Текст книги "Последнее дело. Между строк, или Группа риска"

Глава 3

В самом деле, мы живем в чудесном веке: природа и люди испытывают превратности необычайные. Теперь в «Ведомостях» только и пишут о страшных наводнениях, о трясении земли в разных странах, о дивных явлениях на небе…

Федор Глинка, из записок 1812 года

Омерзительнее адвокатов только журналисты.

Именно эта, неприличная и не вполне справедливая, мысль пришла в голову Виноградова ранним утром, как только он включил компьютер.

День Владимира Александровича начинался, как правило, с просмотра ленты новостей ресурса «МОЙКА.РУ». Бесчисленные недоброжелатели, завистники и конкуренты называли это интернет-издание, естественно, «ПОмойка», однако большинство из них было вынуждено признать обоснованным немного исправленное утверждение некоего британца по поводу газеты «Таймс»: «Никакое событие не может считаться произошедшим, пока о нем не сообщила МОЙКА.РУ».

Владимир Александрович когда-то близко знал основателя этого ресурса Константина Андреева. Одно время они даже почти подружились. Однако впоследствии определенные люди и обстоятельства развели их по жизни таким странным образом, что за минувшее десятилетие адвокат Виноградов с Андреевым виделся всего пару раз, и какие-то новости друг о друге они узнавали обычно лишь через общих знакомых.

Начинал Константин с очень небезопасных и по-настоящему дерзких материалов на криминальную тему для городской молодежной газеты. Затем создал собственное агентство расследований, стал влиятельной и публичной фигурой в общественной жизни, подружился с властями и возглавил Союз городских журналистов…

Написал он и несколько по-настоящему интересных, талантливых книг, по которым снимались успешные телевизионные сериалы. Однако в Союз писателей вступать не захотел, несмотря на то что, по мнению Виноградова, вполне можно оставаться хорошим прозаиком или поэтом даже после вступления в эту организацию.

Владимиру Александровичу многое не нравилось и в характере, и в манере общения Константина Андреева с окружающими. Тем не менее Виноградов до сих пор считал его блестящим журналистом, очень толковым организатором, приличным писателем и, что еще важнее, храбрым человеком.

И вот теперь с экрана монитора на Владимира Александровича смотрел цветной коллаж из репродукций, на котором вполне узнаваемые Пушкин, Тургенев и Чехов в одном исподнем посреди густого леса с тоской глядели вслед лихим разбойникам, уносившим куда-то прочь все их пожитки.

Заголовок материала был выделен крупным шрифтом: «Литературный криминал – или криминал в литературе?»

По мнению автора публикации, загадочные и драматические события на складе Союза писателей полностью опровергают все мифы о том, что мы перестали быть самой читающейся нацией в мире и что в обществе упал интерес к современной литературе.

Далее следовало вполне профессиональное и достаточно точное описание обстоятельств ночного ограбления, которые стали известны полиции. При этом целый ряд важных подробностей, упомянутых журналистом, совершенно определенно указывал на то, что автор поработал не только со сводками Главного управления Министерства внутренних дел, но и получил каким-то образом доступ ко всем материалам проверки.

Более того, на сайте общедоступного интернет-издания были упомянуты такие детали и факты, о которых впервые узнал даже сам Виноградов. Например, корреспонденту удалось, что называется, по горячим следам поговорить с жильцами дома, в подвале которого находился книжный склад. И сразу двое из них: пенсионерка-блокадница с больными почками и молодой человек, засидевшийся за игрой «Counter-Strike», – с достоверностью указали на время, когда происходило ограбление, а также описали приметы автомашины, в которой увезли похищенные книги. Номера они, конечно, не запомнили, но, по их словам, это был светлосерый грузовой фургон – «газель» или «соболь», наподобие тех, которые используются в качестве маршрутного такси. Оба свидетеля видели также двух или трех мужчин, принимавших участие в перегрузке коробок и пачек со склада…

Далее автор корреспонденции приводил утверждение некоего «осведомленного источника в правоохранительных органах» о том, что полиция в настоящее время особенное внимание уделяет двум версиям произошедшего. Согласно одной из них, произведения питерских авторов были украдены с целью последующей перепродажи на теневом рынке книжной продукции. По второй, злоумышленники совершили налет на склад творческого Союза писателей, чтобы скрыть недостачу, образовавшуюся в результате растраты или расхищения товарно-материальных, а также духовных ценностей.

