Текст книги "Прикоснись к моему сердцу"

Глава 17 – Матвей

– Орлов, зайди ко мне, как приведешь себя в порядок! – прилетает в спину приказ тренера. – Анисимов, еще пять кругов вокруг поля.

– Что? Почему? – жалобно стонет Леха, переставая поливать себя водой из бутылки. – Дмитрий Иваныч, у меня планы на сегодняшний вечер.

Дмитрий Иванович останавливается около выхода со стадиона и, скривив губы, засовывает папку с планом тренировки под мышку. Анисимов сразу напрягается, так как прекрасно знает, что тренер не любит возражений.

– Ты видел свой удар? Как ты собрался обыграть соперника в следующий раз, если задыхаешься после мало-мальски тяжелой тренировки? Хочешь вернуться на скамью запасных? – тренер испепеляет его взглядом, а затем уходит, напоследок бросив: – Марков, помоги ему отработать удар по воротам.

Леха раздосадованно запрокидывает голову и тяжело вздыхает.

– Я рад, что Иваныч что-то видит во мне, но, клянусь, без Беркутова он словно с ума сошел, – друг переводит на меня усталый взгляд и взъерошивает влажные волосы. – Мот, может, вы урегулируете свои проблемы? Весь клуб на ушах из-за вас стоит.

– Отстранение – только его заслуга, наша личная неприязнь тут совершенно ни при чем, – застегиваю сумку и закидываю себе на плечо. – Ты бы сосредоточился на своем ударе.

Анисимов плотно сжимает губы и отворачивается.

– Парни, напоминаю: перед матчем никаких вечеринок, – обвожу команду взглядом, и они встречают мои слова с недовольством. От меня, как от капитана, многое зависит, и я больше не хочу проигрывать. До следующего матча осталось всего ничего, и воздержание от алкоголя и развлечений – самое меньшее из ограничений. Мы уже и так оплошали из-за Беркута.

Покидаю поле под ворчание товарищей и направляюсь в кабинет тренера. Сегодня он и правда был чертовски зол и гонял нас по полю как каких-то новичков. Дмитрий Иванович разжевал нам каждый пункт плана так, будто мы впервые вышли на поле и до этого никогда не видели футбольный мяч. Он не стеснялся в выражениях, когда Анисимов пропустил пас и распластался на газоне, и заставил нас еще раз отыграть всю схему. Мое тело изнывает от напряжения и усталости. И все же я не совсем понимаю, что тренер хочет от меня, учитывая, что мы отыграли все возможные варианты нападения.

– Можно? – стучу по хлипкой двери в тренерскую.

– Садись, – Иваныч указывает на стул напротив себя.

Устроившись, упираюсь локтями в колени и сцепляю пальцы в замок. Все стены увешаны кубками, грамотами, медалями за долгие годы тренерства. В воздухе витает аромат мяты и свежесваренного кофе. А у приоткрытой дверцы шкафа замечаю дорожную сумку, набитую вещами. Наверняка жена опять выгнала Иваныча за то, что он проводит больше времени на поле, нежели с семьей.

– Со следующей тренировки возвращается Беркутов, – ставит он меня перед фактом.

– Ясно, – смысла спорить нет, да и не хочу.

Возможно, я упрям и несправедлив насчет Кирилла, но надо отдать должное его физической подготовке, острому уму и амбициозности. Беркутов не боится рисковать во время игры, и пусть ему порой тяжело находиться в команде и подчиняться правилам, однако он все равно хороший нападающий.

– Решите свои разногласия вне поля и научитесь слышать друг друга. Ты капитан, – последнее звучит как-то странно, будто тренер укоряет меня.

– Я знаю. Но вы сами решили его отстранить.

Несмотря на то, что Беркут думает, будто это я поспособствовал его отстранению, мне плевать. Может, это подстегнет его наконец-то воспользоваться шансом и показать свой потенциал на всю мощь.

– Для Кирилла это должно послужить уроком, как и для тебя.

