Текст книги "Скучающие боги"

– Конюх… – обреченно пробасил один из мужиков.

– Никак утопец к себе забрал, – сказал другой.

– Мертвяки здесь?

– Забил камнем насмерть!

– Черный человек.

– Бежать отсюда надо.

– Мертвяки в Тундоре только сидят, да и то ближе к горам. Сюда-то как дошёл?

– Бежать нужно, говорю!

Нарастала паника. Люди пятились от берега, страх в их сердцах достигал апогея. Ещё чуть-чуть и они бросятся со всех ног кто куда.

– Замолчите вы, дурни! – зло и громко крикнул дядька Волуй. – Вы трое! Соберите бревна, доски и огородите проход в деревню, к воде не подходить! Вы, живо отыщите удобное место для наблюдения. Меняемся каждые полдня. Остальные, эт самое, в деревню, проверить ворота и частокол. Пища есть, руки есть, время есть. Пересидим.

– Живо! – прогремел Овидий, видя, как застыли мужики. – Делайте, что велено!

Берег быстро опустел, на нём остался лишь мужичонка с вымученным и залитым слезами лицом, сидящий на коленях и бессильно плачущий, глядя на спокойную водную гладь.

В этот момент в деревню по хлипкому мостику вошел человек.

Глава 6. Игор приходит в деревню. Гостяй и Пешка.

За всю ночь они так и не сомкнули глаз, старик всё сокрушался о смерти животного да грозился покарать тех, кто совершил такое. А человек всё молчал. Ему казалось, что это происходит не с ним, что это дурной сон, и скоро всё закончится. Того, что он видел, не должно существовать. Весь его опыт, все его знания, даже те, которые забыты, он это чувствовал, противились увиденному.

Он наклонил голову и посмотрел на двор. Тишина там стояла страшная. Ни ветра, ни песен цикад, даже муха не нарушала молчание мира. Один лишь раз в их дом вбежал кот. Черный с белым, драный и с совершенно безумными глазами. Он молниеносно залез под кровать и ошалело глядел оттуда зажженными глазами.

Привратник плакал, как плачут старики. Он сидел на стуле, уперевшись одной рукой в колено, а другой, закрыв лицо, непрестанно всхлипывая и вытирая влажный нос. Его печаль была неумолима, и человек не смел проронить ни звука, сидя на полу, возле двери.

Он вспоминал лицо корда – злобное и напуганное, и его кидало в дрожь. Нет, душегубом в прошлой жизни он точно не был.

– Ты имя свое вспомнил? – вдруг спросил старик, по всей видимости совладав с чувствами.

– Нет… А другие помнили?

– Едва ли.

Кот, только заслышав голос Привратника, быстро вылез из под кровати и с мурчанием начал тереться о его ноги.

– Это вот Тишка, знакомься! – пробасил он, поднимая кота на руки и крепко сжимая в объятиях. – Был один, кто помнил. Давид. Вероятно, единственный из вас в новой истории, кто носил собственное имя. Сгинул где-то под Альдерамином.

– Что это было? Почему вся живность так всполошилась?

– Было убийство, – ответил старик, бережно перекладывая кота на стол и закуривая трубку. Руки у него дрожали. – А это был ответ. Месть, если угодно. Теперь волна покатится по всему материку, как круг на воде после камня, все больше и больше набирая силу.

– И что нам теперь делать?

Ему вдруг стало страшно. Он помнил слова старика о том, что утром ему придется покинуть этот дом и отправиться через лес в некую деревню. А ещё он осознал, что этот лес именно тот, о котором он упоминал, рассказывая о появлении здесь людей – с ядовитыми цветками и уродами.

– Ничего, – пожал плечами старик. – Волна ушла, здесь теперь самое безопасное место на всем материке. Хотя… Признаться честно, я не верю, что она способна уже нанести серьезный урон.

– Почему?

– В прежние времена, когда случалось подобное, человек был защищен куда меньше. Люди тогда в основном кочевали, продвигаясь на север все глубже, да и леса тогда занимали значительные территории. Не то, что сейчас.

