Текст книги "Черная речка"

Соль

Я не знаю, что делать, когда прихожу домой.

У меня и дома-то нет, и не здесь – ни где.

Я бросаюсь в метро, словно в озеро – с головой,

растворяясь крупинкой соли в его воде.

Я не знаю, что будет со мной через два часа.

Ничего того, что загадывал, не сбыло́сь.

Я бегу по проспекту, глотая тупую злость

на себя, на мир, на прохожих, на небеса.

Это чувство, как будто всадили копье в живот,

и не знаю, сколько еще я смогу терпеть.

Можно было бы как-нибудь тихонько умереть,

не доставив при этом людям больших хлопот.

Я соскучился, Ёжик, да так, что нельзя сказать.

Если б только увидеться хоть еще разок.

Странно, и жить не хочется, только и умирать

страшно, пока ты есть.

Что ж, еще потерплю чуток.

Ночь #3

Ночь течет по улицам, словно вино по венам,

и заполняет медленно зябкую пустоту.

Как бы мы не храбрились днем, но в ночи смиренно

каждый молится в тайне. Но – лишь своему кресту.

Пустота податлива. Ночь же неумолима.

Грейдер ровняет место, что прежде звалось жильем.

Терпелива ночь, безразлична, неуязвима.

Там, где окно светилось, я вижу теперь ее,

и иду на ощупь, но чувствую только стену.

Все, что в окне я видел, осталось теперь за ней.

Ночь течет по улицам (словно вино по венам),

становясь, точно кровь моя, гуще и холодней.

Отступает утром и прячется. Не в подвалы —

а в пустоту за сердцем, что прежде была тобой.

Иногда она проступает оттуда алым,

и, стекая на лист, застывает на нем строкой.

Восемь

Август прозрачный с привкусом диких яблок,

с чистой холодной водой, утекающей в осень,

тоньше и тоньше твой неуловимый запах,

истлевает и пеплом уносится цифра «восемь».

Мне ли не видеть, как уходить не хочешь,

как умоляешь небо, плачешь слезами злыми.

Мне ли, больному, не знать – эти реки, рощи,

ты ими сам стал, Август. Они не твои отныне.

Ныне и присно, во веки веков, сыне.

Год – это вся твоя жизнь, и другой не будет.

Кто-то приходит, берет себе облик, имя,

если возьмет твое – никто его не осудит.

Мне ли не видеть, как ты не хочешь верить,

как тебе крутит живот, как цепенеют руки.

Память жива, но она тебя не согреет,

пусть ее запись содержит прекрасные звуки,

но как же больно все, что было чудесным.

Август, взорвись грозою, порви, размечи, выжги.

Путь наш ведет нас туда же, откуда вышли.

Мы приходим назад и не узнаем места.

Наутро

Как мне смешно все это, право слово,

как это и банально, и старо.

Ну что ж, как говорится, все не ново

под кругляком, похожим на тавро,

что прячется за облака стыдливо.

Как будто не хватало обвинить

светило в том, что вышло некрасиво,

что стало хуже, чем могло бы быть.

Могло бы быть! Но полно, друг, не будет,

что корчишься в кровати, словно уж?

Забей, забудь, никто тебя не судит,

вернись в свою соломенную глушь.

Вернись и повинись пред образами,

чего ты ищешь в этой суете,

где целый день мелькают пред глазами

ладони, волосы, да только все не те?

А те давно забыли и забили,

ты вызовешь лишь раздраженный вздох.

Да что там, их и раньше-то смешили

высокопарный тон твой, косный слог,

слова твои. Их было слишком много,

закономерна нынче тишина.

Твое негодование убого,

твоя неприспособленность смешна.

Не убедит страдальческая поза

поток времен поворотиться вспять.

Ты нынче всем бельмо в глазу, заноза,

вчерашний день, что даже лень сорвать

с календаря настенного, окурок,

не влезший в переполненный стакан.

Ноябрьское небо смотрит хмуро,

автобусы идут на Теплый Стан,

и ты стоишь у двух спортивных сумок,

в одной – тряпье, в другой – макулатура;

и друг твой подгоняет свой седан;

и замер Озерковский переулок,

как будто перед праздником дитя,

в руках подарок мысленно вертя;

и нет еще ни мандаринных шкурок,

ни засорённых раковин, ни бурых

разводов на столе и на полу,

ни елки, умирающей в углу.

Бизнес-план

По мотивам моей прошлой работы, а не о том, о чем ты подумала.

Бизнес-план Валерия провалился.

Он хотел продавать счастье тому, кто сир,

одинок, убог.

И не дорого ведь просил,

но никто, к удивлению, не польстился.

Лишь одна девчушка с запасом взяла товара,

хоть и было все хорошо у нее на вид.

Остальные просили:

есть показушный стыд?

Жалость к себе почем?

А счастье – не брали даром.

Потом приходили, просили трудоголизма,

вины хотели,

привязанностей боязни.

Оправдать надежды отца,

печали в праздник.

