Текст книги "Меч Бури"

Глава 10

Лавим вернулся, едва рассвело. Замерзший и вымокший, кендер, вздыхая, жалел, что ему так и не удалось в Старой Горе найти гномской водки. Фляжка на поясе была пустой. Некоторые называли гномскую водку «Белая Погибель», но всетаки ужасно жаль, что фляжка пуста. Лавим всегда считал, что сделать запас – вторая после жаркого любовного свидания – наиважнейшая вещь в жизни.

«Иногда даже первая», – думал он сейчас, засовывая руки поглубже в карманы своего старого широкого плаща и горбясь под моросящим ледяным дождем. Он не увидел в лесу ни привидений, ни призраков, ни фантомов – ни с головами, ни без голов. Лес, о котором столько всего говорили, оказался просто на удивление скучным местом! У костра куда как интересней!

Тьорл сердито смотрел на Станаха. Кельда, подняв голову, не смотрела ни на кого.

«Что-то ее допекло», – подумал Лавим. Он сел у костра, протянул руки к огню и поднял глаза на Станаха.

– Что произошло?

– Ничего. Просто упрямство, – проворчал Станах. – Дурацкое эльфийское упрямство.

Он положил в костер веток и посмотрел на Тьорла насмешливо.

– Тогда скажи мне, эльф, как ты собираешься узнать, что твой друг не в плену у Рилгара? Ты хочешь уйти от нас? Хорошо, тогда я могу предположить, что ты собираешься просто продать его.

Тьорл ледяным взглядом смерил гнома.

– Я скажу тебе, чего я не собираюсь делать. Я не собираюсь отдавать меч Хаука тебе – я не поверил ни одному твоему слову. Я иду туда, куда велит идти меч.

Лавим навострил уши.

– А куда конкретно мы идем?

Никто ему не ответил.

– Ну что же, прекрасно, – сказал Станах Тьорлу. – Иди один. Я почему-то думаю, ты веришь мне, эльф. А если нет – спроси у мага Музыканта,. он подтвердит мой рассказ. – Станах горько усмехнулся. – Я полагаю, ты отлично понимаешь, что если я солгал, то его рассказ будет отличаться от моего, так ведь? Хорошо, иди один. Сам по себе. Спроси его прежде, чем я рискну сказать ему хоть слово. Правда, Музыкант не будет торчать на холме, если он решит, что я мертв. Если его там не окажется, я тотчас пойду в Торбардин. – Станах мрачно улыбнулся. – Я думаю, и ты пойдешь со мной.

– Кто такой Музыкант? – Лицо Лавима выражало недоумение и любопытство. – Почему: он должен считать, что ты мертв? Значит, мы идем в Торбардин? Я там никогда не был, Станах, и я думаю, это как раз то самое место, где можно найти самую лучшую гномскую водку. – Он улыбнулся эльфу.

– Кельда тоже идет?

– Нет, – твердо сказал Тьорл.

До сих пор молчавшая Кельда пристально посмотрела на него.

– Да. Я иду!

Тьорл хотел что-то сказать, но Кельда его опередила.

– Я пойду с мечом. Я не могу вернуться в город, во всяком случае сейчас. Я должна отыскать свою собственную дорогу. – Она замолчала, ее глаза сверкали почти неистово. – И меч будет при мне. Он мой – ты сам это сказал. Если Хаук еще жив, то он жив потому, что защищает меня. Когда ты думал, что Хаук вернется, тебе было выгодно говорить, что меч – мой. О, тогда меч был моим. Так вот, он и сейчас мой, и только я имею право решать, куда мы с ним пойдем.

– Хаук? – Лавим смотрел то на Кельду, то на Станаха, то на Тьорла.

– Что за меч? – Он увидел лежащий на коленях у Кельды Меч Бури. – О, так вы говорите об этом мече?

Станах положил. свою руку на плечо кендера.

– Не шуми, старина, прибереги свои вопросы на потом. – Он кивнул Кельде: – Так, значит, ты идешь?

– Да, иду.

– Ладно. – Медленно протянул Тьорл. – Но вы хоть представляете, что вам предстоит испытать в пути?

– Нечто хуже того, что мы уже испытали?