– Я могу идти?

– Матвей, сейчас для всех вас важный этап в карьере. Вы в том возрасте, когда находитесь в шаге от того, чтобы стать звездами. И хотя я не очень-то жажду отдавать своих топовых игроков, но чисто по-человечески желаю каждому успеха, – он кладет руки на стол и сцепляет пальцы в замок. – Ты сам все отлично понимаешь и не нуждаешься в дополнительных лекциях, но от следующих игр будет многое зависеть.

Я молча киваю. Нам прямо не говорят, конечно, но слух давно идет, что на следующую игру приедет представитель одного немецкого клуба. Это отличный шанс вырваться на другой уровень, и я не могу его упустить.

Тренер указывает рукой, что можно идти, и я покидаю его кабинет. В душевой становлюсь под горячую воду, упершись ладонями в стену. Парни постепенно уходят, похлопывая меня по плечу, прекрасно осознавая, что на мне лежит огромная ответственность, хотя некоторые все еще недовольны ограничениями и бросают холодные взгляды.

Плевать. Мы выйдем победителями из следующей игры. Иного просто не дано.

Одевшись и собрав форму в сумку, я покидаю стадион. Уже сидя в машине, достаю телефон и замечаю несколько пропущенных от отца, а следом от мамы. Усмехнувшись, качаю головой. Наверняка она звонит, чтобы в очередной раз прочитать нотацию в стиле «прояви уважение к отцу». Я уже говорил, что в нашей семье нет такого понятия, как «уважение». Есть только тотальный контроль и беспрекословное подчинение воле главы семьи. Мама давно превратилась в тень, склонив покорно голову. Одежда, макияж, обустройство дома и даже элементарный выезд за пределы особняка – все это исключительно с позволения отца.

Кинув телефон на пассажирское сиденье, завожу двигатель и выезжаю с парковки. Я давно вырос из детских обид и желания быть услышанным, однако слова многолетней давности засели глубоко в сердце. Они не дают покоя и заставляют каждый день зубами грызть землю, чтобы доказать, чего я стою.

Провожу пальцем по сенсорной панели и выбираю в быстром наборе сестру. Ди – единственная, с кем я могу быть честен и кто поймет с полуслова.

– Дорогой братец, ты уже соскучился по мне? – ее веселый голос доносится из динамика, и я улыбаюсь.

– Бывает иначе? – притормаживаю на красный сигнал светофора. – Не хочешь где-нибудь посидеть?

– В каком смысле? А семейный ужин? – настороженно спрашивает она. – Матвей, только не говори, что не пойдешь.

С губ слетает вздох, хотя очень хочется выругаться. Вот зачем звонила мать. Еженедельная традиция, на которой каждого из нас распнут, укажут на недостатки и где мы все равно должны оставаться одним целым. Великой семьей Орловых. Я бы пропустил его не задумываясь, но Ди никогда так не поступит, а я не могу оставить ее одну.

– Конечно, я буду, что за вопросы. Ты где? Давай я тебя заберу.

– Я в университете. Буквально полчаса – и освобожусь, надо закончить несколько дел.

– Хорошо. Я подожду тебя у входа.

Сестра сбрасывает вызов, а я трогаюсь с места и поворачиваю в нужную сторону. До универа добираюсь быстро. Дождь прекратился, и я приоткрываю окно, наблюдая за студентами, гуляющими около кафетерия через дорогу. Экран телефона загорается, когда приходит сообщение в мессенджере от Олега, моего лучшего друга, взявшего академ, чтобы пожить год на Бали и почувствовать вкус жизни.

Увидев фотографию, не сдерживаюсь и громко смеюсь. Краснов с ума сошел. Он всю жизнь гордился своей прической и вечно сравнивал себя с Брэдом Питтом, теперь же от волос не осталось и следа. Оседлав байк, друг рассекает по пустынной дороге, а позади него сидит блондинка, обхватив за плечи. Почему-то я даже не удивлен. Олег всегда был баловнем судьбы и вольным парнем. Он с легкостью может все бросить и укатить на другой конец планеты, закончить карьеру музыканта и взять академический отпуск, так как не уверен, что маркетинг – это то, что ему на самом деле нужно.

