Текст книги "К мечте прыжок за прыжком"

Глава 2
Жизнь на льду

不积小流无以成江海

Без маленьких ручейков не получится рек и морей

Вскоре после моего возвращения с национального чемпионата в канадском Ванкувере начались зимние Олимпийские игры 2010 года. Мужскую произвольную программу я смотрел дома за ужином, не отрывая глаз от экрана. В соревнованиях по одиночному катанию выступал американец Эван Лайсачек. Он исполнял один прыжок за другим, а я наблюдал, затаив дыхание. После подведения результатов рядом с именем Эвана появилась заветная единичка. Потом показали самого Лайсачека и его тренера Фрэнка Кэрролла. Они бросились обниматься, осознав, что Эван только что стал олимпийским чемпионом.

Я всегда хотел стать олимпийцем, и победа Эвана только укрепила мое желание самому прожить этот момент. Но чтобы попасть на Олимпийские игры 2018 года, нужно было еще многому научиться и гораздо сильнее закалиться.

Я продолжал быстро осваивать новые навыки. Мне реально нравилось изучать незнакомые элементы. Я следил за другими фигуристами, особенно за лучшими спортсменами на крупных соревнованиях, и пытался им подражать. Воображал, будто я один из олимпийских фигуристов, которых видел по телевизору. Во время массовых катаний, когда народа было мало, я представлял себя Скоттом Хэмилтоном (олимпийским чемпионом 1984 года), Брайаном Бойтано (олимпийским чемпионом 1988 года) или даже Тимоти Гейблом (бронзовым призером ОИ-2002). Их прыжки я, разумеется, скопировать не мог, но это не мешало мне делать вид, что я на это способен. Я научился делать «вращения Хэмилтона», захватывающие своей скоростью. А при вращении во время прыжка я поднимал руку над головой – это визитная карточка Бойтано. Оставалось еще научиться так же легко приземлять квады, как Тимоти Гейбл. Я мечтал, что однажды тоже так смогу. Тимоти стал первым фигуристом, чисто исполнившим четверной сальхов на соревнованиях, а также три четверных прыжка в одной программе. Вот кто первый Король Квадов!

На пути к мечте я стал оказываться в совершенно неожиданных местах. Например, когда мне было шесть лет, Карел пригласил меня впервые выступить в ледовом шоу в другом городе. Дело было в Лас-Вегасе перед Рождеством. Сам Карел играл там Санта-Клауса. Когда я закончил свою программу, он посадил меня на плечи и так откатал групповой номер. Постепенно я стал все чаще участвовать в шоу. Я ездил по миру и учился ценить чистую радость от выступлений перед людьми.

После национального чемпионата 2010 года у меня появилась возможность впервые поехать в Китай и выступить на шоу в Ханчжоу. За это спасибо моему крестному отцу Дэвиду Лю. Дэвид – талантливый фигурист, представлявший Тайвань на трех Олимпиадах. Увидев мое выступление на чемпионате США, он сказал родителям, что я напомнил ему его самого в начале карьеры, и попросил разрешения стать моим крестным. В том шоу я впервые оказался в труппе профессиональных фигуристов и увлеченно наблюдал, как они интерпретировали музыку и развлекали публику. Это был отличный мастер-класс. Дэвид познакомил меня с Ричардом Дуайером, выступавшим в шоу Ice Follies и попавшим в Книгу рекордов Гиннесса за самую продолжительную профессиональную карьеру фигуриста. А потом мы с Ричардом вместе исполнили забавный номер, который под песню Singing in the Rain поставил Дэвид. Я, 10-летний мальчишка, был самым младшим участником шоу, а 75-летний Ричард – самым старшим.