Он умолк на несколько мгновений, глядя в пустоту.

– Упрется зверье в стены города, да и потонет во рвах, к чертям собачьим. Горе одиноким путникам, кого все это настигнет в дороге, а остальные уберегутся. Ничего им не сделается.

Пришлый поднялся и сел напротив Привратника, запустив руку под грубую, но теплую шерсть Тишки. Тот отозвался недоверчивым взглядом.

– Расскажи мне о кордах. Какие они?

– Корды… – старик горестно посмотрел за окно. – Корды – они великие! Ты разглядел его лицо? Я только на гравюрах раньше видел и, скажу тебе, они не идут ни в какое сравнение с реальностью. Как он умирать не хотел, а…

– Много их? – человека передернуло, по спине пробежали мурашки, как будто гуси прошлись по его могиле.

– Семеро. Это вот был Самвона – дух леса, Одетый в лунную шерсть, Стерегущий чащи.

– А кто другие?

Старик не ответил, а лишь вздохнул, огляделся и склонился над комодом, доставая кувшины, кривые глиняные тарелки и запасы еды. В конце он выудил из глубины длинный металлический штырь и несколько скоб.

– Я сейчас вернусь и расскажу тебе, раз это все равно выпадает на мои плечи. Посиди пока тут.

Он вышел в ночь. Тишка проводил его любопытным взглядом и уставился на человека. У кота были огромные глаза разного цвета – один лазурный с темной синей окантовкой вкруг тонкого зрачка, другой изумрудный. Он несколько раз втянул носом воздух вокруг себя, после чего завалился на бок и растянулся на столе, свесив вниз костлявые лапы.

Привратник вернулся скоро, держа в руках две длинных кроличьи тушки. Они были уже освежеваны, выпотрошены и лишены головы. Он молча протянул их человеку, а сам взялся за скобы, осторожно, боясь обжечься, закрепляя их на боковых стенках камина. Затем он протер штырь и без особых излишеств насадил на него кролей. Штырь занял свое место над огнем, снаружи Привратник прикрепил к нему ручку. В угли полетели несколько больших картофелин и луковиц, а само мясо было щедро полито яблочным соусом, от чего по дому разошелся приятный дух скорой еды.

Старик пододвинул стул и уселся напротив очага, медленно поворачивая вертел. Он сейчас выглядел очень красивым. Не внешне, но внутренне. Человек, находящийся дома и уверенно делающий какое-то доброе дело, всегда выглядит красиво.

– В нашем мире не так уж и безопасно, – внезапно заговорил он. – Чуть, не туда зайдешь – пропадешь. Не того окликнешь – выжгут бучу. Церковь набирает силу, как в темные времена. Клирики снуют по материку, проповедуя ложные ценности. В равном, по определению, обществе огромная пропасть между людьми. А после недавней смуты во все стороны как крысы разбежались бунтари. И поди разбери, кто их них несчастный угнетенный, а кто бандит с большой дороги. Я тебе не должен такое рассказывать, не должен навязывать свои взгляды, но так уж повелось, что жизнь в ближайшие несколько месяцев не будет течь как прежде. Гон непременно повлечет за собой большие перемены, поэтому я и позволяю себе эту вольность.

– Ты говорил про Таргиз, что там мне помогут найти работу…

– Да брось, давай… никому ты там не нужен! – поморщившись, вздохнул привратник. – Ты сейчас как кость в заднице у любого, к кому не обратишься.

Старик раздраженно потрепал картошку клюкой и подтянул ближе лук, который начинал подгорать.

– Я тебе вот что скажу, посиди-ка ты в Крайней некоторое время, пока не станут ясны причины и не будут видны последствия гона. Радей найдет тебе дело и крышу над головой. Он надежный и хороший человек, а после уж сам думай.

