Текст книги "Воскрешение"

3. Гвоздика

Смейтесь, время ведьм прошло!

Вознесутся Деверо!

Бог Рогатый любит нас,

Кровь прольем еще не раз.

Тени прошлого шуршат,

Задыхается душа…

Что ж, пора сорвать покров

С мрачных тайн былых веков.

Аманда

Особняк Мур, Скарборо

Дом жил, у него стучало сердце… По коридорам струилась кровь, мерно пульсировали стены – там-бам, там-бам, там-бам, – но об этом никто не догадывался. И она тоже забудет, едва проснется.

Покачиваясь, Аманда медленно спускалась по винтовой лестнице к подвалу, все глубже и глубже под землю, туда, где похоронены тайны, где во тьме на каждом шагу расставлены коварные ловушки.

– Аманда, одна не приходи… – прошелестел над ухом голос, призрачный, скользкий, холодный. Слова черными снежинками кружили перед глазами, разлетались в разные стороны и рассыпались в прах. Ты знаешь, что принести… Знаешь, что мне нужно…

Пол под ногами напоминал шкурку ящерицы…

Аманда вздрогнула и проснулась. Тяжело дыша, она включила стоящую на прикроватной тумбочке лампу. Свет озарил злобные физиономии, придерживающие красно-зеленый полог над кроватью. Девушка невольно поежилась. Ухмыляющаяся маска с глубокими впадинами глаз и высунутым языком украшала все четыре эбеновых столбика под балдахином. Впрочем, изображение Зеленого человека было повсюду. Стоило ли тогда удивляться, что особняк Мур снится ей каждую ночь?

Только Аманда не помнила ни одного сна – это и тревожило. Остальным, похоже, ничего подобного не снилось.

Выбравшись из-под одеяла, она лишний раз порадовалась, что одета в теплую пижаму (светло-розовую, с коровками, – такую же носила Николь, и желтую – Оуэн). Аманда спрыгнула с кровати на черный мраморный пол, потянула за шелковый шнур у окна – тяжелые шторы послушно разъехались в стороны. В спальню хлынуло кремово-сиреневое сияние, и, хотя ведьмы предпочитают лунный свет, у девушки вырвался лишь облегченный вздох: вот и еще одна ночь закончилась.

Она нащупала под подушкой амулет – сплетенный из серебряных нитей ловец снов, с черными и серебряными лентами, на которых болтались голубые и зеленые авантюрины. Черный и серебряный, цвета древнего ведьминского рода Каор, чья кровь бежала в венах Аманды, Николь и Холли… Их ветвь носила фамилию Катере. О родстве с французской семьей три кузины узнали всего два года назад, когда утонули родители Холли. Прежде они винили несчастное стечение обстоятельств, но вскоре узнали правду…

Аманда спрятала ловца снов в маленькую серебряную шкатулку. Голубой авантюрин, целебный камень, усиливал дар предвидения. Зеленый, называемый также небесным камнем, предназначался для лечебных целей, для защиты и руководства в опасных путешествиях.

Сунув шкатулку под мышку, девушка взяла с тумбочки фонарик и осторожно, на цыпочках, вышла в коридор. Комната Томми находилась напротив. Спали они раздельно, так что Аманда могла без лишних хлопот самостоятельно изучить природу своих ночных кошмаров.

«Хм… Как-никак мы соединены духовными узами… Наверное, следовало бы заняться этой работой вместе с Томми», – терзалась она угрызениями совести, бесшумно крадясь мимо запертой спальни.

Дверь Николь тоже оказалась закрыта. Маленький племянник, наверное, крепко спал в колыбельке, рядом с кроватью матери. Дедушка Оуэна разместился в смежной комнате; его спальню завалили волшебными амулетами, оплели заклинаниями, а сам Ричард неизменно держал под рукой пистолет-пулемет.

С тех пор как месяц назад они въехали в особняк, между ними то и дело вспыхивали споры о том, стоит ли здесь оставаться. Аманда настаивала на отъезде; Томми, господин своей госпоже, поддерживал ее целиком и полностью. Сестра же считала, что Оуэну безопаснее всего оставаться в доме. Благодаря адвокату Дереку Николь удостоверилась, что чары, оберегающие дом от чужаков, не действуют ни на нее, ни на сына, ни на тех, кого она пригласила переступить порог.

