Текст книги "Танцы казначея. Censored version"

Глава четвертая

(Санкт-Петербург, Российская Федерация, гораздо раньше)

После завтрака от меня пахло черным чаем и сливочной кашей, а от Ками шоколадными булками и коньяком. Кай напоминал гусеницу из «Алисы в стране чудес». Он сидел на кровати, аристократично покуривая кальян, стоявший на прикроватном столике.

– Я, блять, Эрнест Хемингуэй! – произнес мужчина, глядя Ками в глаза.

Рядом с «гусеницей» расположилась этакая Шехирезада в своем подобие делового костюма. В глазах ее сегодня не было безграничной нежности, смешавшейся с благоговейным страхом, с которыми она обычно смотрела на Кая. Сейчас в них читалось только: «Как же вы мне все надоели. Вы вообще знаете?».

– Понимаю, я скоро тоже буду тот еще Эрнест Хемингуэй! – воодушевленно поддержала Ками непонятный разговор, начавшийся явно до моего прихода.

Выдыхая дым, Кай с улыбкой указал мне на мягкое кресло у стеклянного журнального столика, предлагая присесть. Ками тем временем откинулась назад, ложась на кровать, скрестила на груди руки и скучающе-обреченно уставилась в потолок.

– Пиджак бы хоть сняла, – бесстрастно бросил Кай.

– А у меня под ним ни-че-го, – Ками я раньше наблюдал только в двух состояниях: утомленно-молчаливом и бредово-пьяном. Ее сегодняшняя игривая откровенность была в новинку.

– Похуй, – и по интонации стало очевидно, что Каю действительно очень похуй.

Я максимально не хотел как-либо участвовать в их странных взаимоотношениях, поэтому взял книжку, лежавшую на журнальном столике, и принялся читать. Вообще читать я не слишком любил, но сейчас это было всяко лучше, чем смотреть на то, что будет происходить дальше в этой комнате.

«Цзян Лян. Белый скунс.

Несмотря на предрассветный час, небо сегодня было нетипично звездным. Когда живешь в сером северном мегаполисе, начинаешь радоваться даже таким мелочам, как сине-фиолетовый небосвод, усеянный мерцающими огоньками.

Есть города, которые не спят никогда, этот же, напротив, словно пребывает в вечной полудреме. Улицы полупустые, куда ни пойди – тоска смертная. Осип Мандельштам писал: «В Петербурге жить – словно спать в гробу!». Это он просто не бывал в здешних краях… Сяою прошла мертвую темную улицу, соединяющую ее дом со старым городом, и через разноцветные деревянные пайлоу свернула в маленький переулок, усеянный закрытыми в этот час сувенирными лавками, стилизованными под старину.

Осень тут всегда наступала быстро и безжалостно. После почти полугодового лета, когда ты уже почти забыл о холодах и поверил, что зимы больше не будет, одним октябрьским утром выходишь из дома и понимаешь, что изо рта идет пар, а зубы стучат от холода. Приходится возвращать домой и в спешке доставать из самого дальнего шкафа старое пальто, которое по наивности уже понадеялся никогда больше не надевать. Так случилось и пару дней назад.

Минуя редкие подвыпившие компании, ожидающие такси, Сяою вышла к озеру. Вода выглядела глянцево-черной, отражая редкие октябрьские звезды и еще не погашенные уличные огни, хотя ближе к востоку уже разливались розовато-рыжие краски рассвета. Откуда-то доносилось нервное колебание бамбуковой флейты.

Девушка присела на скамейку и уставилась на молочно-белый мрамор, обрамляющий набережную. По левую руку за маленьким полукруглым мостом с крыши храма на нее смотрели три деревянные обезьяны. Две – насмешливо и в упор, а третья – украдкой из-под пальцев резных ладоней, которыми якобы прикрывала глаза.

Рассвет всегда наступает незаметно. Кажется, что кругом беспросветная темень, а потом в один момент поднимаешь глаза к небу, а оно уже почти полностью светло-голубое. Сяою встала и направилась дальше по набережной, огибая высаженные в ряд плакучие ивы, чередующиеся с молодыми дубами. В детстве она читала какую-то сказку, в которой ива позиционировалась как самое печальное дерево на свете, но в этом городе от ив ничем подобным не веяло. Тут они казались высокомерными красавицами, хвалящимися изящными изгибами и роскошной копной зеленых волос, любующимися своим совершенным отражением в прозрачном зеркале озера.

