Текст книги "Домовик"

Эволюция, естественный отбор, правило жизни «выживает сильнейший» – всё вкупе – блеф! Миф, не подтверждаемый ни самой жизнью, никакими другими доказательствами для принятия за истину.

Увы, к сожалению, это далеко не так, ведь, по существу, всегда и во всём побеждает слабак – этот великий плут, которому абсолютно не нужно воспитывать возможности тела и совершенство духа для обретения качеств натуры. Он идёт своим верным «облегчённым» путём, мыслит как стратег и действует как опытный тактик. Наличие склонности к лени способствует развитию коварно-корыстного мышления. Он, как клоп, всевозможными комбинациями приспосабливается к условиям окружающей среды, для чего со временем приходит к неизбежному в его случае выводу, что ему необходимо использовать умело возможности других, менее преуспевших в ловкой изобретательности на хитрость чудаков, в понятии иждивенца, как бы созданных для эксплуатации. Его единственное устремление – устроиться в жизни по возможности комфортнее.

Паразит (тунеядец) – это хитро-мудрый мыслитель! Этот кровопивец питается животворными соками тружеников избирательно, по графику. Между прочим, трутни, как и все иные дармоеды, в уме всегда учитывают некое соотношение «статус-кво», чтоб не остаться без кормильцев, т. е. чтобы к определённому роду животворных качеств не было бы избыточного возрастания количества паразитов. Они способны идти на компромисс и могут заниматься каким-нибудь лёгким видом труда из области искусства и политики.

Философия, как наука «любви к мудрости», систематизировала взгляды во множестве учений (для чего создала понятия, категории и термины), которые в процессе собственной эволюции мышления забыли о своём главном предназначении – стремиться к истине. Вследствие чего они зарождаются на перекрёстках эпох как бы только лишь для того, чтобы опротестовывать и отвергать все предыдущие.

В итоге, псевдоэволюционное развитие этой области познаний о мире и вещах привело людей к неутешительному результату, абстракции, что уже не могло не найти выражение во всех видах творчества, что ярко проявилось в искусстве.

Всякое учение в философии вместо защиты своей позиции с последующим продвижением идей для наглядности с доказательствами на правильность и верность теории вдруг занялось совсем иным непонятным промыслом. Школы стали готовить профессиональных спорщиков, к тому же ещё законченных графоманов, которым предстояло, как искуснейшим фехтовальщикам «биться на поле устной брани». В полемической эристике опровергать якобы неопровержимое, где каждое учение в открытом противостоянии с разноликой оппозицией отстаивало своё право, если не на превосходство, то хотя бы на существование. К чему это привело?

Софистика – наука искушённых в красноречии умельцев, демагогов, по сути, мастеров приводить неправильные по определению формулировки и многоликие доводы, с целью ставить в затруднительное положение оппонентов, чтобы заслужить признание слушателей (зрителей), опять же толпы, – давно в моде. Особенно преуспевшие краснобаи умудрялись, преднамеренно и незаметно, ещё в самом начале дискуссии, внедрить своего «Троянского коня» в позицию наиболее сильного неприятеля. Этот ловкий приём «изобретательных победителей» стал с давних пор разменной монетой в каждом противоборстве, соперничестве, поединке, ну и, конечно же, в любой азартной игре на интерес. Теперь это дух политики, у которой любимый тезис – победителей не судят!

Вот так, подобно средневековым рыцарям на турнирах, нам приходится ломать копья в бытовых поединках, каждодневно, за Прево своего права, только более примитивными способами – «болтовнёй с применением всяких ненормативных выражений», зачастую приводящей и к низменным проявлениям с насилием, случаются и смертоубийства.

Все нелепые комментарии, критические высказывания, комические формулировки, обидные сравнения, прозвища, существуют и применяются для одного во всех видах грубых артикуляций – нанести душевную травму и вывести из равновесия конкретный объект, чтобы, ослабив, деморализовать на неопределённое время и развить в нём комплекс неполноценности, главное – заставить того считаться во всём с собой.