Человек опал, почувствовал слабую злость и отчаяние. Он совершенно точно понял, что не хочет находиться здесь. Этот дурацкий мир, с его дурацкими законами и тварями с людскими лицами казался чуждым и неприветливым. То немногое, что ещё недавно теплилось в его угасающей памяти, растаяло незаметно и быстро, как снег в конце весны, и от этого стало ужасно грустно. Он потерял последнее, принадлежавшее ему, последнее, что он мог рассказать, утаить или вспомнить, когда на сердце станет тяжко. Отныне все, что у него появится, будет исходить из этого мира. Одежда, еда, знания, цели и даже самое ценное, что есть у человеческой души, то единственное, что отличает одну жизнь от другой – это события и память о них.

Он осиротел. В эту самую минуту на него впервые взглянуло одиночество.

– А что с кордами? Расскажи мне о них подробнее, – спросил он, чтобы увести рассудок от тяжких мыслей.

Старик не спешил с ответом, словно понимал, о чем думает его гость. Он трепал в камине угли, выуживая клюкой румяную картошку. Заговорил он лишь, когда часы ударили медным боем. Неспешно. Мудро.

– Материк, с его разделами, он… он загадочный, непостижимый и очень опасный. Здесь легко погибнуть от неизвестной хвори, проклятия, руки каторжника или когтей ланнов. Никогда не знаешь, что ждет тебя завтра, потому что мы соседствуем с силой, которая не спешит делиться своими секретами и намерениями, но с которой мы обязаны считаться. И сила эта очень могущественна! Её мир темный, основанный на чутье и вековых знаниях. Он сокрыт в самой глубокой и черной чаще, за семью замками.

Есть определенная ирония в том, что каждый человек рано или поздно осознает, насколько он мелок рядом с ними, как суетлив, и как ничтожны его дела. Однако, понимая это, мы весьма по-хамски относимся к ланнам. Мы ловим, торгуем ими, как какими-то рабами. Прекрасными и сильными, надо заметить, рабами. Мы предаем топору их леса, тесним их с болот, травим их реки. И всякий раз, когда я слышу об очередных бесчинствах, я спрашиваю себя, почему же нет ответа? Как долго может полниться чаша их терпения? Что еще мы должны сделать, чтобы этот народ низверг нас? И вот сегодня что-то, наконец, случилось. Ответ! Но… какой-то сдержанный. Словно один из солдат, не подчинившись приказу, пальнул из своего ружьишка, не в силах больше смотреть на вражью наглость. Это не достойно смерти корда, понимаешь?

– Так кто же такие корды?

– Корды – это духи лесов и рек, гор и болот, морей и равнин, – начал старик. – Они царствовали на этих землях безраздельно. И царства их жили в гармонии друг с другом и никогда не враждовали, во всяком случае, так говорят. Они строили прекрасные дворцы, на фундаментах которых сейчас воздвигнуты многие города и твердыни. Самвона правил лесами. В его власти были и Серый и Лайский леса. В те времена в них происходили чарующие вещи, ты ещё услышишь рассказы о зеленых огоньках, бегающих между деревьев, о скопищах светлячков, ночью освещающих целый лес, о сильных и гордых зверях, живущих там и о совсем крохотных и слабых, которые, не опасаясь даже хищников, сновали в чаще. Рокита правила реками и озёрами, она властвовала над Тундорой. Она была матерью всего живого, что росло в этих краях. Её воды ласково питали землю и несли жизнь всякому существу. Реки были прозрачными, и их в те времена населяла только прекрасная пухлая рыба. Не было тогда этих ужасных созданий, которые сейчас сидят в глубине. Властителем гор была Орлица. Это очень сильный и мудрый Корд. Ей подчинялись горы на севере, которые до сих пор совсем не изучены и скрывают очень много странных, порой пугающих мест и явлений. Её острые голые скалы возвышаются на многие километры, царапая небо, а горные хребты тянутся далеко на север. Ботух – царь болот, места, где находят свое последнее пристанище первородные. Туда тебе, мой друг, лучше не соваться. Никто из тех, кто ушёл на болота не вернулся. Там смерть. Есть мнение, что за лесом скрыто урочище ланов, хранящее в себе множество информации о мире, до появления людей. Заветная мечта любого исследователя. Пангур правит степями и полями на востоке, где сейчас Степной Раздел. Он покровитель ветров и равнин, лугов и трав. Там в основном и расположились нынешние поселения людей. А вот Корд Калбей правит морем. Говорят, он похож на огромного старца блуждающего в тумане. Считается, что именно он наслал на океан этот губительный туман, который так замедляет изучение водных границ. О последнем Корде не известно ничего. Ни, где его вотчина, ни как он выглядит, ни над чем властвует. Потому, благодаря своей загадочности, считается первым среди равных.

