Текст книги "Кто посеял ветер"

Все трое безропотно согласились с таким распределением обязанностей. Раньше в таких случаях всегда возникали дискуссии. Франк Бенке всегда выдвигал принципиальные возражения против предложений и распоряжений Пии, вынуждая тем самым остальных членов команды принимать ту или иную сторону. Долгое время Кай – в силу старой дружбы и совместной службы в спецназе – поддерживал Бенке, а Катрин – из принципа – объединялась с Пией. К счастью, эти времена прошли, и Кирххоф испытала облегчение.

– Приступаем к работе, народ, – сказала она и почувствовала, как у нее поднимается настроение. – Встречаемся здесь в четыре часа.

– Да успокойся ты, – сказала Рики, когда Янис в десятый раз в течение минуты взглянул на свои часы. – Они сейчас приедут.

Она, Ника и еще пара человек из общественного инициативного комитета, которых Янис оповестил заранее, пристроились на деревянном заборе, словно перелетные птицы. Марк сидел на траве и обеими руками гладил собак. Животные принимали ласки с блаженным видом, закрыв глаза. Рядом лежали сделанные из картона плакаты с протестными надписями и графиками, автором которых являлся сам Янис. Предметом его особой гордости был логотип в виде стилизованного изображения Таунуса с ветротурбиной, заключенной в красный кружок – наподобие запрещающего знака.

– Они опаздывают уже на десять минут, – раздраженно бросил Янис и остановился, прервав беспрестанное хождение взад и вперед.

Для телевизионщиков время не играло никакой роли – впрочем, для него теперь тоже. Ибо, когда появится Людвиг Хиртрайтер, он уже будет разглагольствовать перед камерой. Янис заранее подготовил речь. Он обязательно использует этот уникальный шанс и расскажет в телеэфире все, что ему удалось выяснить. Это непременно вызовет скандал, о котором напишут все газеты! Дабы Хиртрайтер и Ко не смогли испортить ему интервью, он тайно позвонил редактору «Гессеншау» и договорился с ним о том, что съемка начнется на полтора часа раньше запланированного времени.

Яркое солнце слепило глаза. По голубому небу плыли редкие безобидные облака. Уже три недели природа демонстрировала все свое великолепие, но Янис не замечал цветущих кустов, распустившихся цветов и сочных изумрудных лугов. Наконец с опозданием в пятнадцать минут на проселочной дороге показался небесно-голубой «комби» Гессенского телевидения. Янис вышел ему навстречу, призывно махая обеими руками. Они могли бы и поторопиться! Воронье гнездо Хиртрайтера находилось всего в паре сотен метров отсюда, за рощицей, и если старик в этот момент случайно выглянул бы в окно, то увидел бы автомобиль и меньше чем через двадцать секунд был бы здесь. Едва сдерживая нетерпение, Теодоракис наблюдал, как из салона не спеша вылезает репортер, а за ним – еще мужчина и женщина. Его так и подмывало броситься к автомобилю и вытащить их оттуда.

– Привет! – крикнул репортер с широкой благодушной улыбкой. – Настоящая идиллия! Просто чудо!

Черт бы ее подрал, эту идиллию, подумал Янис. Лучше пошевеливайся.

– Привет. – Его губы искривила улыбка. – Янис Теодоракис. Мы с вами вчера разговаривали по телефону.

Репортер протянул ему руку, затем вразвалку подошел к Рики, Нике и остальным, которые уже спустились с забора, и с ними тоже обменялся церемонным рукопожатием. Его коллеги тем временем выгружали из багажника аппаратуру. Репортер достал из кармана блокнот и принялся пространно излагать Янису задуманную им концепцию предстоявшей съемки.

– Да, здорово. – Янис не слушал его, лишь кивал и поглядывал в сторону усадьбы Хиртрайтера. Только бы успеть! От внутреннего напряжения сердце гулко билось в его груди.

Наконец подготовительная фаза закончилась. Женщина-оператор пристроила камеру на плече, звукоинженер надел наушники и подсоединил кабели, репортер взял микрофон с логотипом «HR». Освещенность соответствовала требованиям, звук был нормальным. Янис сделал глубокий вдох и ответил на первый вопрос.

