Текст книги "Роман на Манхэттене"

Глава 11

– Теперь что не так?

Выскочив в коридор, Павел схватился за стену, резко поворачивая к лифту. Никольский стоял около него, ритмично нажимая пальцем на кнопку, как делают, сгорая от нетерпения.

– Вы вообще в порядке? – спросил Павел неожиданно.

Как по щелчку пальца у него в мозгу сформировалась четкая картинка того, как настроение Жени постепенно ухудшалось всю неделю. Даже в те дни, когда они не пересекались, или же Павел наблюдал за Никольским издалека и украдкой, тот выглядел унылым, расстроенным, будто чем-то замороченным. Паша часто ловил его на жестах, которые выдавали внутреннее раздражение, то он по столешнице стучал, смотря в одну точку, как в трансе, то водил рукой по волосам, портя идеальную укладку…

Что-то в его жизни происходило.

И хотя Паша очень сомневался, что ему окажут честь и расскажут, он обеспокоенно всматривался в спину Никольского, как сделал бы друг.

Терроризировать кнопку тот прекратил.

Обернувшись, Женя проигнорировал приехавший лифт.

– Тебе какое дело? – сощурился он.

– Ну вы же знаете, какое, – сократив расстояние, Паша усмехнулся себе под нос, – вы же узнали мою «тайну», верно? Проверили гипотезу и поняли, что вы мне небезразличны. И знаете, – отвел он глаза в сторону, так до конца и не поняв, что в нем говорило, вино или усталость, – я так сильно боялся, что вы об этом узнаете, хотя что в этом такого? Да, вы мне нравитесь, – пожал он плечами. – И мне не все равно, в отличие от мажоров-лицемеров.

Закончив, Паша громко втянул воздух, не находя за что зацепиться, чтобы не смотреть на Женю. Тот молчал.

Он в последнее время часто был тихим.

И казался Павлу не менее мутным, чем отношения между ними.

Он бы с радостью вернулся на несколько недель назад, чтобы Женя снова над ним подшучивал, поджидая в мужском туалете, или же приглашал в парк, наполненный абсолютно детскими аттракционами.

Лишь бы не молчал, пытая пристальным взглядом.

– Я много о тебе знаю, ты прав, Павел Елагин, – наконец, кивнул тот. – Я знаю, что ты родился и вырос в Москве, твоя мама несколько лет назад победила рак шейки матки, а отец был на заработках в Европе. Сейчас твои родители в разводе. Живешь ты с мамой и сестрой, любишь мальчиков и маленького плюшевого олененка, которого тебе подарила мама в процессе ремиссии.

Вздохнув, Женя поправил ему пиджак рукой.

– Вы что провели расследование?

– Нет, почитал твои анкеты.

– Точно, – кивнул Павел.

Среди прочего их просили написать еще и личное эссе о сложном периоде в жизни и преодолевании трудностей. Как обычно бывало с такими эссе, Паша не представлял себе людей, которые будут читать его рассказ.

И уж тем более он не думал, что Никольский проявит к нему такое внимание.  С чего бы вдруг?

– И зачем вы прочли?

– Да так.

– Не думаю, что вы что-то делаете «да так», – усомнился Паша.

Женя облизал губы.

И потом схватил Павла за затылок и притянул для поцелуя.

Черт, тревога, для настоящего поцелуя.

Паша от неожиданности выдохнул весь воздух из легких, а вдохнул уже чужой, со вкусом банановой жвачки и невозможных, невероятных и неповторимых ощущений. Вцепившись Никольскому в пиджак, Павел старался устоять на ватных ногах, отдаваясь на милость мягким и сладким губам. И Никольский сам целовал его, сам целовал, словно ад напрочь замерз или случилась еще какая-то фантастическая вещь.

Он держал его за затылок, лаская волосы, а другой рукой гладил по подбородку, щекам, задевал ухо…

Павел напрочь позабыл, что они находились в офисе, но внезапный стук позади сразу же привел его в чувство. Точнее, даже не звук, а то, что за ним последовало: Никольский отстранился так быстро, будто перед ним ядовитый скорпион обнаружился. Он посмотрел на Павла, а тот ответил  вызывающе.

Женя тоже старался взять себя в руки после случившегося, он видел.

Поэтому когда Никольский наклонился к нему во второй раз, Павел неосознанно подался вперед.

