Текст книги "Мои дневники"

Из обкома пошли в кино. Смотрели английскую картину с Йорк. Картина слабая, но английская актерская школа изумительна. Пластика, наполненность, сдержанность. Вообще, после каждого понравившегося мне произведения хочется сделать так же, но потом вновь возвращаюсь к своим ощущениям, мыслям. Хорошо ли это? А может, все от лености, а не от убежденности?

Порой что-то очень болезненное щемит душу. Особенно если что-то увидел талантливое и вдруг понял, что сам до этого бы не дошел. Особенно если за этим – если копнуть в ту же сторону – бездонная глубина. От этого ощущения больно, смятенно, бессильно.

* * *

Испытываю удовлетворение от вида некрасивой женщины. Не нужно суетиться и что-то «предпринимать», а что – неизвестно. Тогда и спокойней, и легче. А вот хорошенькую встретишь – сразу какое-то волнение и азарт. И вообще, гадкое желание сказать, что ты – киноартист. Черт бы побрал это желание!

* * *

Вообще, должен сказать, что такие вот холодные встречи, такое вот казенно-подозрительное отношение мне более близки, нежели чудовищная, дутая советская помпезность, с пионерами, трубами, барабанами, идиотами-учителями и пионервожатыми, с ветеранами и графоманами на пенсии.

* * *

Ужинали в местном ВТО. То же, что и у нас: бляди, пижоны, артисты. Две румяные толстушки сидели молча, ели мясо, пили пиво. Все время смотрели в тарелки. Испуганные девчушки какие-то. Я смотрел на них и думал о том, как создать образ эпохи, времени? – Соотношением типов, характеров, в том числе характеров взаимоотношений. Из этого складывается мир художника. И отношение художника к тому времени и к тому обществу, о котором он говорит.

14. II.73

Ну вот и прорвало начальство. Узнали! Ха-ха, началось! Да как! Это ж надо, оркестр пригласили! Корякские музыканты!..

Мы поехали в Олу. Это совершенно сказочное место! И дорога в Олу умопомрачительная – красы необычайной. Солнце было сумасшедшее. Сверкает залив подо льдом. Сопки снежные и дали неоглядные!..

И вот пришла мне удивительная мысль. Как озарение она была. Этот край был долго, да и остается, краем сосланных. Тем самым местом, которым лечили «отступников». Лечение жестоким климатом, неволей, изоляцией. С этой точки зрения – вполне подходящее место. Но никакое государство, никакая власть не может справиться с Природой и свободным ее восприятием личностью. Наверное, в этом и свобода человека самая великая. Свобода соприкосновения первозданного Божьего мира с миром твоим. И нет тут никаких преград. Открой глаза – взгляни в эту живую сказку, прикоснись с ней и подумай о том, что это ни от кого не зависит. Солнце будет вставать вне зависимости от государственных жуликов. И почувствуй силу. Силу от сознания близости с этим прекрасным, вечным, независимым. Видимо, это и есть высшая свобода узника. Нравственная.

Никакое государство, никакая власть не может справиться с Природой и свободным ее восприятием личностью. Наверное, в этом и свобода человека самая великая. Свобода соприкосновения первозданного Божьего мира с миром твоим.

Выступали в Ольском сельхозучилище. Шикарное здание со спортзалом и тиром в подвале. Масса девушек. Хороши и стройны, а может, это говорит во мне усталость ожидания.

Смотрю в зал. Там сидит хорошенькая девочка. Смотрю я на нее, смотрю… Но улыбнулась она, и все кончилось, вся радость. Нехорошая улыбка у девочки. И не думал я, что столько это значит.

* * *

Хорошая история для характера. Командир подводной лодки, которую американцы «засекли», понял, что нет больше возможности скрываться. Их и так гоняют трое суток. В аккумуляторах уже одна вода. Дал приказ всплывать. Всплыли. Выбросили флаг. Со всех эсминцев и авианосца начали снимать лодку. Вышел усталый командир, обросший. И стал с мостика ссать вниз, в океанскую воду. Потом стряхнул х…, спустился в лодку и… погрузился.

* * *

15, 16, 17.II.73

Прошло три дня. Поход окончен. Приехали в Петропавловск. За это время совершенно не было возможности присесть и что-то записать. Была встреча с моряками, там я наконец избавился от вымпелов и гильзы. Все кончилось.