Впрочем, и тут могла таиться ловушка…

Николь убедительно доказывала, что лучше пожить в особняке, – по крайней мере, пока они не придут в себя после битвы в лондонской резиденции Верховного ковена. Будущее покрыто мраком неизвестности, а защитить Оуэна вряд ли удастся, если постоянно перебегать с места на место, скрываясь от возможного преследования. Словом, нужна хоть какая-то крыша над головой.

Ведьмы развесили повсюду защитные заклинания, в несколько слоев опутали дом чарами белой магии – и все же…

Все же…

Возможно, сестре хотелось остаться в особняке на тот случай, если ее разыскивает Филипп. Он ушел вскоре после рождения Оуэна, а на прощание пообещал отчитываться каждый день, как продвигаются поиски Холли. Но однажды Филипп исчез. Тогда они еще были в бегах и знать ничего не знали о наследстве семейства Мур. Разумеется, заклинанию легче вычислить местонахождение человека, если он не носится из города в город.

Едва ли Филипп бросил Николь связанные духовными узами перво-наперво хранили верность друг другу. Просто отчаянный зов Пабло не на шутку его встревожил. Возможно, существовала какая-то зависимость между странным состоянием юного ведьмака и безопасностью Николь с сыном.

Аманда ежечасно взывала к Богине, умоляя ее оберегать Филиппа и помогать ему в поисках. Шли дни, недели, а вестей от француза не поступало; девушка волновалась все больше и больше.

Напрашивались два вывода: либо кто-то не давал Филиппу выйти на связь, либо он погиб. От одной мысли о подобном исходе Аманду бросило в дрожь.

Особняк клана Мур, несомненно, насквозь пропитан могущественной магией. Тем лучше. Если получится, Аманда непременно задействует его волшебную силу, чтобы разыскать Филиппа! Вот и еще один из немногих поводов остаться в заколдованном доме.

Яркий луч скользнул по фамильным портретам, возраст которых порой исчислялся веками. Целая толпа злых колдунов и колдуний недобро взирала на Аманду со старых полотен; по спине побежали мурашки. Чтобы разогнать мрачные тени, девушка создала светящийся шар – конечно, это обойдется недешево: любое волшебство имеет цену. В некоторых частях старинного особняка до сих пор не было электричества.

«Если мы тут задержимся, придется благоустраивать дом».

На лестничной площадке она резко остановилась и уставилась на уходящую вниз спираль ступеней. Лестница! Она видела во сне лестницу! Больше Аманде ничего не вспомнилось.

Решительно стиснув зубы, девушка нырнула в сумрак комнат первого этажа, с вызовом раздвинула тяжелые парчовые шторы и выглянула в сад, тронутый бледным светом зари. На фоне бурой лужайки с лабиринтами живой изгороди высились фигурно стриженные деревья в форме соколов и львов. Там же стояла мраморная статуя Пана, играющего на сиринге. Из трубок тоненько струилась вода, стекая в зеркальный пруд, где, несмотря на холод, плавали водяные лилии.

Так куда же все-таки подевался сэр Уильям? Неужели просто перевоплотился в демона? Интересно, вернется ли он?

Аманда направилась в глубину темного зала, стараясь обходить стоявшие по стойке «смирно» рыцарские доспехи; стены украшала целая коллекция оружия. История рода Мур была неразрывно связана с историей Англии с тех времен, когда действовало правило «кто силен, тот и прав».

Сотни битв, сотни побед – за землю, за честь, за власть…

«А ведь до сих пор ничего не изменилось», – подумала со вздохом про себя Аманда, очутившись наконец в кухне.

Девушка щелкнула выключателем – и ее взору предстала роскошная смесь классики с современностью: к мраморным полам, гранитным столешницам и каменным аркам, обрамляющим великолепные шкафчики из красного дерева, прилагались новейшие бытовые приборы.

Шкатулку с ловцом снов Аманда поставила у плиты. Выбрав среди изобилия кастрюль блестящий медный горшочек, она налила в него святой воды, добавила щепотку соли и поставила на огонь. Пока вода не закипела, девушка включила электрочайник, чтобы заварить чай.