Возле фонарного столба девушка вдруг заметила белый пушистый шар. Отбившийся от хозяина микро-пудель? Да нет, не похоже. Она подошла чуть ближе, чтобы лучше разглядеть причудливого зверя.

– Черт, – тихо выругалась Сяою, – это же СКУНС.

Это действительно был скунс. Нетипичной белой окраски с очаровательным розовым носиком и, наверное, самым пушистым в мире хвостом.

Всё произошло молниеносно. Один прыжок, и вот животное, цепляясь когтями за старое пальто, вовсю скачет по спине девушки, иногда задевая щеки мехом, а Сяою крутится вокруг своей оси и орет на всю округу, забыв о стыде и не заботясь о том, что перебудит весь квартал в столь ранний час, пытаясь скинуть с себя незваного гостя. Парадоксально, только что вызывавший у нее безграничное умиление зверь, стал невероятно противен, стоило ему лишь бесцеремонно вторгнуться в ее личное пространство.

– Help me! – крикнула Сяою, лихорадочно вспоминая английский, когда мимо нее проходила миловидная иностранка в дутой курточке.

Иностранка застыла, с интересом и улыбкой разглядывая непонятное животное, а затем приблизилась.

– Замри, сейчас я его сниму…

Скунс крепко вцепился когтями в пальто, но совместными усилиями его все же получилось снять и опустить на землю. Иностранка поспешила дальше по набережной, а Сяою с минуту стояла, глядя в кристально-голубые глаза зверька. Никогда прежде Сяою не видела таких глаз вживую. Эверест? Ласа?

Это было ошибкой. Вероятно, расценив застывший взгляд девушки как одобрение, скунс снова скакнул на нее. На этот раз Сяою не кричала и не дергалась, хоть присутствие когтистого чужеродного объекта на ее кашемировом пальто и вызывало у нее непонятное отвращение. Ко всему прочему, она в ужасе представила, что сейчас перепугает зверька, и он брызнет на нее своим вонючим секретом. Вот тогда пальто уже точно придется выбросить, а может, и всю остальную одежду тоже. Да и сама она вряд ли с первого раза отмоется, а ведь сегодня еще на работу…

Поняв, что любые попытки стряхнуть с себя животное результата не принесут, но все же не желая мириться с его присутствием, девушка решилась на отчаянный шаг и, с разбегу перемахнув через мраморное ограждение, прыгнула в озеро.

– Ну зачем? Я же не умею плавать! – зверек завопил человеческим голосом, смешно перебирая лапками в ледяной воде.

Сяою, и сама едва удерживаясь на поверхности под тяжестью намокшего пальто, ошалело уставилась на него. Скунс больше не разговаривал, а лишь беспомощно и умоляюще прожигал ее насквозь бирюзовыми глазками.

«Ладно» – обреченно подумала Сяою, одной рукой подхватила животное, усадила себе на голову и, крепко зацепившись руками за перила ограждения, резко подтянулась и вылезла из воды…»

Я отложил книгу и поднял глаза. Ками в этот момент сидела на кровати ко мне спиной. Она сняла пиджак, не особо элегантно швырнув его за пределы кровати. Девушка ранее немного слукавила, под пиджаком был кружевной черный бюстгальтер с очень тонкими лямками. После этого действия она легла уже на живот, положив правую руку Каю на колено. Кай повернулся к ней и провел кончиками пальцев по спине, легко, едва касаясь.

Я нарочно громко кашлянул в своем кресле, надеясь, что про меня просто забыли, а не пригласили для участия в оргии, потому что ни один из присутствовавших меня не привлекал.

К счастью, похоже, я угадал с первым вариантом. Кай отдернул руку от Ками, встал с кровати и прошел к рабочему столу, заглядывая в монитор включенного компьютера.

– О, пришло! – выпалил он, затем взял со стола ручку, вернулся к Ками и, к полному моему шоку принялся что-то записывать прямо у нее на спине. Что именно, я так и не разглядел, потому что, как только он закончил, Ками лениво перевернулась на спину и потянулась. Невольно мой взгляд задержался на ее груди. Чертовски красивая форма. «Видимо, компенсация за лицо» – тут же злобно подумал я и отвел глаза.