Насолить другу, что может быть приятнее! Об искренности и уважении умолчим, по понятным из сказанного выше причинам. Таково наше глупое позерство с негативом самоутверждения в собственных глазах.

Указанные определения, в конце концов, если не становятся аксиомами, являются полигоном для испытаний на прочность экологий натур, предпосылками для категоричного спора с обоснованными и не очень претензиями, обстоятельства суждений которых рано или поздно обретут форму бессмысленной полемики из-за раздутия привлекаемых тем. Критическая ситуация однажды достигнет предела и произойдёт «пшик», ибо в резиновый шар нельзя вместить бесконечность!

Поэтому, чтобы этого у нас с вами не получилось, мне придётся выдавать информацию порциями, где по необходимости, только ради достижения ясности, нужно будет позаботиться преследованием цепкой взаимосвязи не только всех существующих в мире вещей, но и отдельно взятых эпизодов в этой повести, предложенных вашему вниманию с соблюдением осторожности.

Мы связаны невидимыми узами с этими сверхсуществами, ведь наша сущность находится в тени этих призрачных невидимок, которые корректируют наш замысловато устроенный характер, влияют на настроение, помыслы и намерения.

Добряк ли наш опекун или злыдень, проглядывается на наших действиях. Предсказуемы ли они, порой? Гармоничен ли союз естества и натуры в нас самих? Полноценно ли развита в нас личность?

Полученные ответы могут привести к другим вопросам. Как мы можем с ним сосуществовать в такой односторонней взаимосвязи? Возможно ли наладить с ним сообщение каким-либо иным способом?

Х Х Х

Мы привязываемся и к автомобилю, ибо и тут не обходится без участия мистического существа. В особенности видно на футболе, гонках и войнах.

Глазами видим лишь поверхность предмета, а сущность обнаруживается только после опыта с исследованием и испытанием… Иногда всему виной домыслы.

Несколько лет назад, как сейчас помню всё четко, прогуливался я как-то по парку имени В. И. Ленина – теперь этот парк носит имя Т. Рыскулова, – чтобы скоротать время обеденного перерыва, ведь стоял я в длинной очереди людей в специальный отдел Центрального района города Тараз, которым необходимо было встать на прописку по новому местожительству. Учёт и контроль остались в наследство нам с эпохи страны советов.

Это учреждение находится по известному горожанам с давнишних времен адресу: улица Ленина, 1. Здание, относящееся к отделению полиции, расположено рядом с городским парком, только с тыльной стороны.

Времени до открытия конторы имелось ещё предостаточно, его с лихвой хватило бы для совершения ещё одной прогулки, кругом и не спеша, по небольшому уютному островку оазиса, утопающему в зелени. Чем, собственно, решил я заняться, совместив приятное времяпровождение с полезным. Провести время на природе и одновременно устроить так называемый массаж лёгким, основательно пострадавшим от длительного и утомительно неприятного пребывания в толпе курящих и плюющихся мужчин.

Вскоре моё внимание привлёк к себе один человек в годах, необычно одетый, в смысле фасон его одежды был не нашего провинциального менталитета, ибо яркой броскостью и вычурным пижонством невольно притягивал взоры окружающих. Многие признаки выдавали в нём пенсионера, но при этом чрезвычайно деятельного. Даже в парке на отдыхе он был чем-то увлечённо занят, до самопоглощения, сидя на одной из скамей летней эстрады, причём спиной к сцене. Казалось, мужчина ничего не видел вокруг, словно для него перестал существовать весь мир, до такой степени погружения он отдал свой разум процессу творчества. Не обращал внимания и на оброненные им случайно на землю, исписанные только что листы бумаги. Кстати, не замечал и того, что наступил правой ногой на свой головной убор, в котором он щеголял минут пять назад – изящную высокую шляпу тёмно-синего цвета, между прочим, новомодную и привычную, конечно, не в наших краях, а где-нибудь в далёкой загадочной Англии, в старинных консервативных городах, расположившихся по течению Темзы. Но самым странным мне показалось то, что стиляга в броском клубном костюмчике в мелкую клеточку стального цвета вдруг уселся, не глядя, на грязную скамью.