Он говорил об осквернении природы, крупномасштабных вырубках лесонасаждений, тайном уничтожении подлежащих охране животных, которых парк ветрогенераторов лишит ареала обитания. К своему немалому облегчению, он ни разу не сбился, хотя его чрезвычайно раздражало то, что репортер постоянно кивал, улыбаясь, и чуть ли не в зубы совал ему микрофон. Наконец-то, наконец-то прозвучал самый важный для Яниса вопрос, ответом на который он мог поставить жирный крест на деятельности «ВиндПро». И в этот момент он увидел, как по склону холма карабкается старый зеленый джип Людвига Хиртрайтера. Время было рассчитано идеально.

Майское солнце смеялось с залитого лучами синего неба, воздух звенел от смеха гостей и благоухал ароматом сирени. Тордис была совершенно очаровательной невестой, а Лоренц – образцовым женихом, будто сошедшим со страницы иллюстрированной книги. И, тем не менее, их вид вызывал у Боденштайна неизбывную грусть. Свадьба сына – отнюдь не рядовое событие. Как часто они с Козимой мечтали о том дне, когда их первенец наденет обручальное кольцо!.. Все оказалось не так, как он себе представлял. Ему казалось, что новобрачные праздновали каждый сам по себе. Оливер стоял, опершись на балюстраду, с бокалом в руке, беседовал, смеялся – и между тем чувствовал себя инородным телом среди своих веселившихся родственников. Жизнь остановилась. Его взгляд был обращен в прошлое. Вопреки опасениям, у Козимы хватило здравого смысла явиться без своего русского, и поэтому у Оливера не было причин уходить раньше времени. Они поговорили, но этот разговор, как и все их разговоры в последние месяцы, был коротким, поверхностным и ограничивался практическими вопросами, касавшимися детей.

Ее измена, обрушившаяся ему на голову, подобно снежной лавине, была для него полной неожиданностью. Оливер оказался совершенно выбитым из колеи. Ради другого мужчины Козима разрушила семью. Боденштайн хорошо помнил пережитые им чувства, когда узнал, что больше не устраивает ее – ни как супруг, ни как мужчина. Отныне он годился лишь на роль няньки для Софии. Долгими ночами это мучило его гораздо больше, нежели мысль о том, что в этот момент Козима предается удовольствиям в объятиях мужчины моложе его на пятнадцать лет.

Боденштайн допил содержимое своего бокала и поморщился. Шампанское сделалось совсем теплым.

– Такой прекрасный день, а на тебе лица нет. – Мать Тордис, ветеринарный врач доктор Инка Хансен, протянула ему бокал с только что налитым в него шампанским. – Разве они не замечательная пара?

– Да, конечно. – Оливер принял из ее руки бокал, а пустой поставил на поднос проходившего мимо официанта. – Мы с тобой смотрелись бы не хуже.

Он мог позволить себе так говорить с ней. Они с Инкой выросли вместе, и хотя между ними никогда ничего не было, одно время Оливер думал, что когда-нибудь женится на ней. Однако это было так давно, что уже не имело никакого значения.

– Да. Но жизнь распорядилась иначе. – Она улыбнулась и чокнулась с ним. – И все же мы с тобой породнились, и меня это радует.

Они выпили по глотку, и вдруг ему пришла в голову мысль – интересно, есть ли у Инки друг?

– Хорошо выглядишь, – сказал он.

– А ты – нет, – парировала Инка, всегда отличавшаяся прямотой.

– Спасибо. Очень любезно с твоей стороны. – Боденштайн через силу улыбнулся.

Они выпили по второму и третьему бокалу шампанского. Козима была на другом конце террасы. До сих пор она не обращала на него особого внимания, но теперь время от времени бросала на них взгляды. Оливер вдруг вспомнил, как она ревновала его к Инке.

Мария-Луиза пригласила гостей к столу, и Боденштайн был рад, что его, как отца жениха, усадили между невестой и ее матерью. Он подвинул Инке стул и рассмеялся ее замечанию. Козима сидела по другую сторону от новобрачных. Когда они случайно встретились взглядами, он улыбнулся ей и тут же повернулся к Инке. У него сразу поднялось настроение и зародилась надежда на то, что душевная рана, которую причинила ему Козима, когда-нибудь затянется.