– Итак, к этому часу меня назначили временным поверенным в делах, – довольно протянул Кай, – и, что-то там еще было, ща…

Он вернулся к компьютеру, не присаживаясь за стол, сделал несколько щелчков мышью, а затем вдруг замер и буквально на глазах побледнел. Несколько минут мужчина смотрел в экран, не отрываясь, глаза его бегали, перечитывая письмо с неизвестным нам содержанием. Потом он задумчиво произнес:

– Ками, на сегодня ты свободна. Выйди. Влад, останься.

– Но, я могу… – начала было Ками с сомнением.

– Я сказал, выйди, – резко повторил Кай.

Спорить было бесполезно, Ками нехотя направилась к выходу, по пути закинув на плечо, обнаруженный на полу пиджак, о который чуть не споткнулась. Когда дверь захлопнулась, Кай упал в кресло и протянул, левой рукой нервно трогая перчатку на правой:

– Знаешь, Влад, один мой профессор много рассуждал о добре и зле. Так вот, я, по всей вероятности, действительно плохой человек. И я это принял еще тогда, и выборы в жизни делаю соответствующие. Но есть ведь и некая общественная мораль, на которую, хочешь-не хочешь, живя в социуме, приходится оглядываться. О, как же она давит! Плохим людям жить гораздо сложнее, чем хорошим, вопреки распространенному мнению. Хотя и не всегда. Взять вот нашу Ками – ей бы нимб над головой носить. Об этом я знаю, ты теперь знаешь с моих слов, в Мэленде пара человек знает, а большинство даже не догадывается. Для них я хороший, потому что с ними здороваюсь и улыбаюсь иногда, делами их интересуюсь. А Ками – плохая, потому что она на такое внимания даже не обращает. Нет в ее личной повестке цели людям нравится, но случись с кем из них любая беда, она себя не пожалеет, а другим поможет. Я в прошлом сильно ее обидел. В некоторой степени, можно сказать, жизнь сломал. А она на меня преданными глазами смотрит до сих пор, после всего, и это не только психологическая травма, хотя и она отчасти (тоже не без моей помощи), но еще и искреннее, природное, удивительное, иррациональное человеколюбие. И вот сейчас, Влад, я письмо это прочитал. Там одно написано, а я вижу: «Второй шанс тебе дается, можешь ты сейчас покаяться и всё хоть немного исправить. То исправить, что много лет назад с этими людьми сотворил!», только я не буду. Потому что и тогда, и сейчас – это мой осознанный выбор. Потому что мне так проще и лучше. Потому что такой вот я плохой человек. Я с этим живу и жить буду. И перчатку эту на руке ношу. Вернись я туда тогда, я бы не поступил иначе. И сейчас ничего исправлять не буду. Знаешь, почему? Потому что мне хорошо. Было хорошо тогда, сейчас хорошо и дальше будет. И нет мне дела до страданий Ками с ее нимбом. И до этого… – Кай прервался на полуслове.

Я хлопал глазами и ничего не понимал.

– Что думаешь, Влад? О добре и зле. Ты вот сам себя к каким относишь?

Я колебался. Тогда Кай ответил за меня:

– Да понятно, что ни к каким. Потому я тебе сейчас все это и говорю – ты все равно ни черта не поймёшь. Тебе в твоей жизни, в твоей системе ценностей, вообще подобные рассуждения не нужны. Это мы с Ками и профессором моим можем сесть и пофилософствовать за сигареткой, а для тебя другое совсем важно. Чаю с конфетами попить на обеде, чтоб телки давали, семья была здорова, да чтоб зад в тепле был. Можешь идти. Я даже извиняться не буду за то, что ты теперь во все наше дерьмо втянут по самые уши, за то, что уже знаешь, и за ту грязь, которую узнать тебе, возможно, еще предстоит. Такой вот я человек.

С этими словами Кай встал и отвернулся к окну, явно давая понять, что разговор окончен. Я вышел из кабинета, совершенно ничего не понимая. Должно быть, шок от смерти Рунида стал причиной этого словесного потока.

Я не представлял, как буду работать, тем не менее, зашел в кабинет, где меня сразу обступили коллеги с вопросами о том, что происходило, а я лишь отмахивался.

– А правда, что господин Кай и эта… Ками, ну… это самое… – смущенно поинтересовалась главный специалист Евочка.

– А что, тоже хочешь? – передразнила ее заглянувшая к нам Лидочка из административного отдела.

– А кто ж не хочет! – подхватил кто-то, и вот в кабинете уже стоял громкий девичий смех и обо мне, к счастью, все забыли.

