Текст книги "Островок осуждённых"

Островок осуждённых
Никита Белугин

© Никита Белугин, 2023

ISBN 978-5-0060-8048-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Преступники хоть и не верят в жизнь за гробом, но судя по некоторым произведениям искусства, таким как книги или фильмы, то даже при своём неверии они таки имеют специфическое представление о ней. Это обычные люди, – то есть не то что бы добрые, не то что бы злые, – представляют Рай как остров в океане, где пальмы, птицы, бананы, ну и может быть ещё какие-нибудь красивые добрые (то есть к ним добрые) люди. А преступники, то есть люди чернее обычных серых людей, представляют себе Жизнь вечную как ресторан, – и даже не надо описывать этот ресторан, потому что это самый обычный ресторан, где есть еда, вино, музыка и т. д. Словом, это всё на что хватает фантазии у основной массы – у серой массы на пляж, а у чёрной (которой, слава Богу, меньше чем серой) на ресторан, – с поправкой, что отдых этот, на пляже или в ресторане, будет вечным и главное бесплатным, – вот это-то и есть настоящее счастье!

Остров

Есть в небольшом городке, на полмиллиона жителей, несколько ресторанов, один из них называется «Остров», – вернее, сам ресторан вовсе не имеет названия, а называется «Островом» вся территория вокруг ресторана. Место для ресторана выбрано странное, с краю города, в леске, возле объездной дороги, так что посетители его могут либо добираться туда на такси, либо на собственной машине, по этой причине в ресторане этом обычно не многолюдно. В нём каждые выходные устраиваются гуляния, реже среди недели, отмечаются свадьбы, дни рождения, школьные выпускные и прочее. Место впрочем для этого ресторана было выбрано умышленно вдали от оживлённого города, ибо построен ресторан на берегу прудика; сам же ресторан представляет собой произведение архитектурного искусства, он в виде старинного парусного корабля, в нём два этажа, где основной этаж первый, а второй устроен как подсобное помещение; на палубу же выйти нельзя, ибо корабль как бы под наклоном, так что палуба служит для одного визуального наслаждения смотрящим на неё со стороны снизу.

Помимо самого корабля на этой частной территории несколько веранд с беседками, котельная, домик для сторожа, кухня и подсобное строение вроде большого гаража, где устроена прачечная совместно с мастерской для строителей. Строители впрочем только условно так называются здесь, – хотя они отстроили и сам ресторан и всё что там есть, но теперь они на подхвате и чинят или благоустраивают что потребуется на всей территории и даже за её пределами, например когда нужно что-то сделать на даче у начальника; работа у них есть ежедневно, они получают ежемесячный оклад, число строителей варьируется от двух до четырёх – по мере необходимости и по мере того, как кто-нибудь из них подрабатывает в других местах.

Был из этих строителей один главный и самый постоянный строитель, который получал зарплату больше остальных (как и полагается бригадиру), мужчина за сорок лет, прямоугольного телосложения, с круглой головой в очочках, с страшным басовитым строгим голосом, человек по фамилии Смирнов. Его так и называли за глаза его напарники строители, да и другие рабочие того места, ибо мало кто его любил; впрочем в лицо все его звали по имени и весело с ним общались, так как это было необходимо в ежедневном совместно труде. Смирнов этот ездит на работу в огромном внедорожнике, который потребляет столько топлива, что стоимости своей едва только укладывается в официальную зарплату бригадира Смирнова. Где он взял этот внедорожник, где он берёт деньги на другие расходы помимо топлива в бак – информация за семью замками, никто не знал из рабочих этого и никогда не спрашивал, но за глаза сплетничали на этот счёт. У него была семья, состоящая из жены и повзрослевшего сына, который был копией его, разве что в силу молодости несколько подобрее, как бы более пошёл в мать…

Однажды этот сын спросил отца:

– Пап, вам на работу ни кто не нужен? А то у меня друг недавно откинулся с зоны, полтора года отмотал за кражу, сейчас не берут нигде.

