Текст книги "Мое чужое лицо"

– Что они с ней сделали? Вроде она, но какая-то другая.

– Сказали же – пластику. Вот не было бы счастья, да несчастье помогло! А я и не знала, что сейчас можно не только грудь и фигуру, но и цвет глаз изменить! Это что-то новенькое!

Новенькое, новенькое, подумала Альбина. Вам бы такое новенькое, обзавидовались бы. Воспользовавшись больничным, она могла еще побездельничать дома. Правда, выходить на эту работу у неё в планах не было. У неё еще вообще никаких планов не было.

– Ты должна найти силы вернуться в прежний мир. – уговаривал её тем временем Булевский, с которым она продолжала встречаться. – Хотя бы для того, чтобы воспользоваться своими деньгами, жить в человеческих условиях! Я тебя не понимаю!

– А мне и не нужно ваше понимание сейчас, – зло отрезала Альбина. – Когда вы экспериментировали со мной, вы свое понимание запрятали подальше, а теперь оно мне ни к чему! И моя прежняя жизнь мне ни к чему. Меня там уже нет. По крайней мере, в этой жизни я своя, мышь среди мышей, а там – там я … – Альбина закусила губу. – Хватит об этом.

Решив, что так просто от присутствия родителей ей не избавиться, Альбина стала прикидываться, что у неё уже все хорошо и что помощь родительская ей больше не нужна. Правда, иногда не сдерживалась и переходила на привычный высокомерный тон, вводя отца с матерью в отчаяние.

– Да как вы можете так жить? Это же помойная яма, а не жизнь! – устроила она им истерику после того, как застала мать, бережно складывающую использованные баночки от солений в стенные шкафы, и так забитые всякой рухлядью. – Люди, живущие в такой яме, зачем они вообще живут, а? Говорите, сестра у меня есть? А где она? Где? Небось, умотала с каким-нибудь богачом, а о вас и думать позабыла! Вырвалась из клетки и не вспоминает! И правильно делает!

– Ну, ты полегше, – остановил её Кондратий. – Дашута исчезла не по своей воле, обидел её кто-то. Может, и нет её уже на свете.

Альбина осеклась. Вот тебе на – все рассказали, кроме главного. Не хотели, значит, травмировать. Что еще они «забыли» рассказать?

– Она же все забыла, ты уж прости её, грешную. – обращалась Антонина то ли к мужу, то ли к Богу, оправдывая дочь. – Она и раньше-то не слишком жизни радовалась, а теперь, поди, вообще потерялась в этом мире.

Уживаться с Катериной становилось все сложнее и сложнее. Физически она совершенно окрепла, а вот с душой творился полный разлад. Похоже, она и не хотела их помощи, обоими руками отталкивала. Если раньше она просто пыталась отдалиться от них, то теперь вообще чужая стала.

– Главное, что жива, – вздохнула Антонина. – остальное, даст Бог, наладиться.

И родители засобирались домой. Свое дело они сделали, оставшееся – за самой Катюшей.

– Ты, дочка, звони, пиши, если что надо. Приезжай. Я тебе тут адрес подробный оставила, да как доехать. А то нам, старикам, трудно сюда добираться…

Альбина кивнула. Скорее бы уехали. Слишком опасно иметь рядом с собой любящих людей. Слишком опасно для сопротивления жизни. Он цепляют, словно острый крючок, не дают двинуться, ослабляют решительность, прогоняют смерть. Если есть где-нибудь представители любви и смерти, они, наверняка, враждуют. Если есть любовь в жизни человека, зачем ему бросать все и умирать? Альбине не нужны были крюки любви. Ей нужно было одиночество.

Они и уехали. Прощались сухо, боясь встревожить непрошеные эмоции. Альбина неловко чмокнула мать, ощутив странное волнение от прикосновения мягкой прохладной кожи на губах. . Затем спешно выпроводила их и закрыла дверь.