Я сел за компьютер, открыл пасьянс «Косынка» и бессмысленно тыкал мышкой на игральные карты, чтобы вернуть хоть немного обыденности в этот безумный-безумный день. Позже девочки заварили мне чай и угостили конфетами, а полноватая Катюшка из бухгалтерии ходила взад-вперед, круглые бедра без конца описывали восьмерки перед глазами, и было так уютно, что я почти забыл все слова Кая и полуголую Ками, валяющуюся на кровати.

Глава пятая

(Санкт-Петербург, Российская Федерация, гораздо раньше)

Нас собрали в помещении, которое на русском языке мэлендские дипломаты называли «актовый зал». Меня, как любого советского и российского гражданина, данное словосочетание мгновенно переносило в светлые школьные времена, а потому вынуждало хихикать над неграмотным начальством. Все-таки со школьным актовым залом помещение имело мало общего: в центре стоял необъятный круглый стол, перед которым располагались стойка с микрофоном и проектор. Иногда и стол, и стойку отсюда выносили, а на смену им приходили длинные фуршетные столы и высокие театральные столики, наряженные в фиолетовые (под цвет государственного флага) скатерти.

На таком приеме мне довелось бывать лишь однажды, и то, как это ни прискорбно, в качестве официанта. Персонала не хватало, вот и предложили мне. А у нас от каких-либо предложений начальства отказываться не принято, сами знаете. Уж не представляю, что бы конкретно со мной произошло в случае отказа, но я лучше тарелки лишний раз за почетными гостями поубираю, чем буду испытывать судьбу.

Сегодня я присутствовал здесь в роли самого себя. Официально меня никто пока не повышал, но внимания со стороны Кая мне стало уделяться куда больше. Из нашего отдела приглашены в зал были трое. Остальные присутствующие – подданные Королевства Мэленд.

О милитаристском прошлом страны, на которую работаю, я что-то слышал отдаленно, преимущественно на уроках истории в девятом классе, но даже близко не ожидал увидеть практически всех коллег в военной форме. На Кае, занявшем место возле стойки (стола сегодня здесь не было), была белоснежная форма мэлендских военно-воздушных сил, в которой он выглядел великолепно. Отдельные дипломаты были одеты в форму рыжего или фиолетового цветов, но превалировал все же стандартный камуфляжно-зеленый.

В зале стоял гул. Все затихли в момент, когда вошла Ками. На ней были джинсы и небрежно расстегнутый темно-фиолетовый китель. Не такого фиолетового оттенка, как их флаг, или, как форма других дипломатов, а иссине-черно-фиолетовый. Виолан – так называется этот цвет на мэлендском, как я потом узнал. Все косились на нее. Начали перешептываться. Девушка невозмутимо дошла до Кая и с вызовом уставилась на него. Он молчал.

Я не расслышал, что именно она сказала, потому что стоял в противоположном углу помещения практически у самой двери, но увидел, что Кай резко схватил ее за локоть и оттащил в сторону. Остальные с благоговейным ужасом наблюдали за этой картиной с минуту, а затем снова отвлеклись на личные беседы. Спустя еще пару минут, Ками, вкладывая в походку все раздражение, которое только было в тот момент в ее душе, вернулась в конец зала.

– Я-то девочка талантливая, дослужусь, ты не сомневайся! Генетика, знаешь ли, хорошая! – надрывно выкрикнула она в зал, явно адресуя реплику Каю. Кай не отреагировал. А может, не услышал вовсе.

Ками втиснулась в строй рядом со мной.

– Я старше их всех по званию, Влад, только хер меня кто здесь слушать будет, – язвительно проговорила девушка, как бы обращаясь ко мне, но явно желая, чтобы все окружающие тоже слышали.

Стоявшая на небольшом расстоянии от нас женщина в фиолетовой форме пренебрежительно фыркнула, сделала шаг из строя и хотела было, вероятно, что-то ответить на эту нахальную реплику, но замерла и захлопнула рот, когда двери в очередной раз распахнулись. На пороге стоял молодой человек в бордовой военной форме. Отличительные знаки были не похожи на мэлендские, и флаг на груди был какой-то другой, какой – я не смог разглядеть на расстоянии. По залу прокатился взволнованный шепот.

– Да как он посмел?!