Пия уступила руль Кему, поскольку ей нужно было сделать несколько звонков. Из соображений экономии полицейские автомобили не были оборудованы переговорными устройствами, и когда она ехала одна, ей приходилось одновременно следить за дорогой и разговаривать по телефону. Порой возникала абсурдная ситуация: ее коллег информировали о разговаривающем по телефону водителе за рулем. Сначала она побеседовала с Крёгером, который сообщил ей, что ни на одной двери здания фирмы «ВиндПро» следы взлома не обнаружены. Либо взломщика впустили, либо у него имелся ключ. Кроме того, с вероятностью, граничащей с уверенностью, можно утверждать, что Гроссман скатился по лестнице с четвертого этажа. В пользу этого свидетельствуют не только и не столько волокна ткани и следы крови на ступеньках лестницы, сколько карманный фонарь Гроссмана, найденный на полу коридора четвертого этажа. Потом она позвонила шефу. Боденштайн тут же ответил, из чего Пия заключила, что церемония бракосочетания уже закончилась. Она вкратце рассказала ему о положении дел.

– К четырем часам он будет в совещательной комнате в К-2, – известила она Кема после завершения разговора.

– У тебя самой все получается очень хорошо, – сказал Алтунай, и в его голосе прозвучали нотки уважения.

– Спасибо. – Она улыбнулась. – Мне до Оливера еще далеко. Он замечательный шеф.

– На меня он тоже произвел хорошее впечатление, – согласился Кем. – Я рад, что меня направили к вам.

– Где ты работал раньше?

– В Оффенбахе. С 2008 года, сначала в С-13, потом в СБ-12, а три года назад перешел в К-2.

Классический путь продвижения по службе: преступления на сексуальной почве, грабежи, убийства. Итак, он достиг высшего уровня – К-2, куда стремятся все сотрудники уголовной полиции.

– Ага, Оффенбах, – Пия подняла брови. – «Киккерс» или «Айнтрахт»?[6]6
  «Киккерс» – футбольный клуб города Оффенбаха, «Айнтрахт» – Франкфурта-на-Майне.


[Закрыть]

– Ни то, ни другое, – Кем рассмеялся. – «Гамбург»![7]7
  Один из старейших, самых популярных и титулованных немецких футбольных клубов.


[Закрыть]

– Ну и ладно. Я не болельщица. – Она с любопытством взглянула на него. – А почему ты уехал из Оффенбаха?

– Мой шеф терпеть меня не мог, – чистосердечно признался Кем. – Ему все время казалось, будто я мечу на его место. Иногда это становилось невыносимым, и когда я узнал, что у вас появилась вакансия, тут же подал заявление о переводе.

– Меня это радует. – Пия улыбнулась. – Нам катастрофически не хватает людей. Кай из-за протеза на происшествия выезжать не может, а втроем нам порой приходится нелегко.

По дороге к зданию «ВиндПро» Пия выяснила о новом коллеге еще кое-что. Кем Алтунай родился и вырос в Рюссельсхайме, в настоящее время жил в Дитценбахе, был женат и имел двоих детей – дочь семи лет и сына девяти лет. Его отец и брат работали на заводе «Опель», но он с детства мечтал служить в полиции.

Автомобиль перевалил через железнодорожную колею. Они достигли границы промышленной зоны Келькхайма-Мюнстера, и в скором времени Кем свернул на парковочную площадку перед зданием «ВиндПро». На лестнице уборщица оттирала следы крови. Не подходя к стойке приемной, Пия и Кем поднялись на лифте на четвертый этаж и направились к кабинету Тейссена. Пия прошла дальше и открыла стеклянную дверь в конце коридора.

– Пожарная лестница, – констатировала она.

– Сокращение пути, – добавил Кем. – Должно быть, наш взломщик хорошо здесь ориентировался.

– Возможно, он даже является сотрудником фирмы, и тогда Гроссман знал его, – сказала Пия. – Это значительно сузило бы круг подозреваемых.