Когда в горшочке забулькало, она быстро подняла амулет над бурлящей водой и нараспев забормотала на латыни:

– Все расскажи, мне покажи, сдерни покров тайны со снов…

Затем Аманда вытащила из ящика простенькую записную книжку, купленную в деревенском магазинчике, аккуратно вывела на новой странице число: «1 августа». Вооружившись ручкой, девушка замерла над листком, ожидая, когда над серебряной паутинкой начнут подниматься материализовавшиеся образы. Первыми, разумеется, появились размытые лица самых близких – они ей снились каждую ночь. Следом поплыли картинки эпизодов минувшего дня: вот она подметает пол, готовит тосты с сыром, играет с Оуэном…

Наконец возникли смутные очертания бессмысленных образов, ради которых она читала молитву, – в них лежал ключ к разгадке ее ночных кошмаров и тайны самого дома: лилия («Символ Дев Лилии – я, Николь и Холли»), огромный черный демон с огненными клыками и темными змеиными глазами («Сэр Уильям? А может, его погибший сын Джеймс?»), хрустальный ключ («Ммм… белая магия? Разоблачение?»), кролик («Плодородие. Или Оуэн?»)…

Больше ничего так и не появилось. Удивленная Аманда выжидающе смотрела на амулет – ловец снов выдавал десятки, а иногда и сотни различных видений. По крайней мере, меньше тридцати девяти она еще никогда не записывала. Тридцать девять считалось волшебным числом, так как оно заключало в себе три раза по тринадцать. А сейчас появилось всего четыре образа…

Что-то не так!

Девушка снова произнесла заклинание.

Вода в горшочке булькала, брызгала во все стороны, свистела и шипела, как разъяренная кошка. Чтобы не обжечься, Аманда на шаг отступила от плиты. На миг ее окутало густое облако пара, а потом над горшочком закружились картинки, один образ сменялся другим – только успевай записывать: «Голубые глаза; прекрасная улыбка; лицо Оуэна; веточка остролиста; вода (океан или озеро?); пирамида; желтый цветок; шитое золотом голубое облачение; овраг; автобус, проезжающий мимо замка; цветы; тени; деревья; солнечный свет…»

Через минуту вода выкипела, а Аманда исписала три страницы. Заваренный чай тем временем настоялся. Девушка пробормотала над ловцом снов несколько заклинаний, чтобы очистить его от старых видений и подготовить для новой ночной охоты. Разобравшись с амулетом, она помолилась Богине в воплощении Афины попросила помочь разгадать значение образов. По мнению многих ведьм, каждый сон содержал тайные шифры, послания из бессознательного, призванные направить и защитить.

Однако Холли запрещала членам ковена заниматься толкованием снов, опасаясь, что враги попытаются атаковать их посредством ночных кошмаров. Кроме того, работы ведьмам и во время бодрствования вполне хватало. Только Холли была далеко…

Интересно, где же она теперь?

По настоянию отца пользоваться настроенными друг на друга радиолокаторами решили только в крайних случаях: чем меньше людей знают об их нынешнем местонахождении, тем лучше.

А как же Филипп?

Вздохнув, девушка направилась к холодильнику.

Аманда… Всегда милая, всегда спокойная, хорошая сестра, верный член ковена, готовит завтраки, моет посуду… Только недавно она научилась высказывать свое мнение и, пока еще робко, отстаивать свои взгляды.

«Аманда!..»

Девушка удивленно вскинула голову: позвали или показалось? Тишина. Она пожала плечами и открыла холодильник.

«Та-а-ак, яйца, молоко, хлеб… Соорудим французские тосты, Николь их обожает. Как-никак кормящей матери нужна калорийная пища – Оуэн жуть какой прожорливый».

Разложив продукты на столе, Аманда отправилась за миской для смешивания ингредиентов.

Стена у двойной раковины из нержавейки выложена кафелем с изображением зеленых и красных соколов – чтобы брызги не летели. Над раковиной висел шкафчик из красного дерева, в котором Аманда держала сушеные травы и пустышки Оуэна.

Внезапно ей почудилось, что где-то сбоку промелькнул смутный образ двери.

Аманда хмуро огляделась по сторонам, внимательно осмотрела раковины, кафель, шкафчики и наконец, прижимая к груди упаковку яиц, вслух спросила в пустоту:

– Хм… Мне сейчас что-то привиделось? Ну?