– А ты что, новости не читаешь? Король практически вернул ему полуостров…

– Вернул?! Ты хотел сказать – отдал. Короля уважаю, такая страна великая, такой правитель мудрый, но разбазаривать наши земли?! Не потерпим!

– Не потерпим!

– Да когда это мы что-то не терпели, не смешите! Терпели, терпим и терпеть будем, сами виноваты…

Я не понимал, что происходит, поэтому вопросительно повернулся к Ками. К тому же было странно, что она до сих пор не вставила свои пять копеек в эту чудесную острополитическую дискуссию. Но девушка молчала, не сводя остекленевших глаз с вошедшего молодого человека. Верхняя губа ее подергивалась, кисти рук дрожали.

Молодой человек тем временем пересек зал и отсалютовал Каю:

– Генерал Липрейт, исполняющий обязанности президента Юпэра, прибыл по приказу Его Королевского Величества Пуннора II для наблюдения за расследованием смерти Чрезвычайного и Полномочного Посла Королевства Мэленд в Российской Федерации в целях обеспечения справедливости и беспристрастности.

– Вот уж кто действительно талантливый мальчик с хорошей генетикой, – усмехнулся кто-то на ухо Ками.

Глаза девушки оставались стеклянными. Кажется, она даже не моргала.

Кай расправил плечи, отсалютовал в ответ и холодным громогласным голосом проговорил:

– Рад приветствовать Вас, генерал. Ваше присутствие – огромная честь для нас.

– Да они ахуели, – Ками очнулась от ступора и одними губами выдохнула нецензурную фразу.

– Я приставлю к Вам нашего местного сотрудника, чтобы Ваша адаптация прошла легче. Влад, – я не мог поверить, что Кай произнес мое имя, – подойди сюда, пожалуйста.

Дрожащими ногами я сделал шаг из строя и медленно направился к ним. Кай тем временем продолжал:

– Влад работает у нас всего год и не имеет ранга, впрочем, как я уже отметил, он россиянин, а не подданный Мэленда. Так что, в случае возникновения особо серьезных вопросов, Вы можете обращаться к… ах, вы, кажется, знакомы, не так ли? Камелия! Камелия, подойдите сюда, поприветствуйте генерала Липрейта!

Я поравнялся с мужчинами. Когда я увидел лицо генерала вблизи, меня передернуло от ужаса. Почти всю левую щеку от крыла носа до нижнего века пересекал глубокий красно-коричневый шрам. Место, где должен был располагаться правый глаз, было заклеено широким телесного цвета пластырем. Другой глаз, обрамленный светлыми ресницами, был лазурно-голубого цвета и смотрел на меня по-детски весело. Ровный чуть вздернутый нос был усыпан веснушками, отлично гармонировавшими с пшеничными волосами. Он улыбнулся мне, обнажив зубы, чем вызвал новую волну отвращения: верхний клык выбивался из зубного ряда и рос сверху над остальными зубами. Такое я наблюдал впервые в жизни. Да уж, вот это парню не повезло. Генерал протянул мне руку, я пожал ее:

– Рад знакомству, Влад, – голос звучал приятно и искренне. Несмотря на все изъяны, молодой человек располагал к себе.

В тот момент я слишком волновался сам, чтобы обращать внимание на то, что творилось с Ками, но, очевидно, – ничего хорошего.

– Камелия, ну, поприветствуйте же представителя Юпэра, проявите почтение! – протянул Кай с нескрываемым сарказмом в голосе.

Девушка ошалело посмотрела на него, затем на миг прикрыла глаза, нарочито отвернулась от Липрейта и заговорила громко, на весь зал, глядя Каю в глаза.

– Я, принцесса Королевства Мэленд, дочь покойного кронпринца Валентиниуса. Границы нашего государства нерушимы, территория неприкосновенна. Я не собираюсь отдавать честь ряженому клоуну в генеральской форме несуществующего государства. На момент моего рождения земли Юпэра принадлежали Мэленду, так есть, так будет. Даже, если и была воля моего дяди, Его Королевского Величества, начать переговоры и назначить этого человека исполняющим обязанности президента, знайте, что я, представитель правящей династии, выражаю несогласие с его политикой.

Глаза Кая, казалось, из оранжевых стали ярко-красными. Они отражались в кофейной радужке глаз Ками, делая их еще больше похожими на перезрелые вишни. Отдельные дипломаты шагнули из строя и зааплодировали. Аплодисменты становились все громче. Ками вообще-то мало кто здесь любил, но в тот момент, казалось, на нее готовы были молиться. Девушка отвернулась от Кая и заулыбалась коллегам.

