогда труп надо немедленно увезти, – распорядилась Пия. – И, пожалуйста, срочно вызовите службу очистки места преступления. Для семьи уже и так достаточно стресса.

– Хорошо, – кивнул один из коллег. – Я скажу агенту на улице.

Пия осталась на кухне одна. Она стала рассматривать разбитое стекло в одном из прямоугольников деревянного оконного переплета, через которое в помещение врывался холодный воздух. Смерть наступила в долю секунды. Маргарет Рудольф ничего не почувствовала – ни страха смерти, ни боли. В один миг ее жизнь стала прошлым. Но ребенок все это видел.

Пия посмотрела на часы. Половина девятого. Где же Боденштайн?

Ей надо было поговорить с ребенком и его матерью, хотя она с большим удовольствием уклонилась бы от этого. Но оттягивать этот разговор больше не было смысла.

В коридоре послышались громкие голоса. Пия вышла из кухни и увидела худощавого седовласого мужчину в темном пальто, которому двое полицейских преградили путь.

– Немедленно дайте мне пройти! Это мой дом! – возмущенно протестовал мужчина. – Что здесь происходит?

Пия подошла к нему, и оба полицейских отошли в сторону.

– Господин Рудольф?

– Да. А вы кто? Что случилось? Где моя жена?

Сотрудники бюро ритуальных услуг внесли в дом цинковый гроб для транспортировки трупа и почтительно остановились.

– Я главный комиссар уголовной полиции Пия Кирххоф, – ответила Пия. – Мы можем переговорить с глазу на глаз?..

– Сначала я хотел бы знать, что здесь произошло? – прервал ее профессор. В его глазах за линзами очков в золотой оправе появился страх. – На улице машина моей дочери. Где она?

В дверном проеме гостиной появилась женщина с темно-русыми волосами. На взгляд Пии, ей было около тридцати пяти лет. От инъекции успокоительного или от шока, в котором она несомненно находилась, выражение ее лица было застывшим, а глаза стеклянными и пустыми.

– Каролина! – профессор Рудольф протиснулся мимо Пии. – Почему никто не подходит к телефону?

– Мама умерла, – сказала женщина беззвучно. – Кто-то… застрелил ее через кухонное окно.

* * *

– Как он отреагировал? – поинтересовался приехавший спустя минут двадцать Боденштайн. Он попытался оправдаться тем, что был вынужден уложить спать свою младшую дочку.

– Он совершенно убит. – Пия все еще была потрясена силой реакциии профессора в ответ на страшную новость.

– Он видел труп жены?

– К сожалению, нам не удалось это предотвратить. – Пия поежилась от холода. – Он просто протиснулся мимо нас и вошел на кухню. Потребовалась сила четверых мужчин, чтобы оттащить его от погибшей. По крайней мере, дочь помешала ему закрыться в кабинете и в отчаянии что-нибудь сделать с собой.

Они стояли на улице возле автобуса «Фольксваген», принадлежащего экспертному отделу. Снег усиливался. Труп увезли, и только что приехали сотрудники службы по очистке места преступления и отправились на кухню. Автомобиль «Скорой помощи» вместе с врачом уехал. Несколько любопытных соседей стояли на тротуаре в свете уличного фонаря и наблюдали, как дочь вышла из дома и направилась к «Порше» с франкфуртскими номерами. По совету психолога она не позволила Пии побеседовать с тринадцатилетней Гретой, которая стала свидетельницей убийства своей бабушки. Пия согласилась. Девочка все равно не могла увидеть что-то важное, по меньшей мере ничего, что могло бы помочь им.

– Она оставляет своего отца одного, – заметила Пия. – Странно.

– Может быть, он хочет побыть в одиночестве, – ответил Боденштайн.

– Все люди реагируют на такую трагедию по-разному. Кроме того, девочке лучше как можно скорее уехать отсюда. А где вообще ребенок?

– Отец еще раньше забрал ее. Родители живут отдельно. Он проживает в Бад-Зодене, – сказала Пия. – Я, кстати, отправила коллег к соседям. Может быть, кто-то что-нибудь видел.