Тьорл ничего не ответил. Ночью он не решился рассказать о Финне. Теперь он был рад, что промолчал. Отряд Финна ждал Тьорла за лесом Квалинести. Тьорл был почти уверен, что Финн встретится им раньше, чем Станах отыщет своего мага. А встретившись с Финном, он и расскажет ему все: и о мече, и о разговоре со Станахом, и о Верминаарде. О Верминаарде в первую очередь, о том, что он намерен отправить своих солдат к подножию Харолисовых гор. Пусть Финн и решает, что следует делать.

– Ладно, Кельда, – сказал он. – Но тебе нужна более теплая одежда.

– Он поднял руку, призывая Станаха помолчать. – Я знаю одно место, где мы сможем кое-что достать для нее. Это к тому же нам по пути.

Станах подбросил веток в огонь.

– Где это место?

– Что это за место? – почти как эхо, отозвался Лавим.

– Квалиност.

Солнце прорвалось сквозь низкие серо-голубые тучи, и его теплые лучи осветили город. Четыре тонкие башни из чистого белого; камня отмечали северный, южный, восточный и западный углы квадрата, внутри которого находился город Квалиност. Белоснежный камень башен пронизали блестящие серебристые жилки. Кажущиеся хрупкими галереи высоко над городом соединяли между собой северную башню с южной и западную с восточной. В самом центре города возвышалась сверкающая ослепительным светом изящная Башня Солнца. Покрытая золотом, башня многие годы была домом Голоса Солнца. Сейчас, как и весь Квалиност, башня пустовала:

Голос Солнца увел свой народ, своих детей, из города. Эльфийский город Квалиност был построен гномами по проекту эльфов в те далекие времена, когда между двумя расами царили полное согласие и мир.

Когда Тьорл вошел в город своих предков, его сердце наполняли и радость, и печаль.

«Радость, – думал он, – оттого, конечно, что я снова увидел его, а печаль – потому что прекрасный город этот, увы, пуст».

В пустынном городе завывал холодный осенний ветер, рыдал у зданий, когда-то полных жизни, шелестел золотистыми листьями бесчисленных осин на улицах. Раньше в городе всегда звучал веселый смех, а теперь – только тихая и скорбная погребальная песня.

Тьорл печально слушал голоса памяти. Громкий смех отца, песни сестер.

Где они сейчас?

Ушли вместе со всем народом. Увидит ли он их снова когда-нибудь? Тьорл тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли.

Почти все дома в Квалиносте были выстроены из кварца цвета неба на рассвете. И все дома сейчас пусты, темны, печальны.

Кельда, закрыв глаза, прислонилась к серому стволу старой осины. Город не был сожжен, он просто покинут жителями, но смотреть ей на город было почти так же невыносимо, как на почерневшие, обгоревшие останки своего родного дома.

Станах, считавший свой дом в горе главным своим богатством, понял, почему Тьорл так печален. Он перевел взгляд с Тьорла на Кельду и подумал: так вот что у них общее – у Тьорла нет дома, у нее нет клана. Станаху стало их нестерпимо жалко.

Молчание нарушил Лавим. Голос его был веселым, как и всегда. Он показал на груды золы, лежавшие на улицах города повсюду.

– Тьорл, что это? Это словно бы следы от сигнальных костров, только их слишком уж много.

Эльф невольно улыбнулся.

– В городе не было сигнальных костров, кендерочек. Просто уходившие сжигали то, что они не могли унести с собой. Это, можно сказать, погребальные костры – костры, отмечающие путь, по которому безвозвратно ушла жизнь.

Лавим подошел к Тьорлу и сзади засунул ему под мышки свои замерзшие, посиневшие руки.

– Ой-ей-ей, Тьорл; Сжигать вещи – нехорошо, и, если ты меня спросишь, я скажу почему. Что бы там ни были, я бы или забрал их с собой, или продал. А сжигать их?! Нет! Теперь вам снова нужно будет обзаводиться необходимыми вещами;

– Теперь вещи будут другими, не такими, как раньше.

Станах взглянул на Тьорла.

– Все живое изменяется, – сказал он как можно мягче. – Кажется, даже эльфы.

Глаза Тьорла сразу стали ледяными.

– Нет, гном. Мы не меняемся уже много столетий. Единственное изменение, которое знают эльфы, – это смерть.

Станах раздраженно фыркнул, уже сожалея о своей неуклюжей попытке утешить эльфа.