– Спасибо всем, собрание окончено! – стараясь перекричать шум в зале, Кай последовал к выходу, жестом поманив меня и Липрейта.

– Ей отрежут голову и вывесят перед дворцом в Юпилучче, но какая же она крутая! – услышал я чью-то реплику, выходя из «актового зала».

– Влад, проводи генерала в отведенные для него апартаменты, – Кай сунул мне в руку ключ с номером комнаты, отсалютовал молодому человеку и спешным шагом удалился.

– Пойдемте, – обреченно проговорил я.

– Можно на ты, – снова улыбнулся Липрейт, демонстрируя необычный зуб, – я наверняка не старше тебя, и генералом стал не так давно, да и то почти случайно.

Возле апартаментов, к моему удивлению, нас ждала Ками. Видимо, я до сих пор плохо ориентировался в жилом крыле посольства, раз она оказалась здесь раньше нас.

– Ками, что это было за предста…

Я не договорил, потому что девушка, проигнорировав меня, бросилась на шею генералу. Он, казалось, был растерян не меньше моего, единственный глаз хлопал и вопросительно смотрел на меня. Руки Ками обвили его плечи, а желтоволосая голова уткнулась в бордовый китель. Он же не спешил отвечать на объятия и лишь спустя минуту осторожно коснулся руками ее талии. Девушка подняла голову и затараторила. Я заметил, что ее глаза блестели, а щеки и ресницы были мокрыми от слез:

– Там, при всех, я бы не решилась назвать тебя даже другом, хотя окружающие, как это обычно и бывает, наверняка сразу заметили молнии между нами. Амалия, ну ты помнишь Амалию, и вовсе подумала, что ты приехал, потому что мы снова вместе. Мне очень приятно, но, увы, это неправда. Неправда-неправда-неправда, эти слова отправили меня в жестокую реальность. Такую холодную и одинокую. Ту, где я одна возвращаюсь домой на автопилоте, а в обед нахожу себя на полу с ужасным похмельем и отчаянно хочу повеситься, потому что ты не со мной. Один твой взгляд сегодня вернул меня обратно, сплел радужный мыльный пузырь той, другой действительности, где я искренне интересна тебе, где мы держимся за руки и засыпаем в обнимку. Каждая морщинка на твоём лице, твой шрам и твой ничем не примечательный голос кружат мне голову и дают больше серотонина, чем любое что-либо-еще в целом мире. Все эти годы я без какой-либо надежды молила и тайранистских, и эйлириских богов о последней встрече с тобой, но прекрасно понимала, что мне не хватит этого. Не хватит ни ночи, ни дня, ни сонного утра в твоих объятиях. Я хочу, чтобы это было всегда, а не последний раз. Мне каждый раз мало. Хочу знать, что ты больше не уйдёшь.

Сказать, что я ахуел от этой речи – ничего не сказать. Девушка продолжала обнимать генерала за шею и смотреть снизу вверх влажными черешнями в его единственный лазурный глаз. Молодой человек положил ладони ей на плечи, отстраняясь:

– Не здесь и не сейчас, Ками, – проговорил он медленно, – много времени прошло.

– Но…

– Ками, пожалуйста, не рви мне душу.

– Я никуда не уйду. Сколько лет я ждала? Больше не собираюсь!

– Ладно, – грустно вздохнул генерал, открывая взятым у меня ключом двери апартаментов, – проходи. Влад, – обратился он ко мне. Рыдающая девушка тем временем юркнула внутрь, видимо, опасаясь, что Липрейт может передумать, – извини, что так вышло, я позже угощу тебя чаем, – опять улыбнулся он, тоже скрываясь за дверью.

Вопреки отталкивающей наружности, этот молодой человек оказался единственным мэлендцем, который сразу произвел на меня приятное впечатление. Он словно излучал искренность и доброту, а его дружелюбие не было напускным. Я был рад, что меня назначили работать с ним, и я надеялся, что мои новые должностные обязанности будут носить постоянный, а не временный характер. Может, если хорошо себя проявлю, он заберет меня в Мэленд. Буду жить под пальмами и пить кокосовое молоко на пляже. Он же там у них генерал, да еще и почти-президент-чего-то-там, он определенно может поспособствовать моему продвижению по карьерной лестнице.