Она постучала в дверь кабинета Тейссена. Когда они вошли, глава фирмы поднялся из-за своего теперь уже безупречно чистого стола и застегнул пуговицы пиджака. Пия обошлась без излишних церемоний и сразу перешла к делу.

– Мы просмотрели записи камер слежения, – сказала она. – В пятницу ночью вы находились здесь, в здании. Почему вы не сказали нам об этом?

– Разве я не говорил? – Он наморщил лоб. – Вероятно, от волнения забыл упомянуть об этом. Я пробыл здесь недолго, максимум четверть часа.

– Зачем вы приходили?

– Мне понадобились документы, которые я забыл в кабинете.

– Что за документы?

– Контракт. – В голосе Тейссена не слышалось волнения. – На выходные я ездил в Гамбург, где встречался с заказчиком, для которого мы планируем создать парк ветрогенераторов в акватории Северного моря.

– Вы прошли через подземный гараж. Как и когда вы потом покинули здание?

– Я спустился по пожарной лестнице, и еще до полуночи сидел в автомобиле. Я потому это помню, что слушал по радио новости.

– На какой станции?

– FFH[8]8
  Информационно-развлекательная радиостанция Гессена.


[Закрыть]. Я всегда ее слушаю. – У Тейссена между бровей пролегла складка. – Какое это имеет значение?

Пия оставила его вопрос без ответа.

– Войдя в вестибюль, вы подошли к стойке приемной и посмотрели на дверь кухни. Позже, вместо того чтобы воспользоваться лифтом, спустились по пожарной лестнице. Почему?

– Почему – что? Я не понимаю…

– Почему вы не хотели, чтобы господин Гроссман видел вас?

– Я просто не хотел будить его.

– Вы не хотели будить своего ночного сторожа! – Пия насмешливо фыркнула. Симпатия, которой она прониклась к Тейссену в начале их знакомства, растаяла, как снег на солнце. – Было бы логично, если вы рассердились бы, обнаружив, что ваш ночной сторож спит на работе.

Судя по всему, Штефану Тейссену эта тема была неприятна, но он не принадлежал к категории людей, которые избегают неприятных тем.

– Понимаю, вам это кажется странным, – сказал он. – Мне было нужно, чтобы Рольф меня не заметил. Я очень спешил и боялся, что он меня задержит.

Такой ответ не удовлетворил Пию, но она ничего не сказала. Поведение Тейссена представлялось ей подозрительным. Она вспомнила слова секретарши, которая сказала, что не понимает, почему Гроссману сходили с рук все его дурацкие проделки, пусть даже он и был школьным другом главы фирмы.

– Куда вы отправились отсюда? – спросила Кирххоф.

– Домой.

– И никуда не заезжали?

Во взгляде Тейссена сквозило недоумение.

– Почему вы задаете все эти вопросы?

Это был не ответ, но она еще сегодня проверит его алиби. И если его не окажется, у него возникнет серьезная проблема.

– В ночь с пятницы на субботу погиб ваш ночной сторож, – напомнила она ему. – Кто-то положил на ваш письменный стол мертвого хомяка. Если это сделали не вы сами, значит, в здании находился кто-то еще, возможно, взломщик.

Тейссен скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на нее.

– Взломщик? Здесь?

– Да. Должен же был хомяк каким-то образом оказаться на вашем столе. – Пия склонила голову набок. – Или мертвые зверьки на столах у вас в порядке вещей?

Тейссен молча отвел взгляд в сторону, оставив без ответа ее саркастический вопрос. Интересно, что он думал по поводу хомяка?

– Наши коллеги не нашли ни на одной из дверей здания следов взлома. Должно быть, тот, кто находился в здании, имел в своем распоряжении ключ.

На несколько секунд Штефан Тейссен задумался и потом энергично покачал головой.

– Нет, – произнес он с уверенностью. – Этого не может быть. Я знаю каждого, кто имеет ключи от дверей здания. И ни один из них не способен убить человека! Нет, нет, это невозможно.