– Тогда, значит, ты уже мертв, Тьорл, а продолжая все еще ходить по земле, просто загрязняешь воздух, которым могли бы дышать другие. Ваш город, ваш жизненный путь изменился. Возможно, мы должны теперь считать вас не эльфами, а привидениями?

Тьорл хотел было возразить, но вдруг, взглянув на безмолвный город, сказал:

– Возможно, и так.

Лавим увидел: Тьорл куда-то повел Кельду. Его продолговатые глаза сузились, он стал задумчиво накручивать на палец конец своей белой косы.

– Станах, – сказал он, – если, уходя отсюда, эльфы сожгли все свои вещи, то что же Тьорл собирается найти для Кельды?

Гном пожал плечами.

– Не знаю. С тех пор как мы пришли в город, наш гостеприимный эльф превратился в какое-то привидение. Может, он сотворит ей что-нибудь из пустоты?! – Станах побрел по улице. – Чем скорее мы уйдем отсюда, тем лучше будет для всех…

Лавим пошел за Станахом. Он еще не знал и половины того, что очень и очень хотел знать. Меч Кельды, какой-то пропавший бродяга, два гномских тана – все сплелось в единый клубок. И еще: кто такой этот Музыкант?

Маленький деревянный олень, застывший в грациозном прыжке, лежал, опутанный серебряными ожерельями, засыпанный золотыми серьгами и другими украшениями. Детская игрушка и материнские драгоценности! Станах освободил оленя, и сделал это так осторожно, как будто тот был живым. Он перевернул фигурку, взглянул – и улыбнулся. На животе оленя, среди искусно вырезанных завитков шерсти, виднелось изображение наковальни, перечеркнутое гномской руной Р. Значит, это изделие мастера-гнома.

Станах осторожно отложил игрушку в сторону и осмотрел комнату. В комнате был полнейший беспорядок.

Великолепные гобелены, огромные ковры, мягкие подушки – все было разбросано как попало. Даже платяной шкаф был опрокинут и лежал на полу.

Пошатываясь, вошел Лавим с огромной охапкой одежды в руках.

– А, ты здесь, Станах. Тьорл сказал, что это все для Кельды.

– А где она сама?

– Принимает ванну. А Тьорл пошел осмотреть какие-то механизмы, – Лавим бросил одежду на пол и уселся среди плащей, охотничьих костюмов, ботинок и кофточек. – Как я и догадывался, они, уходя, сожгли не все.

Знаешь, Станах, этот город, наверное, и впрямь был просто великолепным. И зачем только эльфы ушли отсюда?! Я думаю, если бы я тут жил, даже дракониды ни за что не смогли бы заставить меня уйти отсюда!

Страх, словно темнота, распоряжался в городе. Он прилипал к прекрасным зданиям, скрывался в яблоневых и грушевых садах. Страх и печаль шли по улицам и мрачно смеялись над каждой умирающей осиной.

Гном молча помотал головой. Кендер все равно не поймет, что это такое – страх. Так что стоит ли втолковывать ему что-либо?

Станах, скрестив ноги, сел на ледяной мраморный пол. Сдерживая нарастающее желание как можно скорее уйти из этой печальной комнаты, из этого печального дома, из этого пустынного города, он стал разбирать одежду. Не ровен час – Лавим всю одежду распихает по своим сумкам, а они у него и так уже полным-полны; да и сам он что-то очень уж пополнел, а ведь Станах хорошо помнил, что еще совсем недавно кендер был строен, как тростинка. Дома и магазины, оставленные жителями Квалиноста, вызывали грусть и у Тьорла, и у Кельды, и у Станаха; Лавим же чувствовал себя в городе так, будто попал в свой родной, кендерский рай.

Гном отобрал у Лавима плащ цвета молодой сосны, подбитый кроличьим мехом, – плащ по размеру как раз подходил Кельде, – выбрал ей прочные ботинки, с двумя слоями замши, утепленные гусиным пухом.

– Если не ошибаюсь, эти ботинки как раз то, что ей нужно.

Лавим осмотрел вещи и сказал, что теперь Кельда будет одета намного теплее, чем любой из них.

– Она и мерзла сильнее, чем любой из нас, – сказал Станах, – но теперь она хоть не будет мерзнуть. Послушай, отнеси-ка все эти вещи ей сейчас, а? Ну а потом сходи за Тьорлом. И вот еще что, Лавим…

Держа в руках ботинки и плащ, кендер обернулся.