Он совсем не ожидал, что вместо поцелуя ему скажут:

– Нам не стоит в дальнейшем общаться, и в Нью-Йорке тоже, – прошептал он и отстранился

– Что за… Никольский! – в сердцах вскрикнул Павел.

Но если бы тот остановился, оглянулся, удостоил его вниманием, аду бы точно пришел конец. Никольский же не думал об интересах других людей, только о собственных, разумеется. Объясняться с Павлом он не собирался, и тому оставалось только наблюдать за тем, как силуэт скрылся за поворотом на лестничный пролет. «Надо же, и лифтом не воспользовался», – подумал Павел.

Он съехал по стенке вниз, подумав, что его задолбали эти сраные эмоциональные качели.

С Никольским что-то происходило. Точно.

У Паши пока в голове не укладывалось, через что должен проходить человек, чтобы бросаться на других с поцелуями.

– Твою мать, – фыркнул он.

Глава 12

О поцелуе Паша не сказал ни одной живой душе.

Видимо, Женя обращался с ним настолько вольно именно по той причине, что стажеру Павлу Елагину никто бы не поверил. Поделись он с кем-то произошедшим, сразу бы присоединился к компании выдумщиков, которые нет-нет и писали истории о том, как провели вечер с Никольским, жаркую ночь, а наутро ушли с белой розой в руках.

Нет, Павел не собирался делиться с кем-то подробностями ЧП в коридоре.

Он решительно настроился выбросить Никольского из головы. Выбросить и все. С этими попытками понравиться ему, понять его, выяснить, чем же он так провинился, Паша до того заморочился, что даже свою поездку толком не планировал, а уехать на месяц в Нью-Йорк, до этого выезжая лишь к бабушке – то еще предприятие.

В выходные он целенаправленно избегал заходить в чат стажеров, вернувшись в свою жизнь, которая, возможно, и не была до чертиков интересной, как у Жени, но…

Но другой не завезли.

В субботу Павел составил список вещей для Нью-Йорка, а потом добрый час изучал правила перевозки багажа авиакомпаний, что и в каких количествах можно было взять в салон, а что – оставить в чемодане с багажом. Возможно, он бы и не проявил такого энтузиазма, будь с ним нормальный партнер, а не Женя Никольский, не желавший ему даже с элементарными вещами помогать.

– Сука, – вздохнул Павел, сидя на кровати перед ноутбуком.

Надо ж было ситуации сложиться таким причудливым образом. Будто Вселенная над ним насмехалась.

Он нуждался в работе в «Алмаксе», чтобы мама с сестрой позволили себе больше, со временем сменили квартирку на жилье поприличнее и поближе к центру, взяв ипотеку, чтобы… Короче говоря, Никольский сюда никак не вписывался, Паша вел себя как настоящий одержимый идиот, пытаясь заработать благосклонность такого непробиваемого человека.

Проще научить любить муравья, чем Женю…

Приехали.

Чем бы он ни занимался, все равно возвращался к Никольскому.

Паша не сказал бы, что его вообще часто целовали парни, не говоря уже о таких парнях. Может быть, он и зря старался выбросить его из головы, может быть, стоило, как мама говорила, принять эту ситуацию и решить, что он мог с ней сделать.

Уставившись в окно, он чертыхнулся.

Что тут сделаешь?

Женя приходил и уходил по своему желанию, то игнорировал Пашу целыми днями, то целовал его. И между этими двумя состояниями Никольского не было промежуточных этапов, будто у него переключатель сломался. Павел вздохнул и решил по-быстрому проверить его Instagram. «Я итак долго сдерживался, всю неделю не заглядывал», – сказал он себе.

Кликнув на профиль, Павел ощутил, как провалился куда-то в пустоту. За то время, пока он не сталкерил его страницу, Никольский загрузил около двадцати фотографий. И на всех он выглядел счастливым и самодовольным, как всегда.

Тут были и официальные фотографии в костюмах, и случайные селфи с офиса, и ни следа депрессии, которую Павел наблюдал вживую своими глазами.

– Вот же… – сцепил он зубы. – Либо у тебя раздвоение личности, либо брат-близнец, – сказал Паша монитору.

Вечером воскресенья Паша собрал своих домашних, чтобы поговорить, выяснить, как они будут общаться во время поездки. Лера, как обычно, излучала заразительный энтузиазм по любому вопросу. «Будем созваниваться каждый день», «Это всего один месяц, ничего не случится», «Наконец, у нас все наладится», – и так постоянно, на все у нее находились аргументы против переживаний Паши.