Пия встретилась взглядом с Кемом. Неужели Тейссен не знал, с какой неприязнью относились к его старому другу сотрудники «ВиндПро»? Или он не хотел этого знать?

– Что здесь происходит? – Людвиг Хиртрайтер захлопнул дверцу своего внедорожника и направился через луг к Янису с репортером. – Мы же договорились на 16.30!

Телевизионщики уже собрали аппаратуру и теперь загружали ее в багажник своего «комби». По проселочной дороге ползли несколько автомобилей, оставляя за собой клубы пыли. Вновь прибывшие члены общественного инициативного комитета припарковались у края луга, заросшего одуванчиками, и разворачивали привезенные с собой транспаранты.

– Мне может кто-нибудь объяснить, что все это означает? – Хиртрайтер развел руками и гневно уставился на Яниса. Прежде чем тот успел что-либо ответить, подбежавшая Рики встала между ними и положила ладонь на руку Хиртрайтера.

– Мы не смогли дозвониться до вас по мобильнику. – Она одарила его ласковой улыбкой, перед которой способны устоять лишь очень немногие мужчины. – Совсем недавно интервью было перенесено на более раннее время, и поэтому…

Похоже, Хиртрайтер обладал иммунитетом к обаянию Рики.

– Что за ерунда! – оборвал он женщину на полуслове и стряхнул ее ладонь со своей руки. – Я живу в пяти минутах ходьбы. Тебе всего-то нужно было послать своего маленького прыщавого адъютанта предупредить меня.

Марк пропустил оскорбление в свой адрес мимо ушей. Он стоял чуть в стороне, держа на поводке, для пущей предосторожности, собаку Рики, поскольку она не выносила охотничью собаку Хиртрайтера, сидевшую на заднем сиденье джипа.

– Давайте произведем съемку еще раз, – обратился он к репортеру, который стоял с улыбкой сожаления на лице. Сюжет должен был выйти в эфир сегодня вечером, а до этого отснятый материал нужно было еще обработать и смонтировать.

– Я ведь не знаю, что сказал этот парень! – басил Хиртрайтер. Он показал пальцем на припаркованные автомобили. – Члены нашего комитета только еще подъезжают, мы хотим продемонстрировать, как много людей поддерживают наши усилия. Поэтому в том, что вы сняли, нет никакого смысла.

– Мне действительно очень жаль. – Репортер беспомощно пожал плечами. – Господин Теодоракис попросил перенести съемку на полтора часа раньше. Я не знал, что это не согласовано с другими членами комитета.

– Что ты наделал! – Хиртрайтер расхаживал взад и вперед, потрясая кулаками. – Как тебе пришло это в голову? Собственно говоря, кем ты себя воображаешь?

Огромный, ростом метр девяносто, с обветренным лицом и гривой седых волос до плеч, он производил сильное впечатление, а гнев придавал ему весьма угрожающий вид. Сзади него собралась группа его соратников, которые тоже были отнюдь не в восторге от того, что съемка началась раньше времени.

– Я сказал все, что нужно, – оправдывался Янис. Он стоял, засунув руки в карманы джинсов, и старался не показывать своего удовлетворения. – Не беспокойся.

– Я беспокоюсь, когда хочу! – прорычал Хиртрайтер. Его лицо налилось кровью. – Ты никогда ни с кем не советуешься! Я сыт твоими эгоистическими выходками, как и все собравшиеся здесь! Мы десять раз обговаривали время съемки, а ты перенес его по своему усмотрению!

Наблюдая за столь опасным развитием событий, репортер втянул голову в плечи. По его лицу было видно, что он хочет как можно быстрее убраться отсюда, но путь к автомобилю ему преграждали три десятка человек с мрачными лицами.

– Доставайте вашу камеру из багажника и несите опять сюда! – крикнул ему Хиртрайтер.

– У нас нет времени, – мужественно возразил репортер. – Если вы хотите, чтобы этот сюжет вышел сегодня вечером в эфир, нам нужно срочно ехать, чтобы успеть поработать над ним. Репортаж получится классным, обещаю вам.