Встреча эта была одной из самых тоскливых и скучных. Моряки эти мне преподнесли макет подводной лодки для передачи ее командованию Камчатской флотилии.

Вечером был в гостях у первого секретаря обкома комсомола Андрея Середина. Этакий попрыгунчик из молодых. Выпить любит, баб любит. Ему тридцать, и он уже «готов» – совершенно сформировавшаяся для руководящей советской работы личность. Машина казенная, общие слова, лозунги и все остальное, то есть все остальные блага от Советов. Андрей похож на пойнтера. Суетлив и весел. Был с ним и еще один работник обкома. Раньше этот работник был начальником Андрея, а теперь все поменялось, то есть Андрей стал первым, а тот на своем месте так и остался.

Ну, этот – совсем другого склада человек. Осторожный тихун. Готов на что угодно. Подсидит, думаю, Андрея. Ох, как я узнал эту систему комсомольских вожаков! Как ясна она мне и отвратительна!

Потом пошли в гости к одной даме, которую бросил муж (кстати, бывший работник обкома). Смазливая, все время что-то играющая дама. Изображает независимость и равнодушие. Не смеется, в отличие от своей подружки – некрасивой похотливой женщины. Эта смотрела на меня влюбленными глазами и все время смеялась. Я же готовил яичницу с сыром. Ели ее, водку пили. По обыкновению, выпив, я стал наталкивать х…в Андрею за всю советскую власть. Он глупо кивал головой и улыбался.

Потом Андрей забрал хохотушку и ушел. Незадолго до этого она взяла меня за руки и очень проникновенно сказала: «Эх, сбросить бы мне лет десять, как бы вы меня полюбили!»

Они ушли. Я остался. И пал. Татьяна все время говорила что-то. Плакала. Но все это было делано и мало интересно. Утром, в восемь, у нас самолет. Спал совсем мало, часа два. Утром за мной заехала машина Андрея.

Прибыл на аэродром… Выяснилось, что у нас пропал один мешок. Ужасно обидно. В нем были торбаза для Степы, кухлянка Зория и еще много всяких шмоток. Видимо, киношники, которые должны были забрать мешок, были пьяны или их просто-напросто надули.

Плохо себя чувствовал – не спал ведь совсем, да с похмелья. Ребята рассказали, что Володя вчера взбунтовался, узнав, что меня нет. Обиделся, заревновал. Кидался ботинками и много чем еще.

(Совсем забыл записать одну деталь, удивительно дополняющую образ Паши Козлова: когда он говорит, в такт словам делает какое-то птичье, точнее, гусиное движение головой.)

Наконец полетели. Два часа полета, и мы в Питере (Так мы называли Петропавловск-Камчатский. – Современный комментарий автора). Кончено.

Нас никто не встречал. Оказывается, не предупредили обком. Ходил по аэропорту, и все было как-то странно. Странно от ощущения обычности. Я устал, был зол, неважно себя чувствовал, но радости от того, что вернулся, не испытал. А куда я, собственно, вернулся? Уже саднило беспокойство, что отвык от армейской жизни и трудно будет войти в форму, не сорваться. Как никогда, срываться мне сейчас нельзя. Нужно взять себя в руки и спокойно, скрупулезно и направленно все завершить. Ох, теперь самое трудное.

Весь день носились по городу. Никто ничего понять не может, то есть постичь отношение начальства к нам – обкома партии и прочих инстанций. Говорят, проползали какие-то слухи – кто-то что-то, мол, где-то сказал. Так что пока с нами трудно определиться. Как никогда необходима телеграмма Тяжельникова.

Звонил отцу, договорился с ним об этой телеграмме. А до того говорил с мамой. Разволновался сильно. Вообще, нервы на пределе. Только бы все это хорошо закончилось. Устал.

Переночевал у Зория. Утром мы были в обкоме комсомола. Там шло бюро, присутствовал какой-то инструктор из ЦК по фамилии Орел (Господи, как же надоели эти совершенно одинаковые рожи – аккуратно-безликие). Мы рассказывали о походе.

Я уже совершенно убедился, что Чубаров – мудак полный. Понимаю, что главный капкан для Валентина в том, что он уже не в состоянии определить своего положения. Если бы ему сейчас дали бы орден Ленина за то, что он сын Чубарова, Валек ничуть не удивился бы. То и дело он сам заговаривает об отце, причем совершенно автоматически. Вообще, все это ужасно. Безмозглое идолопоклонство.