– Очень хорошо. – Боденштайн потер руки и сунул их в карманы пальто.

К ним подошел Крёгер.

– Мы нашли место, откуда стрелял убийца, – сказал он. – Хотите посмотреть?

– Конечно. – Боденштайн и Пия последовали за ним вокруг участка, прилегающего к вилле. Прямо за ним начинался лес. На углу стояла трансформаторная будка, на крыше которой располагалась освещенная прожекторами палатка.

– Он лежал здесь, наверху, – пояснил Крёгер. – К счастью, нам удалось поставить палатку еще до снега, чтобы по возможности сохранить следы. И действительно, во мху, которым поросла крыша, мы обнаружили след человека. Он и на сей раз использовал сошку.

– Можно подняться наверх? – спросил Боденштайн.

– Да, разумеется. Мы уже обеспечили сохранность всего, что нас интересует. – Крёгер кивнул и указал на лестницу, которая была приставлена к стене будки. Пия полезла наверх вслед за шефом. Они присели рядом на корточки и посмотрели на дом. Летом живая изгородь из граба прекрасно закрывала обзор, но сейчас через нее хорошо просматривались все большие окна дома.

– Без сомнений, идеальное место, но такое непросто найти, – заметил Боденштайн. – Он, должно быть, основательно изучил местность.

– Расстояние – примерно шестьдесят метров, – сказал Крёгер, когда Боденштайн и Пия спустились вниз. – После этого он направился или по дороге между садами и опушкой леса к парковке вдоль Образовательного центра Федерального ведомства по труду, или туда, вниз, мимо ограды, к гостинице «Хайдекруг». Гостиница закрыта с последнего воскресенья до конца января, поэтому на его автомобиль никто не обратил бы внимания. А оттуда по трассе на Кёнигштайн всего несколько секунд до автобана В455. Абсолютно блестящий путь для побега. Самое большее его мог бы случайно увидеть кто-то из прогуливающихся.

– Насколько ты уверен, что это тот же самый стрелок, что и вчера? – спросил Боденштайн.

– Достаточно уверен, – ответил Крёгер. – Пуля, которую мы изъяли из кухонного шкафа, во всяком случае, того же калибра. И здесь мы так же, как и вчера, не нашли гильзу от патрона. Он, видимо, забирает гильзы с собой, чтобы не оставлять следов.

Они медленно шли назад к автомобилям.

– Похоже, что все это тщательно спланировано, – сказала Пия.

– Ты права, – согласился задумчиво Боденштайн. – Вряд ли женщина – случайная жертва. Давай зайдем еще раз в дом и попытаемся поговорить с профессором. А завтра займемся внучкой.

Пятница, 21 декабря 2012 года

На парковочной площадке технопарка «Зеерозе» было еще достаточно свободно. Если не считать супермаркета, магазина низких цен и хлебопекарни, торговые точки открывались не ранее чем через час, а сотрудники различных фирм, расположенных в близлежащей промышленной зоне, приходили сюда в основном во время обеденного перерыва или после окончания рабочего дня. Ранним утром здесь лишь пенсионеры или люди, которые едут на работу во Франкфурт и покупают себе что-нибудь перекусить или чашку кофе. Он терпеливо ждал в очереди, которая образовалась перед прилавком булочной-пекарни, и даже пропустил кого-то вперед, потому что хотел, чтобы его обслужила симпатичная юная турчанка, которая каждый день работала в утреннюю смену. В отличие от своих угрюмых коллег она всегда была в хорошем настроении. Вот и сейчас дружески шутила с двумя мужчинами в оранжевых куртках, которые бесцеремонно припарковали свой мусоровоз, заняв несколько парковочных мест. Кто знает, что она при этом думает на самом деле?

– Доброе утро! – Она одарила его невероятно обворожительной, но столь же неискренней улыбкой. – Как всегда? Один деревенский, нарезанный?

Как хороший продавец она знала запросы всех своих постоянных клиентов.

– Доброе утро, – ответил он. – Да, верно. И еще, пожалуйста, крендель. Соли побольше.

Хлеб будет лежать и черстветь, как и вся та выпечка, которую он купил у нее за последние недели. Он приходил сюда не из-за хлеба, но она не могла этого знать.