Этим Валера советовал ставить клизму.

Так и пылятся на складе со счастьем мешки.

Что же, в бизнесе часто идешь на риск.

Но теперь Валера прибился по новой мазе:

он развозит обиды и скуку в своем камазе.

Знаете, скука – в этом сезоне последний писк,

а обиды и вовсе расхватывают как пирожки.

К вопросу о свободе воли

От физнагрузок стареет кожа,

от водки кожа стареет тоже.

И безработный, и карьерист

имеют траблов по жизни равно.

Сын олигарха намедни помер,

пустив по вене четвертый номер.

Покуда яблок стремится вниз,

и мы стремимся туда исправно.

Итог сведен идеально в нолик,

все возраженья смешны до колик.

Все попадают (конечно!) в рай —

и волк, и лиса, и кролик.

Так что займи у окошка место,

и будь хотя бы с собою честным.

И, ради бога, не задавай

вопрос о свободе воли.

Чота

Когда б я был козлом и мудаком,

насколько легче мне б тогда жилося!

Ах, жизнь моя была б прекрасным сном,

и как бы крепко, сладко мне спалося,

и как бы просто мне вралось сквозь зубы

очередной моей ля фам фаталь.

И, сам себе и будда и нагваль,

я в ложь бы облачился будто в шубу.

И эго стало бы несоразмерно

ни ид, ни супер-эго моему.

О, я бы не позволил никому

вперед меня прослыть в миру неверной!

Я не признался б ни в одном грехе,

(хотя бы и под пистолетным дулом)

ни в клятве материнской, ни в стихе.

Но чота мне с собой не фартануло.

Постой

Постой. Дождись со мной, пока

поднимется заря,

я вижу только темноту

и тяжесть декабря.

Постой. Куда ты так спешишь?

Не поздно никогда

уйти, не глядя, как твой след

сотрет с песка вода.

Постой! Я много не сказал,

мне есть о чем спросить,

и, если все оставить так,

я не смогу забыть

того, что так и не узнал,

не видел, не успел.

Не просто мелкая волна

ворва́лась в мой предел —

девятый вал. Он прочь унес

и кисть в твоих руках,

и акварели, и слова

на скомканных листках,

и пятна праздничных огней,

и полочку для книг,

забрал и скрылся будто вор.

И штиль на много лиг,

и тьма под небом-потолком,

и тяжесть декабря.

И где-то средь придонных скал

остались якоря,

и парус рваный не дрожит,

и мачта не скрипит,

и снег налип на такелаж

и сломанный бушпри́т.

Постой. Дождись со мной, пока

затеплится рассвет.

Потом иди, и пусть года

сотрут в тебе мой след.

Вода

Я хотел пить,

но пил все время что-то не то.

Теперь в моем рту так же сухо как на Луне.

Иногда туда залетают астероиды,

рождая круглые пятна

больных стихов.

Я хотел пить,

но боялся воды,

думая, что вода для кого-то другого.

Теперь мои губы растрескались и запылились,

они стали как кольца Сатурна.

Иногда кометы касаются их своими хвостами.

Во вселенной лишь камни,

и сухой лед, метан,

аммиачные реки.

И замерзшие океаны

металлического водорода.

Во вселенной так много места,

что я мог бы себя в нем развеять,

и совсем бы меня не осталось.

Меня и так уже почти нету.

но тогда, быть может, хоть атом

моего иссохшего тела

оказался бы в зоне, где реки,

и моря, и лесные озера

состоят из воды. Из текучей,

из сладкой или соленой,

иногда очень горячей,

иногда очень холодной,

но всегда прозрачной.

Прозрачной,

принимающей и свободной.

Астероиды и кометы,

моря металлического водорода.

Метан, этан, спирт этиловый

ректификованный, подготовленная вода,

коктейль из джина, огурца и еще чего-то.

Я хотел пить,

но пил все время что-то не то.

Солнечное

Две фигурки на берегу,

ветер. Ветер несет песок.

Сосны, согнутые в дугу,

плачут солнцем, роняя сок

в набегающую волну,

прямо в Балтики жадный рот.

И идет их слеза ко дну,

где от холода стрелок ход

замедляясь, совсем встает.

А над морем идут года,

белым скальпелем самолет

режет воздух, и поезда

с криком ужаса рвут поля.

И сменяются короли,

и трясется сама Земля,

будто боги по ней прошли

миллионом тяжелых лет.

Но однажды придет тайфун

и достанет со дна на свет

горсть прозрачных кровавых лун.

Некто выйдет из-под ветвей,

и утопит свой взгляд в одной,

и увидит один из дней,

что, казалось, прошел давно:

сосны, согнутые в дугу,

позади – сентября ожог,

две фигурки на берегу,

ветер. Ветер несет песок.

Армагеддон

Свожу итог, и он не утешает:

не получилось даже выйти в ноль.

Дни вьются, будто над домами стая,

и кры

...

конец ознакомительного фрагмента