Оставшись одна, она поначалу почувствовала облегчение. Ну что же, вот оно – одиночество. Тот, кто ищет одиночества получает от него удовольствие и время для размышлений. Но одиночество коварная штука. С ним надо еще уметь ладить. Не всем дано найти свою нишу в одиночестве. Не все могут справиться с его силой. Альбина увидела в одиночестве лишь еще одно подтверждение своему убогому существованию в жалком мире. Очень быстро, через три дня, её затошнило от вида облупленных стен. И от голода – в доме закончилось все запасы еды. Конечно, были всякие овощи и мясо в морозилке, но готовить страшно не хотелось. И не умелось. Найдя предлог для вылазки из берлоги, Альбина собралась в магазин

Купив ржаную булку и бутылку воды, она уселась на скамейке около дома и стала размышлять о том, что же ей теперь делать со своей жизнью. За три дня одиночества она не придумала ничего лучше, как разделить выбор на два варианта. Либо покончить со всем одним махом и больше не мучаться, либо придется приложить усилия и выкарабкаться из этого дерьма. Потому что жить вот ТАК невозможно. Первый вариант был легче и логичнее в её понимании. Он вытекал из её первоначального плана, когда она только-только получила ожог. В принципе, с тех пор ничего не изменилось. Тогда она плакала по своей потерянной красоте, сейчас она плакала о том же. Красоту уже не вернуть. Её лица уже не вернуть. Полученная маска лишь прикрывала рубцы, но не могла заменить ей былого, не могла вернуть нормальной жизни. Она лишь давала отсрочку на неопределенное время. Но нужна ли ей была эта отсрочка? Для чего? Что она найдет? Что она может найти в этой яме, куда судьба выкинула её?

Да, оставался еще второй вариант. Но это было утопией. Этот путь заведомо нес в себе страдания и не имел под собой никакого обоснования, никакого стимула. Прилагать невероятные усилия неизвестно ради чего? Скорее всего, ради того, чтобы в итоге прийти к перовому варианту. Только настрадавшись к тому времени еще больше, получив свою порцию унижений и страданий по полной программе. Альбина не хотела тестировать свою выдержку. Она знала и без того, что её у неё нет.

Несмотря на попытки все забыть, докислотная жизнь жила в её подсознании и не отпускала. Перед глазами мелькали знакомые лица, места, камеры, вспышки. Вспоминались события последнего дня, интересно, кем они её заменили? Смотреть телевизор у неё не было сил, она избегала даже новостей, чтобы ничего не слышать про то, что доставляло ей столько боли. Но мысли она не могла отключить так же, как телевизор. Полякова, небось, теперь там царствует в полную силу, воплощает свои идеи. И Веня при ней. А Влад… В том, что Влад заменил её на другую длинноногую красотку в тот же день, она даже не сомневалась. Получалось, она в том мире уже была никому не нужна… Верить в это не хотелось. А если все вернуть? Все, как было? Нашла бы она свое место? Или оно давно занято?

Отчаявшись, она не могла удержаться от того, чтобы посетить свой прежний мир. Взглянуть разочек. Хоть издалека. Одним глазком. На мир, потерянный навсегда, но уже давно ставший для неё наркотиком. Одевшись в самое приличное, что нашлось в шкафу Катерины (а этим оказались дешевые джинсы и ужасного цвета блузка из синтетики), нацепив темные очки (смешно, как будто кто-нибудь мог узнать её!), Альбина направилась в модельное агентство. Она не планировала туда заходить, но, оказавшись перед входом, не удержалась. Войдя в сверкающее зеркалами помещение, она в нерешительности остановилась в приемной, отшатываясь от проходящих знакомых. Вскоре стало ясно, что никто не обращает на неё внимания. Как на пустое место. Разве что иногда в глазах проходящий проскальзывало легкое удивление, словно натыкались на потрепанную мебель, странным образом оказавшуюся в этой увешанной фотографиями красавиц сверкающей комнате.

Секретарша Венера, наконец, заметила Альбину и окинула недвусмысленным взглядом выбивающуюся из общей толпы посетительницу, насмешливо сощурив свои наглые глаза. Альбина невольно отметила, что такого выражения она никогда раньше у Венеры не видела. Видимо, это приберегалось для людей, типа Лаврентьевой.

– Вы к кому?

– Я… по поводу работы. – Альбина не нашла более удачного ответа.

Венера расхохоталась.

– Дорогуша, ты явно не по адресу. Вакансия уборщицы у нас уже занята. Или ты на что-то другое претендуешь?

Альбина вспыхнула, как от пощечины. Попятилась к двери.