– Какая-то мифология… – с недоверчивой улыбкой сказал пришлый.

– Она и есть, – улыбнулся в ответ привратник, – если только мы одинаково трактуем это слово.

Два замечательных румяных кролика легли на деревянные тарелки. От них шел дивный аромат, который, смешиваясь с запахом зелени и невесть откуда взявшегося мягкого хлеба, отогнал на время тревожные мысли.

Старик и его гость умолкли, наслаждаясь пищей. Горячее мясо приятно согревало тело и успокаивало мысли. Человек поражался, как все-таки легко он принимает на веру этот мир. Может, для того пришлые и теряют память, чтобы им не с чем было сравнивать новую действительность? Он был убежден, что все, что с ним сейчас происходит, невозможно. Этого не может быть! Но как должно быть, он сказать не мог. Его память о былой жизни окончательно развеялась, оставив после себя лишь некий скептический взгляд на вещи.

Подошла к концу вторая бутыль Белого ворона, за которой неподъемной тяжестью обрушился на них поздний сон. В голове знакомо зашумело, и завыли вновь неведомые киты. Он провалился в забытие, успев подумать напоследок, что от простого алкоголя, он не должен слышать ничего подобного, и что, вернее всего, старик примешивал туда те неприятные светящиеся грибы, что росли неподалеку.

Человеку приснился терновник. Колючий и неприступный. Он рос один посреди иссохшейся долины. Его нужно было непременно вырвать, лишить его длинные корни силы, но у человека ничего не получалось. Он дергал его и дергал, изранил руки в кровь, а куст так и не шелохнулся. Он бродил кругами, выискивая, где бы ухватиться, а потом, протянул руку к солнцу и привлек его на землю, наблюдая, как плавится все вокруг. Это было столь прекрасно, что он улыбался, глядя, как плавятся камни, и земля, как несчастный куст, с которым он столь яростно боролся, начинает тлеть. Порезы на руках от крепких игл шипели и покрывались черной коркой, закупоривая кровь и боль. Он наслаждался победой и тем, с какой легкостью он провернул это. Но потом, глядя на приближающееся светило, его прорезала знакомая мысль, сорвав с лица улыбку.

Не земля, а Земля!

Когда пришло утро, они обнаружили за окном всё ту же гнетущую тишину. Жизнь покинула эти места, уступив место покою. Казалось, теперь они стали частью Великого кладбища. Повсюду лежали трупики насекомых, грязного, но помнящего свою рыжину, лиса и птиц. По земле неспешно и молчаливо ползли тени, перемежаясь с редкими яркими лучами, скользящими по надгробиям и тропинкам. Тяжелое небо неповоротливо клубилось плотными свинцовыми тучами, которые плыли так низко, что, казалось, можно докинуть до них камень. От яркого пореза на ночном небе не осталось и следа, как, впрочем, и от многого, что так пугало в свете луны.

Наконец, человек смог разглядеть размеры кладбища и поразился, насколько оно было великим. С одной стороны, на вершине оврага стоял редкий частокол из сухих деревьев, к которому поднималась одинокая тропка. Лес казался вполне приветливым и светлым, что немного успокоило человека. Он боялся увидеть мрачную, колючую чащу, сквозь которую ему предстоит пройти. С другой стороны, если проникнуть взглядом через кресты и могильники, далеко-далеко, там, где должен быть горизонт стояла желтая стена, едва различимая на таком расстоянии, но все же заметная. Она казалась необъятной, и как будто издавала утробный низкий гул. Она шла с запада на восток, описывая прибрежный контур материка, и выглядела зловеще.