И он сдался. Вместе с мамой пошел на кухню, уселся на табуретку, поджав под себя одно колено в ожидании их подзабытой чайной церемонии с конфетами. Пока она заваривала чай, он просматривал ленту во «Вконтакте», а потом вернулся в общее меню и заметил, что за два дня у него накопилось целых 140 непрочитанных сообщений в «Телеграмме». Зайдя в чат, Паша тут же напоролся на новость, которая его не обрадовала.

Совсем не обрадовала.

«Я слышала разговор Андрея с кем-то по телефону, Никольского вообще на этой неделе не будет. Кажется, он заболел», – писала Иванченко, увлекшись грустными смайликами.

Глава 13

Материалы уголовного дела №1035046, УК РФ Статья 131  21.06.2009

Дневник потерпевшего

Он все еще заставляет меня писать дурацкий дневник.

Я занимаюсь самым бесполезным занятием на свете.

Выбора, конечно, у меня нет, каждое занятие мы начинаем с дневника, он берет его у меня, просматривает записи и говорит, что… Что-нибудь. Мне кажется, что дневник должен оставаться моей приватной территорией, но он считает, что без проверок я его заброшу. И правильно считает. Зато я могу писать о нем что-угодно, а ему приходится читать.

Он говорит, что я проецирую на него свою злость. Возможно.

Возможно, так и есть.

Если честно, я ничего, помимо злости, не чувствую. Иногда мне страшно, потому что вещи, которые имели значение, превратились в пустышки.

Прощай интерес к жизни!

Наверное, из-за этого я и оказался у психолога, ага.

Я уже месяц к нему хожу, но результатов никаких нет. Не знаю…

Это нормально или пора идти к другому человеку?

Сергей, наверное, неплохой специалист, но депрессия никуда не делась. Уж простите, что я настроен так скептически, часики же тикают.

Родители типа смирились, они сами договорились о домашнем обучении или чем-то подобном. Суть в том, что они платят университету деньги, а я сижу дома и занимаюсь своими проблемами. И все довольны.

Интересно, а диплом так получить можно?

Думаю, они не особенно переживают обо мне, скорее опасаются, что все закончится как в прошлый раз. Кстати, кажется, я ему еще об этом не рассказывал… А закончилось все тем, что меня обнаружили в мужском туалете в луже из своей рвоты. Ну, вот, я написал это, теперь на сеансе завтра Сергей будет устраивать мне допрос с пристрастием. Он думает, что я…

Как же он завернул?

А! Я целенаправленно занимаюсь разрушением своей личности. Какой извращенный психиатрический бред.

Я даже не знаю, как можно разрушать то, чего нет.

Меня нет. Я чувствую себя таким ничтожно незначительным, что я буквально вздрагиваю каждый раз, когда ко мне обращаются. Не знаю, что будет дальше? Не знаю, с чего все началось. Почему я не могу быть нормальным, как прежде?

Глава 14

В понедельник Андрей сообщил Павлу, что решение о Нью-Йорке уже принято.

Поздравил с победой, пожал руку и вручил список документов для оформления визы и стажировки.

Во вторник ему пришлось ехать фотографироваться.

В среду он закончил свое последнее дело перед отъездом, скопировал для Андрея бумаги, забрал какие-то улики у женщины по имени Татьяна в другом конце Москвы, даже составил письмецо для прокурора, в котором Андрей исправил двадцать два слова.

Занимался Паша довольно интересным процессом (россиянин собрался судиться с авиакомпанией из-за сорванного рейса и контракта), а Андрей даже голос на него не повышал, сущий ангелок, но настроение выше нуля все равно, хоть стреляйся, не поднималось.

Как бы он себя ни убеждал, что любил «Алмакс» и себя в «Алмакс», без Жени все выглядело назойливо блекло.

Да и объяснить, почему он не ходил на работу, никто не мог.

– Не переживай, он будет в строю до того, как вы отправитесь в Нью-Йорк, это точно, – сказал ему Андрей.

– Но что с ним?

Тот похлопал его по плечу и тут же отвлекся на смартфон.

Стажеры тоже ничего не знали, а социальные сети сам Никольский перестал обновлять позавчера.

«Он там хоть живой?» – сокрушался Паша, собирая свои вещи в рюкзак, пока в мозгу у него созревала одна из идей, о которых говорили – «это катастрофа». Но почему бы и нет?