– Ты думаешь, твои силиконовые губы и грудь обеспечат тебе место модели в этом агентстве? – бросила она перед тем, как захлопнуть дверь. Перекошенное лицо секретарши слегка улучшило ей настроение, но общий итог визита остался тем же. Ей больше нет места в этом мире. Идиотка Венера права – разве может она еще на что-то претендовать? Чем быстрее она покончит со всем этим, тем лучше. Хорошо, что она решилась прийти сюда. Очень хорошо. Теперь решимости прибавилось.

Купив в аптеке снотворного, она вернулась домой. Позвонила в ожоговый центр и оставила сообщение для Анны Себастьяновны с просьбой передать свое тело семье Дормич, а Лаврентьевым рассказать всю правду. Спектакль окончен.

Вроде бы готовилась к этому моменту так давно. Все продумала. Рада была, что решилась, наконец. И вот надо же… Альбине было жутко страшно. Так надо, так надо, так надо, повторяла она себе. Это единственный путь. Больше выхода нет.

Выпила для храбрости водочки, оставленной Кондратием. Подождала, пока алкоголь подействует, написала письмо, что никого не винит. Пока с духом собиралась, прошло достаточно много времени. Пора, решила она. Выпила горстями все таблетки из бутылечка и легла на кровать. Ждать смерти. Через какое-то время стены поплыли, глаза налились свинцом. Сквозь тяжелый туман она услышала голоса.

– Вот она, здесь! Скорее, скорее, да скорее же!!! Она уходит!

Откуда здесь могла взяться Анна? И почему у неё такой странный голос, словно замедленная запись? Это было последнее, что успела подумать Альбина перед тем, как полностью отключиться.

Глава 8

– Зачем пришла?

– Я? Я … не приходила. Меня, наверное, привезли сюда. Я не знаю, как я тут оказалась. Где я? Я умерла?

– Ха-ха. Захотела. Думаешь, все так просто? Нет, красавица, наглотаться сдуру таблеточек недостаточно для билета на тот свет.

– Тогда где я?

– У меня в гостях. Хотя гостья ты непрошеная, но что с тобой делать. Располагайся, коли пришла.

Альбина приподнялась на локтях и огляделась. Она лежала на деревянном полу в чисто выбеленной комнате. Убранство комнаты было типичным для деревенского домика, с белыми кружевными занавесками на маленьких окнах, грубым деревянным столом посередине комнаты, парой стульев да натопленной печкой, на верхотуре которой восседал, свесив ноги в лаптях, мелкий старичок с седой бородой. Он с усмешкой смотрел на гостью, не выражая особого восторга и вообще производил впечатление вредного и сварливого хозяина.

– А вы кто? – холодно спросила Альбина.

– Ути, какие мы любопытные. Кто, кто… А на кого похож?

– На злобного старикашку! – выпалила Альбина. Как ей все надоели! Мало того, что жизнь не дали прожить нормально, так теперь и умереть не дают. Приволокли неизвестно к кому неизвестно куда, еще и этого старикана терпеть!

– Ну, ну! Повыступай мне тут. У тебя времени, я чувствую, много.

– Вообще-то нет. Мне здесь совсем не нравится, и я хочу домой!

– Куда-куда? Домой? – старик повернулся к ней правым ухом, якобы не расслышав. – А где он – твой дом? Он у тебя есть, а, красавица?

Альбина задумалась. Действительно, где её дом? Тот, в который она боится вернуться, или тот, в котором опостылело жить?

– Это уже мое дело, где мой дом. Сама разберусь как-нибудь, без вас, уважаемый. И не называйте меня красавица!

– Да уже разобралась, раз тут оказалась. – старик проворно спрыгнул с печи и подошел к окну. – Глянь, какая пурга за окном метет. Куда собралась?

– Пурга? – Альбина изумленно взглянула за занавеску. Сквозь снежную завесу даже не было видно, где стоит домик и что находится вокруг. – Вроде, лето на дворе было… Где я?

– Когда было лето? Когда ты со своими домами разбиралась? – съехидничал старик, хихикнув и прищурив глаз.

Альбина осторожно присела на деревянный стул. Что происходит? Может, кто-нибудь прознал про её прошлое и теперь хочет шантажировать, вытянуть деньги? Увезли подальше, спрятали, словно заложницу.