Папа с готовностью пообещал посодействовать и почти наверно обнадёжил, что парня на работу примут. Даже более того, он был хоть всего-лишь бригадир, но имел замашку пофорсить, принимая решения иногда за начальника ресторана, так как с ним был во-первых давно знаком, а во-вторых имел как бы точное представление, согласное с представлением начальника, что нужно для ресторана, что не нужно, и вообще, что правильно, а что неправильно. Так Смирнов, не советуясь с начальником, не звоня ему, просто сообщил сыну, что пусть де твой друг подходит, дескать всё уже решено.

На следующий день, отшагав с добрый километр от остановки (ибо друг его подвозить не стал), кое-как найдя эту площадь вырубленного леса с застройками, и узнав её по кораблю, пришёл невысокий светловолосый, даже немного рыжеватый парень, с двумя синими наколками на пальцах левой руки в виде перстней. Кругом никого не было, в какую дверь идти он не знал, не поняв и не запомнив почти ничего из инструкций друга. На его удачу он услышал недалеко скрипящий звук вворачиваемого самореза, он пошёл туда. Зайдя за ресторан, он увидел трёх мужиков в рабочей одежде.

– Здрасти.

– Здорово. – пробасил Смирнов.

– Я по поводу работы.

– А. Иди пока вон в ту дверь, посиди, чаю можешь нагреть.

Парень послушно ушёл. Мастерская была разделена на два отделения, на прачку и на территорию рабочих, чтобы дым от курения сигарет не добирался до стиранных скатертей и полотенец. Так он сидел до обеда там за столом. Иногда в мастерскую заходил кто-то, брал какой-нибудь инструмент или материал и уходил. Но даже когда рабочие пришли обедать, то парень по-прежнему остался в ожидании.

– Посиди маленько. Скоро Султан приедет… – сказал наконец один из рабочих с более добрым сердцем, чем у молчунов, которые конечно же понимали смятение парня, но из жестокости как бы издевались над его терпением.

«Султан» – это была странная кличка начальника ресторана, она дана ему была не потому что он как бы был в ресторане «султаном», то есть главным, а просто по фамилии Султанов, но фамилия так удачно совпала с его должностью, да и вообще с личностью.

Опять же, хотя рабочий был в этом случае более добр, чем другие, но всё же назвал начальника Султаном и наверно понимал риск того – а вдруг парень назовёт того так же и при встрече… Султаном начальника не называл даже Смирнов, а называли в лицо так его только те, кто имел выше значение и давно был с ним знаком в том числе.

Султан, до того как сделаться начальником «Острова», сам отсидел двенадцать лет за убийство. Человеку этому было на описываемый момент пятьдесят лет, выглядел он даже немного младше, беря в расчёт, что на короткостриженых чёрных волосах его не было седины, что, в скобках заметим, не свойственно для убийц… Роста он был невысокого, сложения нормального, глаза его были слегка навыкате, жестокие и как бы стеклянные от жестокости. Голос его не то шипящий, не то холодный; когда надо было, он мог прикрикнуть и басом. Характера, вообще говоря, он был можно сказать даже тихого, но не всегда… Иногда он мог выходить из себя, впадая в самое необузданное бешенство за какую-нибудь оплошность кого-нибудь из рабочих, – и чем слабее был рабочий характером, тем больше была опасность, что на нём начальник может сорвать свой гнев, так что тот же Смирнов ниразу не испытывал на себе подобного, так как имел душу злую наверно не меньше Султановой. Иногда он мог шалить, выставляя кого-нибудь на смех перед толпой. Однажды он предложил подруге одного своего совсем юного рабочего, проехаться с ним, дескать может быть она узнает что ещё не знала до сих пор в плане любовных утех… Словом, человек он был серьёзный и спокойный по своему возрасту, но то лихое преступное прошлое его, которым он жил в то историческое время перестройки нашего общества из социалистов в капиталистов, жило в нём как самостоятельная личность, только не имеющая уже тех молодых сил.

В тот день Султан не приехал вовсе, и Смирнов с самым благодушным видом посоветовал парню прийти завтра – «уж завтра он обещался быть». Делать было нечего, парень отправился ни с чем домой.