– Да?

– Прежде чем пойдешь искать Тьорла, вытряхни-ка свои сумки, да получше.

Лицо Лавима выражало полное недоумение. А Станах добавил:

– И не рассказывай нам больше сказок о том, как вещи сами прыгают к тебе в карманы. Ну ладно, ладно, ступай, Лавим.

Оставшись один, Станах почистил свою одежду и задумался.

Да, он делал то, что должен был делать. Ни Кельду, ни Тьорла он больше не убеждал, что Хаук еще жив. Кельда сама убедила себя: Хаук жив потому, что жива она.

Когда они еще шли по лесу, Кельда рассказала гному о том, как Хаук отдал ей Меч. Рассказывала очень взволнованно, даже голос ее дрожал.

Теперь Станах был уверен, что девушка ни за что Не согласится с Тьорлом, если он будет против того, чтобы передать Меч магу. Кельда убеждена, что полупьяный бродяга, отдавший ей Меч, сейчас, словно палладии, защищает ее от мага дерро, – от мага, беспощадно убивающего всех из-за Меча Бури.

Может быть, Хаук и вправду защищает ее, если он еще жив; но Станах был убежден, что Хаук уже убит Рилгаром.

Станах закрыл глаза.

Как только они встретятся с магом, Меч Бури в одно мгновение будет перенесен в Торбардин – прямо в руки Хорнфела; Кельда и Тьорл даже понять не смогут, что случилось. Станах должен будет изо всех сил постараться как можно дольше внушать девушке надежду на то, что она спасает Хаука.

Имеет она право на Меч? И да, и нет! Такое право есть только у гномов. У одного гнома – у Хорнфела…

Тонкие пальцы коснулись его плеча. Станах открыл глаза и увидел стоящую передним Кельду.

– Станах? Ты как, готов в путь?

В этом покинутом жителями городе она всетаки ухитрилась вымыться. На ней был шерстяной охотничий костюм, замшевые ботинки и зеленый плащ. Меч Бури висел в Ножнах на поясе.

– Да, готов, – сказал он. Потом посмотрел на Меч. – А ты в состоянии нести его и дальше? Глаза Кельды сверкнули.

– Я уже несла его долго-предолго!

– Да, и спотыкалась на каждом шагу. Лес Квалинести – это не Старая Гора. Все будут думать: раз у тебя меч, то ты умеешь им пользоваться. Ты понимаешь, о чем я говорю?! Тебя убьют прежде, чем ты успеешь унести ноги куда-нибудь подальше. Позволь мне помочь тебе и нести твой меч или, если это тебя не устраивает, отдай его своему другу эльфу.

Кельда покачала головой.

– Меч пока еще мой.

– Но ты, по крайней мере, научись носить меч. – Он показал пальцем на ножны. – Затяни пояс потуже, чтобы ножны не били тебя по ногам.

Кельда затянула Пояс. Меч действительно стал ей меньше мешать. Она посмотрела на Станаха и улыбнулась.

– Что еще?

– Еще найди себе подходящий нож. Мечом ты все равно защитить себя не сможешь.

Внезапно, без какой-либо видимой причины он рассердился на Кельду. И на себя. Станах повернулся и прошел через комнату к окну. Посмотрел вниз, во Двор. 'Это лучше, чем видеть боль в глазах Кельды.

Осиновые листья кружились над двором, гонимые ветром. Их шуршание было единственным звуком в этом печальном, пустынном городе. В молчащем Квалиносте повсюду бродили призраки. Призраки и память. Или голос его совести?

Огромный черный дракон тридцати футов длиной вынырнул из облаков и спикировал над хребтами восточного Квалинести. Серебристая Солинари уже давно зашла, но кроваво-красный свет Лунитари заливал все вокруг, и этот свет сверкнул на его чешуе, на когтях и острых зубах, а также в мутных, словно застывших глазах. Его драконье имя было Севрист, сам себя он звал Темная Ночь.

Дракон поймал крыльями ветер и полетел к заросшим чахлым лесом хребтам на границе между Квалинести и Гномскими горами. Дракон не любил яркого солнечного света, он любил тьму: ночью он видел великолепно. Холодный лунный свет смотреть ему не мешал, но лучше всего он видел в такие ночи, как вот эта, когда даже и луна закрыта облаками.