А еще в Китае я познакомился с Тедом Уилсоном – директором ледовой арены в Ханчжоу и одним из добрейших людей, которых я когда-либо встречал. Раньше Тед выступал в шоу Ice Capades, а потом посвятил себя популяризации фигурного катания там, где оно не очень доступно – например, в Китае, Гонконге и ОАЭ. Он был активным участником организации Ice Sports Industry (ISI), которая строит и развивает ледовые катки для продвижения развлекательного фигурного катания, и в 2000 году основал ISI Asia. В октябре 2013 года Теда не стало, но его наследие будет жить вечно. Его сохранят бесчисленные спортсмены, у которых теперь есть доступ к ледовым аренам по всему миру. Я навеки признателен Теду за поддержку и вдохновлен его неустанными усилиями по распространению любимого спорта по всей планете.

Те поездки в Китай имели для меня особое значение, потому что я получил шанс впервые встретиться со многими родственниками. Мама привела меня в гости к бабушке, а потом они вместе знакомили меня со страной. Мы с мамой погуляли по Великой Китайской стене. Она очень хотела показать мне и другие исторические места рядом с Пекином, но я заявил, что меня интересует исключительно Пекинский зоопарк. Мама не понимала, почему, ведь в зоопарк можно сходить и в США, но исполнила каприз – и я увидел всех животных, в том числе знаменитых панд. В 2022 году я вернулся в Китай как участник зимних Олимпийских игр и вспомнил, как был очарован этим зоопарком в детстве, когда проезжал мимо него на автобусе до катка.

Победа в чемпионате среди новисов открыла для меня много дверей и в США. В 2010 году меня впервые пригласили выступить в летнем ледовом шоу в Сан-Валли (штат Айдахо) и с тех пор зовут туда каждый год. Это шоу – самое яркое событие межсезонья для многих фигуристов. Сан-Валли – горнолыжный курорт, где мы выступаем на круглогодичном катке под открытым небом. Мне нравится там кататься, потому что со мной часто приезжает вся семья. А еще это было удобное место для прогонов новых программ и отработки всяких трюков. Там Эшли Кларк, профессиональная фигуристка и участница шоу, научила меня делать сальто. На этом же катке я его впервые исполнил.

Я продолжал медленно подниматься по спортивным разрядам (выделяют следующие ступени: Juvenile, Intermediate, Novice, Junior и Senior). Олимпийские игры оставались долгосрочной целью, а вот достижение следующего уровня или участие в новых соревнованиях были ближайшими задачами.

В начале пути я был не очень успешен. Многие другие фигуристы категории Juvenile уже делали двойные аксели, а у меня все никак не получалось. Мама заставляла меня учиться по видео Джейсона Брауна, который идеально их исполнял. На уровне Novice я освоил тройной сальхов и тройной тулуп, вот только другие фигуристы уже выполняли гораздо более сложные прыжки. Женя понимала: раз у меня нет полного набора технических элементов, надо быстро развить остальные тройные прыжки и максимизировать баллы по другим компонентам. Она помогла мне сосредоточиться на артистизме (насколько это вообще возможно в случае с 10-летним фигуристом). Одна из сильных сторон Жени – концентрация на мелочах: как я держу пальцы, куда смотрю в той или иной части программы, как интерпретирую каждую фразу в композиции. Мы сфокусировались на этих деталях, чтобы катание стало более гладким, а элементы исполнялись максимально чисто.

Тренировки с Женей были тяжелыми, но плодотворными. Когда я еще не освоил тройной тулуп, она заставила меня все занятие делать двойные тулупы. И так продолжалось несколько дней. Мама уже даже начала ворчать: она недоумевала, зачем столько раз повторять уже отточенный прыжок. А еще через пару дней Женя предложила мне попробовать тройной тулуп – и я приземлил его всего за несколько попыток! Так под ее чутким руководством я стал исполнять тройной тулуп, потом – тройные сальхов, лутц и флип. Затем мы стали отрабатывать тройной риттбергер.

Освоение этих прыжков вселило в меня уверенность, что я на правильном пути. Выучив тройные прыжки, я стал пробовать объединять их в комбинации. Многие фигуристы того же уровня, работавшие над теми же комбинациями, были чуть старше меня. И хотя мне давались не все каскады из тройных, я не переставал добиваться стабильных приземлений. Все потому, что я верил: если смогу выполнять прыжки, которые делают дети постарше, у меня появится некоторая фора. Но само по себе исполнение каскадов из тройных прыжков не было конечной целью, да и в целом мне предстоял еще долгий путь.