Только собираюсь ему ответить, как слышу знакомый женский голос и резко оборачиваюсь.

– Молодые люди, вы бы отошли от машины, – Агата сверлит взглядом парней, облокотившихся на капот ее «Киа».

– Приносим свои извинения, – один из них вскидывает руки в знак капитуляции, но остается стоять на месте, а на его губах растягивается наглая ухмылка.

– Вам помочь? – второй придурок подходит к ней и наглым образом пытается взять из ее рук пакет, судя по всему, набитый документами, и Агата резко дергается. – Жаль, я бросил универ. В мое время преподаватели не были такими сексапильными.

– Попрошу убрать руки и отойти от моего автомобиля, иначе мне придется вызвать охрану.

Откидываю телефон в сторону, выхожу из машины и направляюсь к придуркам, решившим испытать судьбу.

– Какие-то проблемы? – смотрю на них серьезным взглядом, сжимая и разжимая ладонь.

Агата оборачивается на мой голос, и я вижу облегчение в ее зеленых глазах, когда оказываюсь рядом. Загораживаю ее собой, и парни поочередно переглядываются, а потом тот, кто, видимо, главный, отталкивается от капота и, засунув руки в карманы потрепанных джинсов, сплевывает мне под ноги.

– У тебя, возможно, – криво усмехается он. Сальные рыжие волосы падают на глаза, и он дергает головой.

Индивид закусывает зубочистку, торчащую изо рта, и осматривает меня с головы до ног, а потом бросает взгляд за мое плечо, заметив машину. Кто это такие и что, черт возьми, они забыли рядом с Агатой? Никогда не замечал, чтобы около нашего универа крутились подобные типы.

– Мажорик, шел бы ты дальше, – он стряхивает невидимую соринку с моего плеча.

Опускаю взгляд на его руку и резко скидываю ее.

– Ты бы поосторожнее с движениями, – улыбаюсь я и нависаю над ним, становясь ближе. От него исходит убийственный аромат перегара в сочетании с дешевыми сигаретами, и, судя по мутному взгляду, чувак все еще находится под воздействием алкоголя. – Забирай своих дружков и проваливай, пока можешь, – угрожающе тихо произношу я.

– Матвей, – шепотом зовет меня Агата и кладет ладонь на спину. – Не нужно.

К нам подходят дружки главаря, и я понимаю, что нахожусь в меньшинстве. Но если они думают, что испугают меня этим, то глубоко заблуждаются.

– Ты, я смотрю, тут самый умный?

– Ну, допустим, – он шмыгает носом и вытирает его краем грязного рукава толстовки.

– Тогда сложи два и два. Видишь вон там камеры? Ты уже и так засветился, хочешь больше проблем, валяй. Но советую прежде подумать.

Они переглядываются и понимают, что я прав, но показать свою слабину не хотят.

– Еще увидимся, мажорик, – кидает рыжеволосый, кивком показывая своим приспешникам, что они уходят. Толкнув меня плечом, он проходит мимо Агаты и облизывает губу, задерживаясь глазами на ее фигуре.

Его сальный взгляд раздражает настолько, что ломит зубы. Я едва сдерживаюсь, чтобы не схватить за шкирку придурка и не навалять ему. Останавливают только камеры и перепуганная Агата, которая вряд ли обрадуется такому исходу. Через пять минут, когда парни окончательно скрываются за углом, я слышу ее облегченный вздох.

– Спасибо тебе. Второй раз ты появляешься вовремя, – она заправляет волосы за ухо, нервно кусая губу. – Не думала, что такое возможно.

– Ты как?

– Нормально, – как-то отстраненно отвечает она.