– Значит, вот так мы тут заперты? – улыбнулся подошедшему привратнику человек.

– Да, это и есть тот самый туман, – проговорил старик, прикладывая руку ко лбу. – До него идти несколько дней. Петлять среди могил. Я был там много раз, особенно поначалу, когда поселился здесь. Там страшно.

– Как это? – стараясь проникнуть взглядом сквозь желтую пелену, спросил человек.

– Там нет совсем ничего живого, – пожав плечами, ответил старик, – ни кустика, ни травинки, ни даже какой плесени или мха. Чего уж говорить о животных и жучках. Жизнь боится подползать к той стене, и нам не стоит этого делать без веской причины.

– А что там?

Пришлый указал рукой на далекие светлые руины, раскинувшиеся возле опушки Серого леса. От некогда величественного строения остались пара башенок и часть крепостной стены. Остальное было разрушено до самого основания.

– То город Дид, конечно. Сокрушенная столица.

– Ты был и там?

– Приходилось… – уклончиво ответил он. – Я хранитель этой земли и должен знать, что на ней происходит.

Камни разрушенной крепости ярко блестели даже в пасмурную погоду, представляясь хорошим ориентиром. Человек подметил это, потому что многие части кладбища были в глубоких низинах и, спустившись туда, можно было не скоро выйти на свет. Судя по размеру, Дид был большим городом, стоящим на нескольких холмах. По кругу, на почтительном расстоянии виднелись остовы других каменных строений, видимо сигнальных или сторожевых башен.

На сердце немного полегчало. Ночью все окружавшее его выглядело до жути страшным и злобным, но сейчас, под лучами утреннего солнца, мир вокруг был понятен и прост. Но самое главное, что он увидел цивилизацию. После ночи, проведенной под рассказами старика, после страшной смерти корда и волны разъяренного зверья, он представлял себе жизнь, ведомую людьми, полудикой и жестокой, наполненной нескончаемым страхом.

– Я придумал тебе имя! – торжественно объявил привратник, складывая в наплечный мешок провизию. – Нарекаю тебя – Игор!

– Игор? – с сомнением переспросил человек.

– Да! Был такой персонаж… – запнулся, вспоминая, старик. – Хороший, в общем-то. Хозяина любил. Ну да не важно. Главное, что ты теперь с именем, и вся вселенная отныне знает, как тебя называть. Прощай, Игор! Ступай смело и делай, что хочется, если от этого нет вреда.

Он протянул ему мешок, кое какую одежду на смену той, что на нем была и ивовую трость.

– И это все? – спросил Игор, чувствуя внезапное волнение. – Мы расстанемся вот так?

– А что тебя тревожит?

Человек огляделся, ехидно соображая, с чего бы начать, но привратник не дал ему заговорить.

– Не страшись своего пути. До деревни, и на много верст после нее, с тобой не случится ничего дурного. Здесь безопасно, а в Крайней тебя встретят добрые люди. Не теряй эту трость, они есть только у пришлых. Они для чего-то нужны, но, конечно, никто не знает, для чего. Во всяком случае, из них получаются отличные помощники в дороге.

– Трость? – с сомнением переспросил Игор, разглядывая свежесломанную ветвь. – Что же в ней особенного, ведь ты только что отломил его от этой ивы!

Он кивнул в сторону куста, растущего неподалеку, на котором был явный след от отломанной ветки. Старик как бы в недоумении тоже уставился на сук, словно размышляя, что бы соврать.

– Это, эм… Это не простая ива!

– Разумеется, – ехидно улыбнулся Игор.

– Ну, всё, ступай, – недовольно буркнул Привратник.

– Ты не проводишь меня?

– Нет. Это не принято, да и мне нужно как можно скорее понять, что же вчера случилось. Ступай и ничего не бойся, дорога здесь одна, не заплутаешь!

Он махнул на прощание рукой, и легонько подтолкнул Игора в спину.