Вечером решили провести операцию «Секретарь», имелись в виду Коробков (второй секретарь обкома) и этот Орел. Они пришли к Зорию часов в восемь. Сели есть шашлык. Были Володя Косыгин, Чубаров, Овчинников. (Володя откланялся потом, как и было задумано). Выпили 11 бутылок водки.

И до чего же все это было отвратительно! Натянутое начало, когда говорились формальные тосты (кто-то ухитрился и в них упомянуть о речи Брежнева), сменилось бессмысленными шумливыми спорами. По мере того как комсомольцы напивались, разговор принимал все более развязные формы. Чубаров то и дело вклинивался в разговор: «Я все-таки позволю себе вас перебить…» Перебивал и тут же городил такую ахинею, что и видавшим виды комсомольцам становилось страшно.

«Господи, – думал я, – до чего все это ужасно. До чего же бедны эти люди, которые вынуждены жалкую борьбу за собственное положение выдавать за большую, необходимую другим работу. А эти пафосные фразы, что, как сверкающие пузыри мыльные, летают и лопаются – бесшумно, легко».

Я хоть и устал, но не пьянел почему-то. Эти же набрались катастрофически. Орел ушел, а Коробков остался ночевать у Зория. Я спал на полу, они же вдвоем – на кровати. И ночью совершенно пьяный Коробков начал к Зорию приставать! И это не было шуткой! Во всяком случае, если верить тому, как Зорий закричал.

Уже полный сыр! Секретарь обкома комсомола – педрила!

Утром встали. Мне нужно было ехать в часть. Солнечный выдался день… И я поехал. Было грустно. Очень грустно. За эти три с половиной месяца отвык я от службы.

Дежурил Шестаков – мудила. Все как и прежде, только сугробы огромные. Медвежонок сдох в призыв. По приказу командира меня определили в «изолятор», так как я сказал, что мне еще очень много нужно обрабатывать материалов. Изолятором стал тот же кубрик, в котором жил я раньше. Теперь тут стояло несколько кроватей.

Главный капкан для Валентина в том, что он уже не в состоянии определить своего положения. Если бы ему сейчас дали бы орден Ленина за то, что он сын Чубарова, Валек ничуть не удивился бы.

Пока не могу окинуть взглядом всего того, что со мной произошло за эти три с половиной месяца. Вроде бы и долго все это тянулось, а в то же время – будто один день всего.

……………………………………………..

Пропустил полстраницы – хочу еще немного пописать отдельные мысли. Вот уж больше недели мы здесь, в Петропавловске-Камчатском. По-прежнему идет волокита с отпуском. Никто ничего толком не знает. Все всего боятся и так далее.

Вообще вся, без преувеличения вся наша жизнь напоминает подполье. Сплошное подполье. А на поверхности – огромное картонное здание. Совсем пустое. Ни души в нем. Внизу же идет адская борьба. С мерзостью, прелюбодеянием, ложью, предательством, страстями.

Мне очень нужно в Москву…

О Геннадии Шпаликове

(Это мое выступление в одном из камчатских сел, предваряющее показ кинокартины «Я шагаю по Москве». Незадолго до этого я получил письмо от Гены Шпаликова, очень трогательное, написанное на обратной стороне телеграфного бланка. По тому, как размашисто бегало его перо по дешевой бумаге, оставляя порезы и кляксы, я понял, что Гена был чем-то взволнован или расстроен. Поэтому, предваряя картину, мне захотелось рассказать зрителям именно про Гену. – Современный комментарий автора.)

С благодарностью пользуюсь случаем, представленным мне редакцией газеты «Камчатский комсомолец», чтобы сказать несколько слов о Геннадии Шпаликове – близком моем друге, талантливейшем человеке.

Шпаликов – прекрасный кинодраматург со своим неповторимым авторским миром, полным тонкого юмора и неповторимого изящества. В то же время во всех своих сценариях Шпаликов всегда художник-гражданин.

Поэт, сценарист, режиссер Геннадий Шпаликов

Я не буду перечислять всех фильмов, снятых по сценариям Г. Шпаликова, – их у него много. Назову только один, в котором мне посчастливилось сниматься. Он обошел многие экраны мира. Но фильм скажет сам за себя. Называется он «Я шагаю по Москве».