Мне так хочется ее коснуться. Взять за руку, переплести пальцы и притянуть к себе. Но мы стоим посреди чертовой университетской парковки и уже достаточно привлекли внимание студентов. А Агата четко дала понять, что не хочет проблем на работе.

– Я жду сестру, но еще есть время. Может, пойдем выпьем кофе?

– Матвей, я не могу, – Агата отворачивается и открывает машину. Она укладывает свои вещи на заднее сиденье, затем все с таким же отрешенным видом поворачивается ко мне. – Спасибо за помощь, но, пожалуйста, давай закроем эту тему. Между нами ничего не может быть.

– Почему?

Агата в этот момент кажется такой сломленной и одинокой.

– Ты не готов к такому, – у нее появляется горькая улыбка, а глаза становятся грустными.

Ловлю ее за руку, в попытке остановить и достучаться.

– Агата, подожди, – шепчу я. Она замирает всего на мгновение, чтобы бросить мимолетный взгляд, полный сожалений.

– Увидимся на лекциях, Орлов, – отстранившись, она садится в машину и быстро уезжает, то ли оттого, что между нами действительно все кончено, то ли из-за боязни поддаться своей слабости и быть со мной.

На лицо падает первая капля дождя, я вытираю ее тыльной стороной ладони и задаюсь вопросом: как поступить? Вряд ли проблема исключительно в том, что Агата – мой препод. Мы можем скрывать наши отношения, хотя в современном мире такое не новость. И почему в который раз она говорит, что я не готов? К чему не готов? Сплошные вопросы и ни одного ответа. Порой мне хочется быть как Краснов. На все забить и наслаждаться жизнью, не боясь последствий.

– Матвей, – Ди подбегает ко мне и, встав на носочки, целует в щеку. – Ты чего под дождем?! Промокнешь ведь, – укоряет сестра, стукнув меня по плечу.

Я целую ее в макушку, слегка приобняв. В этот раз она не брыкается со словами, что уже выросла из подобных нежностей.

– Диана? – настороженно зову я. Обхватываю ее подбородок пальцами и приподнимаю голову. У сестры довольно необычная улыбка, да и во взгляде сквозит… пустота, что ли. Будто Ди настолько запуталась в себе, что не знает, как должна реагировать. – У тебя все в порядке?

– Да, просто немного устала, – сестра обхватывает мою руку и тянет в сторону машины. – Поехали, мама уже несколько раз звонила, просила не опаздывать.

Мы садимся в мой джип, и Диана рассказывает о постановке, которую они репетируют со студсоветом. Каждый раз, когда экран ее телефона загорается, она вздрагивает, а затем одергивает себя, будто вспоминая, что я тоже здесь.

– Что, Денис соскучился? – кивком показываю на мобильный.

– А? – мелкая дергается и тут же тянется положить телефон в сумку. – Да, он… был занят на неделе.

– Понятно. Он тебя не обижает?

– Не говори ерунды, – почему-то я пропускаю мимо ушей интонацию сестры. Она тоже звучит странно, как и ее улыбка, которую я видел на парковке.

– Хорошо, – говорю больше сам себе. Мыслями я не здесь, а с Агатой. Наверное, поэтому остаток пути мы проводим в молчании, разве что музыка по радио разбавляет тишину.

Когда въезжаем в элитный коттеджный поселок, где живут родители, Ди все больше напрягается и становится до боли похожей на нашу мать. Безликой, тихой… тенью. Но я опять пропускаю этот момент, пытаясь как-то собрать пазлы своей личной жизни.

Глава 18 – Диана

Денис своим поступком выбил у меня почву из-под ног. Я настолько погрузилась в свои мысли и переживания, что даже забыла подготовиться к тесту по китайскому. Он хоть у нас не основной, однако я не привыкла получать плохие результаты.

Когда заканчивается пара, Алина ловит меня под локоть и тащит к окну. У нее тоже уйма вопросов, ведь отличницы не могут просто так получить замечание. А я даже не знаю, как объяснить свое поведение. К счастью, подруга долго не пытает меня, потому что замечает среди студентов Беркутова и тихо вздыхает.