– Хорошо! – Прядь темных волос, схваченных в строгий конский хвост, выбилась и завитком упала на лоб. У нее правильные черты лица, полные губы и очень белые зубы. Красивая молодая женщина. На его вкус, немного чересчур макияжа, который ей и вовсе не требовался. Но прежде всего она была женщиной с постоянными привычками и с исключительно упорядоченным расписанием, что значительно упрощало его задачу.

– Между праздниками вы работаете? – спросил он мимоходом, пока она укладывала крендель в пакет.

– Увы, – она вытянула лицо, изобразив печальную гримасу, но потом снова заулыбалась. – Но зато на Новый год мы уезжаем в отпуск. Так что три недели меня не будет.

Двумя фразами она сократила свою жизнь минимум на три дня. Вообще-то он планировал подарить ей Рождество и сочельник, но ее намерение уехать в отпуск вынудило внести некоторые изменения. Хотя он принимал в расчет и определенную гибкость своих планов.

– Для меня это, однако, серьезное испытание. – Он положил на прилавок купюру в десять евро и улыбнулся, вполне осознавая, что она не поняла двусмысленности сказанного.

– Ну, до этого вы еще пару раз увидите меня. – Кокетливо хихикнув, она протянула ему бумажные пакеты с хлебом и еще теплым кренделем и сдачу.

– До завтра! – Она подмигнула ему на прощание с наигранной непринужденностью и уже принялась очаровывать своим смехом следующего клиента. Ее дружелюбие не предназначалось лично ему. Но даже если и предназначалось, оно ей все равно не поможет.

* * *

Пия Кирххоф вышла из душа и взяла полотенце. Четверть часа назад Кристофф уехал. Он взял с собой чемодан и заверил ее, что ей не следует беспокоиться за него. Антония и ее друг Лукас отвезут его вечером в аэропорт, а потом как-нибудь пригонят его машину в Биркенхоф.

– Конечно, я все понимаю, – сказал он вчера вечером. – Я бы на твоем месте поступил точно так же.

Ему было уже давно ясно, что он полетит один. Точно так же, как это было ясно Хеннингу. Вообще-то Пия должна была признаться себе, что ловчили они все трое. Все трое отдавались своей работе без остатка. Раньше, когда Пия еще была замужем за Хеннингом, она довольно часто злилась на то, что работа для него была важнее личной жизни. Хеннинг не хотел, чтобы она работала, поэтому целые дни и недели она проводила в одиночестве, скучая в своей квартире в Заксенхаузене, или вечерами и в выходные отправлялась в прозекторскую Центра судебной медицины, чтобы вообще увидеть своего мужа. Решающую роль в их расставании в марте восемь лет назад сыграла авария, произошедшая на фуникулере в Австрии, а точнее сказать, то, что Хеннинг перед своим отъездом на место происшествия забыл с ней попрощаться. Она уехала из квартиры, и он заметил это лишь четырнадцать дней спустя. Два лучших решения, когда-либо принятые ей, – купить Биркенхоф и вернуться к своей прежней работе в уголовной полиции. Она хотела быть свободной и поклялась себе никогда больше не пренебрегать собственными потребностями. Но встретила Кристофа и очертя голову влюбилась сначала в его шоколадные глаза, а потом в самого этого необыкновенного человека, хотя он в чем-то был таким же сумасшедшим, как и Хеннинг. Но все же большим отличием от прежней жизни было то, что она с головой ушла в профессию. Пия редко ощущала работу как неизбежность, к тому же достаточно часто возникали периоды, когда она возвращалась домой вовремя и могла заняться животными и хозяйством. Правда, то и дело возникали ситуации, подобные этой, и Кристоф ни разу не упрекнул ее, когда она была вынуждена работать практически круглосуточно. Точно так же и Пии не приходило в голову выражать недовольство, если зоопарку требовалось присутствие Кристофа, как это часто случалось в последнее время, когда строился новый вольер для слона.

Кирххоф взглянула на себя в зеркало и вздохнула.