Примерно в то же время я увидел, как ребята уровня Junior (от которого меня отделяли еще несколько лет) делают тройные аксели и четверные прыжки – то, что я не думал даже пробовать. И я понял: чтобы соревноваться с этими фигуристами, надо быстрее прогрессировать и добавлять обороты.

Мама это, конечно, тоже понимала и задумалась, как мне улучшить прыжки. До встречи с Женей я уже начинал изучать двойной аксель и тройной тулуп с Акопом. Как-то раз мама спросила Акопа, как мне дальше развивать технику. Он ответил: «Знаю одного тренера, который может дать вам больше, чем я. Он гораздо лучше меня обучает прыжкам».

Мы с мамой моментально заинтересовались. Акоп сказал, что тренера зовут Рафаэль Арутюнян и он тоже армянин. До переезда в США Рафаэль тренировал в России. Он работал со многими выдающимися фигуристами. Среди его учеников Мишель Кван, двукратная олимпийская медалистка и пятикратная чемпионка мира; Саша Коэн, завоевавшая серебро на Олимпийских играх 2006 года в Турине; канадец Джеффри Баттл, бронзовый призер тех же Игр и чемпион мира 2008 года; японка Мао Асада, трехкратная чемпионка мира и обладательница серебряной медали Олимпиады 2010 года. Акоп предложил связаться с Рафаэлем и обсудить возможность сотрудничества.

Поначалу Рафаэль колебался. Он и так уже работал со многими спортсменами, выступавшими на международном уровне, так что развивать молодого фигуриста был готов, только если тот полностью посвятит себя спорту. Рафаэль начал тренировать еще в 18 лет. На заре карьеры он работал с юниорами, которые быстро продвигались по уровням. А к моменту нашего заочного знакомства он тренировал уже более 30 лет и сосредоточился на более опытных фигуристах. К счастью, Акоп настоял и убедил Рафаэля передумать, сказав, что я талантлив для своего возраста и отношусь к фигурному катанию предельно серьезно. Мы с мамой поехали из Солт-Лейк-Сити в Ice Castle, международный тренировочный центр в Лейк-Эрроухед, штат Калифорния, чтобы встретиться с Рафаэлем лично. Путь занял 10 часов.

Сразу стало ясно, что мы идеально друг другу подходим. Акоп был прав: Раф, как я позже стал его называть, был лучшим специалистом по прыжкам, которого я когда-либо встречал. В 2010 году, когда мы познакомились, я мечтал отточить каскад из тройных прыжков и тройной риттбергер. Мне требовалась помощь Рафаэля, потому что я постоянно падал.

Мы начали с комбинации тройных тулупов – и всего через несколько дней я стал чисто приземляться.

Раф блестяще разбирает прыжок на части, вместе с фигуристом доводит элементы до идеала, а потом собирает обратно. Он понимает каждый прыжок досконально и объясняет, как набрать максимальные скорость и крутящий момент для безупречного исполнения.

На первом занятии он посмеялся над моим подходом к тренировкам, посчитав его наивным. Он спросил: «Если перед тобой гигантская кирпичная стена, лучше пытаться пробить ее или отойти назад и поискать способ ее обойти?» С ранних лет я пересмотрел кучу видео с прыжками лучших фигуристов. Вот только я не знал мельчайших деталей, необходимых для самостоятельного выполнения этих прыжков. Я просто раз за разом пытался их делать, чтобы постепенно научиться.

Именно так я осваивал все элементы до знакомства с Рафаэлем. В детстве такие многократные повторения полезны для укрепления мышечной памяти, но, когда дело доходит до тройных акселей и квадов, они изнуряют организм. Раф научил меня разбивать прыжок на части: мы отдельно рассматривали положение тела, направление движения на льду, хронометраж и ритм. И я понемногу стал понимать, как обходить кирпичную стену.