Он смотрел на землю внизу, словно человек, изучающий хорошо составленную карту. Спустившись пониже, он пронесся над лесами к востоку от озера Кристалмир и дальше, над низкими холмами, что опоясывали Равнины Дергота, которые гномы называли Равнинами Смерти.

Темная Ночь был послан Верминаардом к Рилгару в Торбардин. Если гном примет предложения Верминаарда, его вскоре будут называть Повелителем. А он, конечно, примет предложения. Гном этот был хитрым, самолюбивым, злобным и едва ли не сумасшедшим. Душа у него почти такая же черная, как у черных драконов. Сейчас Рилгар с нетерпением ждал посланника из Пакс Таркаса. Севрист должен будет какое-то время служить новому Повелителю.

Дракон был как бы подарком Верминаарда Рилгару. А у всех его подарков обязательно есть зубы. Даже сейчас, собираясь сделать Рилгара Повелителем, Верминаард уже думал о том, где в Гномских горах будут стоять солдаты его армии. О да, он намеревался впоследствии сместить Тейвара, самому узурпировать власть и провозгласить Торбардин своей крепостью. Севрист все это знал. Знал он и еще кое-что.

Ветер был пронизывающе холодным, но это черному дракону было приятно. Темная Ночь, улыбаясь, летел над болотами и лесами, над равнинами и горами и вот очутился уже в окрестностях Торбардина.

«Что верно, то верно, – думал дракон, – у всех подарков Верминаарда есть зубы, а мои, разумеется, острее других».

«Пусть гном сделает то, что должен сделать, – сказал Верминаард дракону. – А ты должен оказывать ему любую помощь, которая ему понадобится. Ну а когда Совет Танов перестанет существовать, то…»

Что ж, спасибо Верминаарду за развлечение. Дракон произнес магическое заклинание страха и тьмы. Сегодня ночью в темной пещере под Торбардином, он будет сладко спать, и ему приснятся гномы – жалкие создания, в страхе умирающие неизвестно из-за какой болезни…

Глава 11

Холодный ночной ветер пролетел над долиной, встряхнул ветки сосен и обрызгал дождем белый лед, лежащий на плечах горы, в каменных недрах которой находился Торбардин.

Женщины с детьми на плечах и мужчины, в глазах которых уже почти погасла надежда на помощь, стояли у подножия горы со стороны Южных ворот. Совсем немногие, поеживаясь от ночного холода, с интересом разглядывали ворота, большинство на них и не смотрело – они чувствовали только усталость и холод.

И вдруг послышался детский смех. Так странно и так неожиданно! Но ведь дети есть дети, они не могут обойтись без шалостей, как бы ни устали.

Несколько часов назад восемьсот человек со страхом подходили к воротам гномской крепости, они боялись, что их надежды окажутся тщетными: гномы не дадут им приюта.

В долине мелькали огни – слабые светлячки, подобные маленьким мерцающим звездочкам. Дым костров плыл в воздухе и серым покрывалом ложился на реку.

Все понимали: предстоящая ночь будет ночью ожидания и молитв. Понимали также и то, что эта ночь будет бессонной для их представителей на Совете Танов Торбардина: Таниса Полуэльфа и Женщины с Равнин – Золотой Луны. Смогут ли они убедить Совет предоставить убежище беглым рабам?!

Хорнфел любил своих подданных. Он восхищался их искусством, радовался их преданности роду и клану, восторгался воинской доблестью, высоко ценил их упорство, их жажду свободы и независимости.

Именно свою независимость, а не отсутствие уважения проявил старый седой воин Девара, охраняющий Южные ворота, когда увидел подошедших к нему на рассвете двух танов. Он лишь на мгновение повернулся к ним, коротко кивнул и снова стал всматриваться в рассветную мглу.

«Они нисколько не боятся своих правителей, – думал Хорнфел. – Никто не кланяется и не преклоняет колени. Они уважают своих танов потому, что мы тоже да их рода».

Хорнфел улыбнулся, взглянув на своего спутника, – тот смотрел на стражей, охраняющих ворота, без улыбки. Он, Гнейсс из Девара, отвечал за охрану Южных ворот, и Хорнфел, хорошо знавший своего друга, понимал, что тому хочется, чтобы его подчиненные не посрамили бы его перед таном Хайлара. Когда придет время Торбардину вступить в войну, именно деварцы станут авангардом гномской армии. И Гнейсс верил в своих воинов.