– Так вы не собираетесь сказать мне, где я и сколько вы меня здесь продержите?

– Деньги мне твои не нужны, – крякнула старик, устраиваясь обратно на печь. – А вот насчет увезли, спрятали, это что-то похоже на истину, но не совсем.

Альбина уставилась на него, как на приведение. Вот еще телепатии ей не хватало.

– И сколько мне здесь торчать?

– А куда тебе торопиться? Ждет тебя кто?

Альбина опять не нашлась, что ответить.

– Что молчишь, сама не знаешь? Ну, вот подумаешь чуток, мне, старому, по хозяйству поможешь. Если найдем кого-нибудь, кому ты нужна там, откуда пришла, потом и подумаем, отпускать тебя или нет.

– Так я все-таки заложница? Вы думаете, если обо мне схватятся, то заплатят за меня? Ошибаетесь! Даже если и схватятся, то те, у кого за душой ни гроша нет!

– Ох, была ты дурой, дурой и осталась. Уже который раз через мозгочистку проходишь, а все никак не поймешь, что к чему.

Альбина с подозрением посмотрела на старика. Где-то она его уже видела. Старательно перебирая в памяти все знакомые лица, она не могла припомнить, где они встречались. Хотя такой тип наверняка не прошел бы в её жизни серой тенью. Вряд ли из прошлой жизни, там у неё таких знакомых не было. Может, кто из Катюшиной родни? Тогда зачем она ему?

– Встречались, встречались. – продолжил её мысли старичок. – Не так давно, красавица. – опять противно хихикнул он.

– Да перестаньте вы меня красавица называть! У меня имя есть!

– И какое, позволь узнать? – он изобразил переполненное любопытством лицо.

– Альбина, – смутилась она. Раз украл её, все равно ведь знает имя.

– А-а-а! А Катюшей почем звалась?

– Надо было. – отрезала Дормич. – А кого хотели увезти – Катю или меня?

– А мне все одно. Ко мне нутро приводят, а не личину.

– А вы кто будете?

– Я-то? А зови меня Штопарь.

– Как – как?

– Штопарь. Работа у меня такая – штопаю я.

– Чего штопаете?

– Чего-чего. Что придется, то и штопаю.

– Портной что ли?

– Да не-ее. С нуля вещь не шью, этим другие занимаются. А вот если просто заштопать где, то это ко мне. Если вещь совсем негодная и не восстановишь уже, то выбрасываю.

Альбина огляделась.

– Что-то не вижу я вещей ваших. Или сейчас без работы сидите?

Штопарь опять прищурился.

– Ошибаешься. Без дела я редко сижу. Сейчас как раз подкинули работенку одну, пока еще не решил, что мне с ней делать. Стоит ли нитки тратить, или сразу к мусорщикам.

– К мусорщикам?

– Ага. Они там бог весть что делают со старьем, перерабатывают, видоизменяют, я не вмешиваюсь в их дела. Ладно, дорогуша, давай делом заниматься. Разогрей-ка воды да на стол накрой.

Альбина вскинула брови.

– Я тут вам не прислуга! Если похитили меня, держите на здоровье, а на стол уж сами накрывайте.

– Вот как? – Штопарь равнодушно пожал плечами. – Сиди, голодай тогда. Тебе никто ничего на блюдечке не поднесет. И вот что – вздумаешь тут свои порядки устанавливать, живо в сени перемещу, будешь там жить, потом и за порог недолго, так что выбирай. Только долго я таких гостей терпеть не буду.

– Да ну? И что же сделаете? Домой отправите? Убьете?

– Зачем? Отдам мусорщикам.

– А они и людей берут?

Штопарь как-то странно посмотрел на неё, словно на душевнобольную.

– А то. Так что давай, не выкаблучивайся тут мне, живо ужин нам собери. По полочкам пошарь, в сенях посмотри, что есть. А я посплю пока чуток, не тревожь, пока сам не проснусь.