Рафа впечатлило, что я (во многом благодаря маме) так серьезно относился к делу. Во время занятия мама сидела неподалеку и записывала все, что он говорил, чтобы мы потом самостоятельно отработали упражнения дома. Так она, кстати, делала и на тренировках в Юте. Через несколько недель мы вернулись к Рафу – и он был доволен тем, что я прилежно выполнил задания и применил все его советы на практике. Такая приверженность убедила его и дальше со мной работать.

Проблема была в расстоянии. На протяжении 2011 года мы с мамой где-то раз в месяц ездили в Лейк-Эрроухед – те самые 10 часов в одну сторону. В те годы нас выручала Toyota Prius. В общей сложности мы намотали на нашей верной машинке более 300 000 километров! Мы ездили в Лейк-Эрроухед при любой возможности (а их было немного, поскольку я учился в школе), особенно на каникулах или в длинные выходные. Выезжали в пятницу вечером после семейного ужина, а возвращались поздно в воскресенье. Мы оставались там подольше, чтобы я мог провести на катке как можно больше часов. Мама обычно находила дешевые номера в гостинице у подножия горы – из-за этого путь до тренировки и обратно занимал два часа. Узнав об этом, Раф разрешил нам оставаться в подвальной гостевой комнатке, когда она была свободна. И это лишь толика его заботы о нас в течение многих лет.

Поездки в Калифорнию казались бесконечными. Мы часто останавливались на заправке на юге Юты, спали несколько часов, а наутро ехали дальше. В дороге я мог еще поспать или сделать уроки. Представляю, как было тяжело маме, но она никогда не жаловалась. Она говорила, что ей нравится водить ночью, потому что в это время суток меньше пробок, но это все равно наверняка было очень утомительно.

Чем больше времени мы проводили в Лейк-Эрроухед, тем сильнее ощущали, что тренировочная среда там лучше для меня, чем в Юте, поэтому усилия того стоили. Тогда Раф преподавал вместе с легендарным Фрэнком Кэрроллом, тренировавшим Эвана Лайсачека, а еще раньше – Мишель Кван, китайско-американскую икону спорта, за которой я наблюдал по телевизору. На этом катке также занимались казахстанский фигурист Денис Тен, будущий бронзовый призер Олимпиады в Сочи, и японец Тацуки Матида, выигравший серебро на чемпионате мира 2014 года. Тренировки со спортсменами высшего уровня, исполняющими прыжки куда сложнее, чем фигуристы в Солт-Лейк-Сити, дали мне представление о квадах и тройных акселях. И я поверил, что тоже смогу их делать.

Год мы мотались туда-сюда, а потом я уговорил родителей принять важное решение: мы с мамой переезжаем в Калифорнию поближе к Рафу, а остальные останутся в Солт-Лейк-Сити. К тому времени из детей дома жили только я и Колин, который тогда был в старшей школе. Элис уехала учиться в колледж Университета Эмори, Дженис – в Университет Джонса Хопкинса, а Тони – в Университет Южной Калифорнии. Мама не хотела уезжать со мной, пока Колин не окончит школу. Но узнав, что такое тренировки с чемпионкой мира и фигуристами олимпийского уровня, я сказал ей, что хочу заниматься в Калифорнии каждый день, а не несколько раз в месяц.

Я понимал, что будет тяжело расставаться с Женей. Она сильно помогла мне в первые годы карьеры и подготовила к работе с Рафом. Да, она много в меня вложила, но я осознавал, что должен быстрее прогрессировать. Я всегда был нацелен на выполнение тройного акселя и квадов, но казалось, что от этих целей я еще далек. Как же я сделаю следующий шаг, если все еще не освоил каскады из тройных прыжков или тройной риттбергер?