На следующий день парень пришёл к самому обеду, чтобы не повторить предыдущий день. Султан был уже на месте, его иномарка – с самыми обыкновенными номерами, не с какими-нибудь красивыми, что свидетельствовало о его тихом характере, – стояла на парковке. Парень впрочем этого не знал, ни машины его, ни о присутствии его, да только ему с первой встречи с рабочими бросилась в глаза какая-то то ли напряжённость, то ли серьёзность во всех лицах.

– Ты чё, к обеду пожаловал? Хе-хе. – сказал один из рабочих с каким-то ядовитым подтекстом, проходя мимо.

Обед ещё не начался и парень сел на прежнее своё место, на скамейку за длинный стол. Вскоре, минут через пятнадцать, вошёл Султан.

– Ты что ли работать хочешь? – спросил он.

– Да, я. – твёрдо ответил парень.

– Ну айда на улицу.

У Султана была какая-то романическая привычка, он любил прогуливаться с своим собеседником, если тема разговора была более-менее дольше, чем обмен несколькими фразами; со стороны это смотрелось, будто главарь мафии из фильма мудро беседует с своим просителем… Вряд ли эта привычка его осталась с СИЗО, когда заключённые ходят по клетке и беседуют друг с другом на прогулке.

Так он, задав парню вопрос «в какой зоне отбывал», двинулся потихоньку в сторону, и парню пришлось его догонять, чтобы ответить на вопрос. Они не успели дойти до ресторана, как разговор уже был окончен.

– Здесь нормальные пацаны должны работать. Понял? – наставлял Султан. – Накосячишь если, я тебя деньгами штрафовать не буду; лучше тебе не знать моих штрафов. Понял? – посмотрел он ему в глаза. – Хе-хе. Ну давай. Женька (Смирнов) тебе всё расскажет-покажет что делать.

Парень улыбнулся на прощанье и в глазах его было как бы что-то клятвенное, дескать он обещает служить верой и правдой. Никаких договоров заключать письменно никто не думал, хотя при желании это можно было сделать; так, работницы самого ресторана все были устроены официально и им начислялся стаж.

Богдан

Прошло два месяца, как наш парень работал на подхвате у всего ресторана, – вернее у всего закулисья ресторана. В первый день, когда он вышел на работу, за утренней беседой под чаёк, он почему-то принял на себя личину какого-то архииспорченного человека, так что увидь его какой-нибудь давешний знакомый, то ему бы стало стыдно – нет, не за матершину, которой он общался, изображая из себя блатного, а за саму игру, ибо все его знакомые знали, что душа у него весёлая и вовсе он ни какой не преступник и в тюрьму попал по глупости. Впрочем, в утренней компании был молодой совсем мальчик, лет пятнадцати, цыган Богдан, и он, даже не будучи знакомым с ним, видел явно и не понимал этой «блатоты» в своём новом коллеге.

Богдан этот работал в котельной кочегаром – вернее он в ней подрабатывал. Отец Богдана, здоровый пузатый, налысо стриженый человек, был приятелем Султану и пристроил сына подрабатывать. Богдан работал кочегаром совсем недолго и работал он доконца летних каникул. Предыдущий кочегар умер от рака (уж наверно не из-за профессии), и Богдан совместил приятное с полезным, – ведь детям так нравится всё новое, да к тому же кочегар не спит ночью…

За два месяца наш устроившийся парень успел заиметь кличку. Он обычно надевал на работе панамку, а когда она мешалась за работой, то он загибал часть полы надо лбом или сзади, и однажды один рабочий сравнил его панамку с треуголкой европейских пиратов:

– Эй, капитан пиратов, что там у нас по курсу? Обед скоро?

Все рассмеялись, в том числе и он. С тех пор его – сначала изредка, а потом чаще – стали называть «Кэп». Он этому не противился, ведь кличка была не обидная.

«Кэп» подружился с Богданом и всегда в его смену заходил к нему в котельную потрещать о том-о сём. Тогда Богдан уж доконца уверился, что новый их работник и правда только представлялся по-началу блатным, а на самом деле он такой же подросток как и он, Богдан. Но дружбе их предстояло испытание, о котором речь ниже.