Затем, со ссылкой на официальные данные Комитета по печати, в статье был приведен довольно длинный список авторов, произведения которых пропали со склада: Валерий Протопопов, Сергей Аронов, конечно же критик Сорокин – и еще десятка полтора мужчин и женщин, фамилии которых мало что говорили читающей публике.

Ну, и под самый конец публикации корреспондент, укрывшийся за псевдонимом Анфиса Толстая, пообещал уже в ближайшем будущем порадовать читателей новыми подробностями этой загадочной и зловещей истории.

– Вот дают ребята! Прямо ничего святого…

На сайте интернет-издания уже появились первые комментарии, однако посмотреть их Виноградову не удалось: от монитора его оторвал телефонный звонок.

Номер был городской, незнакомый.

– Я слушаю вас.

– Владимир Александрович? – уточнил собеседник.

– Да, слушаю.

– Это Большаков беспокоит, директор Дома писателей.

Адвокат Виноградов взглянул на часы. Время было достаточно раннее, но рабочий день в государственных казенных учреждениях уже, видимо, начался.

– Да, здравствуйте.

– Доброе утро, простите за ранний звонок! Мы тут готовим документы по вашему запросу…

– Это, вообще-то, не мой запрос, – перебил Виноградов. – Это запрос из полиции.

– Ну да, тем более… – не стал возражать собеседник. – Вы не могли бы сегодня заехать и посмотреть?

– Хорошо. Я собирался после двух… – Владимир Александрович проверил свой рабочий блокнот-ежедневник, – до трех часов… нормально?

– Прекрасно, будем ждать. Всего хорошего!

Однако прежде, чем повесить трубку, Большаков не удержался и задал вопрос:

– Вы уже, наверное, прочитали статью? На «МОЙКЕ»?

На всякий случай Виноградов сделал вид, что не догадывается, о чем идет речь:

– А что там такое?

– Посмотрите обязательно…

Из трубки раздались короткие, не слишком вежливые гудки.

Владимир Александрович сделал пометку в блокноте и отложил телефон, чтобы вернуться к изучению комментариев. Однако опять не успел это сделать, потому что почти сразу пришлось отвечать на очередной звонок:

– Слушаю, Виноградов!

После первого же вопроса оперативника Владимиру Александровичу стало понятно, что полицейские тоже пользуются интернетом.

– Здравствуйте, это Денис Нечаев из уголовного розыска. Скажите, это вы?

– Доброе утро, Денис. Нет, это не я – если вас интересует человек, который слил в агентство информацию по нападению на книжный склад.

– Я так и думал, – не то обрадовался, не то расстроился оперативник.

– И, судя по вопросу, вы тоже не имеете к этому отношения?

– Нет, я даже не разговаривал ни с кем из посторонних…

– Вот и поищите среди своих, – посоветовал Виноградов. – Материал-то кому отдавали?

– Да вчера вечером приезжали двое сотрудников из контрольно-методического отдела. Для оказания практической помощи. И в прокуратуру я его тоже носил, на проверку…

– Ну, тогда ничего удивительного. Законы рынка. Информация будет перетекать к журналистам до тех пор, пока федеральное казначейство печатает американские доллары.

– Начальник думает, что это я виноват. Или вы…

– Не берите в голову, Денис. Обойдется… – Владимир Александрович опять посмотрел на часы. Пора было собираться и ехать на заседание в городской суд. – Кстати, что такого практического и ценного посоветовали вчерашние товарищи из Главка?