– Ну какой красавчик, – томно вздыхает Алина.

Я приподнимаю брови. Не секрет, что Беркутов всегда ей нравился, как и половине университета, но раньше она не особо демонстрировала свою симпатию. А потом вспоминаю, как позорно сбежала из библиотеки и начинаю спешно засовывать учебник по китайскому в рюкзак.

– Ты чего? – непонимающе смотрит подруга. К сожалению, мне и на это ей ответить нечего.

– Слушай, я есть хочу, – пытаюсь съехать с темы и придумать причину, чтобы уйти отсюда. Сдается мне, что Беркутов вряд ли пройдет мимо молча.

– Ну ты чего, Орлова? Мы же договорились, что с понедельника на диете. Только йогурт, только хардкор! – она вытаскивает зеленую бутылочку «Активиа» с ягодным вкусом, намекая, что это и будет ее обед. Блин.

– Я утром не завтракала, пошли, а? – жалобно прошу, при этом не сводя глаз с коридора. Беркутов с кем-то обменивается фразами, а мой брат то и дело оглядывается, словно чего-то ждет.

– Я тогда не сдержусь… а мне катастрофически необходимо скинуть пять кг!

Взгляд Кирилла бродит по коридору и замирает на мне. Беркутов и сам останавливается, в его глазах так и читается: «Попалась! Теперь тебе хана».

– Тогда встретимся после, – киваю я Алине. Двери лифта открываются и, несмотря на толпу внутри, я успеваю протиснуться внутрь.

На первом этаже меня вылавливает президент студсовета. Я до сих пор не понимаю, какая нечистая меня туда занесла. Хотя нет… это был Денис, он очень хотел, чтобы я почувствовала истинный вкус студенческой жизни. По правде сказать, от оргкомитета больше головной боли, чем удовольствия.

Аня, президент студсовета, в отличие от меня, девушка бойкая, активная и при этом очень талантливая. Она и поет, и танцует, и стихи пишет, и на трех языках говорит. Парни от нее без ума. Я же на ее фоне чувствую себя безликой тенью и, пожалуй, по этой причине состоять в студсовете не хочу.

– У нас через неделю неожиданный концерт, – заявляет она и откидывает волнистую прядь, упавшую на лицо. – Устраиваем для китайской группы студентов, которые приехали по обмену на короткий срок. Вот!

Аня вручает мне слишком много папок, которые едва не валятся у меня из рук.

– Что это?

– Тут сценарий. Надо отредактировать и распределить роли. В пятницу на собрании буду ждать результатов.

– Но… – я в шоке смотрю на эти чертовы папки, понимая, что могу не успеть.

– Ты справишься, я в тебя верю, Диночка.

– Я Диана, а не Дина, – поправляю уже, наверное, в сотый раз. Аня не извиняется, собственно, она никогда это не делает, на прощание дарит мне улыбочку «я в тебя верю» и удаляется.

Обхватив идиотские папки, я без особого настроения иду в столовую, которую недавно открыли напротив университета. Вход туда свободный, да и готовят всяко лучше нашего кафетерия. Пока иду, думаю, как бы отказаться от участия в дурацком студсовете… Так надоело все… Можно подумать, мне не хватает проблем и обязанностей.

Когда захожу в помещение, пропитанное ароматами еды, мир будто переворачивается с ног на голову. Я забываю обо всем, стоит только нам с Кириллом встретиться взглядами. Его – насмешливый, мой, вероятно, обреченный. Беркутов вытаскивает телефон и что-то печатает, а я чудом удерживаю проклятые папки во влажных пальцах. Мой мобильный отзывается вибрацией, тянусь к нему и вижу на экране иконку из соцсети: входящее сообщение от Кирилла.

«Плохих девочек принято наказывать, слышала о таком?»