Ответом ей было молчание. Ничего странного или лишнего девушка не заметила, только накатило умиротворяющее спокойствие, так что даже пришлось помотать головой – стряхнуть оцепенение.

«Нет-нет… Все замечательно, мы в полной безопасности!» – твердо сказала себе Аманда и принялась за завтрак.

Дэниел и Мари Клер Катерс

Сиэтл, 1971 год

– Ты какой-то мрачный, – заметила Мари Клер с недовольной гримаской.

Вздохнув, Дэниел Катере обернулся к сестре: та небрежно лежала на диване в гостиной. Ее длинное черное платье на тонких бретелях восхитительно контрастировало с безупречно белоснежной обивкой мебели. На изящных запястьях девушки мерцали серебряные браслеты.

– Только испортишь мне вечеринку, – надула она губки.

– А что, всем плясать вокруг тебя? – огрызнулся брат.

– Разумеется, – пожала точеными плечами Мари Клер.

Самовлюбленная красавица сестра с младых ногтей отличалась редкостным эгоизмом, видимо считая, что умопомрачительная внешность компенсирует отсутствие иных достоинств. Дэниел давно смирился с таким поведением, а потому просто отвернулся, зная по опыту, что препираться бесполезно. Однако Мари Клер грациозно встала с дивана и тронула брата за плечо. Дэниел удивленно обернулся – сестра нервно хмурилась, на лбу между бровями залегла морщинка.

– Понимаешь, сегодня будет Ричард… Хочется, чтобы все прошло безупречно, – объяснила она.

Дэниел насмешливо улыбнулся.

– А! Фаворит нынешнего дня!

– Не смей его так называть! – выпалила, вспыхнув, Мари Клер.

Но молодой человек не мог удержаться от подколок – в конце концов, она же родная сестра. Святое дело немного ее пошпынять!

Прости, запамятовал. Действительно, ты встречаешься с ним уже третью неделю!

– Между прочим, мы встречаемся три месяца! – ответила она, гневно сверкая глазами.

Видя ее яростный взгляд, Дэниел счел за лучшее прекратить насмешки.

Ты… э-э… серьезно на счет него?

Мари Клер уверенно кивнула.

– Но он же… псих, дебошир! Такие мужчины не для семейной жизни.

Я смотрю на это иначе, вскинула она голову.

– А Ричард?

– Уже сделал предложение.

Вот оно что! Тогда ясно. Мама, я так понимаю, еще не знает? Чудненько… – Дэниел криво усмехнулся, представляя, какой нагоняй ожидает сестрицу.

– Расскажу ей сегодня вечером.

Брат вздохнул.

– Ты же знаешь, его со дня на день призовут в армию.

И что с того? Мари Клер вызывающе вздернула подбородок.

– А то – вдруг Ричард не вернется?

– Вернется! – твердо отрезала она, хотя вид у нее был не слишком уверенный.

Девушка скрестила руки на груди, на запястьях звякнули тоненькие браслеты.

– И?.. Может, тогда он тебе не особенно понадобится? Я имею в виду, допустим, ты его дождешься, а он приедет из Вьетнама калекой?

Мари Клер залепила брату звонкую пощечину. Несмотря на то что щека горела а возможно, именно из-за жгучей боли, – у Дэниела появилось к сестре уважение: возможно, она все-таки взрослеет… Впрочем, в роли жены он по-прежнему с трудом ее представлял.

Слабо улыбнувшись, Дэниел вышел из комнаты и поднялся к себе в спальню. Там он запер дверь, медленно выдвинул ящик письменного стола… Из-под поддона с ручками и скрепками молодой человек вытащил завернутый в черный шелк древний манускрипт в кожаном переплете. Шелк украшала прекрасная вышивка: серебряная хищная птица и лилии.

С легким волнением он открыл книгу на заложенной прежде странице и вновь принялся за чтение. Манускрипт был на старо-французском, но Дэниел, обладая склонностью к языкам, читал и писал по-французски с шести лет, так что трудностей с пониманием старинного текста у него не возникло.

Благодаря рукописи, найденной днем раньше, он и выяснил, что принадлежит к ведьминскому роду. Собственно, это не оказалось для него такой уж неожиданностью.