– Да ничего особенного. Дали указание опросить очевидцев, оперативно отработать ранее судимых и специальный контингент, организовать взаимодействие с участковым инспектором… – вздохнул Денис. – Хотя, вообще-то, у нас в этом микрорайоне участкового уже третий год нет. Висела вакансия, так и ее сократили.

– Кстати, мне уже перезвонили из Дома писателей. Попросили подъехать и посмотреть документы.

– Это хорошо, – повеселел оперативник. – А то меня завтра по материалу заслушивать будут на совещании.

– Значит, будет о чем доложить руководству. – Адвокат Виноградов выдвинул один из ящиков стола и начал собирать в портфель бумаги.

– Владимир Александрович, тут еще такое дело… – замялся Денис. – Мне приказано сегодня срочно установить и опросить свидетелей. В первую очередь – двоих, кого упомянули в интернете, а потом вообще всех соседей.

– Ну и правильно, – одобрил Владимир Александрович. – Называется «поквартирный обход»… да, по-прежнему ничего нет надежнее старых дедовских методов. Вы когда собираетесь этим заняться?

– Вообще-то, я прямо сейчас хотел.

– Вот и зря, Денис! Все равно в середине рабочего дня ходить по квартирам нет смысла. Надо вечером это делать, попозже, когда все нормальные люди домой возвращаются, к телевизору… – Собираясь на заседание в городской суд, Владимир Александрович поймал себя на том, что все чаще поглядывает на часы. С учетом пробок на дороге времени до выхода оставалось не так уж и много. – Ладно, вот что. Я после обеда попробую разобраться с запросом. Потом у меня еще будут кое-какие дела, а вы часам к семи, к половине восьмого подтягивайтесь на место и начинайте работать с соседями. Я тоже туда постараюсь подъехать. Зато вы пока прокатитесь до аварийной службы, получите у них официальный ответ, что в ночь ограбления никакие бригады по вызовам не выезжали. Получите коротенькое объяснение, попросите выписку из журнала или что там еще…

– Зачем? Нельзя просто позвонить диспетчеру?

– Когда результатов особенных не ожидается, важнее показать объем проделанной работы. – Виноградов закрыл ежедневник и щелкнул замками портфеля. – Да, еще, кстати, Денис! Прогуляйтесь-ка там заодно по окрестностям. Посмотрите, не установлены ли где-нибудь уличные видеокамеры, не сохранились ли записи.

– Понял, сделаю. Спасибо за совет, Владимир Александрович!

– Не за что. Может быть, повезет и там наша «Газель» засветилась. Да еще с номерами…

Судебное заседание началось почти без опоздания и прошло довольно быстро. Поэтому, попрощавшись со своим подзащитным, Виноградов заехал в адвокатскую консультацию, сдал отчет – и все равно добрался до Союза намного раньше, чем планировал.

Тем не менее директора Дома писателей Большакова он застал уже в коридоре, на выходе.

– Если что, я уехал! На совещание, в Смольный… куда угодно.

Владимиру Александровичу не удалось разобрать, о чем спрашивает женский голос. Однако ответ директора прозвучал вполне отчетливо:

– Ну так придумайте что-нибудь! А то опять они собираются меня крайним сделать. Нет уж, пусть этот ваш Виноградов идет к своему председателю…

– Добрый день.

– Что? Это вы уже! – Убегать было поздно и некуда. На охранника за стеклянной перегородкой тоже рассчитывать не приходилось, поэтому Большаков решил изобразить дежурную улыбку: – Здравствуйте, здравствуйте… очень удачно.