Хорнфел задумчиво слушал звон брони и оружия, стук сапог о камень, слышал приказы, которые отдавал капитан охраны, видел Гнейсса, идущего вдоль стены и вглядывающегося в долину далеко внизу. Холодный ветер обдувал стену. Рожденный в горах, ветер нес запах сосновых лесов и покрытых льдом озер. На тысячу футов ниже ворот лежали альпийские луга. Эти луга, сейчас позолоченные восходящим солнцем, были одними из самых плодородных в Харолисовых горах, но гномы здесь ничего не выращивали – они кормились от ферм, расположенных в пещерах внутри горы.

– Взгляни, Гнейсс, – сказал Хорнфел, показывая рукой на луга. – Восемьсот человек вполне могут, нисколько нам не мешая, прокормиться на лугах и в долине.

Гнейсс фыркнул.

– Ты снова об этом?

– Не только об этом, мой друг. Мы не можем больше откладывать решение их участи. Ты сам принес мне известие о том, что пограничные патрули уже видели беглых рабов у наших ворот. Надолго ли хватит терпения восьмистам голодным и напуганным людям? Пока они мирно ждут решения Совета. Но они не смогут ждать долго, нет, не смогут.

– Что это должно значить? – Гнейсс отвернулся от стены, неожиданно сжал кулаки, в глазах сверкнул гнев. – Принять их иди драться с ними? – Он показал на долину. – Эти луга скоро покроются снегом, а снег скоро станет красным от крови людей. Попробуй-ка убедить Совет…

Хорнфел ответил, осторожно подбирая слова:

– Но сам ты принял какое-то решение или ты думаешь, как Рилгар и Ранс?

– Я думаю так, как я думаю! – рявкнул Гнейсс.

Снег ложился на его каштановую бороду большими хлопьями. Повернувшись спиной к долине, не принимая предложения поселить людей так близко от Торбардина, он стал смотреть на стражей, наблюдавших за окрестностями. Глаза его сузились. Хорнфел никак не мог понять: не загипнотизирован ли Гнейсс Рилгаром.

– Скажи мне, что ты думаешь, Гнейсс? Сейчас мне приходится обо всем лишь гадать, и ни одна из моих догадок не кажется мне правильной.

Гнейсс, все еще глядя на стражей, покачал головой.

– Я думаю, что мои воины вынуждены будут воевать на земле, далекой от этих гор – от гор, где мы родились. Я думаю, что они будут умирать на войне, до которой им нет никакого дела.

Старый довод! Хорнфел уже устал отвечать на него, он просто не знал, что еще можно сказать, кроме того, что уже говорил на бесчисленных заседаниях Совета. И еще – он не хотел говорить, пока Гнейсс не успокоится.

– Теперь это наше дело, Гнейсс. Восемьсот беглецов – у наших ворот. Только что ты сказал, что скоро эти луга будут залиты их кровью. Но они нам не враги. Наш враг – Верминаард. Он изгнал эльфов из Квалинести, он захватил Пакс Таркас. Верминаард поработил людей и теперь то же хочет сделать с нами. Когда он захватит Харолисовы горы, он захватит весь север и восток континента. Если ты считаешь, что он не вознамерится захватить и Торбардин, то, я думаю, ты не годишься в военачальники.

– Мне тяжело слышать твои слова, Хорнфел, – холодно произнес Гнейсс.

– Времена сейчас тоже тяжелые, друг мой. Если мы не сумеем как Можно скорее принять верное решение, Верминаард продиктует нам свое. А я не думаю, что мы сможем жить под его диктовку.

Гнейсс невесело улыбнулся.

– Юмор висельника тебе не подходит.

– И виселица, однако, не должна подходить и тебе.

Девар пристально посмотрел на него.

– Виселица – это для предателей.

– Ты думаешь, Рилгар, если он воцарится в Торбардине, будет называть тебя по-другому?

– Рилгар? Он – ставленник Верминаарда? Прав ли ты, обвиняя Рилгара? Хорнфел пожал плечами.

– Это не обвинение, пока только подозрение, мой друг.

Гнейсс посмотрел вокруг, на горы и луга, на небо, и небо словно бы помогло ему, понять нечто важное. Когда он снова, взглянул на Хорнфела, его глаза горели возбужденно.

– Но ведь уже выкован Королевский Меч?