Я решил из вежливости, как воспитанный человек, поучаствовать в благотворительности, то есть с мерами предосторожностей, аккуратно и не торопясь, собрал все разлетевшиеся вокруг листы. Большинство из них оказались девственно чисты и белы. Сложил в общую охапку, где снизу оказались пустышки, и тут же поймал себя на мысли, помнится, почему-то подумал: «Жаль, что такого справедливого порядка на практике в жизни не получается!»

Седовласый агашка, безусловно, пенсионер, всё так же продолжал делать записи мелким неразборчивым почерком, в своей задумчивости не замечая моего участливого присутствия, отвлекаясь только лишь для того, чтобы пробурчать себе под нос какие-то важные в своём понимании слова, быть может, таинственные заклинания. Вдруг он застыл в неподвижности и несколько секунд находился в таком состоянии. В его остекленевших глазах происходило некое действо, словно он пытался уловить и разглядеть воображаемый им предмет, который он силился приворожить волей, чтобы замедлить его движение и не упустить из поля зрения все его черты, пока не успеет описать его досконально как интересный объект. Он щурился и вглядывался в призму представления, прилагая усилия, но, видимо, окончательно утерял призрачную тень из виду, поскольку, вдруг расстроившись, смачно сплюнул себе под ноги и выругался матом. Только теперь он заметил меня и почему-то не обратил внимания.

Я решился потревожить одиночество занимательного во всех отношениях земляка, судя по всему, законченного интеллигента, и тем самым оторвал его от медитации. Ну, в самом деле, не мог же я стоять «до ишачьей пасхи» в ожидании, когда этот странный субъект соизволит спуститься с небес, чтобы передать ему в руки эти несчастные листы, испещрённые непонятными каракулями?

Вторично мне довелось встретиться с этим незнакомцем уже летом возле здания областной администрации, где в вечернее время собирались жильцы местных домов, которые выбирались из душных квартир на прогулку, чтобы подышать свежим воздухом и совершить обходы вокруг действующих фонтанов. Ага[1]1
  Ага – уважительное обращение к мужчине, старшему по возрасту.


[Закрыть]отозвался должным образом, когда я его поприветствовал, как заведено по традиции муслиман[2]2
  Муслим (муслимане) – более правильное произношение в русском языке (нежели обычно употребляемое – мусульманин) представителей мировой религии Ислам.


[Закрыть], т. е. младшими старших. Он, в свою очередь, проявил любезность и попросил присесть рядом, мало того, тут же узнал меня, к моему удивлению, и сам напомнил о нашей предыдущей встрече в парке, после чего ещё раз поблагодарил меня за благородный поступок, совершённый произвольно от воспитанности. Мы пообщались немного, поговорили о том, о сём, обменялись кое-какими соображениями касательно мировых политических новостей и о множестве внутренних проблем в стране. Поскольку мы были не одни – я гулял с сынишкой, он же сопровождал внучку – нам пришлось вскоре со всеми полагающимися любезностями распрощаться.

Другая, совсем иная по значению, встреча произошла между нами возле ресторана «Тюльпан». Отчётливо осталось в памяти, что тогда я направлялся в магазин «Глобус», расположенный рядом, за лентой для своей печатной машинки и за газетами. Как вдруг меня окликнули необычным зовом «до-ро-гой», причём скандировали в унисон протяжно несколько человек и взмахами рук подзывали к себе со стороны открывшегося недавно пивного бара в огороженном дворике этого двухэтажного увеселительного заведения, в числе звавших я разглядел знакомое лицо.