Путь до деревни оказался не близким, но удобным. Тропа, что петляла по склону утеса, была ровная, не каменистая, созданная такой тысячами ног паломников. На вершине, когда она уводила в лес, Игор обернулся. Домик привратника выглядел совсем крошечным, стоящим возле входа в необъятную серую мешанину из плит, крестов, склепов и оград. Отсюда великое кладбище походило на руины равнинного города, который пережил ураган. Каменные изваяния, сторожившие вход, днём не выглядели столь величественно, как ему показалось ночью, но, тем не менее, резко выделялись и приковывали внимание. Было в них что-то чужеродное, что-то необъяснимо красивое.

Старик стоял внизу и ковырял рукой ивовый куст.

– Вот пройдоха… – с улыбкой сказал он и помахал ему свой тростью. Привратник заметил это и помахал в ответ. Игор не мог видеть его лица, но почему-то был уверен, что тот улыбается ему своей доброй улыбкой. Он вздохнул, чувствуя, как трепещет его сердце, и зашагал прочь.

Тропа неспешно уводила вглубь, осторожно поднимаясь на пригорки и опускаясь в овраги, поворачивая, огибая черный омут и расправляясь, словно жердь. Игор ощутил неприятный туман в голове, как будто надышался зловонной травы. Этот лес давил на него, действовал нагнетающе. И хоть он и просматривался очень далеко во всех направлениях, от него исходила вполне явственная угроза. Игор вдруг остановился, осознав, что идет по кладбищу. По огромному урочищу ланнов. Ведь, если верить словам привратника, то они были неделимы с окружавшей их природой, а значит, мертвый лес в какой-то степени есть огромный могильник, где каждый сухой пень служит надгробием самому себе.

– Привратник не на краю великого кладбища, он в самом его центре, – тихо произнес Игор, оглядываясь вокруг. – Кажется, юг вашего материка совсем прогнил. А это что?

В какой-то момент ему показалось, что из-за серого частокола за ним кто-то наблюдает. Какой-то силуэт непонятного существа, неподвижно сидящего на камне. Он смотрел неотрывно, и Игор, наконец, понял, что это статуя. Каменное изваяние, поеденное временем, обросшее мхом, единственным, что здесь имело цвет. Дальше показалась ещё одна статуя, за ней ещё. Деревья, вернее то, что от них сталось стали расти рядами, явно высаженные так специально, а ноги после мягкой и пружинистой почвы почувствовали камень. Он вошёл в сад. Древний и холодный. Чем дальше Игор заходил, тем более ухоженным становился он. В стороны от главной тропы отходили маленькие тропки, которых сопровождали невысокие колючие кусты. Кое-где сохранились почерневшие фонари со стеклянным домиком на вершине, которые своим кривым силуэтом пугали не меньше, чем, иссушенные деревья, простирающие тонкие руки к небу.

Статуй становилось все больше. Большинство изображало людей, стоящих уверенно в героических позах. Они были облачены в странноватые военные одежды, у каждого при себе была шпага, меч, кистень или булава. Нередко они изображались стоящими на голове какого-нибудь жуткого монстра. Одна из скульптур была совсем чудной: на ней был высечен низкорослый человек с непропорционально короткими и тонкими ногами, в руках он держал рогатку, а за спиной висела огромная вилка. Головы у него не было, а камень на шее был неровно обломан. Игор посмотрел вокруг, надеясь отыскать её в кустах, но безуспешно.

Особняком, на отдельных площадках стояли скульптуры ланнов. Одного он узнал сразу – это был Самвона. Горделивый волк, стоящий прямо, на двух ногах. Игор вновь вспомнил лицо испуганного юноши, сокрытое под маской зверя и полные обиды глаза. В глазах этой статуи был покой.

Прочие статуи ланнов были необычайно отвратительными, изображавшими уродливых существ с огромными не то клювами, то не головами. У кого-то было несколько рук, кто-то стоял на птичьих ногах или лежал бесформенной кучей. С огромным удивлением Игор обнаружил статую кота, вылизывающего зад. Тот сидел на постаменте, высоко задрав ногу и погрузив голову в каменную шерсть.