Только мне бы хотелось сейчас рассказать немного о Геннадии Шпаликове как о поэте. А поэт он, на мой взгляд, замечательный, хоть и не печатает своих стихов нигде. Пишет, кладет их в стол и все отмахивается. Стихи Гены – это его мир. Грустный, насмешливый, трогательный и чистый.

Жизнь сложна, трудна, иной раз несправедлива к тебе, но прекрасна. Прекрасна и пронзительна, если ты идешь по ней с открытым и нежным сердцем. Вот мысль, которая читается во всем творчестве Шпаликова. И в его стихах, и в его фильмах.

 
Друзей теряют только раз,
А потерявши не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит…[2]2
  Дальнейшие строки стихотворений Г. Шпаликова из блокнота Н. С. Михалкова издательство здесь не приводит, руководствуясь соображениями авторского права, а также исходя из понимания того, что любой читатель сегодня может прочесть стихи Геннадия Шпаликова в его книгах, издаваемых большими тиражами, либо в Интернете.


[Закрыть]
 

Посредственность

Террорист. Посредственность. Хочет одного лишь самоутверждения. (Опять «Ухов»!) Становится эсером, но не из принципов, а так, ради славы.

«Я памятник воздвиг себе…» Славы ищет. Чтоб «каждый булочник» узнал про этого Ухова.

Несчастная любовь. Жена уродлива. Стесняется ее. Врет всем, что холост.

– Кто совершит покушение?

– На кого?

– На Великого князя.

Все молчат.

– Я. Когда?

Он сказал «А», нужно было говорить «Б». Подготовка. Бомба. Селитра и т. д. Завтра все газеты расскажут о «безумном, отважном герое». Заголовки примерно такие: «Самопожертвование за отчизну», «Мужество одиночки». И все узнают, кто такой Ухов!

Покушение. Бомба брошена. Карета в клочья. Сам изранен.

Но счастлив! Свершилось! Кто там убит и что случилось – не важно. Свершилось!

Толпа. Он никуда не бежит. Пусть берут! Только скорей бы!

Но в толпе шепот.

– А что князь-то? Жив?

– Жив, слава Богу!

Тут он бросается через толпу, но его растерзали.

А в утренних газетах было сообщено, что «неизвестным было совершено покушение на Великого князя. К счастью, Великий князь был только легко ранен. Неизвестного же растерзала разъяренная толпа».

Финальные пункты похода:

Эвенск

Магадан

Петропавловск-на-Камчатке

1972–1973. Зарисовки на полях «Повелители мира». Наброски сценария кинокартины

Все же мальчишки!..

Призыв. Эшелон, трудновоспитуемые. С ними каплей. Или не трудновоспитуемые, а просто совсем молодые. Едут или плывут на место. Что-то происходит, из чего понимаем, что компания не из легких.

Дальше авария или катастрофа, каплей гибнет. И либо на этом судне они без начальства оказываются, либо их выбрасывает на остров. Дальше начинается их жизнь. Выбор командира. Пистолет остался от каплея. Может быть, один из них – паренек, отсидевший в колонии. (Вариант названия картины – «Повелители мира».)

Самое главное – характеры. Развитие их. Одновременно – приключения. Может быть, что-то происходит параллельно. Их могут принять за дезертиров…

Остров или небольшое судно, совершенно изуродованное штормом. И ребята сами его чинят. Сами учатся всему по пути, сами проходят на судне необходимый маршрут.

Отправка призывников

Начало на ГСП (Городской сборный пункт. – Современный комментарий автора). Каплей или лейтенант. Его в наказание (прямо с «губы», где он сидел за какое-то лихачество) отправили за пополнением. Это наказание, потому что он – боевой офицер и корабль его уходит в большой важный поход. Каплей умоляет не отправлять его за «молодняком», но все тщетно. Приходится ему, проклиная все на свете, ехать за этим проклятым пополнением в жаркую Москву.

Федор Михайлович берет чьи-то очень простые отношения и путем какого-то накаливания и фантастического синтеза доводит их до удивительно страстных и мощных проявлений характеров. И вот они уже, как магма, плавятся, заливая собой все, что происходит вокруг!

Новобранцев этих он должен ненавидеть смертельно за все – и за то, что из-за них он не пошел в поход, и вообще терпеть не может балованных «мамкиных сынков», и так далее.

Фрагмент диалога каплея с новобранцем:

– А вы откуда, моряк?

– С Клязьмы.

А еще нужна запретная любовь. Как у Чехова и у Достоевского.