Х Х Х

Он создан из тончайших прозрачных волокон кратно тоньше паутины, различимых только под лучами солнца в темноте. Представляет собой некий мощнейший энергетический сгусток размером с футбольный мяч в одном случае, в другом – это небольшой комочек, не больше теннисного мяча, от слабости выдающий едва уловимые импульсы, которые пусть и незначительно, но всё-таки влияют на характеры опекаемых ими людей. Домовики бывают различных форм, имеются исключительные экземпляры гигантских размеров. Соответственно, это влияет и на их способности и возможности во влиянии на окружающих по силе магнетического воздействия, что главным образом отражается на том, какое по значению гнездо они занимают. Это является первоосновой их существования. Передвигаются они крайне медленно, и то по срочной необходимости, а так это им вообще-то без надобности. В целом же, для людей практически исключена сама возможность видеть их, наблюдать за ними, изучать повадки и образ жизни этих чудных невидимок. При всём при этом устройстве, можно сказать, бестелесной сущности, эти Божьи творения наделены множеством возможностей психофизического воздействия на настроение и вкусы людей, и избирательно, особенно на опекаемых домочадцев. Есть среди них и мощные особи, способные влиять на сознание масс.

Х Х Х

Телесное очищение очищает и разум, а нагота естества способствует к откровенности. В латах и маскировке человек становится особенно скрытен.

Я абсолютно и категорично отказывался верить всему услышанному скорее внутренним сопротивлением протестующей интуиции, нежели логическим воспрепятствованием разума. Помнится, настроение было подавлено сумбурным нагромождением всяких вздорных заявлений, вступивших в противоборство с противоречивыми реакциями в моей душе, что уже, в свою очередь, привело к коллапсу, состоянию смуты и нерешительности, с незнанием выхода из тупикового положения. Сомнения одолевали штурмом и требовали предпринять действия, но из чего. Что лучше – уйти или остаться? Извечно мы обречены на одно – на необходимость выбирать!

Не мог же я, в самом деле, создать сразу определение от первичного впечатления этого малознакомого человека, как оказалось педагога местного университета имени М. Х. Дулати, к тому же уважаемого и добродушного аксакала, и принять его каким-то выжившим из ума стариком маразматиком. Я отнёс весь этот беспорядочный и утомительный монолог с его стороны к хмельному состоянию, причиной многословия страстных речей могли быть у него семейные проблемы с всякими обстоятельствами. К тому времени мы уже выпили достаточное количество пива вслед за заедаемыми нами солёными фисташками. Этот непередаваемый обычными словами букет соединения различных вкусовых ощущений привёл к приятному, хоть и нелёгкому, опьянению, что, вероятно, побудило моего собеседника к ведению необычайно бестактных речей с откровениями. Разговор не получался и в тот раз не мог получиться по многим причинам, от меня не зависящим, о которых я не мог догадываться тогда. Нет смысла описывать тот никчёмный сумбур, где мы взвалили на свои плечи непосильную ношу в виде массы информации, также переусердствовали в демонстративной вольности, выказывая презрение к правилам поведения в общественном месте своей развязностью от обуреваемых нами чувств. Мы ведь смотрели страстно истинный футбол в исполнении асов этого искусства, матч «Манчестер Юнайтед» против «Ливерпуля», при этом много пили и ели, кричали, спорили, громко смеялись, в том числе и неприлично выражались, конечно. На следующий день единственным утешением для меня было то, – это отчётливо запечатлелось в моей памяти, – что таких, как мы, шалунов в тот злополучный вечер в той забегаловке оказалось немало.

Вкратце всё происходило следующим образом. Из уст интеллигента, забывшего об этикете, невразумительно прозвучало, что день у него с утра не выдался, якобы, было отвратительное расположение духа. Чтобы отвести душу, он пришёл поискать кого-то из знакомых в ближайшую пивную, пользуясь моментом, разбередить свои раны и излить наружу накопившуюся в груди накипь, которая отдавала глухой болью в сердце.