Все это вызывало улыбку, но никак не вязалось с рассказами о могучих созданиях, сокрушивших в три дня целое людское воинство. Словно, это была ирония. Весь сад иронии.

Статуи остались позади, зародив в душе странное, пока неясное ощущение. Под ногами вновь зашуршала земля, а тропа сузилась и вытянулась прямая как стрела. Игор шагал бодро, стараясь наслаждаться тишиной леса и редкими теплыми лучами солнца, пока не увидел серебряный блеск вдали, справа.

– Озеро! – воскликнул он. – Здесь, на карте было озеро!

Он смело свернул с тропы, чувствуя в сердце небывалый подъем, и начал спускаться вниз, весело прыгая через камни и поваленные деревья. Но что-то его настораживало, чего-то здесь не хватало. Он остановился, огляделся и обнаружил, что на земле нет жухлых осенних листьев. Конечно, откуда им тут взяться, но видеть это было необычайно странно. Только камни, поросшие сизым и зеленым мхом, да древесная труха. Он ощутил себя человеком всю жизнь прожившим на одном конце континента и вдруг посетившим другой и впервые увидевшим…

– Континент!

От неожиданности он чуть не упал, неловко ступив, запнувшись о собственную мысль. В памяти вновь сверкнуло воспоминание. Сверкнуло и тут же поспешно растворилось, как призрак в тумане. Игор сильно сжал голову руками и зажмурился, стараясь не потерять его. Но как же быстро оно ускользало!

«Как сон на утро, после пробуждения…» – вспомнил он слова привратника.

Он хватался за тающее воспоминание, выуживая из него нити образов. Горы, цветы, белые низкие дома с крышами цвета охры, волны бьются о невысокие скалы, а потом стужа и метели, и снег валит огромными тяжелыми хлопьями, падает на покосившийся забор из гнилых жердей. Из старых черных жердей! Валит снег на землю… Крупный снег… Снег… На землю валит снег.

«Континент! Континент! Континент…» – твердил он у себя в голове, но слово это больше не будоражило его память.

– Да будь все проклято! – со злостью воскликнул он, но ему не отозвалось даже эхо.

Постояв немного на месте и борясь с неожиданным приступом гнева, он поднял взгляд на озеро, которое уже проглядывалось сквозь серый частокол. Его серебряный блеск был столь ярок, что оставлял в глазах жженые пятна, а воздух, тянувшийся от него, пах прохладой и осенью. Горько вздохнув и злобно хуля весь этот мир с его вороватыми законами и принципами, он спустился вниз.

Озеро было прекрасным. Студеная, черная вода изливалась на песочный берег тягучими волнами, струясь среди камней и пенясь под ногами. До другого берега было рукой подать, всего четверть часа пути, а вот на восток серебряная гладь тянулась очень далеко, утыкаясь в огромную горную гряду, грозно возвышающуюся над лесом.

На противоположном берегу стояло мрачноватое поместье с огромными черными глазницами окон и небольшой башенкой с красной крышей. Во дворе его росло белое дерево, окутанное в невесомый саван, сотканный как будто из паутины. Огромной паутины. Игор тут же представил отвратительных мохнатых обитателей поместья, и ему стало не по себе. Хорошо, что их разделяло озеро.

Но самым удивительным, он даже протер слезившиеся глаза, было то, что заброшенное строение окружали вполне живые корабельные сосны, щекочущее свинцовые тучи пышными зелеными кронами. Они словно стражи окружили его плотным строем, оберегая от болезни, которая погубила лес.

Это было замечательно! Сердце радовалось, глядя на дышащие жизнью деревья.

Чуть поодаль, за высоким камнем, на том берегу, где стоял Игор, покачивалась лодка. Старенькая и черная, как тот забор из гнилых жердей, что он вспомнил, она легонько билась о камень, и эхо от её ударов разносилось далеко по озерной глади.