Хорошо бы так. Он любит жену брата или друга, и давно. Это еще одна причина, почему он не хотел ехать в этот город. Тут должен быть красивый клубок.

Федор Михайлович берет чьи-то очень простые отношения и путем какого-то накаливания и фантастического синтеза доводит их до удивительно страстных и мощных проявлений характеров. И вот они уже, как магма, плавятся, заливая собой все, что происходит вокруг!

Каплей – боевой офицер, но крайний человек, не любящий юных «сосунков», не верящий в них. И вот он попадает в тяжелейшие условия вместе с новобранцами и вдруг находит в них все то, чего ему недоставало в жизни.

Должно быть пронзительно.

Допустим, ему 30 лет. Кичится военным детством и не верит в современную молодежь, считает ее пустой, бесхребетной, беспринципной и избалованной, да попросту глупой.

…И не заметил, как они возмужали. Не приглядывался к ним, не следил за тем, как они учились и боролись с трудностями, набирались опыта, росли.

Как в «Благословите детей и животных», должна быть показана история каждого из тех, кто попал в эту группу призывников.

Вообще бы побольше хроники в такую «фантастическую» историю.

И возвращение. Оборванные, худые, кто-то раненый, стоят на палубе, плачут. Флаг самодельный. А их встречают – весь город на пирсе…

Начало на ГСП:

Отец одного из них, с чемоданом еды, с его пижамой, бельем и т. д., умоляет кого-то из офицеров, чуть ли не деньги сует. Говорит, что ребенок болезненный, но очень умный – только одного балла не хватило до поступления в институт. Тот офицер пытается отмахнуться, не получается…

Каким-то образом доходит этот отец и до нашего каплея. Тот в шуме-гаме только кивает отцу головой, все обещает. Отец успокаивается, уходит в слезах.

Каплей жратву пускает по кругу, пижаму рвет на тряпки.

Кого-то провожает большая компания с гитарами, а кто-то – совсем один. Молчун. Самостоятельный.

Это может быть история и о том, как ребята растапливают зачерствевшее сердце каплея от неудачной любви, от суровости жизни, тяжелых походов.

Пронзительность его истории… Запретная любовь? Тайна?

Призывники на ГСП, в ожидании службы…

Эпизод из воспоминаний каплея:

Узнал про сервиз, подаренный любимой соперником. Купил еще лучше. Пришел. Разбил вдребезги тот, ненавистный, сервис и признался в любви.

– Я жить без тебя не могу.

И внес из-за дверей новый сервиз.

Начало у командующего. Что было до этого? В чем вина каплея, за которую его накажут?…

Допустим, капитана не было, и по своей воле каплей снял корабль с якоря. Случилась авария, но если бы он этого не сделал, могло быть намного хуже. К тому же авария случилась не по его вине.

Сначала попал на губу. Отсидел. Вышел. Наказали дальше: вместо большого похода отправляют в Москву за пополнением.

Умоляет командующего. Тот ни в какую – безжалостно лишает похода. Каплей выходит из кабинета, но потом в отчаянии возвращается и встает перед командующим на колени, прямо на ковре. Тот зеленеет от гнева:

– После выполнения приказа – 15 суток гауптвахты за юродство!

– Есть 15 суток!

В финале, когда каплей после всех злоключений возвращается с ребятами, командующий награждает его, поздравляет и… отсылает на губу.

Наказан же каплей за то, что, спасая корабль во время внезапно начавшегося шторма, взял на себя командование, хотя юридически не имел на это права (до экзамена оставался месяц). Корабль необходимо было отвести от бетонной стенки, вывести его в океан через узкое «горло» бухты.

Каплей все сделал правильно, за исключением того, что во время маневрирования в этом «горле» по неопытности допустил ошибку, и произошло небольшое столкновение. Оно не принесло особенных убытков, слегка помялись борта. Но кто уж тут будет разбираться! Хотя лично каплей и не был виноват в том столкновении, юридически ясно одно – права на вождение корабля у него нет. За это и наказан – лишен большого похода, отправлен в Москву на ГСП за пополнением. А там складывается так ситуация: эшелон уходит с пополнением, каплею же дают приказ остаться, добрать 6 человек и с ними уже возвращаться самолетом…

И вот всемером они должны переходить пролив на каком-то суденышке типа баржи, груженной какой-нибудь х…виной типа цемента или еще чего. В связи с этим возможно еще одно усложнение, выгодное для сценария: цемент нужно с судна убрать, так как его размочит и на барже образуется многотонный блок огромной тяжести.