Вспоминается, как странно он тогда поблагодарил меня только за то, что я ему попадаюсь на пути своевременно, и ещё отметил тогда дружелюбно, что ему повезло встретить меня. Чтобы не показаться бестактным, представился:

– Ермахан Муратович Карагусов, кандидат исторических наук. В настоящее время пенсионер, немного преподаватель и чуточку предприниматель, и всё равно можно сказать откровенно – «бездельник».

Пожилой мужчина – со всей учтивостью, но при этом с настойчивостью, известной манерой преподавателей со стажем – сумел как-то очень быстро и запросто уговорить составить ему компанию. При всём при этом он лишил меня возможности представиться ответно, как подобает в таких случаях, поскольку он говорил, не умолкая. Много позже, когда я проводил его до дома, он уже сам соизволил, наконец, поинтересоваться моим именем. До этого обращался ко мне словами «дорогой», «братишка».

Карагусов был явно раздражён чем-то, и к этому было примешано чувство испуга, но ему удавалось временами это удачно скрывать. Я же, со своей стороны, отнёс всё к его размолвке с дочерью, о чём он проговорился вскользь скороговоркой в двух словах во время затянувшегося монолога. Истинные причины его подавленного состояния тогда мне не были открыты, прояснилось всё позже. В общем, весь вечер педагог в подпитии донимал меня всякими двусмысленными вопросами с подковырками. Очень интересовался моим происхождением: семьёй, родными и близкими. Всё занимало его и вызывало любопытство. Микроклимат во взаимоотношениях внутри семьи, отношение моё и родственников к проистекающим в мире событиям и вообще к окружающим людям: соседям, друзьям, знакомым, и много ещё чего.

Я жутко устал от напряжённого разговора с необходимостью отвечать на бестолковые вопросы как на допросе, но ещё больше – от недоумения. К чему это всё делается? Зачем он привязался ко мне? Но больше всего я укорял самого себя за все эти испытания, которые мне приходится переносить за глупую отзывчивость.

Да, он, ко всему прочему, также донимал меня ещё и расспросами по ходу своих рассуждений. Пытаясь узнать моё мнение об окружающих нас посетителях в пивной и ещё некоторых странных вещах, в том числе связанных с интимными вопросами, что всё вместе вовсе обескураживало и обезоруживало меня и не давало возможности собраться с мыслями. Мне было затруднительно найти в себе силы и достаточно терпения, чтобы чувствовать себя свободно. Отсюда – я вынужден был идти у него на поводу, и мне не оставалось ничего иного, как отвечать на все вопросы в произвольной форме и ещё делиться с ним своими мыслями. Ведь проделывал Ермахан Муратович все эти свои штучки вежливо и аккуратно, со всеми размеренными предосторожностями.

Когда я в первый раз попытался встать из-за стола и распрощаться, он убедил меня задержаться ещё на полчасика, при этом уговаривал минут десять, крепко держа за руку. Точно помню, именно с этого момента он начал говорить о домовиках и обо всём сверхъестественном и мистичном. Вот когда он изменился и преобразился. У него горели глаза, раскраснелось лицо, на лбу появились капельки пота. Поздним летом в Таразе в вечернее время иногда бывает прохладно, поэтому было видно отчётливо, как клубился пар у него над головой. Агашка словно помолодел на глазах, но меня насторожило то, что у него сменилась тональность в голосе от переизбытка чувств. Он говорил теперь, как бы раскачивая слова. Голос его то едва был слышен, то, ломаясь, превращался в крик. Я же воспринял это как верный признак определённой стадии опьянения, когда человек начинает в таком одурманенном состоянии утрачивать моральный облик и вместе с этим контроль над своими действиями.