Штопарь завалился на бочок, свернулся калачиком и моментально захрапел. Альбина встала и потянулась. Под тяжестью тела скрипнула половица, но старик не шевельнулся. Крепко, видать, спит. Альбина осторожно сделала несколько шагов и, увидев, что старик продолжает сладко похрапывать, шмыгнула в сени. Оглядевшись, она не увидела никакой верхней одежды. Приоткрыв дверь, она отшатнулась – в дверную щелочку ворвался вихрь крупных снежинок вместе с колючим холодным ветром. Альбина тут же захлопнула дверь, поежившись. О побеге и думать не стоило. Без теплой одежды, не зная, куда идти, она окоченеет после первых десяти метров пути. Умен старик, не зря спокойнехонько уснул, знал, что птичке лететь некуда. Она усмехнулась. Глупее ситуации и не придумаешь. По идее, она должны была очнуться либо на том свете, либо в больнице, либо вообще не очнуться. А она оказывается у какого-то странного старикашки с не менее странной профессией, на краю света, посереди зимы в самый разгар лета. Она была уверена, что со временем он все-таки скажет, чего от неё хочет, а пока придется играть по его правилам, не голодать же. Да и злить зловредного Штопаря не хотелось, кто знает, а что он способен. Вдруг маньяк какой.

Альбина пошарила на полках в сенях и обнаружила запасы молока и яиц. Совершенно не владея навыками готовки, она вертела все это в руках, усиленно соображая, что со всем этим делать. Есть хотелось до спазмов в животе. Пожалуй, яйца можно пожарить, уж это-то её нежные ручки осилят. Нажарила яиц, вскипятила воду в чайнике. Ждать старика или самой начать? Пожалуй, голод сильнее вежливости и она отрезала себе кусок омлета. Казалось бы – омлет испортить невозможно, однако же ей это удалось. Вкус был отвратителен.

– Что, уже ешь? Меня не дождавшись? – тут как тут проснулся Штопарь.

– Сами сказали – не будить. – огрызнулась Альбина.

– Да ты глотай, меня не стесняйся. – Штопарь соскочил с печи и отправил себе в рот кусочек её стряпни. – Мда, мастерица из тебя никудышная.

– А я и не нанималась. Я уже и забыла, когда в последний раз готовила.

– Ничего, ничего. Время есть, научишься.

– Я что тут – на курсы домохозяек поступила?

– Вот ехидна ведь. Считай, что так. Для начала. А потом посмотрим.

Старик вытащил ароматные травы и заварил душистого чаю.

Вместе с чаем еда показалась более съедобная. Она старательно жевала и раздумывала, где же она все-таки видела этого Штопаря. Ведь они точно уже встречались, но вот где?

– Да неужели не помнишь? – Штопарь с шумом отхлебнул чаю из блюдечка и крякнул от удовольствия.

– Ннет, не помню, честно говоря. – удивляться его способности читать мысли она уже перестала. – Может, подскажете, где?

– Нет, не подскажу, – передразнил он её интонации. – Придет время, сама вспомнишь. Что за народ пошел, совсем не въезжает ни во что. – неожиданно проворчал он на совершенно несвойственным ему жаргоне.

Они какое-то время продолжали чаевничать в тишине. Потом Альбина, повинуясь указанию хозяина, убрала со стола и даже вымыла посуду.

– Ведь можешь же быть нормальной девицей, чего сама себе голову забиваешь всякой ерундой? – спросил он её, почесывая бороду.

– А что значит нормальная? Как вы определяете? Неудачница, живущая в убожестве, по-вашему, значит нормальная, а красивая богатая удачливая женщина – потерянная душа? Вы к этому клоните?

– О! Наконец-то я услышал что-то интересное. А то все о внешности, да о внешности. Кому она важна, твоя внешность?

– Да что вы про меня знаете, Штопарь? Если я выгляжу, как выгляжу сейчас, то это не по своей воле, уж поверьте мне.

– Деточка, я про тебя знаю больше, чем даже ты. И не только о твоем лице, оно мне неинтересно, а вот то, что ты назвала потерянным – вот это то, что мне нужно!

– Что вы имеете в виду – то, что вам нужно?

– Ай, да ну тебя, – махнул он рукой. – Уперлась в оболочку и все тут. Ну, вот скажи на милость – чего бы ты сейчас хотела?

– Вернуть свое лицо. – не задумываясь ни на секунду ответила Альбина.

– Ясный перец. А зачем?