Две недели назад Паша вздохнуть нормально боялся в присутствии Никольского, переживая, что чем-то испортит их отношения, разочарует величайшего адвоката России или испортит о себе мнение. Но теперь… Теперь уже нет. Он решил хоть разок подумать о себе, о своем беспокойстве, которое уже проедало мозг. Раз уж Паша неспособен сосредоточиться на работе из-за Никольского, придется выяснить, куда тот запропастился.

Решившись набрать ему на мобильный, Паша приказал себе покорно ждать щелчка в трубке, не сбрасывать вызов, хотя его путешествие за пределы зоны комфорта еще никогда не было столь масштабным и провокационным.

Трубку никто не взял ни в первый, ни в десятый раз, и тогда Павел подумал, а не наведаться ли к Жене домой?

Ну, после работы.

Адрес Павел без проблем нашел в сети, какой-то фанат еще месяца два назад выложил его в группе, посвященной Жене. И хотя Павел всерьез опасался, что может столкнуться у его дверей с какими-то поклонниками (он же ничего не знал о жизни Никольского), двухэтажный коттедж в Кунцево встретил его безмолвием. На фотках Женя видел дом раньше, но все равно очень осторожно постучал в ворота, а те сразу же с противным скрежетом открылись. «Я здесь ради себя, ради себя любимого», – повторял он раз за разом, обходя красный БМВ.

Павел прижал пальто к животу ладонью, чтобы не зацепить авто, наверняка стоящее на сигнализации.

Отступать он, конечно, уже не собирался, хотя идея приходить к Жене вот так просто, без приглашения, не казалась ему такой же удачной, как два часа назад. Он постучал костяшками и прислушался. Попытался увидеть что-то через прозрачные вставки в дверях.

Постучал снова.

И никакого шевеления.

Похоже, никого не было. Может быть, Никольский всего лишь куда-то уехал? Со своей тайной пассией, например. С чего Павел вообще взял, что с «заболел» его не обманули? Мало ли какие у Никольского возникли дела.

Наверное, Паша бы еще долго сокрушался, постукивая по дереву, если бы не нажал на ручку, подумав, что этот звук будет громче.

И та поддалась.

Дверь открылась, но не как ворота, а совершенно беззвучно, словно кто-то опустил на ладонь немое приглашение. В голове у Паши пульсировала навязчивая мысль и называлась она «незаконное проникновение и всевозможные последствия». Интересно, Женя Никольский подаст на него в суд?

– Эм, Евгений Сергеевич, вы дома? – спросил Паша, оставаясь на пороге.

Он сам скривился от того, как прозвучало его обращение. Разница в возрасте у них всего лишь пять лет, а в анамнезе поцелуи, он вполне мог обращаться к нему по имени.

– Женя?

Ступив в светлую прихожую, Паша не успел осмотреться толком, как уткнулся взглядом в чьи-то ноги в модных черных оксфордах.

Приехали, блин.

Глава 15

Случилось что-то ужасное.

Павел прирос к полу, не решаясь пойти дальше.

Он с трудом выбирался из ментальной дыры, куда его загнал лежащий на полу без сознания человек. И пусть Паша пока не знал, что случилось с Женей, у него по спине струился холодный пот смертельного страха. Однажды он уже переживал что-то подобное, и помнил тот день, будто он только вчера стал его прошлым.

Его мама. Она в те дни проходила химию, слабела с каждым днем, но не сдавалась и готовила ему на завтрак любимые бутерброды с запеченным в микроволновке сыром. Как начнешь день, так и проведешь, говорила она и гладила его по волосам. Положив два кусочка белого хлеба на тарелки в один из таких дней, она схватилась за голову, успела сказать, что потеряет сознание, и оказалась на полу. Целых три часа Паше ничего не говорили, он едва с ума не сошел от беспокойства, и ощутил такое безграничное счастье, когда, наконец, попал в палату к маме.

– Женя? – голос у Паши дрожал.

Ценой невероятных усилий он заставил себя сдвинуться с места, а на третьем шаге перешел на бег.

Женя лежал на боку между состаренным комодом из темного дерева и раскладным диваном, рот у него приоткрылся, а из рук вывалился смартфон. Выглядело ужасно!

Развернув руку, Паша тронул его за запястье.

– Слава богу, – выдохнул он. – Ты жив…

«Дальше-то что делать?»

