Книга: Непрошеная повесть - Нидзё

Сцена первая: Вот и вишенка созрела.

Н. лежит на татами. Как вдруг приходит и.

- Это... ну, я люблю тебя типа, - делает страстное признание и. - Давно, между прочим.

Сру, сру, сру. И. страдает и уходит, несолоно хлебавши и в недоумении, зато в мокром кимоно.

- Это... ну, я люблю тебя типа, - делает новую попытку и. на следующую ночь.

Сру, сру, сру.

- Да, гори сакура синим пламенем в моем садочке, - гневается и., мужественно бросается в сру, сру, сру и таки добивается своего.

Сру, сру, сру. Зато теперь в фаворитках, правда ненависть жены и. как бы обеспечена.

Сцена вторая: Буйно заколосилась вишенка.

Н. лежит на татами в сру, сру, сру, то есть в грусти и печали. Как вдруг приходит письмо от в. Впрочем, в. врывается вслед за письмом. Происходит сцена безобразной ревности, ибо как можно ревновать к самому и.? Как? Как?

- Это, что же, я не при делах? А ведь я полюбил тебя раньше и.! Так не честно! Требую реванш!

Сру, сру, сру. Сру, сру, сру. В общем, в. тоже добивается своего, несмотря на водопады сру, сру, сру.

Ремарка: На выходе образовываются два младенца. От разных отцов. Но их быстро уносят за кулисы под сру, сру, сру.

Сцена третья: Небывалый урожай вишни.

Н. и и. лежат на татами. Тут мимо проходят нас. и м. Они здесь не просто так. И., как дальновидный правитель, немедленно соображает, что к чему.

- Не, ну я люблю тебя, конечно. Но ты только погляди, как ужасно страдают эти добродетельные мужи!

Сру, сру, сру.

- Хватит уже этих водопадов, - гневается и. - Должно ответить на их неистовую страсть. А мне давай приведи какую-нибудь красотку посвежей, чтобы не скучалось.

Сру, сру, сру.

Ремарка: На выходе снова образовывается младенец, которого тоже уносят за кулисы под сру, сру, сру.

Сцена четвертая: Срубили вишенку к японской матери.

Жена и. и прочие мадамы внезапно и коварно включают сру, сру, сру и решительно топят волю и. к сопротивлению. Так что приходится н. подняться с комфортного татами, выдрать унизительные куски об опале из дневника, бродить нищенкой-монахиней по японии и никакого больше сру, сру, сру. Остается лишь добродетельно играть в го, в нарды, сочинять стишки и переписывать молитвы.

Финал:

Ты все пела? Это дело: Так пойди же, попляши!

было горестно сознавать свой печальный удел — одного за другим отдавать рожденных мною детей в чужие люди

Впрочем в её личной жизни всё крайне запутано, хотя, похоже, это свойственно для знатных японских дам того периода, если вспомнить прочитанную ранее книгу - Торикаэбая моногатари, или Путаница мои впечатления. Печально читать о том, что женщины являются только предметом, с чувствами и желаниями которого никто считается. Важна лишь "любовь" мужчины, по которой женщина должна ему отдаться не взирая на то, что испытывает сама. Видно, что Нидзё страдает от этого, но - дитя своего времени - ничего не может поделать, даже её попытки уйти в монастырь долгое время терпят неудачу.

Свиток второй

Словно белый конь [Образ заимствован из книги древнекитайского мыслителя Чжуэн-цзы: «Жизнь человека между небом и землей так же мимолетна, как белый жеребенок, промелькнувший мимо дверной щели…»], на мгновенье мелькнувший мимо приотворенной двери, словно волны речные [Образ заимствован из книги Камо-но Тёмэй «Записки из кельи» (1212 г.): «Струи уходящей реки… они непрерывны; но они — все не те же, не прежние воды»], что текут и текут, но назад никогда не вернутся, мчатся годы человеческой жизни — и вот мне уже исполнилось восемнадцать… Но даже теплый весенний день, когда весело щебетали бесчисленные пташки и ясно сияло солнце, не мог развеять гнетущую сердце тяжесть. Радость первой весны не веселила мне душу.

Самым интересным для меня является историческая картина жизни в Японии 13 века, а Нидзё рассказывает об этом немало, со вкусом и искренностью, плюс книгу сопровождает масса примечаний. В детстве она мечтала путешествовать и, наконец, став монахиней около 30 лет на десятилетия отправляется в паломничество по городам и храмам Японии. В конце пятого свитка она упоминает, что со смерти отца прошло 33 года, то есть Нидзё 48 лет.