Хорнфел кивнул:

– Да, выкован.

– Что ты сказал? Почему ты так уверен? Откуда ты это знаешь, Хорнфел? Ты ведь не мог просто прийти к кузнецу и приказать ему сделать Королевский Меч!

Хорнфел улыбнулся:

– Конечно, не мог. Изарн собирался выковать всего лишь красивый меч. Но Реоркс в ту ночь коснулся стали, и Изарн сделал Королевский Меч. Ты слышал об этом. Гнейсс, должен был слышать. Только Меч сразу же был украден.

– Но почему?

– Это все Рилгар. Но мне известно, где сейчас Меч. – Хорнфел коротко рассказал Гнейссу все, что знал о Мече. – Рилгар жаждет получить Меч Бури не меньше, чем я. Реоркс да защитит нас! Я только надеюсь, что Рилгар сейчас так же далек от Меча, как и я. Ставленник он Верминаарда или нет – Рилгар все равно опасен.

Рука Гнейсса сжала кинжал.

– Я проучу его!

– Нет. Нет, не сейчас, если ты не хочешь, чтобы Торбардин сгорел в огне междоусобицы.

Гнейсс хорошо понял Хорнфела. В Совете Танов – как бы две партии, причем иной раз кажется, что обе они хотят одного и того же. Если Рилгар умрет сейчас, – даже не важно, по какой причине, – его армия начнет в Торбардине войну. И тогда уже не будет иметь значения, у кого находится Королевский Меч. Огонь, зажженный Реорксом в стальном сердце Меча, станет символом кровавой междоусобицы. Гномы будут убивать гномов, как это было три столетия назад, во времена Войны Гномских Ворот.

– Сегодня ночью я буду поднимать тост за его здоровье, – пробурчал Гнейсс, – и молиться в душе, чтобы он умер еще до рассвета.

Хорнфел засмеялся.

– Гнейсс, осторожно! – Он вздохнул: Сейчас пришло время оставить раздоры. Необходимо дать приют беглым рабам. Наши враги – Верминаард и Рилгар, а эти люди еще пригодятся нам как союзники.

– Люди? Они, наверное, все похожи на твоего любимого мага.

– Ну нет, ни один из них не похож на Музыканта. А Музыкант – бесхитростный и верный друг. Я удивлен, что твои проницательные глаза не видят этого. Пусть даже у всех этих беглецов душа не лучше, чем у овражных гномов, – мы нуждаемся в союзе с ними.

Гнейсс некоторое время молчал. Когда он наконец вновь заговорил, – Хорнфел почувствовал: он уже все обдумал и принял окончательное решение.

– Собирай Совет Танов сегодня ночью, Хорнфел. Я буду за тебя. – – Он пошел ко входу, ведущему внутрь горы. Хорнфел двинулся было за ним, но Гнейсс остановил его. – Нет, ты оставайся пока здесь. Тебе ведь по душе свежий воздух. Любуйся лугами и представляй себе, как они будут выглядеть, когда их заселят люди. Затем представь себе, как они кричат, собравшись у Южных ворот. Они ведь не смогут жить в долине зимой, и нам придется поселить их в горе. Восемьсот человек! – Гнейсс фыркнул. – Ну что ж, в Торбардине достаточно места…

Девар ушел, а Хорнфел повернулся лицом к долине. Он увидел летящего над лугами орла, увидел золотистый блик солнца на его спине. Не стоит сейчас звать назад Гнейсса, ни к чему. Хорнфел вспомнил о «своем любимом маге».

Где они сейчас, живы ли: маг, Киан Красный Топор и подмастерье Изарна Станах?

Прошло уже четыре дня, как Музыкант перенес себя и своих спутников на дорогу, ведущую в Старую Гору. Нашли ли они уже Королевский Меч? Ведь Хаук мог уйти из города прежде, чем они туда пришли. Может быть, они все трое уже мертвы. А может быть, живы. Они могли уже найти Меч. А могли и не найти. Единственное, что он знал точно, – Меча у Рилгара нет. Эта его уверенность основывалась на том, что он, Хорнфел, еще жив.

Хорнфел никогда не видел Меча Бури, но мечтал о нем много лет до того, как он был сделан, сделан – и украден. Он хотел коснуться его стали, почувствовать связь между собой и правителями, умершими сотни лет назад. Меч Бури был его мечом – мечом Хайлара, сделанным для тана Хайлара, который должен править всем Торбардином, так же как правили Торбардином его предки.