В январе 2012 года, незадолго до национального чемпионата, мы с мамой переехали в Лейк-Эрроухед, а папа остался в Солт-Лейк-Сити. Мне было 12 лет. Этот переезд изменил мою жизнь. Каток в Лейк-Эрроухед поистине уникален. Он расположен высоко в горах Сан-Бернардино, в полутора часах езды на северо-восток от Лос-Анджелеса, в лесистой сельской местности, и спроектирован специально для фигурного катания. В отличие от других катков, где люди заодно играют в хоккей, там нет бортов. Три стороны сливаются с полом, образуя подобие бесконечного бассейна, а у четвертой расположено огромное зеркало. Там тренировалось множество легенд. И не только из США: например, китаянка Чэнь Лу и француженка Сурия Бонали. Сюэ Шень и Хунбо Чжао тоже катались в Ice Castle. Это первая китайская пара, выигравшая олимпийское золото (2010).

На тренировках там я всегда ощущал это великое наследие. Мне было приятно осознавать, что я катаюсь по тому же льду, что и выдающиеся спортсмены прошлого. Владелец центра Энтони Лю любезно разрешил нам с мамой бесплатно остановиться в домике для гостей летнего тренировочного лагеря, пока мы не найдем жилье. Позже мама нашла нам хижину неподалеку от катка. Она была настолько глубоко в лесу, что добраться до нее можно было только по грунтовой дороге, которая зимой становилась непроходимой из-за снегопада и наледи. Почти всю зиму мы парковались около близлежащей церкви и шли домой через лес по глубокому снегу.

С переездом сменилась и школа. В Солт-Лейк-Сити я был в программе расширенного обучения, которая опережала стандартную на год. Благодаря этому в Калифорнии меня взяли в восьмой класс, а не в седьмой, положенный по возрасту. А по математике меня вообще определили в девятый, так что пришлось разрываться. Я учился в одной школе, а на математику ходил в другую – Rim of the World. Ее окончила, в частности, Мишель Кван. Поскольку в прошлом там училось много элитных фигуристов, администрация проявила гибкость и разрешила мне проходить все факультативы самостоятельно.

После катаний мама отвозила меня в местный курортный спа-отель, чтобы я позанимался в тренажерном зале. А затем я где-то до полуночи делал уроки в вестибюле отеля, потому что в нашей хижине не было интернета.

В Калифорнии мой график вовсе не стал менее насыщенным. Гимнастика с балетом никуда не делись. На балет я записался к Мишель Миллс в Лейк-Эрроухед, а гимнастический клуб мама нашла в Сан-Бернардино. Я даже некоторое время продолжал играть в хоккей, присоединившись к местной команде. Мама тогда реально отточила навыки вождения, ведь приходилось ездить на все эти тренировки в гору и обратно.

Вскоре после переезда я впервые выступил на чемпионате США среди юниоров. Это был январь 2012 года. Официально моим тренером оставалась Женя, но на тот турнир в Сан-Хосе нас с мамой повез Раф. Стефани тоже приехала меня поддержать. Женя же поставила произвольную программу под музыку из «Крестного отца», которую я сам выбрал. Дорожка шагов растянулась на весь каток, причем половину мне нужно было выполнить на одной ноге. А я тогда был очень маленьким, и у меня просто горели ноги, ведь требовалось преодолеть большое расстояние, быстро и замысловато меняя направление. Тем не менее благодаря хореографии Жени я впервые завоевал титул среди юниоров.

После того национального чемпионата началась серьезная подготовка с Рафом. Мы еще два года работали на юниорском уровне. Соревнований становилось все больше, в том числе заграничных, а фигурное катание занимало все более важное место в моей жизни и жизни семьи. Сезон в нашем виде спорта начинается осенью. В октябре, ноябре и декабре проходят разные соревнования, в январе – чемпионат США, в марте – чемпионат мира. Таким образом, мы с семьей не могли собраться вместе на День благодарения и Рождество, поскольку я никак не мог взять паузу. Мы с братьями и сестрами к такому привыкли и старались видеться при любой возможности. Иногда – на моих соревнованиях.