Да, она знала, что он все понимает и не испытывает ни злобы, ни разочарования, но даже испытывая облегчение от этого, она была подавлена. В первый раз они должны были праздновать Рождество и сочельник вместе как супружеская пара, и теперь ей придется одной сидеть в Биркенхофе, в то время как Кристоф, которого от нее будут отделять тысячи километров, встретит праздничные дни с чужими людьми.

Когда он после долгих объятий ушел, у нее было ощущение, что ей вырвали из груди сердце, и она тут же усомнилась в правильности своего решения. Неужели двое погибших, которых она не знала и которые ничего для нее не значили, были важнее мужчины, которого она любила больше всего на свете? А вдруг во время поездки с Кристофом что-то случится, вдруг разобьется самолет или затонет корабль, и она его больше никогда не увидит? Как она это вынесет? Ей уже сейчас его так не хватало, что она ощущала почти физическую боль. Еще ни разу они не расставались так надолго с тех пор, как познакомились!

Пия оделась и стянула волосы на затылке в узел. Боденштайн пока еще ничего не знал о ее решении остаться. Никто из коллег не ожидал, что она пожертвует своим отпуском ради расследования убийств, и никто из них, кроме шефа, этого бы ни за что не сделал. Она могла еще позвонить Кристофу и сказать, что все же летит с ним! Кирххоф выключила свет в ванной и пошла вниз. Ее мобильный телефон лежал на кухонном столе. Нужно было только взять его и набрать номер Кристофа.

Но у нее перед глазами стояли муж и дочь убитой вчера вечером женщины. И Рената Роледер. Их растерянность и ужас. Пия подумала о девочке, которая стала свидетелем того, как ее бабушке снесло голову. Проклятье!

* * *

Общественное помещение, располагавшееся за постом дежурного, на первом этаже Региональной инспекции уголовной полиции, было заполнено до последнего места. Раньше директор Уголовной полиции Нирхофф, предшественник Николя Энгель на этой должности, любил использовать его для своих бесчисленных пресс-конференций, поскольку оно было самым большим во всем здании. Сегодня утром здесь впервые собралась вся специальная комиссия «Снайпер», и в комнате уже стояли столы, и она была оснащена телефонами, неизбежными белыми электронными досками, персональными компьютерами, принтерами и факсом. Всюду впритирку друг к другу сидели и стояли 25 сотрудников, которых направили в специальную комиссию из различных комиссариатов, а также доктор Николя Энгель, руководитель Внутренней службы охраны порядка, аналитик по уголовным делам Андреас Нефф из Управления уголовной полиции земли, плюс Боденштайн и Остерманн в качестве оставшихся в боевом строю членов команды К‑11.

После краткого заявления для прессы, которое Боденштайн опубликовал еще накануне вечером, газеты и информационные онлайн-агентства выпустили свои материалы, которые пестрели эффектными заголовками наподобие: «ВТОРОЕ УБИЙСТВО, СОВЕРШЕННОЕ СНАЙПЕРОМ! БЕЗУМНЫЙ УБИЙЦА ВЫШЕЛ НА ОХОТУ?», что приводило население в состояние сильнейшей тревоги. Чтобы получить информацию, люди звонили даже на номер 110 [8]8
  Для экстренных звонков в полицию.


[Закрыть], вызывая досаду у дежуривших коллег, поэтому пришлось прежде всего открыть линию для экстренных сообщений. Поскольку Остерманн был не в состоянии произнести ни слова, Боденштайн взял эту миссию на себя, чтобы описать собравшимся коллегам положение дела.

– Утром в среду, около 8:45, в округе Нидерхёхстштадт была застрелена 74-летняя Ингеборг Роледер, – начал он свое сообщение. – До сего времени у нас нет никаких зацепок, которые говорили бы о мотиве убийства. Преступник использовал оружие и патроны калибра 7,62. К сожалению, это очень распространенный калибр и практически невозможно установить, где, когда и кем были куплены патроны. Сначала мы исходили из того, что фрау Роледер могла оказаться случайной жертвой, но вчера вечером около 19:30 в Оберурзеле было совершено второе очень похожее убийство…

В дверь постучали, и кто-то вошел. Коллеги стали шушукаться.