Размышляя о своем блестящем будущем, я совсем выбросил из головы несколько сегодняшних эпизодов запредельно странного и нетипичного поведения Ками. Но ненадолго. Девушку я встретил вновь тем же вечером. Она сидела на ступеньках в жилом крыле и безутешно плакала. Интересно, как долго она просидела здесь в таком состоянии? Все обычно пользовались лифтом, редко кто-то ходил по лестнице.

– Ками? – окликнул я ее, присаживаясь рядом.

Она подняла глаза и посмотрела куда-то сквозь меня. А может, мне так показалось, но складывалось ощущение, что девушка вообще не в состоянии сейчас что-либо видеть и воспринимать.

Кажется, я все же ошибся, потому что вскоре она начала поспешно вытирать слезы рукавом кителя и заговорила:

– У меня, Кая и Липа есть тайна. Страшная, можно сказать, интимная. Тайна, о которой я однажды играючи рассказала однокашнику. У того тоже была тайна – он гей. С такими секретами как-то не до чужих. И уж тем более не до осуждения. Потому и рассказала. А тебе – не расскажу. Тем более что вы, русские, просто обожаете других осуждать. Вас хлебом не корми, дай повыяснять цвет чьих-нибудь соплей. Поэтому мне и тяжело здесь жить. Ну и погода еще. Это что вообще такое? Это разве весна, Влад? – Ками зарыдала пуще прежнего, и я ее не винил. Я сам часто хотел рыдать, слушая сообщения синоптиков.

Немного успокоившись, девушка продолжила:

– С Липом мы познакомились давно. И любили друг друга. По крайней мере, я. Много ночей мы провели в «Кофейном доме». Такая сеть кофеен по всему Мэленду. В родной столице их особенно много, понятное дело, почти на каждом шагу. И работают круглосуточно. Мы встречали там рассвет. Тамошний кофе лился в наших венах вместо крови. Деревянный пол и потертые коричневые диваны из кожзаменителя заменяли нам спальню. В зале всегда пахло сигаретами, зато было очень тепло. И мы сами потом весь следующий день сигаретами пахли, кажется, даже в душе с первого раза этот запах не смыть – настолько ты им пропитываешься за длинную ночь. Хорошо, что в моем городе рано светлеет.

Мы сидели там до посинения. Целовались, курили, играли в карты. Разговаривали обо всем на свете. Иногда ругались. Между собой или с соседними столиками. А иногда пододвигали наш столик к соседнему и знакомились с другими такими же посетителями.

В «Кофейном доме» не особо вкусная еда, да и кофе такой себе. И цены отнюдь не низкие. Но я захожу туда до сих пор, когда приезжаю. Если меня окончательно накрывает ностальгия, я заказываю их фирменный торт и мохито – первое, что я там заказала много-много лет назад. Но обычно все гораздо проще. Банановый каппучино. Я не засну всю ночь, но я готова к этому. Дайте два. И 5 монет вам на чай, не благодарите. Приду ещё, обязательно, даже не сомневайтесь.

А теперь он мне о политике затирает. Теперь он – генерал, у него, оказывается, территориальные притязания, Влад! Меня защитить он не пожелал, а клочок земли – пожалуйста! Но я вообще-то тоже хороша. Я ведь не знала, что происходило с ним тогда. Понятия не имела, и даже узнать не пыталась. Вбила себе в голову, что он меня предал, уехал, не попрощавшись, а в ситуации разобраться не удосужилась. Я не знала, что мои соотечественники разбомбили его дом, и что он ютился с матерью-посудомойкой, пьющим отчимом и двумя единоутробными сестрами в комнатушке для прислуги, пока я думала, в каких покоях буду ночевать сегодня, размышляла, где подушки мягче. Я никогда не спрашивала Липрейта, кто он и откуда. Мне было важно, с кем еще он спит, а все остальное – дело десятое.

Потом я почему-то просто думала, что он счастлив. Что забыл меня давно и обнимает какую-нибудь телку, а не кишки друзей по улице собирает на спорной территории. Мы тогда еще новости смотрели, для нас это было красиво. Революция. Народы, борющиеся за самоопределение. Наша храбрая армия, защищающая земли от мятежников. У всех нас почему-то и в мыслях не было, что там реально кто-то кого-то убивает. А сейчас у него седина в волосах, нет одного глаза и шрам на лице, но, черт возьми, Влад, я все еще не знаю человека красивее!