Меня постоянно поражало, насколько быстро Раф замечает ошибки и исправляет элементы. Когда дело доходит до прыжков, я действую исключительно инстинктивно. Все на ощущениях. Я чувствую, к примеру, что неправильно оттолкнулся или нахожусь не в том месте. Раф тоже это чувствовал и сразу понимал, что не так. Я мог ощутить, что отклонился от верного курса, но не осознавал, как это исправить, – именно тогда Раф давал нужные советы. Его прыжковые упражнения – лучшие. Они тренировали как тело, так и разум, поэтому организм точно знал, что делать во время выступлений.

А еще Раф приставил ко мне свою помощницу Надю Канаеву. С ней мы ежедневно работали над развитием других навыков. Она помогла дальше развивать основы – в частности, положение тела и контроль над ребрами. Они чрезвычайно важны для хорошей прыжковой техники. Раф понимал, что без них я не освою квады. Они с Надей продумали каждый аспект моих соревновательных программ, взяв за глобальную цель подготовку к Олимпиаде. Одну из стратегий увеличения прыжковой силы Раф позаимствовал из гимнастики. Акробаты набирают силу и высоту прыжка, исполняя на дорожке несколько сальто подряд. У Рафа была такая же задумка: он попросил меня выполнить сразу несколько прыжков за короткий отрезок времени. Это стало своего рода фишкой моих выступлений на юниорском уровне, поскольку я приноровился делать комбинации из прыжков – и получал бонусные баллы, потому что исполнял их во второй половине программы, а за это фигуристам начисляют 10 % сверху.

Мне нравилось в Лейк-Эрроухед, но там я не задержался. Примерно через два года после нашего переезда владелец решил закрыть Ice Castle. Всем пришлось искать новое место. Раф устроился тренером в East West Ice Palace, принадлежащий Мишель Кван и ее семье, и поехал в Артижу (город в штате Калифорния) – мы последовали за ним.

С новым переездом изменилось мое отношение к фигурному катанию. Возможно, я затосковал по дому или просто с возрастом стал лучше осознавать трудности на пути к цели, а именно к попаданию на Олимпийские игры. Так или иначе, теперь это были уже не беззаботные мечтания. Спорт отнимал все силы и время, но даже этого не всегда хватало. Нарастало разочарование.

Изначально я был в восторге от того, что буду учиться у Рафа новым прыжкам. Но в какой-то момент я застрял. Я месяцами отрабатывал тройной аксель, но так и не начал исполнять его стабильно. Четверными прыжками вообще не пахло. Я подумывал перейти с юниорского уровня на взрослый и намеревался попасть там в тройку лучших на чемпионате США. Цель у меня была всегда одна: быть конкурентоспособным на Олимпиаде и чемпионате мира. А я понимал, что не в состоянии соревноваться с лучшими взрослыми фигуристами США. И даже если выиграю какую-нибудь медаль национального чемпионата, шансов пробиться на мировую арену нет. Ну а если я не начну выступать на международном уровне, все жертвы окажутся бессмысленными.

Я стал сомневаться: а окупятся ли вообще когда-нибудь мои труды? Заодно состояние усугубляли травмы, которые мешали тренироваться и замедляли прогресс.

Кроме того, я соскучился по школьным друзьям и обычным учебным будням. Когда мы переехали в Ирвайн (еще один город в штате Калифорния), мне пришлось перейти на дистанционное обучение, поскольку местные государственные школы не столь охотно шли спортсменам навстречу. А я не мог ходить только на половину уроков. К тому же кататься в East West Ice Palace чаще всего можно было только с шести утра до двух часов дня. Поэтому тренировался я утром, во второй половине дня делал домашнее задание, занимался гимнастикой или играл в хоккей, а вечером подключался к онлайн-урокам в Connections Academy.

Меня настолько удручало, как складывается жизнь, что я спросил маму, а не лучше ли будет все бросить и стать обычным школьником.