Это было приглашение, будто неведомая сила звала его на тот берег, к черному дому. Словно мир, в который он попал, осторожно напоминал о себе и старался выглядеть радушным. Но он не решился, подумав, что еще слишком мало знает это место, чтобы сходить с безопасной тропы.

Игор как завороженный смотрел на лодку, думая о чем-то своем, когда краем глаза заметил одинокую волну, бесшумно приближающуюся к нему. Что-то большое быстро двигалось под водой. В страхе отпрянув, он отбежал на безопасное расстояние. Бугор исчез, оставив после себя только волны, бесшумно излившиеся на берег – озеро словно ответило обидой на отвергнутое предложение. Игор замер, чувствуя, с каким волнением бьется его сердце, и увидел, как на том берегу из пролеска спустился к берегу большой серый не то волк, не то пёс. Он спешил к разрушенному строению и вскоре скрылся в нем. Игору показалось в этот мемент, что в некоторых окнах промелькнули человеческие фигуры.

– «Неужели там кто-то живет?» – подумал он, приглядываясь.

Через некоторое время он, последний раз взглянув на озеро, вновь вышел на тропу. Когда Игор приблизился к другому берегу, то увидел дорожку, уводящую к поместью. Она выглядела очень мрачной и заброшенной, но совершенно точно в былые времена была хорошей наезженной дорогой. Возле поворота стоял указатель, едва различимый среди сухого кустарника, надпись на котором была стерта. Об этом говорили крупные рытвины, проделанные не то камнем, не то клинком.

– «Странное место, – подумал он. – Странное даже для этого мира».

Воздух едва успел прогреться солнечными лучами, когда Игор, наконец, вышел к вратам. Они были огромны и величественны, они устремлялись вверх и были выше любого дерева в лесу. На каменных сводах были мастерски высечены изображения людей и самых разных животных. Причём люди здесь охотились, ели, дрались, убивали, предавались извращенной любви и другим очерняющим их делам. Это было очень наивное собрание человеческих пороков и страстей. Зверь, напротив, был спокоен и сдержан и кроме как сидящим и с мудрой угрюмостью взиравшим в пустоту, никак больше не изображался. Не двусмысленный посыл завершала на самом верху каменная фигура человека, окруженного зверьми, принявшими его в свою стаю.

Игор поначалу усмехнулся той тривиальной простоте, но улыбка быстро сошла с его уст. Он увидел стражей.

Три изваяния. Кукушка, крыса и хомяк. Величиной с два человеческих роста, они были мерзко искажены, их лица или морды отвратительным образом были перемешаны с лицами людей. Порочными и некрасивыми. Но самым пугающим было то, что эти монстры были живыми. Они неотступно глядели на человека, вращая в черных глазницах каменными зрачками. Их твердая шкура немного шевелилась, издавая противный скрежет. Стражи не могли двигаться в полную силу, а лишь немного и с явным усилием поворачивали головами. Хомяк держал в лапах большую свинью, а рот его был набит камнями. Мелкие зубки хищно выглядывали из под верхней губы, и, казалось, сквозь них струилось что-то вязкое. Крыса премерзко высматривала, словно намереваясь что-то утянуть, и в возбуждении переминала щербатыми лапками кончик своего хвоста. Шерсть животного была облита смолой и торчала во все стороны острыми клочьями. Кукушка сидела над пустым гнездом, крича и воздевая к небу ободранные крылья. Тело птицы было странным образом смято в области живота, будто по медному кувшину ударили молотом.

Возле ног стражей стояли корзины, блюдца, на камнях лежали тарелки и подсвечники. Сюда явно приносили дары. Подношения были самыми разнообразными, начиная от сгнивших остатков еды и заканчивая скелетиками грызунов. Хомяка задабривали едой и травами, кукушку почитали при помощи свечей и животных, а вот крысе не досталось ничего кроме сломанных ложек и ножей.

– Отдай нам твою зависть! – прошипела гадливым языком крыса, прищурив глаза.

– Отдай нам свою жадность! – пробасил хомяк.

– Оставь нам холодность твоей души! – проскрежетала кукушка.