Самое таинственное место на всей территории этой базы отдыха был бревенчатый домик, который считался сторожкой. Там жил зек «Юрич» – как его все называли. Был он мужчина лет сорока, лицо его только начало смарщиваться, а так он был вполне себе ещё молодым. Он, как и многие другие здесь работавшие, после освобождения из мест не столь отдалённых, «устроился» сторожем. Сторожить впрочем ему предстояло больше не от ночных грабителей, а, так сказать, от дневных, ну то есть не от воришек, а от каких-нибудь людей посерьёзней, которые бы пообщавшись с ним в случае отсутствия Султана, поняли, что ловить им здесь нечего, и что в случае чего может быть то-то и то-то. Кэп однажды спросил Богдана – а чем он живёт, этот Юрич? Он же здесь ничего не делает, а просто живёт как дома.

– Да… Одного кинет, другого. – ответил нехотя Богдан.

– А ты откуда знаешь?

– Да отцовский разговор слышал с одним мужиком. Он то по кредитам на чужой паспорт, – это я точно слышал, – то ещё что-то там, – я уж не понял о чём отец рассказывал.

Однажды у Богдана пропал дорогой телефон. Все сразу подумали на Кэпа.

– Я клянусь, Богдан, я не брал! – смотря в глаза, распинался Кэп.

– Да я знаю, что ты не брал. – верил ему Богдан искренне.

Но между рабочими ходило шептание, что мол «крыса завелась». С Кэпом разговаривал сам Султан, и Кэп так же клялся-божился ему, что он невиноват. Султан решил не наказывать его пока, может быть что-то предчувствуя, может быть подозревая ещё кого-нибудь. Так прошло с неделю невыносимого положения Кэпа, когда наконец заявился отец Богдана, разобраться, что же всё-таки произошло. И не успел отец Богдана толком ещё никого допросить, как к нему на встречу вышел ещё один зек, который то жил в самом ресторане, на втором этаже, то в бревенчатом домике. Кличка у него была звучная – «Зона». Он только успел отрастить немного волосы после восемнадцати лет с лысой головой…

Зона подошёл к отцу Богдана и вручил ему смартфон его сына.

– Да залипает денно и нощно… – с улыбкой произнёс он о Богдане. – Совсем глаза-то испортит, будет потом в очках ходить. Ха-ха!

– Ха-ха. – ответил смехом и отец Богдана, хотя имел только что намерения серьёзные, и сам был человеком авторитетным в своём круге.

Таким образом, «крысой» Зону никто не стал считать, а все почему-то приняли всерьёз его глупое объяснение о причине воровства телефона.

Зона этот был другом начальника ресторана, то есть Султана, и сроки они свои получили в один день. Султану дали двенадцать, а Зоне пятнадцать, – так как Султана судили за убийство женщины, а Зону за убийство сотрудника правоохранительных органов. А три года сверху «Зона получил уже на зоне», напав на охранника зоны…

Зона этот иногда жил в домике Юрича, когда тот отсутствовал в «командировках», то есть на криминальных заработках. Домик этот был видимо изначально построен заодно как маленькая гостиница и больший по размерам, чем классическая сторожка. Ночевали там и гости. В то самое лето, когда Кэп устроился работать, только-только отгостила целая банда.

*

Казалось бы, на дворе две тысячи двадцатые годы, а не девяностые и не нулевые, но живы те же самые преступные организации людей, живущих по преступным понятия, не работающих и считающих рабочий образ жизни как личностное падение.

Гостившая банда на этом острове отдыха состояла в основном из молодых людей около тридцати лет, и редко за тридцать. Все они отмотали с самого малолетства не по одному сроку и вовсе тюрьма не вселила в них страха попасть туда снова.

Однажды к Богдану поздно вечером зашёл в кочегарку одни из них. Это был высокий спортивный парень, с незнакомыми обычно угрюмый, но чуть только познакомившись с кем-то, уже при первом личном общении нередко принимал самое доброе лицо, с самой детской улыбкой.