Мама напомнила: если брошу, придется вернуться в Солт-Лейк-Сити. Я немного зарабатывал на занятия участием в соревнованиях. Деньги выплачивала Ассоциация фигурного катания США. А еще я тогда начал выступать за сборную. За определенные места тоже платили призовые. Следовательно, если бы я бросил фигурное катание, мы больше не могли бы снимать жилье в Калифорнии.

Ирвайн мне очень нравился. Я как следует все обдумал и понял, что уход из спорта не вариант. Да, мне становилось все труднее, но если бы я ушел, то все вложения оказались бы напрасными. К тому же через год предстоял переход из юниорского разряда во взрослый – еще один большой шаг, которого я очень ждал.

Я решил продолжать.

Мое недовольство фигурным катанием было связано не только с медленным прогрессом, но и с нестабильностью результатов в юниорских соревнованиях из-за череды травм. В те годы я страдал от болезни Осгуда – Шляттера, которая часто развивается у подростков. Это воспаление области, где подколенное сухожилие соединяется с большеберцовой костью. Во время скачков роста кости, мышцы и сухожилия меняются, что может вызвать нагрузку на места их соединений. При высоком уровне физической активности (например, постоянных прыжках) такое напряжение приводит к реальным проблемам – и сильной боли. После долгих автомобильных поездок у меня так отекали и болели колени, что приходилось несколько минут их массировать перед выходом из машины. Вариантов консервативного лечения было немного – разве что прикладывать лед к коленям и принимать безрецептурные обезболивающие, если боль усиливалась. Впоследствии я попробовал новый метод лечения для ускорения выздоровления – пролотерапия. Это такой вид терапии, при котором в сустав вводят сахарный раствор. Он способствует росту соединительной ткани, а это может снизить боль. Немного помогло. К счастью, болезнь Осгуда – Шляттера уходит насовсем, когда закрываются пластинки роста[8]8
  Ростовой хрящ, или пластинка роста – это последняя часть костей ребенка, окостеневающая, когда они достигают конца своего роста. – Прим. ред.


[Закрыть].

Периодические боли в пояснице и повреждения плечевой зоны роста не позволяли мне резко закручивать корпус для прыжка. Но хуже всего дела обстояли с бедром. Приступы боли вынудили меня лечь на операцию.

Все эти травмы повлияли на результаты.

На юниорских соревнованиях было то густо, то пусто: я выступал либо неплохо, либо провально. Никогда не было золотой середины, где я мог бы поддерживать стабильный уровень подготовки и компетентности.

В 13 лет я впервые получил право участвовать в юниорской серии Гран-при. Первый этап проходил в австрийском Линце. Никогда не забуду день, когда получил куртку сборной США. Я был так счастлив, что даже пошел в ней тренироваться. Раф очень гордился. Я выиграл свой первый этап юниорского Гран-при и установил там новый рекорд по количеству баллов, исполнив два тройных акселя.

Но вскоре левая лодыжка заболела так сильно, что я не мог достичь нужной глубины внешнего ребра при тройном лутце. На следующем этапе Гран-при, который прошел в октябре 2012 года в Хорватии, я исполнил комбинацию из тройного лутца и тройного тулупа. Мама не ездила со мной на международные турниры, так что там за меня отвечал только Раф. Он посоветовался с врачами и снял меня с соревнований. Нога болела, но уже через несколько часов я почувствовал, что мог бы исполнить все прыжки, кроме лутца. Я очень расстроился и позвонил маме. Мне очень хотелось докатать этап, ведь иначе я не мог набрать достаточно очков для попадания в шестерку и выхода в финал, но врачи сказали взять паузу. Пришлось послушаться.

А ведь уже через месяц мне предстояло участвовать в отборе на чемпионат США (Pacific Coast Sectionals). Я решил целый месяц не выходить на лед, но не был уверен, что такого перерыва хватит для полного восстановления. Я подумал, что с этого турнира тоже стоит сняться, ведь я вряд ли смогу выложиться на 100 %, и пошел обсудить это с представителем Ассоциации фигурного катания Митчем Мойером. Он объяснил: если я пропущу эти соревнования, то на национальный чемпионат больше никак не пробиться. И я не стал сдаваться. Весь месяц мама каждый день возила меня в Иствейл, где я укреплял выносливость силовыми тренировками и плаванием. На лед я вышел только за пять дней до начала соревнований! Но занятия вне льда пригодились: несмотря на долгую паузу, я занял второе место и снова квалифицировался на чемпионат США.