– Эй, Пия, – крикнул Матушек. – Что ты здесь делаешь?

– Никак не можешь с нами расстаться? – сказал другой.

Послышались смешки.

– У тебя же отпуск! – добавил третий коллега.

Пия положила рюкзак на стол, за которым сидел Боденштайн.

– Давайте договоримся, – сказала она холодно и посмотрела на стоявших вокруг коллег, – что вы на время уберете из вашего лексикона определенное слово на букву «О».

В ответ все согласно закивали, а Боденштайн, который ночью опять едва сомкнул глаза, почувствовал величайшее облегчение, когда понял, что Пия приняла решение остаться.

– Ну ты и сглупила, – пробормотал кто-то. – Остаться работать вместо того, чтобы улететь в отпуск, мне бы такое и в голову не пришло.

– Именно поэтому, коллега Пробст, ты и находишься там, где ты есть, – возразила резко Пия. – И будешь там торчать до пенсии.

Взгляд Боденштайна встретился со взглядом Николя Энгель, и он уловил чуть заметную улыбку, которая промелькнула у нее на лице.

– Прошу прощения, шеф, можно продолжать. – Пия кивнула Боденштайну и села на стул, который Остерманн в мгновение ока экспроприировал у другого коллеги.

– Спасибо, – ответил он и повернулся к коллегам.

В двух словах он представил картину двух убийств и резюмировал имеющиеся на данный момент факты.

– Обе жертвы были женщинами пенсионного возраста. Что касается семейных корней жертв, то на данный момент какие-либо параллели или точки соприкосновения, похоже, отсутствуют, – подвел он черту через пару минут. Супруг жертвы номер 2 врач, дочь жертвы номер 1 флористка. Это все, что нам известно на сегодняшний день.

– Большое спасибо, коллега, – взял слово главный комиссар уголовной полиции Нефф. – Информации и в самом деле не слишком много, но нам следует исходить из того, что ее будет не намного больше. Оба убийства представляются мне весьма типичными для спонтанных действий снайпера. Я вижу здесь сходство с делом, в расследовании которого я участвовал во время работы в США. В октябре 2002 года двое мужчин в течение трех недель без разбора палили в людей, и в «Большом Вашингтоне», округ Колумбия, погибли десять человек. Выбор жертв был совершенно произвольным. Они убивали из чистого желания убивать.

– Кто это? – спросила шепотом Пия, в то время как Нефф рассказывал о Джоне Аллене Мухаммаде и Ли Бойде Малво [9]9
  Джон Аллен Мухаммад (1960–2009) и Ли Бойд Малво (род. в 1985) – американские серийные убийцы, известные как «вашингтонский снайпер» в период расследования их преступлений.


[Закрыть].

– Секретное оружие из Висбадена, – ответил Остерманн и закатил глаза. – Поддержка нам, провинциальным полицейским.

– Это Андреас Нефф, аналитик по уголовным делам из земельного уголовного ведомства, – уточнил Боденштайн, понизив голос.

– Судебный психолог? – Пия наморщила лоб. – И чем же он будет заниматься?

Остерманн молча пожал плечами.

– Так решила доктор Энгель, – пояснил Боденштайн. – И я воспользуюсь любой помощью, которую могу получить.

Пия подождала, пока Нефф закончит свой доклад.

– Я как минимум со вчерашнего дня совершенно не думаю, что наш убийца действует без разбора, – возразила она ему. – Одно только расположение места преступления, как, скажем, вчера вечером, опровергает то, что это было случайное убийство. Дом жертвы находится за высокой живой изгородью в конце улицы, заканчивающейся тупиком. Преступнику нужно было не только найти подходящее место для выстрела, но и точно наметить себе путь для побега. Должно быть, существует какая-то связь между обеими жертвами, даже если мы сейчас ее не видим. Поэтому мы должны тщательно проверить окружение и прошлое обеих жертв.

Нефф слушал ее и с улыбкой кивал.