Хороший аргумент, подумал Янис. Разумеется, Хиртрайтер и все остальные хотели, чтобы репортаж показали в тот же вечер. Это имело большое значение, поскольку через день должно было состояться заседание комитета. В конце концов толпа неохотно расступилась. Репортер поспешил к своему автомобилю и нырнул в салон, где его уже ждали коллеги, успевшие завести двигатель – как при ограблении банка.

– Итак, – обратился Людвиг Хиртрайтер к Янису тоном, не сулившим ничего хорошего. – Мелкий, тщеславный интриган, объясни-ка нам, что ты задумал. Все мы здесь преследуем одну общую цель. У нас демократия, и мы приняли совместное решение. Нельзя допускать, чтобы один постоянно шел наперекор воле всех остальных.

Теодоракис лишь ухмылялся. Он получил в свое распоряжение трибуну и был более чем доволен. Оскорбления Хиртрайтера отскакивали от него, как капли дождя от плаща из водоотталкивающей ткани.

– Что тебе, собственно, нужно? – спросил он. – Я привел цифры, факты и доказательства мошенничества. Без меня вы все еще стояли бы на рынках с плакатами и шумели по поводу вырубки пары деревьев.

– Осторожней, дружище, – злобно проскрежетал Хиртрайтер. – Следи за словами, или я за себя не ручаюсь.

– Людвиг, – заговорила примирительным тоном Рики. – В самом деле, Янис дал прекрасное интервью, ты останешься доволен.

– Придержи язык, ты, глупая гусыня! – Хиртхайтер бросил на нее полный презрения взгляд. – Ты ничего не смыслишь и болтаешь то, что внушил тебе этот парень.

Улыбка застыла на лице Рики. Откровенно уязвленная, она молчала. Янис был взбешен. На каком основании этот старый деспот считает его безмозглым юнцом?

– Вы двое погубили всё своим болезненным тщеславием, – продолжал Хиртрайтер с сарказмом. – Успех нашего дела зависит от понимания, объективности и тонкого чутья. Нельзя только полемизировать и разводить демагогию, нужно еще и соображать.

Резким движением он повернулся и пошел прочь.

– По крайней мере, я говорю то, что знаю, и не утаиваю важную информацию, как ты! – крикнул ему вслед Янис. – Почему ты до сих пор никому не рассказал, сколько денег предложила тебе «ВиндПро» за луг?

Людвиг Хиртрайтер остановился и обернулся. Остальные члены общественного инициативного комитета удивленно переглянулись и заговорили вполголоса.

– Подумать только! – Янис злорадно улыбнулся. – Никакая свинья не поверит, что ты, получив такие деньги, будешь действительно выступать против парка ветротурбин!

– Что ты хочешь этим сказать? – Хиртрайтер пошел на него, словно разъяренный бык, с побагровевшим лицом и сжатыми кулаками.

– Что ты продашься. И именно за…

Он не успел закончить фразу, поскольку Людвиг своей ладонью размером с хорошую сковородку отвесил ему звонкую пощечину. Янис покачнулся и упал, но тут же вскочил на ноги и бросился на Хиртрайтера. На помощь ему пришла Рики, и началась потасовка. Среди присутствующих, растерянно наблюдавших за происходящим, лишь трое сохранили присутствие духа и кинулись разнимать дерущихся.

– Мерзкий негодяй! – ревел взбешенный Людвиг. – Ты все погубил, вместе со своей… бабой!

– Ну, ну, успокойся, – пытался урезонить его один из мужчин, но все было напрасно. Хиртрайтер вырвался и побежал к своему автомобилю. Двое последовали за ним, другие в нерешительности остались на месте.

– Черт бы тебя подрал, – пробормотал Янис, потирая щеку. Потрясенная Рики всхлипывала. Марк подошел к ней с собакой на поводке.

– Никак не могу понять, что этот Людвиг имеет против нас. – Она посмотрела на Марка заплаканными глазами. – Мы делаем гораздо больше многих других, а он вечно к нам придирается.

– Не сердись на него, – робко произнес Марк. – Он просто старый, тупой засранец.

По лицу Рики скользнула улыбка.

– Ты прав. – Она вытерла тыльной стороной ладони слезы и решительно расправила плечи. – Старый, тупой засранец. Именно так.