– Вернуться в свою нормальную прежнюю жизнь. Ясно? Другой жизни мне не нужно, если не могу вернуть прежнюю, то уж лучше вообще никакой. Меня использовали, меня…меня, – Альбина начала всхлипывать, словно маленький ребенок, – этот профессор, сволочь, не спросил меня, хочу ли платить такую цену за здоровое лицо, никто не подумал о том, что я не захочу так жить. Зачем они сделали это со мной? Лучше бы я просто умерла и все, лучше бы я никогда не выходила из больницы!

Альбина уже не просто всхлипывала, а рыдала в голос.

Штопарь забрался обратно на печь и стал болтать ногами, и не собираясь утешать свою гостью. Дождавшись, когда успокоится сама, он скинул ей платок.

– Слезы осуши и давай поговорим спокойно.

Альбина не переставала удивляться изменениям в тоне Штопаря, от противного и хулиганисто-задиристого до совершенно спокойного и делового.

– Итак, ты говоришь, что если бы вернуть все назад, ты бы предпочла жить с сожженным лицом, изуродованным отвратительными шрамами? Так?

– Да. Потому что в этом случае я бы просто сразу покончила с собой без всяких размышлений, а тянула бы до … до…

– До чего? Вот в этом-то и вопрос! До другой жизни? Что ты потеряла?

– Что потеряла? Все! Я потеряла все!!! Мою работу, моих друзей, мою благоустроенную жизнь, полную удовольствий, все!!!

Штопарь заерзал, посмотрел в потолок, почесал в затылке, пробормотал «Мусор или еще нет?» и вздохнул.

– Давай по порядку. Что ты там перечислила? Работа? А что, на свете работа существует только для фотомоделей и звезд экрана? Насколько мне известно, на работе тебя не очень то жаловали, дорогая, не питай иллюзий. И вообще – мозги тебе на что дал Создатель? Неужели ты настолько безнадежно глупа, что не можешь придумать, как использовать свои знания? – он не без удовольствия заметил, как передернулась Альбина от слов «безнадежно глупа». С тщеславием у неё было все в порядке. – Ладно, с этим вроде ясно. Либо ты ни на что ни годная идиотка, либо умная женщина, способная перевернуть горы. Поехали дальше. Друзья? Кого ты зовешь друзьями? Греющихся в твоих лучах славы завистников, готовых подставить тебя в любую минуту? Или услужливых поставщиков наркоты, жадных лишь до твоих денег и одурманенного секса? Это твои друзья, по которым ты плачешь? Недоумок Влад, не считающий тебя за человека? Веня, на каждом углу изливающий про тебя мерзкие гадости? Или девочки, исходящие желчью от зависти к твоим успехам? Они же и продавали тебя журналистам при первой возможности! Думаешь, откуда столько скандальных историй и фотографий в прессе? Из воздуха брались? Ага, как же. Признай уже, не было у тебя друзей. Может, и были когда-то давно, но ты о них благополучно позабыла, а новых не приобрела. И не пытайся делать вид, что в первый раз это слышишь. Знаю я и про твои сны, и про то, как ты от них отгораживаешься. Что, скажешь не так?

Альбина только открывала рот, чтобы возразить, но так и не смогла ничего сказать. Слова растворялись и исчезали, не выдерживая воздействия кислотного раствора правды. Он был прав, противный Штопарь. Всю подноготную выковыривает, и откуда только имена знакомых её знает? И про сны? Она опустила голову на руки, не зная, что сказать. Старика, однако, не смягчило её состояние.

– Вижу я – завидное у тебя окружение было, ничего не скажешь, всяк мечтает о таком. – продолжал он. – Что там у тебя еще было, по чему плакать? Ага, красивая жизнь. За мыльным пузырем наблюдала когда-нибудь? Как переливается всеми цветами радуги, как парит над землей, словно на крыльях, как завораживает своим сиянием на солнце? Это и есть твоя жизнь. Красивый мыльный пузырь. Пустой внутри и созданный из противного мыла. Как только он наткнулся на препятствие, он лопнул. Лопнул и разлетелся на мелкие капли мыльной влаги, отвратительной на вкус. Именно поэтому тебе это и не понравилось. Была бы твоя жизнь сделана из ценных кристаллов, так просто бы её не разрушили. А так что – тьфу, ни силы, ни энергии, ничего интересного. Смотреть противно – как тряпка половая распласталась перед неприятностями.