Подробнее первая сцена на ГСП:

Папаша, провожающий сына, в полном ужасе:

– Он дальше Можайска и не бывал никогда, а тут Камчатка!

– А мы его там только переоденем и обратно, – каплею жарко, он зол и насмешлив. – Вы ему пока компоту наварите… Гюйс можете домашний сшить, почистить тапочки…

– Правда?!

– Да!

Каплей отошел, обернулся, вернулся и взял папашу за плечи. Жалко ему стало старика.

– Все будет в порядке, папаша. Честное слово.

Старик заплакал.

Или финал этой сцены немного иначе:

Каплей идет к призывникам, и там мальчишка – сын этого добродушного старика, такой худой, в очках, тихий, с хорошими глазами. Он видел в окно, как отец объясняется с каплеем, или даже слышал разговор.

– Зря вы, товарищ капитан-лейтенант, над отцом насмехались…

– Что?! Ты бы лучше помалкивал. Стыдно до таких лет дожить и чтобы за тобой еще вот так папаша бегал.

– Он ведь и правда теперь компот варить будет. И он не знает, что такое гюйс, а спросить побоялся… – все так же задумчиво говорит парень, глядя в окно на отца.

– У меня папаши вообще не было! Да и мамаши… Понял?!

– Что же теперь всем остальным делать, у которых они есть?..

Каплей не знает, что ответить, и говорит от бессилия:

– Ну ничего, из тебя на флоте человека сделают.

Он отходит в сторону и тоже видит теперь – из другого окна – стоящего внизу старика. Каплею становится вдруг его нестерпимо жалко.

Он идет к нему и говорит:

– Ты, отец, не беспокойся… все будет в порядке… Честное слово.

Наверное, все же придется давать воспоминания каждого из этих ребят. Скажем, какое-то последнее событие, что случилось в его жизни перед уходом в армию.

У одного отца нет. Только мать. Ухаживает за ней какой-то человек. Тихий, скромный, деликатный. Бывший фронтовик. Даже может потом оказаться, что он – Герой Советского Союза. Все медали вдруг надел в день проводов.

Как проявлялись характеры в подобных картинах? Важна атмосфера!

Образ картины? Не вестерн же? Или вестерн?

Как участвует страна в этой истории?

Сколько ребят? Характеры? Формула фильма?

Может быть, так:

Каплей ушел из дома оттого, что мать его вышла замуж после смерти отца, и так как характер у каплея крайний, то он навсегда порвал все нити с домом, с матерью, со всей семьей. Это может хорошо связаться с семейной историей того паренька, у которого отчим.

Допустим, разбирая личные дела, каплей в одном из них видит свой адрес, только у призывника фамилия другая. Короче, каплей понимает, что это его младший брат, по матери родной, а фамилия – ее второго мужа.

Хорошо бы не раскрывать этого до конца почти! Отличная скрытая пружина для развития сюжетной стороны.

Момент бессилия, когда он понимает, что ничего уже не может сделать, опираясь только на привычные для него методы воспитания.

Когда у ребят возникнет к нему уважение и доверие?

На смену озорству и балагурству приходит отчаяние. Какие уж тут шутки, когда нечего есть и пить. Тогда и начинают проявляться характеры.

Вывел их с утра на зарядку. «Разучим первый комплекс упражнений». Сам же эти упражнения не знает. Выдумывает на ходу.

Принятие присяги на терпящем бедствие судне!

Тропики. Жара. Голодные. Обросшие. Рация не работает…

Может быть, он понимает, что единственная возможность спастись – это занять все их время.

Допустим, сначала они принимают это происшествие за приятную и веселую игру. Никто и не предполагал, что армия для них начнется так весело и романтично! Но постепенно они осознают всю трагичность своего положения. На смену озорству и балагурству приходит отчаяние. Какие уж тут шутки, когда нечего есть и пить. Тогда и начинают проявляться характеры.

Мимо может пройти американский корабль, предложить помощь, но каплей откажется от нее.

История с консервами или еще с какой жратвой… Кто-то украл и спрятал банку. Подумали на кого-то и начали бить. Каплей остановил – сказал, что сунул туда банку он сам, случайно.