Вторая попытка покинуть его назойливое общество случилась часа через полтора по сложившейся ситуации и оказалась более удачной, если не считать того, что он взял с меня слово, обещание проводить его до дома. Мне к этому моменту уже всё окончательно надоело, к тому же мой любимый «Ливерпуль» с трудом выиграл со счётом 2–1, и я, чтобы отвязаться скорее от этого надоедливого аксакала, – пусть при этом мне было это малоприятно – взял на себя такое обязательство. Здесь он обмолвился, что живёт совсем неподалёку, рядом со зданием областной администрации, по проспекту Абая в доме № 131 «А», который находится за магазином «Айша», и у него квартира 10.

Х Х Х

Что толку говорить мне: о том, о сём? Дайте мне пощупать самому и оценить на вкус.

Ермахан Муратович настойчиво и как-то умело, с упорством, уговаривал меня зайти к нему в гости. В шутливой форме извинялся за то, что квартира его находится на четвёртом этаже, даже за то, что в подъезде отсутствует лифт, помимо этого наговорил ещё много чего для убедительности, но все его манёвры были безуспешны. Я выдержал натиск аксакала с принудительным гостеприимством и остался непреклонен и непоколебим, к своему удивлению. Он, видимо, сообразил уже бесперспективность уговоров и сменил тактику. Подозревая то, что следующей встречи уже может не быть, вернее, «разговора по душам», по понятным причинам, он решил применить «ход конём», то есть заручиться хотя бы взятым обещаньем.

– Ты вообще, Рахман, верующий? Судя по твоему имени, можно предположить то, что ты происходишь из семьи с религиозным семенем в крови, что для современного казахского народа несвойственно.

Я долго не думал над ответом:

– Конечно, я должен воскликнуть в порыве страсти от любви к Аллаху и гордости за свою преданную покорность в истинную Веру.

– Ашхаду Ал ля Илаха Илла-лаху, ва Ашхаду анна Мухаммадан абдуху ва расуллуху (Свидетельствую, что нет Бога кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммад – Его раб и Его посланник). – Немного помолчав, как бы оправдываясь, добавил. – Ереке! Судя по всему, Вам неизвестно то, что верующих в Аллаха было всегда условно три категории. Не буду сейчас утомлять Вас подробностями, тем более это неприлично в нашем состоянии. Просто скажу конкретно, существуют три ступени почитания и любви к Аллаху.

Нижний ряд – муслимы. Это те, к коим отношусь и я, которые находятся на пути к совершенствованию своих качеств. Они читают намаз время от времени, когда получится и придётся, это выпадает у них обычно на пятницу, а в остальное время они всегда чем-то заняты, у них оправданий найдётся миллион. В сутках 24 часа, из этого времени они не могут выкроить всего лишь один час для поклонения Всевышнему Богу. В нас мало веры.

Средняя ступень – это ряд повыше, достойные мумины, оплот веры и надежда ислама. На их плечах несёт бремя миролюбия весь белый свет, живой мир и вся одухотворённость вселенской сущности. В их руках покоится, нежась, хрупкая природа человечности. Они читают пятикратно намаз, призывают к вере, трудятся на всеобщее благо, живут честно, по справедливости, помогают слабым вниманием, их терпение – это и есть колыбель мира.

Самая высокая ступень – это избранные мухсины. Это учёные люди, уже постигшие тайные секреты мироустройства. Мудрецы, достигшие познаний о многом, они живут уже иными нравственными категориями, постоянно поражаясь своим новым открытиям в понимании могущества Всевышнего Творца. И все мы, как люди, должны быть устремлены к обладанию таким капиталом знаний по достижению своего совершенствования до этой ступени. Во все времена избранных уничтожали. Эти авторитеты всегда представляли угрозу для мировой элиты, целью которой всегда были власть и деньги. Мухсины всегда и во все времена были озабочены двумя векторами развития человеческого общества: каким способом лучше и рационально распределять общественное благо между всеми людьми и каким импульсом зарядить природу всего социума, чтобы каждый индивид в нём всегда был устремлён качественным личным самосовершенствованием тела и души. Это и является, по сути, главным содержанием веры, идеальный образец, к которому мы все стремимся – походить на пророка Мухаммеда, Да благословит его Аллах и приветствует.