Ветер с гор запел высоким голосом, словно зазвучало эхо одной из военных песен мага. Или одной из его кабацких песен; Хорнфел повернулся к долине спиной.

– Дорогой Джорди, – произнес он, – если ты жив, я молюсь, чтобы ты поскорее принес Меч.

«Если нет, если ты умер, – думал он, входя в гору, – тогда нам всем надо будет держать ухо востро. Если Королевский Меч попадет в руки Рилгара, в Торбардине восторжествует тирания…»

Гном Задира сложил из камней большую пирамиду и спрятался за ней от яркого света ненавистного солнца. За пирамидой пристроился и Агус – Серый Вестник, он шептал заклинания, чтобы мысленно связаться со своим таном. Занимался день. Задира закрыл глаза, ему хотелось, чтобы Рилгар поскорее разрешил им вернуться домой. Он и его подчиненные встречали здесь, во Внешних Землях, уже пять рассветов и теперь страстно мечтали о том, чтобы как можно скорее вернуться в глубинные коридоры под Торбардином. Малыш и Бодряк, спавшие сейчас в тени, сравнительно легко переносили мучительный для тейварцев солнечный свет, но Вулфен, у которого было прозвище Безжалостный, кажется, уже слегка повредился в рассудке. Задира крайне удивлялся, что Музыкант, любимый маг Хорнфела, которого сторожил Вулфен, все еще жив.

Задира обнажил зубы в злорадной улыбке. Похищение было проведено отлично. Они взяли Музыканта, когда тот возвращался из леса с пойманным на завтрак кроликом. Обе луны уже закатились, было совсем темно. Вот ведь как: даже маг оказывается беспомощным, словно младенец, если к его спине приставлен арбалет, а к горлу – меч.

Конечно, Задира надеялся, что Рилгар не поинтересуется здоровьем мага. Вулфен, кажется, постарался в полной мере отомстить магу за ранение, которое он получил четыре дня назад. Задира прислушался к ветру, шелестевшему замерзшей за ночь травой. Шелест ветра был таким же тихим, как шепот Серого Вестника. Задира вздрогнул.

Дрожь не была вызвана магией Серого Вестника! Сам Задира не был магом, но он достаточно долго служил тану дерро, чтобы по крайней мере привыкнуть к магическим ритуалам. Нет, дрожь вызывало само присутствие лишенного клана гнома, Серого Вестника, волосы на шее которого сейчас стояли дыбом.

Тень от пирамиды перемещалась, Вестник оказался на самом ее краю. Он надвинул на голову капюшон темного плаща, его единственный глаз сверкал зловещим светом; пустая левая глазница была черна. Лицо его стало похоже сейчас на неподвижную маску. Серый Вестник более всего напоминал голодного волка. Задира как можно теснее прижался спиной к камням пирамиды.

– Тан желает с тобой говорить, прошептал Вестник и поднял голову. В его зрячем глазу сверкнул свет и тотчас погас. Когда он заговорил снова, его голос стал совсем другим – голосом Рилгара. Задира отчетливо слышал ровный голос тана Тейвара.

– Вы взяли мага?

Гном облизал губы, перевел дыхание, набрал в легкие побольше воздуха. Серый Вестник – голос Рилгара – молча ждал.

– Да, тан, маг у нас, живой.

– А Меч?

Задира проглотил комок в горле.

– У него нет Меча, тан. Мы взяли его на рассвете, Вулфен сразу же допросил его, но маг ничего не сказал. – Задира посмотрел на построенную им пирамидку; около нее виднелось круглое выжженное пятно кострища, валялись мелкие кости – остатки еды Музыканта. – Меча у него нет, он ведь все дни был здесь. И нам пришлось убить Киана, гнома.

Серый Вестник вздохнул, он, кажется, услышал что-то, чего не слышал Задира. Но это, конечно, гнев самого Рилгара вспыхнул сейчас в зрячем глазу Вестника.

– А где подмастерье? Третий из их компании?

– О нем нам пока ничего не известно. – Теперь Задира говорил быстро. – Маг ждал здесь кого-то, я думаю, как раз этого Станаха Молотобойца. Меч, без сомнения, окажется у него, тан. Больше ему не у кого быть.