Поговаривали, что в прошлом директор Дома писателей работал за границей не то дипломатом, не то журналистом-международником или даже сотрудником КГБ. Правда это или он сам, в духе времени, распространял про себя такие слухи, неизвестно. Однако Владимир Александрович в них не очень верил – для кадрового разведчика Большаков был слишком уж необязателен и суетлив. Впрочем, для своей теперешней должности он подходил идеально – в том числе потому, что и сам состоял в Союзе писателей, а при советской власти издал сразу несколько книг на тему зарубежной классовой борьбы и мирового масонского заговора.

– К сожалению, я тороплюсь.

– Да, я слышал, – Владимир Александрович показал на приоткрытую дверь директорского кабинета.

– Извините, но у меня нет желания разбираться во всей этой вашей истории.

– Но ведь это не я вам звонил?

– Меня попросили.

– Кто попросил?

– Не важно кто… ну, ваш председатель…

– И чего же он хотел? – продолжил задавать вопросы Виноградов.

– Точнее, не хотел. – Большаков уже вполне справился с минутным замешательством. – Руководство Союза писателей не желает, чтобы вы его представляли.

– Отчего же? Я им почему-то не нравлюсь?

– Не знаю. Они считают, что вы действуете вопреки интересам нашего творческого союза. По мнению Валерия Степановича, вы подрываете его авторитет…

– Протопопов сейчас у себя?

– Нет, он вообще, насколько я понимаю, оформил больничный… – Директор Дома писателей покосился на охранника и доверительно понизил голос: – Скажите мне, чего вы добиваетесь? Вам чего надо? Вы только сами скажите, возможно…

– Я не представитель закона, – процитировал Виноградов слова легендарного частного сыщика Шерлока Холмса, – но, насколько позволяют мне мои ничтожные способности, я представляю справедливость.

И только после этого сделал шаг в сторону, освобождая коридор для Большакова…

Когда Владимир Александрович вышел во двор, господин Большаков уже скрылся на улице за тяжелыми коваными воротами. Зато почти сразу навстречу попались двое старинных приятелей, которых Виноградов совсем не рассчитывал повидать в этот день.

Первый из них, член Совета союза писателей Коля Проскурин, был живым подтверждением редкой возможности оставаться порядочным человеком, даже занимая какую-либо общественную должность. Боевой офицер, кавалер двух заслуженных орденов, он лет десять назад опубликовал свои воспоминания о войне в Афганистане – поразительно честную книгу, которая принесла ему премию имени Гоголя и читательское признание. В настоящее время Николай руководил секцией военно-патриотической, детективной и приключенческой литературы, которую все, разумеется, называли просто «секцией Проскурина». На волне демократии он успел побывать даже заместителем самого Валерия Степановича, однако на этом посту оставался недолго. Среди руководителей творческого союза и лиц пенсионного возраста Проскурин имел репутацию «литературного троцкиста», потому что все время боролся за какую-то высшую социальную справедливость и за перманентную революцию в тихом болоте писательской организации.

Николай Проскурин был любимцем районных и сельских библиотекарей, а также преподавателей младших классов. Он постоянно организовывал для прозаиков и поэтов какие-то встречи с читателями, фестивали и марафоны, издавал литературный альманах и не давал ни минуты покоя чиновникам самого разного уровня. А в перерывах еще умудрялся писать приключенческую фантастику и книжки для детей.

Тимур Максимов, приятель и спутник Проскурина, вступил в Союз писателей не так давно. Он тоже хотел, чтобы и в жизни, и в литературе все было по-честному. И до недавних пор пребывал в заблуждении, что, если ты пишешь хорошие, умные книги, тебя непременно должны любить издатели, руководители творческого союза и коллеги по ремеслу. Тимур тоже когда-то окончил военное училище, служил в Монголии и многое повидал, прежде чем написать свои первые повести и рассказы. Роста он был высокого, телосложения крепкого, имел потомственный татарский темперамент, седину в бороде, беса в ребрах и увесистые кулаки.

– Здравствуйте, товарищи!

– Привет, мужчина, ты откуда?

– Оттуда, – махнул рукой за спину Виноградов.