Да, существуют ещё авлия, христиане понимают их как святых. В исламе нет культа кумиров, икон с божественными ликами, к тем относятся святые угодники и всякие люди, жившие на земле, внёсшие свою лепту в христианскую веру и мораль, которые в честь своих заслуг были возведены в лик святых после смерти. Для нас всё это недопустимо, и признается ширком, то есть является страшным грехом. Аллах бесподобен и велик. Авлия, конечно же, существуют на свете, но они очень скромны и стыдливы в своих запросах на жизненные обстоятельства, что их никто не узнаёт в толпе и подложном мире суеты. Их признают только после Кия-мата. Воскреснут люди и удивятся, узнав в соседе, которым пренебрегали авлия, на которого лили желчь, выражали спесь и изрыгали слова гнева.

Помолчав немного, восстановил дыхание, потом не удержался и высказался.

– Ага, я вас что-то не пойму. Вы меня извините, но я уже устал от нашего общения. Вы или сильно пьяны, или у вас такой сложный, можно сказать, даже дурной характер. Я уже отказываюсь что-либо понимать. Если так уж вам необходимо знать, тогда скажу следующее. Я слаб в вере тоже, каюсь и признаю то, что грешен, хоть принадлежу роду «кожа», а это ко многому обязывает в плане общих познаний о мироустройстве, в особенном отношении к культуре, науке, истории, разумеется, и это определённо главное, религии тоже.

Не успел я закончить мысль, как он не только перебил меня на полуслове, но ещё смог сориентироваться по ходу диалога.

– Всё, всё, всё. Мне всё теперь ясно и понятно. Ну, молодой человек, очень рад нашему знакомству! Теперь позвольте задать вам вопрос по существу. Что вы делаете завтра, предположим, часов в 11? Разумеется, дня, конечно.

Я замялся на минутку, подозревая какой-нибудь подвох с его стороны, вследствие чего выбрал «золотую середину», в данном случае ответил туманно, чтобы в случае чего иметь простор для манёвра.

– Не знаю, ещё не решил. Мне на сегодня всего достаточно, с лихвой. День мною убит, в смысле прожит зря. Все планы рухнули. Я ведь даже ленту на печатную машинку не купил. У меня работы накопились рукописные, и ещё других проблем миллион в куче. Всё надо решать. Хотя бы разобрать вначале по полочкам, уже неплохо было бы. Кто и как нынче живёт или существует, мне известно не понаслышке, всем нелегко в это смутное время, конечно. Но точно знаю, более всего теперь страдают в так называемом СНГ творческие натуры, специалисты во всяких областях науки и промышленности, журналисты из числа порядочных, несогласные с преступными действиями коррумпированной властной элиты, личности, ну и вообще честные люди. Это какой бардак творится, кругом неразбериха. О чём на верхах думают пролезшие туда прощелыги-самозванцы, укравшие не только свободу, достойное историческое развитие и неисчислимые богатства у народов, но и узурпировавшие власть на долгосрочной основе? Вот так, вот! Что касается лично меня самого? Из-за того, что днём часто в домах выключают электричество, а по ночам само собой, решил старую печатную немецкую машинку «Оптима» приспособить к условиям. Что ж делать, придётся перебираться с компьютера на экзотику. Надо как-то выживать, не век же будет тянуться вся эта суета с анархией и с произволом режимов диктатур.

Карагусов обрадовался, схватил меня за руки и, нервно тряся, выпалил неожиданно вовсе не то, что я ожидал услышать после такой его реакции, на свои слова.