– Б**, сегодня столько кобыл тёрлось; даже ни одну не снял… – начал беседу с Богданом этот парень, по кличке «Косой».

Почему его так прозвали – неизвестно, ведь глаза у него были самые обычные, «прямые», – но Богдан слышал, как все друзья его звали этим наименованием. Богдану было и страшно и интересно одновременно, ведь он сам рос в подобном круге, имея ввиду, что отец его и друзья отца тоже были далеко непростые люди.

– Чё, топишь? – спросил Косой из учтивости.

– То-оплю. – вздохнул Богдан.

– Да лёг бы спать – оно тебе надо? Ха-ха-ха! – искренне рассмеялся этот синий с ног до шеи человек, весь исколотый татуировками, которые плохо прикрывал его спортивный костюм в обтяжку. – Там уж всё равно в ресторане все ужрались. Кому ты здесь воду-то греешь? Ха-ха!

– Так они-то, гости, ужрались, а поворам-то посуду ещё мыть. – ответил Богдан.

– А-а. – с серьёзным лицом отреагировал Косой.

Богдан понимал, что может показаться дерзким, но ему очень хотелось полюбопытствовать:

– Ты чего такой синий?

– В смысле?

Богдан кивнул на разрисованные руки Косого.

– А-а! Ты про татухи что ли? А я думаю, вроде язык не заплетается – как ты узнал, что я нахлестался сегодня? Ха-ха-ха!

Да пацан меня разрисовал всего на зоне.

– А за что сидел? – как-то вырвалось у Богдана само собой, хотя он и знал уже, что этот вопрос задавать неприлично по тюремному «этикету».

Косой тут же будто погрузился в воспоминания, по крайней мере лицо его приняло сосредоточенный вид, и даже какой-то если не грустный, то невесёлый вид. Он с простотой и готовностью тут же отрапортовал:

– Первый раз по малолетке, в пятнадцать лет – пацана убил. Потом из-за комерса того козлячьего. Я ему в ногу выстрелил – надо было его гасить тогда… Тогда бы ничего и не было.

В это время послышался какой-то шум снаружи, ребята решили выйти посмотреть; так как Богдан был всё-таки не просто рабочим, а как бы своим человеком, то знал, что и на него возложена некоторая ответственность за порядок.

На улице шумела толпа пьяных посетителей, а один из них мочился на борт корабля…

– Пойти что ли штрафануть?.. – произнёс Косой.

Богдан не понял, что он конкретно имел ввиду, он думал о слове штраф как и все мы, нормальные жители страны, нормальные граждане; Косой же имел ввиду нечто другое, чем деньги в виде штрафа, как пишут иногда на табличках – «не мусорить – штраф сто рублей», Косой имел ввиду побои с унижениями. Но он почему-то не решился, может быть из-за многочисленности толпы, а может быть просто не хотел портить себе настроение. Толпа впрочем через минуту двинулась обратно в зал, громко разговаривая и смеясь при этом.

Наступила тишина, на ясном небе горели звёзды.

– Ты бы хотел в космос? – спросил Косой Богдана.

Богдан, не зная, хотел бы он в космос или нет, ответил:

– Конечно.

– Интересно, да, что там всё-таки такое, на краю-то космоса…

Богдан даже невольно улыбнулся такой мечте Косого, ибо он, будучи пятнадцатилетним, не думал ни о чём таком высоком и смешном, а этот человек, мало того что взрослый, да ещё и с такой карьерой, «мечтает о таких пустяках».

*

Как-то раз, Богдан утром, после смены, собирался уже идти до остановки, чтобы отправиться в часовой путь до другой окраины города, где он жил с своей семьёй, с многочисленными братьями и сёстрами, в бараке, как зачем-то ему позвонил отец и сказал что бы он вызвал такси и ехал домой, захватив с собой Юрича. Богдану это показалось странным, ибо отец ничего не объяснил о причинах такой дорогой поездки, да ещё и с нелюдимым злым Юричем. Он вызвал такси, а когда такси приехало, то Юрич до сих пор не выходил из своей избы; Богдан вошёл в неё сам. Юрич сидел на диване, склонив голову почти до колен.