– Ну, и как там? – понизил голос Николай Проскурин.

– Пока нормально… Тимур, а ты чего это? – Владимир Александрович заметил, что Максимов, ответив на его рукопожатие, поморщился и непроизвольно потер поясницу.

– Спина, сволочь, болит! Кажется, потянулю.

– Перетрудился парень, – подмигнул Проскурин. – Ну, ты же понимаешь…

Виноградов хотел было что-то сказать, но потом оглянулся на окна Союза писателей и ограничился общим советом:

– Берегите себя, товарищи офицеры. Вы еще пригодитесь великой отечественной литературе.

– Хорошо, постараемся, – пообещал Максимов.

– Может, надо было тебе полежать пару дней? Растирания, прогревания, все такое…

– Нельзя. Сегодня опять обсуждение по Никулину.

– Ах ты черт, я и забыл совсем!

Как известно, любую – даже самую светлую и возвышенную – идею необходимо защищать от тех, кто присваивает себе право воплощать ее в жизнь. Говоря об этом, Карл Маркс, конечно же, имел в виду иезуитов, которые совершили бесчисленные преступления во имя христианства, и католических священников, торговавших отпущением грехов. Однако такое утверждение было вполне применимо и к любой другой ситуации, что показала скандальная история с литературным проектом «Писатель и война».

К очередной годовщине Великой победы городские власти выделили приличные средства на публикацию серии книг, написанных о войне членами Союза писателей. Преимущественное и почетное право участвовать в этой серии предоставлялось, естественно, ветеранам-фронтовикам, а также тем, кто участвовал в боевых действиях более позднего времени.

И действительно, открыла серию потрясающая по своей откровенности, честная и оттого очень страшная книга воспоминаний покойного петербуржского искусствоведа доктора наук Николая Никулина, который почти всю Великую Отечественную войну провел на передовой, в невысоких солдатских чинах. Тираж книги Никулина разошелся мгновенно, после чего городская писательская общественность образовала два непримиримых лагеря. В одном почти сразу же объединились записные ура-патриоты и просто завистливые бездарности, глубоко убежденные в том, что читателю следует узнавать про Великую Отечественную войну исключительно по инструкциям Главного политического управления времен СССР и по вылизанным мемуарам командующих фронтами. В основном этим «фронтовикам-теоретикам» противостояли писатели среднего поколения, послужившие и повидавшие кровь на Кавказе, в Афганистане, в Чечне или даже на Ближнем Востоке, – хотя, справедливости ради, необходимо отметить, что поддержали их и очень многие просто порядочные литераторы.

Кульминации эта история достигла на Международном книжном фестивале, когда словесная дискуссия о том, что следует считать любовью к Родине, едва не переросла в банальный мордобой на глазах у сотен посетителей и журналистов.

В результате власти города и руководство писательской организации постарались по-тихому свернуть любые обсуждения фронтовых записок Николая Никулина. А потом, очень кстати, вдруг выяснилось, что на серию «Писатель и война» Смольный выделил денег значительно меньше, чем было объявлено. Да и деньги эти уже как-то сами собой разошлись – на издание книг, наподобие воспоминаний «блокадных детей» сорок пятого года рождения, и «пронзительной военной прозы» какого-нибудь литературного руководителя, вроде не служившего в армии Валерия Протопопова или, скажем, Сорокина.

В результате серию заметно сократили – и не только по выпускам, но и по тиражам. Причем по какому-то странному совпадению сокращение это произошло прежде всего за счет книг тех авторов, которые активно отстаивали право каждого рассказать о войне свою правду, вроде романа кадрового офицера Тимура Максимова или очерков отчаянного «афганца» Сергея Гуляева…

Тем не менее ожесточенная полемика в писательской среде по поводу произведений Николая Никулина до конца не утихла, то и дело подогреваясь очередным доносом на покойного ветерана или каким-нибудь мерзким открытым письмом в «Литературную газету».