Их семья всегда отличалась от остальных: у всех имелась склонность к предвидению грядущих событий, а самому Дэниелу не раз снились вещие сны. Когда пару лет назад умер отец, характер властной, решительной матери стал еще хуже. Кроме того, у нее появилась привычка непрерывно бормотать себе под нос и сидеть часами на чердаке в полном одиночестве. Однажды Дэниел поднялся к матери. Застигнутая врасплох, она торопливо запихнула в старый сундук какой-то предмет, а сыну грозно велела убираться вон. Загадочным предметом оказалась та самая рукопись, которую он теперь внимательно, с интересом, читал. Сюжет напоминал волшебную сказку, причем невероятно запутанную, только злую ведьму олицетворяла целая семья по фамилии Деверо – правда, в книге они назывались колдунами, но в чем заключалась принципиальная разница между этими понятиями, Дэниел пока не разобрался.

Услышав за дверью странное царапанье, он подпрыгнул как ужаленный и резко крутанулся на стуле – дверь была закрыта, да и шум вроде стих. Едва Дэниел опять взялся за манускрипт, в коридоре раздался торопливый топот.

– Очень остроумно, Мари! Обхохочешься! – крикнул он.

Снова царапанье… Дэниел решительно вскочил, быстро распахнул дверь – никого. На лбу выступил холодный пот, волосы на голове зашевелились от ужаса.

– А, все эта чертова рукопись… – пробормотал он, закрывая дверь.

Неожиданно комната затряслась, Дэниела швырнуло на пол, грудную клетку пронзила невыносимая острая боль – и тут же грянул жуткий, безумный хохот. Перекатившись на спину, молодой человек с мучительным стоном схватился за бока. Перед глазами, как в тумане, плавало маленькое белое личико.

– Мари?

– Не Мари-и-и, не Мари-и-и, мы одни-и-и, мы одни-и-и, – пропел неизвестный голосок.

Проморгавшись, Дэниел увидел зеленое чешуйчатое существо: рост не выше фута, колючие глазки, большой острый нос, длинные тонкие ноги, лысая заостренная голова – и ни клочка одежды. Существо вскочило на стул, захлопнуло костлявыми пальчиками манускрипт, скатилось на пол и ринулось под кровать.

Дэниел же, стеная от боли, тем временем пытался сесть. Он огляделся по сторонам в надежде найти хоть какое-то оружие, но ничего подходящего поблизости не оказалось.

Ты кто? – спросил он в пустоту, торопливо осматривая комнату.

– Какоф. Так меня зовут, так меня зовут, о Дэниел Каор!

– Моя фамилия Катере. Да что ты за тварь? – выкрикнул Дэниел, стараясь успокоиться.

Он подполз к кровати и, приготовившись к возможной атаке, осторожно приподнял покрывало.

– Что ж-же ты за ведьмак, раз не узнаеш-шь бес-с-са? – прошипел Какоф, оскалив зубы.

– Никакой я не ведьмак! Моя мать…

Тварь с визгом бросилась вперед. Молодой человек попытался увернуться, но не успел – Какоф прыгнул ему на живот, схватил за грудки и наклонился к самому лицу, почти вплотную. В нос Дэниелу ударил запах прелой травы.

– Она не уме-е-ет, она развлекаетс-ся, – пропело существо. Она ищет з-знание, которое воскресит твоего отца. Но это не для нее. Она не ис-с-стинная Каор, не из этого рода. А вот ты настоящий Каор! Только и тебе я не с-скажу! Таким, как ты, я не отвечаю! – сорвался на визг Какоф.

Бесенок стукнул Дэниела кулаком по гудящим ребрам, тот снова взвыл от боли.

– Мой хоз-з-зяин прикончит тебя, твоих детей и детей твоих детей!

– Но у меня нет детей! – выпалил молодой человек, пытаясь сбросить с себя Какофа.

Тварь вонзила в него острые когти – Дэниел опять скорчился.

– Нету? – удивленно склонил голову набок Какоф. Ну тогда хозяин прикончит тебя на глазах твоих детей, а потом ис-с-стребит всех потомков рода Каор, где бы они ни находились!

– Да нет уже никаких Каор. Род давным-давно вымер!

– Пока нет, – прошипел бесенок, на губах его выступила пена, – Но вымрут обязательно!

Существо впилось ему в плечо зубами – боль тысячами игл пронзила все тело Дэниела, раздирая его на части. Неожиданно, точно со стороны, молодой человек услышал свой отчаянный вопль на французском:

– Tais-toi![2]2
  Заткнись! (фр.)