У Нидзё нет статуса: со смертью отца она лишается поддержки, рожает императору сына, но он не сделает её своей супругой. Сам император порой подсовывает её в постель министров. Выросшая в уважаемой семье, хорошо образованная и воспитанная, она совсем не имеет права выбора. Она - женщина в мире мужчин. Она - птичка в золотой клетке. И её ужасно жаль. Однако несмотря на все её мучения, эта женщина полна достоинства. Каким-то образом ей удаётся смотреть на всё с открытым сердцем и не ожесточиться.

В «Повести» нет сюжета как такового, некоторые свитки потеряны, поэтому в этой блаженно-грустной автобиографии очень много пробелов. Но написана она совершенно волшебно. Она полна красивейших оборотов и стихи являются важной её частью.

Моя жизнь подобна росинке... Повиснув на кончике лепестка, она ждет лишь дуновения ветра, чтобы упасть и исчезнуть... - О, если к другому склонишься ты сердцем, то знай: в тоске безутешной я, должно быть, погибну скоро, словно дым на ветру, растаю...

Кажется, Нидзё совсем не владела простым языком, потому что даже даты записаны витиевато:

В пятую луну рукава всегда влажны от весенних дождей, а в том году влаги выпало даже больше, чем осенью, когда обильна роса... - Меж тем уже наступил конец одиннадцатой луны... - ...в десятый день девятой луны — Долгого месяца, — пустилась в дорогу... - Уже час Тигра, скоро рассвет...

Ну, красота же!

Ссылки в тексте очень помогли понять исторические события и некоторые обряды того времени. Любопытно было узнать и о забавных поверьях:

Обычай «Ударов мешалкой». — Считалось, что если в пятнадцатый день первого новогоднего месяца ударить женщину хворостинкой или деревянной лопаткой, которой размешивают рисовую кашу, она родит мальчика.

«Повесть» условно разделена на две части: в первой Нидзё - нарядная фаворитка императора, ведущая дворцовый образ жизни; во второй она - «изможденная, худая монахиня в убогой черной одежде», совершающая паломничества из одного храма в другой. Здесь читать уж было совсем невыносимо из-за постоянных упоминаний различных мест богомолья.

В общем, перед нами история блеска и нищеты, фрейлины-монахини, написанная языком хайку.

Словно белый конь, на мгновенье мелькнувший мимо приотворенной двери, словно волны речные, что текут и текут, но назад никогда не вернутся, мчатся годы человеческой жизни...

Интересно проследить за самой логикой отношений. Император придавался любовным утехам с матерью Нидзё, затем, когда её не стало – растил девочку, ожидая в сердцах, что в будущем будет наслаждаться и ей. И вот в 15 лет – такой момент настал. Затем были: друг семьи «Снежный рассвет», родственник императора и сам государь Го-Фукакуса, монах-настоятель, некий самурай… Кажется, любовников у Нидзё не счесть. Каждый берёт её силой, а девушка и не особо противится, обильно поливая рукав слезами, и утешая себя тем, что просто не может сопротивляться. Затем во всех их неизменно влюбляется. Начинает сопротивляться – и тогда мужчины: будь то монах, император или давний друг семьи умоляют её вновь прийти к ним и предаться утехам. Поистине дамский роман с обилием интимных сцен и откровенно односторонним взглядом. А что ещё ждать от мемуаров? Каждые как минимум 50 страниц Нидзё беременеет, не успевает разродится – вновь делит ложе с кем-нибудь, причём сама она этого, кажется, не стыдится, да и не скрывает. Родившихся детей – отдают другой семье, либо они умирают – а затем опять по новой…

События «Повести» разворачиваются в тяжёлый и ответственный для Японии период. Две военно-морских экспедиции монгольских войск хана Хубилая, «божественный ветер» 1274 и 1281 годов, многочисленные конфликты «полевой ставки» сёгуна и императора, наконец – борьба между самими многочисленными государями, интриги, внутри-фамильные и клановые убийства, подкупы и заговоры… 1271 – 1306 годы (датировка событий пяти свитков) – про этот период можно написать многое, только ничего из вышесказанного совсем не упоминается в книге. Двор государя, пусть и «прежнего», не могли не затронуть эти события, но саму Нидзё это, кажется, совсем не интересует. А значит и вовсе не место для упоминания в её «Непрошенной повести». Сплошные игры в мяч и стихосложение, плотские утехи за ширмой, да мужские жалобные слёзы и упрёки в адрес Нидзё, что она к ним совсем не приходит по ночам.