– Юрич, поехали, такси ждёт! – крикнул Богдан.

Тот едва отреагировал. Богдану пришлось взять его подруку и потащить в машину. Всю дорогу Юрич ехал как тряпичная кукла, мотаясь из стороны в сторону на виражах езды, и так же наклонившись, как у себя в избе, – только тут он облокотился на обшивку двери. Отец встретил их и сказал Богдану, чтобы тот шёл к себе; сам взял Юрича подмышку и отвёл в другую комнату.

Когда Богдан встретился в следующую смену с Кэпом, то всё ему рассказал, недоумевая что это такое было с Юричем.

– Ломка у него была. – твёрдо и как-то брезгливо ответил Кэп. – Там вон за избой глянь, инсулиновые шприцы валяются.

– Ага!.. Ничего себе… – удивился Богдан, а затем задумался. – Значит вот что с ним в тот раз было… Он может с месяц назад ко мне тоже заходил с бутылочкой пива, – главное пиво ещё не открыто, он у меня спрашивал про название одной песни, – она ему очень понравилась, когда я включал её однажды, – сам какой-то неадекватный, хотя разговаривает вроде внятно, а время от времени произнесёт: «Ух, ничего себе прёт-то к6ка!» Немного времени пройдёт, он опять: «Что ж так таращит-то!» Я тогда подумал, что он накуренный, а он значит вот что…

Тут Богдану пришла следующая мысль – вот для чего Юрич ездил к его отцу и стало быть вот чем его отец промышляет, и тут же пожалел, что рассказал Кэпу всё как есть и что он теперь знает про отца эту информацию.

Жорик.

К концу лета Богдан уволился и на его месте стал работать Кэп. Зона уехал по каким-то делам в Москву, и Юрич тоже кууда-то подевался, может быть на очередные заработки. Появился новый работник – Жорик.

Жорик был совсем молодой человек, лет двадцати пяти, и был такого упитанного сложения, – не то что бы он был толстый, но с какой-то жировой подкладкой во всём теле, включая лицо. Был он смугл и черноволос, тоже был судим и отбывал. До этой работы он ни один год отработал охранником проституток, то есть был сутенёром. Он имел такую холёную внешность, такой мягкий голос, что всем незнакомым с первого взгляда казалось, что это какой-то парень из богатой семьи, какой-то баловень дурачок. Дерзким он не был, разве что немного весёлым, язык у него подвешен не был, но он знал, что общение это ключ к уважению в незнакомом обществе. Выдавали его преступное прошлое и настоящее разве что глаза, они были звериные, если к ним приглядеться, – маленькие карие глазки. По сути это и был выходец не из бедной, по крайней мере не из нищей семьи, но он был с детства беспризорником, гулявший с такими же беспризорниками на улице, сбегающий из дома, ворующий и отнимающий чужие средства, чтобы купить алкоголь с табаком. Словом, он при нормальных данных от рождения всю жизнь жил жизнью тех, у кого не было ни такого здоровья как у него, ни такой опоры в виде халатных и распущеных, но вполне себе самодостаточных родителей. Этот человек был противен своим стремлением окунуться в грязь; если понаблюдать за ним подольше, то было очевидно, что он всю свою жизнь не то что бы прям играет роль, а как-то пытается вживаться в неё. У него у самого был сын (которого он конечно не содержал), и он показывал видео, где научил сына матершиным словам и тот исполняет какое-то грубое сумашедшее послание на камеру. Показывая видео, он смеялся, как будто это должно быть смешно, хотя казалось он сам понимал, что смех его не натурален и что ничего смешного в растлении малолетнего нет, – но он как-то верил в то, что для злодеев это должно быть смешным, – а он ужасно стремился в злодеи, – подобно какому-нибудь монаху, который стремится к праведности, только наоборот.

Он, делая вид, что это вовсе не стыдно, рассказывал рабочим (и те одобряли) как он купил зрелую проститутку, и что он с ней совершал, в деталях. Может быть он даже считал это по-своему шиком, когда такой с виду незамаратый человек шокирует слушателя своими речами и рассказами, как он «с виду такой мягкий», а в душе такой «жёсткий».