[Закрыть]

На долю секунды бесенок удивленно распахнул глаза – и сгинул в облаке дыма. Дэниел с трудом поднялся на ноги, пошатываясь, направился в ванную. Прежде чем стянуть рубашку, он предусмотрительно закрыл дверь на замок. И плечо, и грудь были в крови. Когда Дэниел попытался промыть рану, с губ невольно сорвался мучительный стон.

– Эй, ты в порядке? – встревоженно спросила Мари Клер, постучавшись в ванную.

Брат сдавленно чертыхнулся. Разумеется, он не в порядке! Совсем не в порядке! Но ни за что на свете он не станет втягивать сестру в безумный мир ведьм и бесов.

– Все хорошо, – стиснув зубы, отозвался Дэниел.

– Точно? – недоверчиво, чуть испуганно поинтересовалась Мари.

Дэниел глубоко вдохнул и выдохнул – чтобы успокоиться.

– Лучше не бывает! Просто упал, плечо ушиб. Через пару минут буду как новенький.

– Может, принести лед? – предложила сестра.

Он задумался.

– Да, пожалуй.

Шум шагов Мари Клер постепенно удалялся в сторону лестницы. Нечасто сестра проявляла заботу. Она, несомненно, догадывалась, что брат скрывает какую-то тайну.

– А вот этот секрет я ей никогда не раскрою, – тихо поклялся он.

Когда Мари Клер принесла синюю упаковку со льдом, Дэниел лишь чуть приоткрыл дверь и протянул руку, так чтобы сестра не увидела на плече рваные раны.

– Спасибо, – На его лице застыла вежливая гримаса.

Девушка попыталась заглянуть внутрь.

– Больше ничего не нужно?

– Нет. Лучше иди готовься к вечеринке.

Она уже собралась уйти, но Дэниелу пришла

в голову новая мысль.

– Если увидишь маму, скажи, что я хочу с ней поговорить.

Сестра настороженно прищурилась.

Не о наших ли с Ричардом планах?

– Ни в коем случае! Это удовольствие я оставляю тебе.

– Молодец!

За полчаса до прихода гостей Дэниел успел промыть рану и переодеться. Мысленно он пытался себя убедить, что все случившееся – только плод разыгравшегося воображения. Однако шрамы на теле свидетельствовали об обратном.

Усилием воли молодой человек затолкал воспоминания о фантастическом событии на задворки разума, отмел их, отложил на потом… Он целиком сосредоточился на настоящем, на нормальной реальности – по крайней мере, на том, что считалось нормальной реальностью.

Вечеринки по случаю дня рождения Мари Клер своим великолепием обычно превосходили все ожидания, и предстоящая, судя по всему, не должна была стать исключением. На потолке полностью отделанного цокольного этажа крутился сверкающий зеркальный шар, на полу лежал переносной деревянный настил, взятый напрокат. Из колонок на весь дом грохотали «Bee Gees»; с потолочных балок свисали витые, светящиеся в темноте гирлянды; на карточных столиках, накрытых скатертями в радужных разводах, горели восковые лампы, лежали салфетки цвета фуксии.

Мари Клер переобулась в туфли на головокружительно высокой платформе, нанесла блестки на веки и скулы. Когда она поднялась в свою комнату поправить кудряшки, брат принялся перебирать стопку пластинок в гостиной, надеясь незаметно подсунуть что-нибудь из «Jethro Tull» в легкомысленную музыкальную подборку сестры. Однако руки дрожали, лихорадило, как при простуде. Дэниел то и дело заглядывал под диван, под кресла, проверял шкафы…

«На меня напало какое-то исчадие ада».

В комнату вошла мать, холодно блеснула глазами – и атмосфера накалилась до предела.

– В чем дело, Дэниел?

«Мама все знает!» – догадался он.

– Намечается веселая вечеринка, – еле сдерживаясь, ответил Дэниел.

– Да, Мари наверняка соберет целую толпу кавалеров, – заметила мать с нарочитой небрежностью.

Он отложил пластинку «Jefferson Airplane» и полностью сосредоточился на разговоре.

– Тебя это беспокоит?