Все успокоились. Но потом, через какое-то время, когда все были еще более измучены, кто-то пустил недовольство, что, мол, каплей-то – хапуга и у себя в кубрике жрет втихаря все, что отобрал. И банку ту он не случайно взял, а просто спер. Поднялся ропот, но тогда один из них вдруг начал защищать каплея. Все возмутились, стали спорить, и тогда парень признался, что это он украл…

Или так: недовольство все росло и росло, и решили наконец «вывести каплея на чистую воду». Пошли к нему… Но он-то знает, что банку не трогал. Значит, тот, кто ее украл, тоже знает, что каплей осознает всю ситуацию (может быть, только не разгадал еще – кто украл, а может быть, и это знает, но молчит). И тем не менее вор идет на этот бунт вместе со всеми, идет!

Это может быть тот самый младший брат, который узнал брата в каплее, как и тот узнал его. Но оба молчат.

Каждый характер должен быть определенен! Ничего – вообще.

Для младшего каплей с детства был одновременно врагом и звездой. Младший чувствовал в нем силу, характер, мужество, носил в кармане вырезку из газеты с фотографией брата, но не мог простить ему обиды матери, ее слез и горя по потерянному сыну.

Может быть, поэтому и происходит на судне история с банкой?! То есть младший все время хочет заставить старшего применить насилие, хочет вычеркнуть его из своего сердца!.. Но старший умен, проницателен, мужественен.

Потом может быть объяснение братьев.

Дзен! Сила юности и беззащитности перед мужественностью, взрослостью, опытом. Чистота и искренность против рацио и человеческих шор.

Это борьба, в которой мужская суровость, знание того, что «человек человеку – волк», побеждается открытостью и чистотой, любовью, светом. Причем не побеждается в смысле «сокрушается», напротив: эти трепетные силы юности отогревают мужественное сердце, наполняют его любовью.

Зов крови, то необъяснимое влечение сына к отцу, которого он никогда не видел, или одного брата к другому.

Готовя бунт, младший врет всем – мол, каплей консервы жрет, вино у него, баба, сам видел. Слушая, один из ребят от обиды заплакал. «Есть хочу, вина, бабу, домой хочу!..»

Мальчик, который не раздевается на пляже из-за того, что обожжен сильно. Страшные шрамы по всему телу.

Каждый характер должен быть определенен! Ничего – вообще.

А здесь и истоки характеров очень нужны. Отчего подросток стал таким? Что-то важное должны мы узнать о его жизни, предшествовавшей тому моменту, как мы впервые увидели его на экране.

История братьев. Отец каплея погиб в катастрофе. Мать скоро вышла замуж. Сыну (будущему каплею) было тогда лет 10, отца он обожал. Как только мать вышла замуж, мальчик сбежал и поклялся больше никогда в их дом не приходить. Мать страшно страдала, мучился и муж ее новый – хороший человек, фронтовик. Уходил от нее только ради того, чтобы сын вернулся. В общем, трагедия.

Но мальчишка был непоколебим, и его отчим вернулся к матери – к тому времени у них родился ребенок, и нужно было его воспитывать.

Будущий каплей, после того как сбежал, поступил в нахимовское или мореходку. Один раз приезжал в свой город, но в дом не зашел, только постоял рядом и видел трехлетнего мальчика, который играл в песочнице, и мать – та смотрела на малыша и улыбалась. Он тогда долго плакал, уткнувшись лицом в водосточную трубу, и поклялся больше никогда не видеть их.

Младший брат подрастал и, с одной стороны, заочно ненавидел старшего брата за презрение к себе, о котором догадывался, а с другой стороны, сам того не замечая, влюблялся в него. Комната его была заставлена макетами яхт и шхун, сделанными руками старшего. А однажды мать принесла газету, в которой была фотография ее старшего сына, молодого морского офицера, отличившегося на больших учениях. Вырезку эту младший брат спрятал у себя. Но до конца простить старшего так и не мог.

Аналогия из русской классики. В «Подростке» Достоевского показаны удивительные метания между необъяснимой любовью к Версилову и совершенно объяснимой обидой на него. Рациональное желание унизить его и бессознательная эмоциональная необходимость защитить от тех, кто его унижает.

Как характером каплея, так и ревнивым его патриотизмом объясняется (и безоговорочно оправдывается) тот факт, что он отказывается принять помощь американцев. При этом говорит он с ними на чистом английском языке. (Или, возможно, кто-то из ребят закончил английскую спецшколу и выступает переводчиком.)