Начальник службы безопасности «ВиндПро», по совместительству пресс-секретарь и руководитель службы маркетинга, оказался чрезвычайно обходительным человеком. Он с готовностью предоставил Пии и Кему план системы защиты здания от несанкционированного проникновения и принес регистрационную папку с расписками сотрудников, подтверждавших получение ими ключей. Ключи от входной двери имелись у Тейссена, его супруги, финансового директора, начальников отделов сбыта, кадров, контроля качества, технического, юридического и проектного отделов, а также у ночного сторожа. И, разумеется, у самого начальника службы безопасности. Итак, двенадцать подозреваемых. Пия пролистала содержимое папки, обращая внимание на имена, затем перевернула закладку и обнаружила другие расписки с более ранними датами.

– Что это такое? – спросила она.

– Это… – Начальник службы безопасности провел ладонью по наголо бритому черепу. – Видите ли, наша система безопасности несколько старомодна. Мы пользуемся только обычными ключами – никаких электронных замков и карт с чипами. Планируется переоборудование, но пока дело до этого не дошло. Кое-кто из уволившихся сотрудников не сдал свои ключи.

– Вот как? – Пия с удивлением взглянула на него. – И сколько же таких сотрудников?

Начальник службы безопасности нервно кашлянул.

– Это было еще до меня.

– Но если все те, чьи расписки все еще находятся в регистрационной папке, имеют в своем распоряжении ключи, значит, всего их восемь…

– Девять, – поправил Пию Кем, который вместе с ней считал расписки с неподвижным лицом, заглядывая ей через плечо.

– Замечательно, – с сарказмом произнесла Пия. – Вы хотите что-нибудь еще сказать нам?

– Да-да… конечно. Я… ах, ну да. Совсем забыл.

Похоже, забывчивость была в этой фирме в порядке вещей. Ночной сторож отправился на заправочную станцию за шнапсом и забыл свой ключ. Тейссен забыл, что он находился в здании в ночь убийства. Начальник службы безопасности забыл сообщить важные факты сотрудникам уголовной полиции.

– У вас есть копировальный аппарат? – спросила Пия, поднявшись со стула.

– Да, вон там, на буфете.

– Давай я все сделаю, – сказал Кем, и она передала ему папку.

Начальник службы безопасности с отрешенным видом теребил свою козлиную бородку и мочки ушей. На лысине блестели капельки пота.

– Расскажите мне о «ВиндПро», – попросила Пия.

– Что именно вы хотите знать?

– Чем занимается фирма, как у вас идут дела.

– Мы проектируем и возводим ветрогенераторы по всей Германии, в Европе и иногда даже за пределами Европы, – не без гордости заявил начальник службы безопасности, войдя в не менее привычную для себя роль пресс-секретаря. – Кроме того, мы осуществляем финансирование либо через посредство крупных инвесторов, либо путем проектного финансирования, с помощью закрытого фонда. Заказчик поручает нам создать парк ветрогенераторов, и мы его создаем: ищем подходящее место, проводим экспертизу, получаем разрешение, проектируем, возводим установки. Во всех областях мы сотрудничаем только с лучшими специалистами и пользуемся в своей отрасли прекрасной репутацией.

«Мы». Начальник службы безопасности и пресс-секретарь в одном лице целиком и полностью отождествлял себя со своим работодателем.

– Как вы думаете, что могло побудить кого-то проникнуть в здание фирмы? – спросила Пия, чем вновь привела его в состояние замешательства.

– Честное слово, даже не представляю, – ответил он, пожав плечами. – Насколько мне известно, крупные суммы денег здесь не хранятся, а наше ноу-хау не представляет особой тайны и вряд ли способно вызывать большой интерес у конкурентов.

– А вы не знаете, не уволился ли кто-нибудь из сотрудников, не сдавших ключи, в результате конфликта? – поинтересовался Кем, оторвавшись от копировального аппарата.

Последовала пауза.