– Они мне надоели. Нужно, чтобы она влюбилась в того, кто занимается…

Она умолкла на полуслове и настороженно взглянула на сына. Дэниел так и не понял: то ли мать надеется вытянуть сведения из него, то ли действительно невзначай сболтнула лишнее.

Чем занимается? поинтересовался он.

Ничем, торопливо пробормотала она и отвернулась.

– Магией? – настойчиво уточнил сын.

Мать вздрогнула и, побледнев, уставилась на

Дэниела.

– Да не пугайся, я все знаю, – сказал он.

Я ведь понимаю старо-французский.

Видишь ли… Я объясню, начала она.

Внутри Дэниела пробудился голодный, жаждущий крови зверь. Мать никогда не снисходила до объяснений. Он как будто подсознательно чувствовал ее страх, ее слабость…

Не стоит, мам, все яснее ясного. Ты нашла книгу, принадлежавшую семье отца, и вообразила себя могущественной ведьмой. Думаешь, что можешь контролировать своих детей. Или даже преодолеть земную гравитацию! Или намешать эликсир вечной молодости.

Ее губы тронула улыбка. Похоже, и в матери пробуждался дикий зверь.

– Да ты понятия не имеешь, что может произойти по моей воле.

Дэниел встал.

Отчего же? Вполне.

Он расстегнул рубашку и показал перевязанные раны.

Ты подослала эту тварь ко мне в спальню, чтобы я не читал рукопись?

– О господи! Миленький… – охнула мать. Что… что такое?..

Ее реакция удивила Дэниела – и напугала. Если адское существо напустила на него не мать, то кто?

– Мам, манускрипт – не просто старая книжка. Он опасен. Не зря его убрали подальше. Бросай баловаться магией! Вот прямо сейчас!

Не командуй! резко возразила она. Правда, прозвучало это скорее по-детски, – Никто не запретит мне следовать древней религии, – Взгляд снова задержался на плече сына, – Так как это случилось? Расскажи-ка подробнее. Что за тварь появилась у тебя в спальне? – Немного подумав, она предположила: – Бес?

– А вдруг ты на меня всерьез разозлишься? Наколдуешь тогда кого-нибудь позубастее? – Дэниела колотила дрожь, – Мари! – громко позвал он сестру: нужно ее предупредить.

Перестань! вымученно попросила мать. Она ничего не знает.

– Мари! – крикнул Дэниел еще громче.

Мать, развернувшись, указала ему на дверь и

злобно процедила:

– Убирайся! Убирайся, или я сейчас что-нибудь с тобой сотворю!

При виде прежней властной, несгибаемой женщины, у которой все всегда под контролем, Дэниел вновь превратился в пай-мальчика и, задрожав, хотел уже отступиться – как обычно. Но вдруг, неожиданно для себя, он прищурился, взглянул матери прямо в глаза и медленно, четко произнес:

– Прекрати, или я ей расскажу.

– Мари не поверит ни единому слову, уж будь покоен! – вздернув подбородок, возразила она.

Входная дверь распахнулась настежь. Итак, мать его выгоняет… Что ж, тем лучше… Тем лучше.

Дэниел направился к выходу.

Больше он с матерью никогда не разговаривал.

Сестра, по всей видимости, так ничего и не узнала. Как рассказывали потом друзья, Ричард вернулся из Вьетнама и женился на Мари – Дэниела на свадьбу не пригласили. Вскоре он и сам позабыл о книге, о бесе, о родных…

Спустя какое-то время Дэниел тоже обзавелся семьей, и у него родилась дочь, ко торую назвали Холли.

«Я души в тебе не чаял, моя маленькая! Я отказывался признавать, что в наших венах течет проклятая ведьминская кровь. Мне совсем не хотелось передавать ее тебе по наследству. Знаю, я никогда об этом не рассказывал… Я боялся, безумно боялся! А вскоре у тебя появились удивительные способности… Тогда, на реке, мы с матерью боролись изо всех сил. Она тоже ничего не знала. Прости… Я так надеялся, что моя дочь будет жить обычной жизнью, что даже не подготовил… не рассказал о семейном наследии. А потом умер.

Тот, кто полюбит члена семьи Каор, обречен утонуть. Да, твой отец был ведьмаком. Я любил тебя больше всего на свете! Холли, прости меня… Если б я мог повернуть время вспять!»