– Пойдешь с нами? – предложил Проскурин.

– Нет, – Владимир Александрович отрицательно покачал головой.

– Боишься? – уточнил Тимур Максимов.

– Нет. Другие дела, извините.

– Ладно, ты же у нас адвокат, занятой человек, – кивнул Проскурин. – Все-таки позвони потом что и как. Держи в курсе. Да, кстати…

Однако разговор пришлось прервать на полуслове:

– Минуточку!

Услышав поднадоевшую задень мелодию вызова, Виноградов достал из кармана мобильник. Номер снова был незнакомый, не обозначенный в памяти телефона.

– Слушаю вас.

– Здравствуйте, Владимир Александрович! – поприветствовал его приятный баритон.

– Добрый день.

– Это вас беспокоят из интернет-издания «МОЙКА.РУ».

– Добрый день, дорогая Анфиса.

– Почему вы меня так называете? – удивился невидимый собеседник.

– А почему вы свои публикации подписываетесь женским псевдонимом? – вопросом на вопрос ответил Виноградов. Приложив палец к губам, он показал приятелям, что разговор очень важный и не терпящий отлагательства.

– Ну, что поделаешь, специфика расследования… – без тени смущения заявил корреспондент. – Тогда не будем понапрасну тратить время. Раз уж вы все равно уже догадались, на какую тему будет интервью.

– Я не даю заочных интервью, тем более по телефону.

– Я готов и подъехать, куда скажете.

Профессиональному напору журналиста можно было только позавидовать.

– Назовите мне хоть одну причину, по которой я соглашусь с вами встретиться.

Собеседник задумался на мгновение.

– А может быть, тогда дадите комментарий?

– На какую тему?

– Владимир Александрович, мне потребуется всего лишь простой комментарий такого известного профессионала, как вы. К тому же почти очевидца произошедшего… – Собеседник обрушил на Виноградова поток слов, применяя надежное старое правило: чем дольше тянется разговор, тем труднее его оборвать: – Видите ли, в материалах полицейской проверки имеется два существенных противоречия. Во-первых, дверь склада открывается внутрь помещения. Если верить протоколу осмотра места происшествия и объяснениям сторожа, он лежал до утра без сознания там, где свалился: прямо у выхода. Да, но как же тогда выносили похищенную литературу, если он подпирал эту дверь своим собственным телом? Вы меня слушаете, Владимир Александрович?

– Да, конечно.

– И что скажете по этому поводу?

– А какое второе противоречие?

– Свидетели, с которыми я говорил, видели во дворе только светлый микроавтобус. Но заявленные в отчетах типографии тиражи отпечатанных книг просто-напросто не могли бы в него поместиться! Для того чтобы вывезти все, что оставалось на складе по документам, нужен был настоящий большой грузовик, если даже не целая фура.

– Возможно, свидетели ошибаются?

– Всякое бывает, – согласился журналист.

– Да, всякое бывает… – повторил вслед за ним Виноградов. И внезапно заторопился: – Ой, простите, мне надо бежать! Не могу разговаривать, извините, пожалуйста!

После этого Владимир Александрович дал отбой. Динамик мобильного телефона был достаточно сильный, и по лицам приятелей он догадался, что те слышали если не весь разговор, то значительную его часть.

– Ну, и что скажете?

– Он ведь перезвонит сейчас, – напомнил Николай Проскурин.

– Нет. Не думаю.

– А как же твои комментарии?

– Да нужны они этим ребятам, как… лысому расческа! – Виноградов убрал телефон.

– Тогда зачем было звонить?

– Не знаю.

– Может, это какой-нибудь провокатор? – Тимур Максимов обернулся и многозначительно посмотрел на окна Дома писателей.

– А может, и наоборот, помочь хотели…

– Владимир Александрович, ты еще веришь в добрых журналистов?

– Я верю в чудеса, – пожал плечами Виноградов.