Может быть, Женя в обморок грохнулся? Работал слишком много, забывал есть и все такое? Он вспомнил, как пару раз приводил в чувства свою маму еще до того рокового обморока на кухне, оставившего его с психологический травмой. Только бы разогнать туман в голове, да и вспомнить… Точно! Он склонился к Жене и невольно замер, ощутив его дыхание на щеке.

– Хорошо… А теперь…

И несмотря на ситуацию, руки у него затряслись, скользнув к рубашке, развязывая галстук.

Так Жене будет легче дышать.

Сколько он уже лежал без сознания?

Паша пробовал дозвониться ему четыре часа назад, впрочем, Никольский мог не брать трубку по другой причине. Потому что говнюк. Черт! Павел достал из кармана смартфон, размышляя над вызовом медиков. Или сначала плеснуть Жене в лицо немного воды и по щекам его побить, а тогда скорую? Подтянув Никольского повыше, к себе на колени, Паша робко коснулся его волос; всмотрелся в лицо, погладил по лбу, Женя как будто температурил.

Нет, с этим шутки плохи, он набрал 103.

– Алло, я хот… Подождите, блин, все нормально, – быстро сбросил вызов Паша, едва Женя медленно, словно нехотя повернулся у него в руках. Оставив ладонь на чужом подбородке, Паша даже улыбнулся. – С возвращением в мир живых, Никольский, – сказал он.

– Что… Что происходит?

– Принести воды? Еды? И это ты мне скажи, что происходит. Может мне все-таки вызвать скорую помощь?

Придерживая за спину, держа за руку, Паша помог Никольскому хотя бы сесть. Движения у него были вялыми и неуверенными, как у человека после очень длительного сна. Часто моргая, Женя рассматривал и его, и комнату в доме, как будто впервые видел.

И когда, наконец, посмотрел ему в глаза осознанно, то…

– Какого хрена ты тут делаешь, Елагин?

Тот фыркнул:

– Спасаю тебя.

– Я не припомню, чтобы мы переходили на ты, – отстранился он, вырвав руку из легкого захвата.

– Серьезно?

Паша упал на задницу, потеряв равновесие.

– Что?

– Ты импровизируешь или тренируешься перед зеркалом?

– Соизволишь ответить на мой вопрос? Не расслышал с первого раза? – поинтересовался Никольский.

Паша почти завороженно наблюдал, как к Жене возвращался фирменный апломб. Он встал на колени, поднялся, даже не поблагодарил Пашу, который все время оставался рядом, вдруг придется подстраховать. Но не пришлось. Он оказался один на один с надобностью рассказывать Жене всю цепочку своих умозаключений.

Эйфория сразу же исчезла, уступив душевному дискомфорту.

– Я переживал за тебя, и не зря, судя по всему, – хлопнул Павел по пальто.

– Не о чем переживать, это паническая атака. Такое бывает. И всего хорошего, – схватив его за локоть, Женя вытолкал Пашу за двери.

Абсолютно не церемонясь.

И закрыл их прямо перед его носом.

– Знаешь, что?! – заорал Паша. – Тебя бы подучить манерам, Никольский…

Сжав кулаки, он надумал еще парочку оскорблений озвучить, но тут же вспомнил, что стоял на улице, в публичном месте, а Никольский уж точно не слушал его, прижимаясь к двери ухом с той стороны.

Так к чему устраивать представление?

В конце концов, чего он ожидал? Приглашения на чай? Благодарности банальной человеческой?

– Пф, – развернувшись, Паша осторожно, как и в первый раз, проскочил мимо БМВ и вышел за ворота. Не оглянулся, хотя и хотелось.

Он итак унизился по полной, а Женя даже и на один гребаный процент не был рад его видеть. Вот так поездочка им предстоит. В Нью-Йорк. И все же кое-что он узнал, и это никак не вписывалось в образ того глянцевого Евгения Никольского, которого люди видели на экранах. У него случались панические атаки. Из-за чего же?

Глава 16

У Паши был особенный способ приводить мысли в порядок – уборка.

Раз в несколько недель его мозг переполнялся эмоциями настолько сильно, что без экстремальной психотерапии не обходилось. Он включал танцевальный плей-лист, вооружался чистящим средством, губками, набирал тазик с водой и… Приводил в порядок свое гнездышко, не стесняясь постукивать рукой в такт с песней, вытирая пыль второй или, например, вертеть задом, стоя на стуле и дотягиваясь до антресолей. Выглядело со стороны это, пожалуй, комично, поэтому уборку Павел всегда затевал, оставаясь сам дома.