Я снова не отвечаю, но сердце обмануть не получается: оно по неведомой мне причине сжимается от волнения. Заставляет вспомнить смущающие кадры, как Кирилл лежал на моих коленях, как я бесцеремонно перебирала пальцами его волосы, как расслабилось его лицо и он казался таким беззаботным. Не было привычной хмурой складочки между бровей, на губах отсутствовала вечная усмешка, отчего мне даже захотелось коснуться их. В тот момент мне показалось, что я вижу Кирилла настоящего, без той маски, которую он ежедневно носит. Все это жутко неправильно…

«У меня есть Денис», – напоминаю себе и тут же ощущаю во рту какую-то горечь. Вот что действительно неправильно. Человек, к которому я должна испытывать что-то теплое и трепетное, в последнее время вызывает у меня только страх.

Следующий день проходит относительно спокойно. Если не считать предстоящего ужина с родителями и очередную ссору с Денисом. Ему не понравился вырез на моей кофточке, и, уходя, Минаев настоятельно рекомендовал мне переодеться. Я сперва думала об этом, но потом решила, что это какой-то бред. Вырез как вырез, Дэн просто встал не с той ноги.

Однако когда вечером мы с Матвеем едем в родительский дом, Денис присылает мою фотографию с бесконечным количеством вопросов, мне окончательно становится не по себе.

«Диана, я жду ответов. Почему ты не переоделась?»

«У тебя в универе появился поклонник?»

«Ты так изменилась».

«Я думал, у нас все серьезно. Мне неприятно твое поведение».

Я ничего не отвечаю, лишь то и дело включаю экран телефона и отключаю. Сам факт, что у Дениса откуда-то взялась эта фотография, вызывает противные мурашки. Он следит за мной? Или отправил кого-то следить? Господи, а что будет после свадьбы, если сейчас происходит такое, что за гранью нормального?

– Что, Денис соскучился? – голос брата вырывает из тягостных мыслей.

Я убираю телефон и думаю, что мне срочно нужно с кем-то поделиться, попросить совет. Одна я это просто не вывезу.

Открываю рот и планирую рассказать Матвею обо всем, но не решаюсь. Нам сейчас предстоит встреча не из приятных, лучше после поговорим. Не стоит портить брату настроение своими проблемами.

Насчет тягостных посиделок я не преувеличиваю. Дом нас встречает натянутой атмосферой. В роскошном особняке на три этажа, который больше напоминает обитель каких-нибудь герцогов, поселилась тишина. Мы идем с Матвеем вдоль пустых коридоров, где все настолько помпезно и дорого, что страшно вздохнуть. Например, вазы на подставках вдоль стен, купленные на аукционах, или картины в золотистых рамках. Одна из них могла бы послужить хорошим капиталом для бедствующей семьи. Я никогда не понимала тягу отца к таким вещам, но нас и не спрашивают об этом.

Для общих сборов у нас есть специальная комната с большим дубовым столом и такими же массивными, жутко неудобными и тяжелыми стульями. У самых дверей брат берет меня за руку. Мы обмениваемся теплыми улыбками и переступаем порог. Отец сидит в центре стола и с видом серьезного политика читает на планшете новости, мама разглядывает новые бокалы, которые ей привезли подружки из Италии. Сама она редко выезжает, да и подружками тех дам, откровенно говоря, назвать сложно. Просто в высшем обществе принято с кем-то поддерживать контакты, дарить друг другу так называемые презенты. Мама пытается соответствовать ожиданиями, как и я, собственно.

– Ма, – Матвей подходит к родительнице первый и целует ее в щеку. Она треплет его по волосам и задерживает на секунду тусклый, но любящий взгляд.

– Хорошо выглядишь, сынок.

– Ты тоже, мам.

– Слышал, вы проиграли матч, – папа в типичной манере сразу переходит к делу, не здороваясь. Я берусь за спинку стула, пытаюсь отодвинуть, а он со всей своей тяжестью, как обычно, не поддается. Как же я ненавижу эту мебель.