– Ну, хватит! —Альбина подняла на него заплаканные глаза. – Ты, старик, зарвался совсем. – она от возбуждения перешла на «ты». – Может, для тебя моя жизнь была мыльным пузырем, а все завидовали этому тем не менее! Значит, было, чему завидовать? А то, что сломалась я – так это любой бы сломался, пошли ему на голову сумасшедшего с серной кислотой и хирурга без башки, сделавшего из тебя подопытную крысу!

– Нет, ну не дура? – обратился Штопарь куда-то в потолок. – Дура и есть. Говоришь ей, говоришь, а ей что в лоб, что по лбу.

– Называй, как хочешь. Мне до твоего мнения, как до…

– Угу. Это я вижу. Нет, чтобы ценить, что получила возможность жизнь свою пересмотреть, из пузыря во что-нибудь стоящее превратится, так нет, тебе же нравится пробкой безвольной плыть по луже, жалеть себя, плакаться на каждом углу.

– Насчет безвольной, это ты загнул. Я-то решение приняла, только вот почему-то не сработало и я здесь оказалась. Как только выберусь, я задуманное все равно сделаю. А может, и здесь получится, если не помешаешь.

Штопарь расхохотался. Аж по печи кататься стал от смеха, за живот схватился.

– Ох, насмешила, ох, ну даешь! Спасибо, красавица, давненько я так не смеялся!

– Не вижу ничего смешного. – обиделась Альбина. Хорошенькое дело сидеть с сумасшедшим в одном доме да еще и зависеть от него.

– Это таблеток наглотаться ты решением называешь? Ой, умора! Да еще и думаешь, что мне надо тебе мешать в этом? Да у меня столько дел, что не до тебя. Надоела ты мне уже.

– Так отпусти, если надоела. – с вызовом крикнула Альбина.

– Иди, кто тебя держит?

– Так… там, на улице, буран. – смутилась Дормич. – Дай одежду, скажи, куда идти.

– Еще чего. Я тебе не нянька. Хочешь идти – иди. Только свои проблемы сама решай, а то привыкла, что все за тебя делают. Хватит, выросла уже! – Штопарь зевнул и улегся на печи. – Вздумаешь уходить, не забудь дверь поплотнее захлопнуть. А то напустишь мне тут холоду… – проворчал он сонным голосом и тут же захрапел.

Альбина подошла к окну и отодвинула кружевную занавеску. Метель не угомонилась, все так же бушуя белыми потоками снега и ветра. О том, чтобы идти куда-либо, можно было и не думать. Альбина вдруг поймала себя на мысли, что она погорячилась, пообещав Штопарю выполнить свое намерение покончить с жизнью. На самом деле она почему-то не ощущала больше такого уж горячего желания сделать это. Как бы ни жгли его слова, но в них было зерно истины. Красивость её прежней жизни существовала больше в её представлении, а не в реальности. Конечно, та жизнь давала больше возможностей, но и грязи в ней было немало. Нынешняя жизнь не дает ничего. Ни того, ни другого. А может, это лишь на первый взгляд? Она всегда гордилась не только своей внешностью, но и умом. Старик задел её по делу – она ведь не законченная идиотка, чтобы не найти себе применения. Но начинать все сначала было все равно страшно. Она просто не видела никакого в этом смысла. Никакой мотивации. А если нет мотивации, то к чему стараться? К чему проходить через неизбежные унижения, мучения, слезы и страдания? Ради чего? Кажется, она об этом уже думала когда-то…

Неожиданно Штопарь вскочил с печи и уставился на неё.

– Ты еще тут?

– А куда мне идти? Идти-то некуда. А ты чего вскочил?

– Думаю.

– О чем?

– О работе. – Штопарь соскочил с печи и зашагал из угла в угол, то выглядывая в окно, то бормоча что-то себе под нос. – Торопят меня. Сегодня надо решить, есть работа мусорщикам, или нет.

– Неужели так сложно решиться выбросить дрянную вещь на свалку? – засмеялась Альбина. – Мне бы твои проблемы!

– Сложно. – вздохнул Штопарь. – Я её пытаюсь заштопать, а она под руками по шву расползается. Жалко.

– Так выкини в утиль!