В пятницу днем его освободили от работы в «Алмакс», сказали отдохнуть и подготовиться к полету, мама еще не вернулась с работы, а Лера после университета отправилась на танцы.

Идеальная возможность, поэтому Павел подключил колонки к ноуту. From Ashes to New и Hidden Citizens сразу же подняли ему настроение бодрыми мелодиями.

И где-то полтора часа Паша тер и обтирал, поднимался и спрыгивал, переставлял и выбрасывал, не думая ни о чем конкретном. Что происходило с Никольским? Что его ждет в Нью-Йорке? Плевать, на все плевать! Бегая по квартире туда-сюда, Паша даже устал немного, выдохся и полностью перезагрузился, удалив все лишние проблемы, вместе с мусором.

Закончив, он стащил с рук перчатки и хорошенько помыл ладони с мылом, как делала мама. Кстати о ней…

В отличие от мамы, готовку Паша вообще не любил, а уже проголодался. Слава микроволновой печи, в ней он и собирался разогреть вчерашнюю еду. Лоток с макаронами и сыром стоял на верхней полке в холодильнике на самом видном месте.

Паша кое-как выгружал их в тарелку, когда в дверь постучали.

Он замер, повернувшись через плечо. Что за внезапный посетитель?

Точно не мама и не сестра, они никогда не стучали, а брались за ручку и ритмично опускали ее. Это был их личный сигнал, что переживать не о чем, все свои, можно открывать.

Его сегодняшний посетитель как раз таки стучал, и делал он это так настойчиво, будто считал себя достойным, чтобы ему побыстрее открыли. А Паша был любопытным.

Ну, и собирался уладить как можно больше дел перед отъездом в Нью-Йорк. Мама говорила, что у него комплекс отличника, а сестра называла его контрол-фриком. И они обе ошибались, ведь гипертрофированная ответственность за близких у Паши появилась не на пустом месте, в свое время он действительно за них отвечал.

Оставив макароны, Паша пошел в коридор и заглянул в глазок.

– Твою мать, – выругался он.

На лестничной клетке стоял Никольский, что-то клацал в смартфоне, ожидая, пока его впустят. «Женя Никольский», – тупо повторил Павел осознавая. Решив не составлять пока причинно-следственные связи, он сразу же потянулся к замку.

Интерес не оставлял Паше выбора.

– Привет, – поднял на него взгляд Никольский.

Смартфон он вернул в карман и улыбнулся ему, скромненько так.

Немного таинственно.

Выглядел он…. Паша не мелочился, остановился на «великолепно», в черном пальто, начищенных ботинках с утонченным шарфом на шее. От Никольского веяло чем-то французским, а Паше даже верилось с трудом, что перед ним стоял настоящий Женя. Тот самый Женя, что выгнал его из своего дома.

– Ты перепутал квартиру подъезд и… район? – изобразил Паша скептицизм.

Женя промолчал.

На его лице по-прежнему играла загадочная улыбочка, выводила она Пашу из себя прямо невыносимо.

– Что? – приподнял бровь он.

– Я принес суши, – показал Женя коробку. – Я не знал, какие ты любишь, поэтому взял свои любимые.

– В этом весь ты.

– На мой вкус можно положиться.

– Я уже разогреваю себе макароны с сыром, хочешь? – выпятил подбородок Паша. Он сказал это, надеясь насладиться изумлением на лице Жени. Этого заносчивого самодовольного нахала, который жил во дворце и брезговал словом «спасибо». По каким бы причинам он ни целовал Пашу, наверняка даже не задумывался, насколько они были разными. Так что, да, Паша ткнул ему это в лицо, не пытаясь сгладить угол.

Но Женя и тут его удивил:

– Здорово, хочу.

И пришлось ему пропустить Женю в квартиру, показать, куда повесить свои вещи и провести на кухню.

Какой-то сюр, ей-богу.

Тот вежливо крутил головой, осматривая комнаты, даже пару раз сказал что-то типа: «мило», «как замечательно». Ну, польстил, конечно, потому что квартира у Паши была классической маленькой норой, в которой больше всего ценились свободные поверхности.

В той же кухне за столом могли сесть всего два человека, а шкаф прилегал к раковине настолько, что Паша набивал на пояснице точечные синяки.

Но он любил свою квартиру.

Он любил ее больше, чем любил Никольского.

По крайней мере, в данный момент.

– Значит, макароны?

– Макароны, – уселся Женя за стол, забросив ногу на колено.