– Само собой разумеется, вам следует это сделать, – сказал он. – Я всего лишь сформулировал свой взгляд на ситуацию. Вполне возможно, что я ошибаюсь, но…

– Большое спасибо за эту первую оценку, коллега, – прервал его Боденштайн и встал. – Мы с фрау Кирххоф побеседуем сегодня с родственниками фрау Рудольф. Вы можете составить нам компанию.

Затем он дал задание другим коллегам и закончил совещание. Остерманн не скрывал того, что думает о Неффе.

– Желаю приятно провести время с этим умником, – прохрипел он и поймал строгий взгляд Боденштайна.

Пия не имела ничего против того, чтобы Нефф сопровождал их с Боденштайном. Ей никогда еще не приходилось работать с аналитиком по уголовным преступлениям, но она неоднократно слышала, что судебные психологи замечают детали, которые играют решающую роль в раскрытии преступлений. Одно было ясно: время не ждет. Преступник в любой момент мог вновь нанести удар.

* * *

– У компетентных следователей по большей части не хватает времени на аналитическую проработку преступления, вы это наверняка знаете. И поэтому чрезвычайно разумно уже на этой ранней стадии подключить к расследованию меня. – Главный комиссар уголовной полиции Андреас Нефф обошел служебный автомобиль, открыл дверцу переднего пассажирского сиденья и уже как ни в чем не бывало собрался сесть в машину.

– Вы сядете сзади, – сказала Пия, встав у него на пути.

Нефф быстро взглянул на нее и с улыбкой пожал плечами. Он был тщедушным мужчиной, ростом на пару сантиметров ниже Пии, с ничем не примечательным лицом, которое сразу забывалось, если однажды пришлось увидеть его. Но его невысокий рост не мешал ему оставаться достаточно самоуверенным человеком.

– Знаете, коллега, это как раз именно то, с чем мне постоянно приходится сталкиваться. – Он уселся на заднее сиденье. – Как аналитик уголовных преступлений в земельном уголовном ведомстве я не вхожу ни в один стабильный коллектив. Мы всегда работаем там, где у коллег возникают проблемы. Это, как правило, сначала принимается в штыки, потому что кто же признается в собственной неудаче.

Пия не понимала, куда он клонит.

– С чем вам приходится постоянно сталкиваться? – спросила она.

– Мне в той или иной степени мягко намекают, что я здесь нежелательная персона, – ответил он. – Я несколько лет изучал поведение человека. Процесс общения людей лишь на восемь процентов состоит из речи, а на девяносто два из языка тела. В вашем языке тела я читаю неуверенность по отношению ко мне. Эту неуверенность, скорее всего неосознанную, вы маскируете агрессией. Впрочем, это свойственно многим коллегам женского пола, которые на основании одной только гендерной роли и физических характеристик чувствуют себя более слабыми. Тот факт, что я сижу сзади, а вы впереди, является жестом доминирования с вашей стороны, который должен поставить меня на место и четко указать мне на субординацию в коллективе.

– В самом деле? – Пия была ошеломлена. – Я не чувствую себя физически слабее вас. И неуверенности я тоже не ощущаю.

– Неправда, ощущаете, – настаивал Нефф. – Я это знаю и понимаю поведение людей. Если кто-то вроде меня должен постоянно замечать все до мельчайших деталей и анализировать это, то со временем развивается тонкое чутье в отношении организационной структуры в команде. Американцы уже опередили нас в том, что касается равноправия и самооценки женщин, работающих в полиции. А здесь, в Германии, мы все еще отстаем на десятки лет.

Пия видела, как Боденштайн, забавляясь, усмехался себе под нос.

– То есть вы утверждаете, что я веду себя неуверенно, только потому, что я сижу в машине впереди? – прервала она речевой поток Неффа. – Или я не уверена в себе в целом, потому что я женщина?

– И то и другое.

Пия сначала приняла этот ответ за шутку, но Нефф кивнул совершенно серьезно.

– Речь также идет и о том, как вы демонстрируете передо мной свою власть. Ваша фраза «Вы сядете сзади» прозвучала как приказ, а не как вежливая просьба. К тому же вы оттеснили меня, то есть помимо того, что вы отдали приказ, так еще и применили физическую силу.