– Ты так думаешь? – он с любопытством взглянул на свою гостью. – Ну, ну. До вечера подумаю еще, а потом уже придется решать.

– А где вещь твоя? Может, я помогу?

Теперь настала очередь Штопаря засмеяться. Однако, засмеявшись, он не ответил на её вопрос.

– Так ты что решила?

– Насчет чего?

– Насчет мыльного пузыря.

– А тебе-то что?

– Да так, любопытство.

– А ничего не решила.

Штопарь тяжко вздохнул и принялся яростно теребить бороду.

– Слушай, а чего тебе в шкуре этой дурочки Катерины не нравится?

– Мне не нужна чужая шкура, вот в чем дело. Мне нужна моя родная или никакая. И чужая жизнь не нужна. Надеюсь встретить этого профессора Булевского в аду, там мы с ним разберемся. – процедила он зло сквозь зубы.

Старичок опять вздохнул.

– Надоела ты мне.

– Вы уже это говорили. —парировала Альбина. – А откуда вы обо мне все знаете, а? И про жизнь мою прошлою, и про Катерину, и вообще…

– Мир тесен, рассказали, – отмахнулся Штопарь. Вдруг он как-то заерзал беспокойно, потом соскочил с места, кинулся в сени, потом вернулся в крайне возбужденном состоянии.

– Мне уйти надо, дела.

– Да куда вы в такую метель?

– Работу срочную привезли. Проверить надо, пока не поздно.

Штопарь выскочил в сени и не успела Альбина выбежать за ним, он уже растворился в снежной пелене.

Альбине страшно хотелось спать, но без Штопаря в доме засыпать было боязно. Она сидела у окна, умирая от скуки. Пленница неизвестно чего непонятно почему. Мысли все время возвращались к словам Штопаря. Есть в них правда, но она не до конца понимала, что ей с этой правдой делать. Как и не понимала, что ей вообще делать дальше. Ведь в один прекрасный день это странное пребывание у Штопаря закончится, она вернется и надо как-то жить. «А надо ли?», в который раз задалась она вопросом.

Размышления прервал звук хлопнувшей двери и знакомое покашливание. В сенях Штопарь стряхивал с неизвестно откуда взявшегося тулупа снег, обметываясь метелкой.

– Ну, как, закончили работу?

– Угу. – угрюмо ответил старик. Он вошел в горницу, плюхнулся на стул и, не глядя на Альбину, стал крутить в руках свою кружку.

– Чего такой смурной? —спросила она, наливая чаю. Сама себе удивляясь, она вошла в роль хозяйки, хоть и сопротивлялась поначалу.

– Да вот не знаю, что решить. Как ты думаешь, ты бы себе поверила?

– В каком смысле?

– Ну, если бы с тобой сделку заключили, ты бы не подвела?

– Смотря, что за сделка, а ты вообще о чем? Что задумал?

– Да вот, узнал я кое-что. Вернее, я это и раньше знал, но о тебе не подумал совершенно.

– Ничего не понимаю, – пожала плечами Альбина. – Или говори, в чем дело, или вообще ничего не говори.

– Да в том-то и дело, что не могу я тебе прямым текстом все рассказать.

– Скажи непрямым, – усмехнулась Дормич.

– Хочешь покоя и мира?

– В каком смысле?

– В каком, в каком… В любом! Хочешь или нет?

– Хочу, конечно. Это ты про смерть?

– Там сама решишь, когда узнаешь. А пока… – Штопарь задумчиво почесал бороду. – У тебя, оказывается, милая, дело осталось незаконченное. Долг, так сказать.

– Перед кем?

– Перед дурочкой Катериной.

– Вот еще, глупости! Да я и знать её не знала раньше! Какой еще долг? Что за ерунда?

– Не могу подсказать тебе. Не могу, – вздохнул старик. – Придется тебе самой разгадывать.

Альбина выдавила кривую улыбку.

– А зачем мне, скажи на милость, разгадывать? Ну, даже если и есть долг, уже ничего не поделаешь. Дай мне умереть спокойно и все. Ну, хочешь, я все свои деньги этой Лаврентьевой оставлю за непрошеный подарок?

– Дура ты. При чем тут деньги? Стал бы я на тебя время тратить ради денег для мертвой девицы?