– Так, значит, вы в это время будете свободны? Дайте мне честное слово, что завтра непременно зайдёте ко мне часам к одиннадцати. Вот мой дом. Он находится за этим четырёхэтажным, на первом этаже которого размещена художественная галерея. Слушайте внимательно, и уж простите занудство старика. Этот первый дом вдоль проспекта Абая номер 129 пропускайте, и сразу финишная прямая – вы у цели. За ним, параллельно, находится дом вашего покорного слуги. Между этими домами расположено небольшое футбольное поле, детское. Наши дома пятиэтажные, остальные – четырёх.

Мне пришлось среагировать, а не то прессинг бы ещё долго продолжался. Мой ответ: «Понял, понял», – почему-то был понят им так, как будто я принял его предложение, к чему он так радостно воскликнул:

– Отлично! Все, жду Вас к 11 часам. Можете раньше прийти, разрешаю, и опоздать на немного тоже позволяю.

У меня даже дух перехватило, что дар речи пропал. Я понял, что влип безо всяких шансов отвертеться теперь. Мы тепло распрощались. Когда он скрылся в проходе между домами, я направился в сторону своего дома. Жил ведь совсем неподалёку от назойливого Ереке, по улице Айтеке Би, № 2, над магазином «Дамдес». Я ничего не утаивал, и никто меня ни о чём не спрашивал, но всё равно на душе был осадок, будто я скрыл от аксакала то, что проживаю рядом – в следующем квартале. Поднимаясь по лестничным пролётам тёмного подъезда своего дома, невольно ухмыльнулся случайному совпадению, ведь в точности как новоиспечённый знакомый, проживал тоже на четвёртом этаже.

– Какие только бредовые мысли, со всякими идеями и причудами, не лезут в голову в хмельном состоянии? Кто бы знал, что в таком, пусть и сладостном, дурмане каждый из нас становится объектом преследования всякой нечисти. И не повезло тому, кто, находясь в состоянии «под шафе», случайно подцепит, ночной порой возвращаясь домой, бродячего домовика.

Х Х Х

Домовик не приветит гостеприимно в своём гнезде другого сородича.

Видно, не зря говорится «утро вечера мудренее», лично я убедился в этом несколько раз. По этому поводу мне попадалась какая-то познавательная литература. В статье утверждалось, что будто бы услышанная нами какая-либо информация, не понятая нами или чем-либо показавшаяся ненужной, во время нашего сна проходит системную обработку и анализ мозгом, что в итоге мы, проснувшись на следующий день, можем изменить своё мнение, которое зрело накануне. Нечто схожее произошло в своё время с Менделеевым, который якобы увидел свою периодическую таблицу химических элементов во сне. Я тогда не представлял себе, как такое вообще возможно?

Весь вчерашний разговор, правда, в контексте своём мне представлялся утром жутко интересным в познавательном плане. Что-то для меня прояснилось в смутном очертании, и желание прояснить суть предмета отчётливее было притягательно заманчиво, к тому же особых занятий, а день выпал на субботу, в общем, не предусматривалось. Кроме всего, любопытство подогревало и данное мною обещание, и я стал готовиться к визиту.

Таким образом, всё началось 13 августа 2001 года. Из своей квартиры я вышел без пяти минут одиннадцать: чтобы добраться пешим ходом до пункта назначения, требовалось немного времени. Мне захотелось быть пунктуальным, чтобы прибыть строго по-сталински – в точно назначенное время. Шёл спокойно и не торопясь, в таком же темпе, сохраняя ритм движения, стал подниматься вверх по лестнице подъезда с затхлым и спёртым воздухом. Все вокруг, казалось, навевало мрачность. Быть может, такой специфичный эффект создавали стены помещения, выкрашенные половой краской известного скандального цвета, любимого фашистами всех времён и народов. Само собой вдруг подумалось – почему этот цвет был любим фашистами, а коммунистами – во вторую очередь, после красного? И почему он называется цветом чумы?