– Про одного знаю точно, что он ушел со скандалом, хотя лично знаком с ним не был. Как раз в прошлом месяце он опять доставил нам массу неприятностей, организовав протесты против парка ветрогенераторов в Таунусе, который в скором времени должен быть там создан. Его зовут Янис Теодоракис. И после увольнения он свой ключ не сдал.

Марк лежал на кровати. Он выключил звук телевизора и рассматривал фотографию Рики на своем мобильном телефоне. Как ему было жалко ее сегодня вечером! Что нашло на старика Хиртрайтера? Отнеся плакаты и транспаранты, они зашли в пиццерию в Кенигштайне вместе с несколькими другими членами общественного инициативного комитета. Разумеется, главной темой были пощечина и два миллиона евро, которые должен был получить Хиртрайтер за свой луг. Янис разговаривал почти исключительно с Никой. Ревновать к ней было глупо, это он понимал, но у него сложилось впечатление, что она чувствует себя чужой в этой семье.

Марк был настолько погружен в свои мысли, что не услышал звука шагов на лестнице. Неожиданно в дверях появился отец. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

– Звонил твой учитель. Ты сегодня опять не был в школе. Почему?

Марк сложил телефон и лежал, не говоря ни слова. Что он должен был говорить? Его предкам было безразлично все, что бы он ни сказал.

– Выключи ящик и смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Марк выключил телевизор и подчеркнуто медленно сел на кровати. Раньше вспышки отцовского гнева вызывали у него страх, но те времена, когда он был жалким, пугливым обывателем, давно прошли.

– Итак, почему ты постоянно прогуливаешь занятия? Кстати, где ты проводишь время?

Марк пожал плечами, продолжая молчать.

Все-таки странно, что родители начинают реально обращать на тебя внимание только тогда, когда ты занимаешься чем-то запретным. Раньше его хорошие школьные оценки удостаивались лишь их одобрительных кивков. В течение четырех лет, проведенных им в интернате, они звонили ему не чаще двух раз в неделю. Даже в плохие времена он был им в тягость и чувствовал это. Они почти не уделяли ему внимания и не занимались им. Теперь же им вдруг взбрело в голову стать заботливыми, образцовыми родителями. Но они задавали все эти глупые вопросы исключительно для проформы, и в действительности он, как и прежде, не вызывал у них ни малейшего интереса. У отца голова была занята только его работой, у матери – антиквариатом, женским клубом и шопингом.

– Я жду какого-нибудь умного ответа, – произнес отец, и в его голосе отчетливо прозвучала угроза. – У тебя ровно тридцать секунд. Потом ты можешь пожалеть о своем молчании.

– А, ну да… И что же ты со мной сделаешь? – Марк поднял голову и спокойно посмотрел отцу в глаза. – Выпорешь? Посадишь под домашний арест? Или выбросишь в окно мой компьютер?

Ему было совершенно все равно, что скажет или сделает отец. Если бы ему было куда деться, он ни за что не остался бы жить здесь. В карманных деньгах он не нуждался, поскольку Рики платила ему за работу в приюте для животных.

– Своим упрямством ты испортишь себе жизнь, – пророческим тоном произнес отец. – Если так будет продолжаться и дальше, ты останешься на второй год. Тебя выгонят из школы. Ты останешься без аттестата. Возможно, сейчас тебя это не волнует, но через пару лет ты поймешь, какую глупость совершил.

И так далее, все в том же духе, словно заезженная пластинка. Как же это действовало на нервы!

– Завтра я пойду в школу, – пробурчал Марк.

У него зарябило в левом глазу. Так происходило всегда, когда он испытывал стресс. Сначала яркие вспышки, затем зигзагообразные линии с пестро окрашенными шариками, которые расширялись до такой степени, что он почти переставал видеть. Одновременно сужалось поле зрения, превращаясь в туннель, и после этого в затылке возникала резкая боль, постепенно смещавшаяся вперед. Иногда это проходило быстро, иногда длилось несколько дней. Марк зажмурил глаза и принялся массировать основание носа большим и указательным пальцами.

– Что с тобой? – поинтересовался отец. – Марк, что у тебя случилось?

Он почувствовал, как на его плечо легла рука, и тут же раздраженно стряхнул ее резким движением. Любое прикосновение к телу усиливало боль.