– Тссс, – процедила Пия и покачала головой. – Не перебарщивайте. Я села вперед, потому что в этой машине нет навигатора, и я знаю дорогу к месту преступления, а вы нет. Кроме того, я всегда сижу впереди.

– Вот как, – произнес Нефф. – Я всегда сижу впереди. Что говорит эта сама по себе ничего не значащая фраза о вас и вашей установке? Вы не гибки. Вы не отступаете от рутинных действий, потому что хотите всем внушить свою уверенность. В более широком смысле это означает, что вы опасаетесь изменений и инноваций. Я мог бы значительно расширить этот анализ, но ограничимся этими формулировками.

Пия молчала, хотя ей хотелось дать ему резкий отпор. Она и в самом деле неожиданно почувствовала себя неуверенно, и это ее разозлило. Он начал говорить о новейших методах профайлинга, с которыми познакомился в свое время в ФБР.

– Именно у серийных убийц есть определенные образцы преступлений, которые по данным статистики могут и должны быть связаны с совершенно особыми социально-экономическими признаками, – продолжил Нефф свою лекцию с заднего сиденья. – Мы делаем свои выводы на основании криминалистических знаний, с помощью улик, следов, обнаруженных на месте преступления, и обстоятельств преступления. В этом отношении очень жаль, что о месте преступления мне известно только по фотографиям. Мне комфортно работать, когда я могу прочувствовать место преступления.

Боденштайн установил на автомобиль проблесковый маячок и свернул на круговой развязке Кёнигштайн на трассу в направлении Кронберга. Они проехали мимо Опель-зоопарка, и Пия на пару секунд задумалась, не попросить ли ей шефа высадить ее. Она все еще могла полететь с Кристофом в Эквадор и на Галапагосские острова, вместо того чтобы выслушивать всякие обидные уколы от этого «умника».

– Извините, что перебиваю, – обратилась она к Неффу. – Может быть, у вас есть какие-нибудь вопросы? Я вчера была на месте преступления через три четверти часа после того, как было совершено убийство.

– Мне это известно. Я ведь читал дело, – ответил Нефф с легким укором. – Разумеется, у меня есть вопросы, и я их еще задам. Все-таки я являюсь членом команды.

«На бумаге – возможно», – подумала Пия про себя, усомнившись, что Андреас Нефф вообще способен влиться в коллектив.

– Но возможность побеседовать с родственниками жертвы предоставьте, пожалуйста, нам, – вмешался, наконец, Боденштайн, не проронивший ни звука за четверть часа.

– Это почему? – запротестовал Нефф. – Я ведь должен…

– Потому что мы – сотрудники и расследуем дело, а вы – внештатный аналитик. То есть вы являетесь в некотором роде наблюдателем и анализируете то, что видите, – пояснил Боденштайн спокойным голосом, и Пия готова была расцеловать его за то, что Нефф был, очевидно, ошеломлен и замолчал.

* * *

Маргарет Рудольф родилась в Оберурзеле и прожила там всю свою жизнь. Красивая старая вилла была домом ее родителей, куда она с мужем переселилась сразу после их ранней смерти. Как и Ингеборг Роледер, Маргарет Рудольф была всеми любимой и уважаемой дамой. Она была членом церковной общины, участницей спортивного общества и общества распространения культуры. Она играла в бридж, руководила литературным кружком и принимала активное участие в работе «Лайонз Клабс Интернэшнл» [10]10
  Крупнейшая международная сеть благотворительных клубов.


[Закрыть]. В широком кругу ее знакомых не было абсолютно никого, кто мог бы покушаться на ее жизнь. Это снова и снова подчеркивали муж и дочь погибшей. Оба пребывали в полном шоке, что было вполне естественно.

– Я бы с удовольствием предложил кофе, но… но моя дочь и я… мы просто не в состоянии войти в… – Профессор Дитер Рудольф, худощавый мужчина лет шестидесяти, с совершенно седыми волосами, не договорил фразу, но Боденштайн и Пия поняли, что он имел в виду. И, хотя служба обработки места преступления провела тщательную работу и на кухне не было видно ни единого следа крови, наверное, это было ужасно – входить в это помещение.