Мне очень хотелось выступить там и защитить титул, поэтому я продолжил бороться с травмами. Лодыжка все еще сильно болела – из-за этого я не мог исполнять лутцы. Когда я приехал на чемпионат США в Омаху (штат Небраска), врач сборной прописал мне новое обезболивающее, но от него кружилась и болела голова, так что я перестал его принимать. На следующий день я почувствовал себя лучше, но уже вечером мне резко поплохело: тошнота, рвота, диарея, жар. Оказалось, что у меня норовирусная инфекция. Рвоту вызывало все, что я пил и ел – и спортивный напиток Gatorade, рекомендованный врачами, и даже крошечный кусочек хлеба. Я валялся в постели без сил. Все советовали мне сняться с соревнований, но я решил участвовать, раз уже приехал в Омаху, и как-то сумел откатать короткую программу. Поскольку я не мог ничего есть и пить, перед произвольной программой врачи сделали мне капельницу с глюкозо-солевым раствором. Благодаря этому получилось выступить. Титул я не защитил, но все же занял третье место. Пожалуй, это были самые тяжелые соревнования за всю карьеру – с точки зрения того, насколько ужасно я чувствовал себя физически. Но я подумал: ага, раз я нашел в себе силы выступить в таких сложных условиях, то дальше мне почти все будет по плечу.

В последний год в юниорской категории я вернул себе титул и завоевал путевку на чемпионат мира в Болгарии. Между чемпионатом США и юниорским мировым первенством был месяц. Раф в это время находился на Олимпийских играх 2014 года в Сочи с Эшли Вагнер, а я тренировался в Калифорнии самостоятельно. Как-то раз я отрабатывал тройной аксель и не удержался на ногах. Падение я смягчил правым кулаком, что привело к перелому пястной кости. Мама тут же повезла меня в неотложку. Там мне наложили шину, а гипс не стали – и я видел, что кость все еще неестественно согнута. Мама посчитала, что мне все-таки нужен гипс, и повезла меня в детскую больницу в Солт-Лейк-Сити. Ей всегда было спокойнее, когда меня лечили там, потому что мы хорошо знали местных врачей. И вот они-то гипс наложили. Я вернулся на лед и даже продолжил отрабатывать прыжки, прижимая правую руку к груди. Рафа мы тревожить не стали, поскольку он был на Олимпиаде. Вернувшись, он обо всем узнал и расстроился, что я не могу как следует подготовиться к предстоящему чемпионату мира, ведь он считал, что у меня неплохие шансы на победу. Но мы с ним все равно поехали. Мама нашла ткань телесного цвета, я закрыл гипс, чтобы он не так сильно выделялся, и выиграл бронзовую медаль. Раф сказал, что очень мной гордится, ведь я решил бороться, несмотря на перелом.

Наши отношения с Рафом были всесторонними и развивались с годами. Когда мы только начали сотрудничать, я был очень юным. Многие спортсмены, с которыми он работал раньше, были намного старше меня, так что неудивительно, что наши представления о тренировочном процессе расходились. У него был совсем иной стиль по сравнению с Женей или Карелом. Раф редко брал учеников на постоянку. Чаще всего он работал репетитором и помогал тем, кому требовалась дополнительная работа над конкретными аспектами. Полноценно тренировал он только опытных спортсменов с многолетним стажем выступлений на международных соревнованиях – это, сами понимаете, было не про меня. Я же почувствовал, что мне нужен не только отличный тренер по прыжкам, но и вообще человек, который будет четко устанавливать, сколько мне нужно тренировок, прыжков и прогонов. Как Женя.