Как-то раз он спросил у Кэпа, когда тот уже трудился кочегаром:

– А можно в этой печке труп сжечь? – указал он на бойлер.

– В принципе да, только если по частям, – потому что так-то не влезет, сам видишь. Да и вонять будет, поэтому если только ночью.

– Вонять?

– Конечно! Знаешь как горит мясо на сковороде? Только тут ещё хуже будет, потому что будут гореть кости, а это запах почти такой же, как запах от опалённых волос.

– Хм…

Кэп так простодушно отвечал не потому что он такой же матёрый или мечтал быть душегубом, а потому что думал, что это вопрос несерьёзный. Впрочем, от этого Жорика все слова казались несерьёзными.

В другой раз Жорик заходил к Кэпу весь вечер то и дело – то и дело стреляя у него сигарету. Был он весь тот вечер нервным, и даже как бы стремился выставить свои нервы, дескать вот, смотрите, какой я нервный, вместо того, чтобы предпринять какие-нибудь меры по успокоению, – если уж не валерьянку, то занять на алкоголь. В руке у него то и дело мелькал небольшой, сантиметров двенадцать, охотничий нож в камуфляжном чехле.

Кэп трудился в кочегарке сутки через двое и в следующую смену ему рассказали историю. Оказывается, Жорик любил одну из проституток, которая теперь «пошла на повышение» и теперь служила так называемой «мамкой» для молодых путан, то есть следила за порядком, за гигиеной, наподобие евнухов у древних султанов. Приехала значит эта проститутка на другой вечер, после нервного вечера Жорика, и приехала не одна, а с приятелем, – ну или с женихом, – одним словом, с любовником, – с хахалем. Жорик сам вызвал её по телефону, дескать чтобы расставить все точки на Ё.

Женщина эта была когда-то настоящей красавицей – настоящей русской красавицей. Светлые густые волосы, большие голубые глаза, высокий рост (выше Жорика), – как мог Жорик не влюбиться в неё?! Да, сейчас лицо её было как бы старовато, хотя ей было только за тридцать; да, сейчас голос её был груб, почти как у мужика, но всё же основа её была видна по прежнему.

– Ты кто? – спросил Жорик спутника своей красавицы.

– Я? Хех. Её парень.

– Это твой парень значит? – спросил Жорик свою даму проститутку.

– Сам слышал… – ответила та.

– И давно?.. – спросил Жорик в полголоса.

Он не слышал ответа, так как погрузился на мгновенье в себя и вспомнил своё намерение, о котором помышлял с тревогой уже несколько дней. Первому всадил он нож парню, – видимо что бы тот не попытался защищать спутницу, – и когда тот упал с полукриком – с полувизгом, всадил тут же нож в живот и красавице. Начались крики и с её стороны, она каким-то инстинктом, каким-то животным рефлексом самосохранения быстро побежала, но сил её хватило только добраться до предбанника ресторана. Там она упала, к ней подбежали, стали вызывать Скорую, кто-то принёс воды, принесли аптечку, но что делать – никто не знал…

Скорой она не дождалась, так как умерла – хватило одного удара. Жорик же сначала прибежал в кочегарку, ничего не сказал кочегару, тут же выбежал и забежал в мастерскую, собрал все свои вещи и побежал в лес. Там он наблюдал за всем происходящим в темноте. Молодой же человек, которого он пырнул, не умер и Скорая отвезла его в реанимацию.

Один из посетителей ресторана заметил, что Жорик бежал в лес, и приехавшим полицейским сказал об этом. Тюрьмы Жорик не боялся, поэтому на крики в темноту леса одного из полицейских – «выходи!», он вышел и как смелый человек сдался.

В СИЗО он просидел совсем ничего, только успела начаться зима и его приговорили к одному году колонии, по статье «убийство в состоянии аффекта». Все работяги понимали, что такой приговор ранее неоднократно судимому Жорику вынесен городским судьёй не иначе, как при вспоможении Султана.