– Так получилось, – понуро склонив голову, отвечает Матвей. Затем помогает мне со стулом и садится рядом. К нам подходит горничная, наливает всем сок, кроме мамы, которая пьет вино.

– Что значит «так получилось»? – кривит губами отец. Он щелкает пальцами, и девушка, их имена я перестала запоминать, настолько часто они меняются, подбегает к хозяину дома. Она наклоняется, получает указания и тут же начинает раскладывать мясо по тарелкам. Я не люблю свинину, а отец обожает. У мамы больная поджелудочная, ей запретили есть свинину, но она ест, потому что муж так хочет. Мы должны поддерживать главу семьи даже в таких нюансах.

– Это игра, пап, – спустя минуту говорит Матвей. – Ее невозможно рассчитать.

– Поэтому я и говорю, что футбол – пустая трата времени.

– Для тебя, не для меня, – не унимается брат. Я вижу, как он сжимает вилку, как на его скулах начинают ходить желваки.

– В нашей семье нет ничего для тебя или для меня. – Папа с удовольствием кладет в рот кусок мяса, ест его с наслаждением, тогда как мама давится. Мне искренне жаль ее. Я не помню, когда она последний раз смеялась, наслаждалась чем-то.

– Футбол – это мое будущее, – Матвей отодвигает тарелку и тянется к салату.

– Попробуй сперва мясо, – настаивает отец.

– У нас диета, не положено есть свинину.

– Попробуй, у меня новый повар.

– Свинина очень жирная, пап, – сопротивляется Мот, и я понимаю, что вот-вот вспыхнет конфликт.

– Матвей, твое хобби…

– Это не хобби, – брат выпрямляет спину и смотрит на отца, в его взгляде читается: «Перестань лезть в мою жизнь».

– Пап, мясо вкус… – предпринимаю попытку сгладить углы, не хочется лишний раз наблюдать за скандалом, но отец обрывает меня:

– Ешь молча, Диана.

Его ответ напоминает пощечину. Кажется, будто кто-то взял вилку и запихал в рот до самой глотки кусок отвратительного мяса. Меня подташнивает. Мясо, в общем-то, не очень вкусное или его вкус испортился от давящей атмосферы. Я тянусь к сумочке, чтобы тайком взять таблетку от тошноты. Такое происходит не первый раз, врач сказал, что это побочка от стресса. Так странно, мой дом – это место, вызывающее отвращение. Разве должно быть не наоборот?

Закинув таблетку в рот, запиваю ее соком и перевожу взгляд на мать. Она снова наливает вино, будто ей ничего не интересно. Где-то внутри мелькает: «Ну очнись же, мам. Скажи хоть что-нибудь, заступись за нас!»

– Я наелся. – Матвей поднимается из-за стола. Занятая мыслями, я пропустила часть разговора.

– Сядь, – рычит отец. Я ерзаю на стуле, смотря, как брат с неохотой садится. – Фирма не будет ждать вечно.

– Я не буду работать в фирме. На каком языке тебе еще сказать?

– Ты не будешь играть в футбол. Детство прекратится, как только ты закончишь институт.

Матвей ничего не отвечает и делает глоток сока. В его глазах после каждого такого разговора словно гаснут звезды. Брат всю жизнь посвятил футболу, он мечтает играть за европейский клуб, вырваться из-под родительского гнета. Если бы я только могла поддержать его… пойти против семьи. Если бы… Какое невероятное сочетание букв, крайне недостижимое для меня.

Остаток ужина проходит под монолог папы. Он рассуждает о политике, своих деловых партнерах, будто говорит сам с собой. Я давлюсь свининой, мама допивает бутылку вина, а брат отрешенно ковыряется вилкой в полупустой тарелке.

После меня все-таки накрывает рвота, я чудом успеваю закрыться в туалете своей бывшей комнаты. Нет, сегодня однозначно не лучший день для откровенных разговоров. Расскажу Моту о Денисе позже или… не буду говорить. Брату и без меня тяжело, зачем создавать ему еще больше переживаний?..